Новости

«Листая старые подшивки» МЫ И В ЖИЗНИ ИГРАЕМ, САМИ ТОГО НЕ ЗАМЕЧАЯ После исполнения роли злодея в телесериале «Петербургские тайны» в актере Малого театра Валерии БАРИНОВЕ «своего» стали узнавать бывшие заключенные и бизнесмены.

«Листая старые подшивки»

МЫ И В ЖИЗНИ ИГРАЕМ, САМИ ТОГО НЕ ЗАМЕЧАЯ.

После исполнения роли злодея в телесериале «Петербургские тайны» в актере Малого театра Валерии БАРИНОВЕ «своего» стали узнавать бывшие заключенные и бизнесмены. Сегодня он — один из самых «занятых» в спектаклях московских актеров.

- Валерий Александрович, от вашей сценической неизвестности до популярности прошло уже немало лет. Помните свое первое выступление, выход на сцену?
- Вырос в деревенской семье на окраине Орла. В шесть лет попал на смотр удожественной самодеятельности. Тогда этому придавалось большое значение, и фольклорные коллективы пользовались огромным успехом. Бабульки доставали из своих сундуков старые наряды и выходили в них выступать. А я, шестилетний ребенок, продекламировал на этом смотре стихотворение о мире, причем и читать-то еще не умел, а выучил с голоса моей мамы. Ох, какое это было ощущение! Аплодисменты зрителей, как тогда мне казалось, огромного зала сельского клуба, радость мамы и... первая награда — пакетик шоколадных конфет.
- И мечта стать артистом?
- В те времена стыдно было сказать, что хочу быть артистом. По правде сказать, больше тянуло работать с деревом, к столярной работе тянуло. В свободное время занимался в драматическом кружке, много пел, и. конечно же, была потаенная мечта — выйти на профессиональную сцену.
- Часто артиста отождествляют с сыгранной героической ролью, берут с него пример, хотят больше знать о нем, порой переходя границы приличия.
- Любой человек несет в себе сокровенное, а зритель и читатель жаждет откровенности. Под этим мощным натиском актеры порой начинают забывать такое понятие — стыд. Раздеться — пожалуйста. Поделиться интимным — без проблем.
Я противник этого. Я не ханжа, но я против и душевного стриптиза. А раздеваться духовно артист должен на сцене. Через образ, через пережитые чувства. Недавно здесь, в гримерке, произошел неприятный случай. Я готовился к выходу на сцену, и вдруг врывается человек с телекамерой и начинает комментировать все, что видит.
- Без разрешения?
- Какое там! Даже без стука. Это была телевизионная программа «Закулисье», где задача оператора заключалась в подсматривании за актерами.
А если артист не совсем одет или входит в образ...
После небольшого диалога со мной телевизионщик вышел, а потом с экрана прозвучало: «Закройте дверь с другой стороны» — это мои слова, и его: «Вот она, школа Малого театра». В Ленкоме мои коллеги порекомендовали ему поставить камеру в туалете...
- Каким был ваш путь в это здание Малого театра?
- После окончания школы, уже работая на заводе, занимался в вечерней театральной студии. Хотя она и не давала глубоких актерских зданий, но была возможность работать в периферийных театрах. Мы ездили по области, и для меня Орловщина открылась богатством культурных традиций.
Довелось побывать в местах, где жили и черпали душевные силы Фет, Тургенев, Бунин, Лесков, Леонид Андреев.
А потом я приехал в Москву и поступил в Училище имени Щепкина при Малом театре. Посчастливилось работать после окончания училища с величайшими мастерами театра — Толубеевым, Симоновым, Меркурьевым. Почти семь лет служил в театре северной столицы, а потом в Москве в Театре Армии и Театре имени Пушкина, и снова вернулся в альма-матер.
- У вас более сотни ролей в театре и в кино. Но зрителям запомнился ваш антигерой в «Петербургских тайнах». Как вы дошли до этого? Чуть не сказал — докатились.
- Первые киносъемки были у меня сразу после института в очень маленькой роли в фильме «Шаги по земле». Потом снимался довольно много, но утром знаменитым не просыпался. А вот роль, которая меня захватила, — это Влас Строгов в кинофильме «Строговы». Я встретился с настоящим кинематографом, работал с режиссером Венгеровым. В «Петербургских тайнах» начал сниматься после отснятых десяти серий. Режиссер Пчелкин пригласил, сразу сказав, что роль скучная. Я прочитал сценарий и почувствовал, что роль-то интересная. Это роль Полиевкта Харлампиевича
Хлебонасущенского. Сыграв одиночество с колоссальной энергией, клубок страстей, своеобразное понятие чести, — все это меня захватило.
Еще след оставила работа в фильме Леонида Головни по роману Алексеева «Вишневый омут» — это почти библейская история крестьянского мальчишки, выходца из батраков, ставшего хозяином, посадившим сад.
Запомнилась роль Подвойского в кинофильме «Красные колокола». Добрым словом вспоминаю Сергея Бондарчука, который во многом мне помог не только на этой картине. За роль в фильме «Агапэ» я получил приз во Франции. Более 80 картин, хороших или плохих — судить зрителям, но я всегда соглашался на роли, которые меня захватывали, и сыгранный персонаж был «я».
В жизнь это «я» не переходит, хотя иногда остаются внешние признаки. Мы же все в жизни играем, даже того не подозревая. В жизни я для всех бодрый, энергичный, веселый — это образ актера. А какой есть и каким хочется быть — разница, и немалая. Помню, когда первый раз увидел себя на экране, пришел в ужас: я это? не я?.. Увидел себя через объектив кинокамеры: и нос не тот, и профиль не нравится... Внутренний имидж был разрушен. И только после того как привык к новому Баринову, я почувствовал, что овладел профессией.
- И все-таки приятно, когда узнают...
- У меня этот период в прошлом. Сейчас меня узнаваемость интересует, когда разговариваю с сотрудниками автоинспекции. Когда узнают — наказание минимальное, а когда нет — то соответственно.
Были и курьезные случаи: однажды человек доказывал, что сидел со мной в одной камере, другой — что меня охранял. Как-то на гастролях обедал с коллегами в ресторане. Подошел человек с соседнего стола: «Жора, помнишь, как охранял тебя в зоне? Узнаешь? « Ему мои друзья объясняют, что я актер. Он: «Точно, и кликуха у него была Актер».
- Какая роль дается вам легче: положительная или отрицательная?
- Актеру легче сыграть свою мечту. Слабому роль сильного дается легче. Он хочет быть именно таким, и это его мечта. Слабый представляет, как он будет говорить правду в глаза любому начальнику, любому подлецу, кому-то из «высших» не подаст руки. В жизни сделать это трудно, и нужна ли такая демонстрация? А на сцене актеру это сделать легко. И получается, что актер — это педагог. Идут за сильным актером, за его ролью идут.
Станиславский говорил: играя отрицательного героя, ищите, где он положительный. Константин Сергеевич был прав. Положительные роли играть сложнее по недостатку материалов, а отрицательные интереснее, они лучше и ярче выписаны. А как зритель я тоскую по положительным героям.
Сейчас сериалы пекутся как блины. И при отсутствии морали, нравственных законов главным героем становится бандит, а молодежь берет варианты поведения с экрана.
- Мексиканские сериалы — тоже не лучший выход.
- Не жалую мексиканские сериалы, но им можно все простить за тему материнства. Многие российские женщины, бросившие детей, начинают их искать. Вот так просто сериалы разбудили материнское чувство. Примитивно? Да. И так же примитивно на экране создается образ убийцы.
Результат этого в радио- и теленовостях.
- Сейчас появилось новое занятие для актера — телереклама. Телевидение — великая сила. А должна ли быть ответственность? Как к этому относиться?
- Актер подставляет свое имя. Человек известный должен отвечать за все, что он говорит публично, с экрана ТВ. Если рекламирует продукт питания, от которого вреда нет, — ладно. Но если речь идет о лекарстве, которое он и в рот не брал? Этический выбор и моральная ответственность на одной чаше, а на другой — соблазн заработать. Вспоминаю слова Раневской: деньги кончатся, а позор останется. В рекламе деньги прощают все. И это беда. А у меня правило — не покупать то, что рекламируют.
- Валерий Александрович, есть ли у вас альтернатива — экран или сцена?
- 30 лет служу в театре, легко учу текст. Сотню страниц за ночь выучить не представляет труда. В последние годы у меня было от четырех до семи премьер в сезон. Только в Малом театре «Царь Иудейский», «Царь Петр», «Таланты и поклонники», «Холопы», «Царь Борис», «Царь Иоанн Грозный», «Свадьба Кречинского», «Коварство и любовь», «Трудовой хлеб», «Бешеные деньги». В четырех спектаклях я играю без дублера. Играю несколько спектаклей в антрепризах.
В кино тоже были приятные события, но мало сложных характеров. Остались роли-функции. И если бы передо мной стоял выбор — кино или театр, я бы не раздумывал. Театр — это свой особый мир, своя аура... Я очень люблю зал. Особенно интересно наблюдать за изменением настроения молодых зрителей: от безразличия, шушуканья, шуршания фантиками — переход к полной тишине в зале. А когда актер ловит зрителя на чувствах, тут и хлюпание носом, и слезы...
- Я знаю, что вы болельщик. Это серьезно?
- Если сказать, что я болельщик, — значит ничего не сказать. Футбол для меня — вторая жизнь. Я не только болею за «Локомотив», но и постоянно езжу с футболистами и стал талисманом команды. Ребята бывают недовольны, если я пропускаю матч. Бывает, на работе, когда не все удачно, я так не расстраиваюсь, как если проигрывает «Локомотив».

Александр КОГАЛОВ
«Трибуна», 06.12.2000

Дата публикации: 11.08.2005
«Листая старые подшивки»

МЫ И В ЖИЗНИ ИГРАЕМ, САМИ ТОГО НЕ ЗАМЕЧАЯ.

После исполнения роли злодея в телесериале «Петербургские тайны» в актере Малого театра Валерии БАРИНОВЕ «своего» стали узнавать бывшие заключенные и бизнесмены. Сегодня он — один из самых «занятых» в спектаклях московских актеров.

- Валерий Александрович, от вашей сценической неизвестности до популярности прошло уже немало лет. Помните свое первое выступление, выход на сцену?
- Вырос в деревенской семье на окраине Орла. В шесть лет попал на смотр удожественной самодеятельности. Тогда этому придавалось большое значение, и фольклорные коллективы пользовались огромным успехом. Бабульки доставали из своих сундуков старые наряды и выходили в них выступать. А я, шестилетний ребенок, продекламировал на этом смотре стихотворение о мире, причем и читать-то еще не умел, а выучил с голоса моей мамы. Ох, какое это было ощущение! Аплодисменты зрителей, как тогда мне казалось, огромного зала сельского клуба, радость мамы и... первая награда — пакетик шоколадных конфет.
- И мечта стать артистом?
- В те времена стыдно было сказать, что хочу быть артистом. По правде сказать, больше тянуло работать с деревом, к столярной работе тянуло. В свободное время занимался в драматическом кружке, много пел, и. конечно же, была потаенная мечта — выйти на профессиональную сцену.
- Часто артиста отождествляют с сыгранной героической ролью, берут с него пример, хотят больше знать о нем, порой переходя границы приличия.
- Любой человек несет в себе сокровенное, а зритель и читатель жаждет откровенности. Под этим мощным натиском актеры порой начинают забывать такое понятие — стыд. Раздеться — пожалуйста. Поделиться интимным — без проблем.
Я противник этого. Я не ханжа, но я против и душевного стриптиза. А раздеваться духовно артист должен на сцене. Через образ, через пережитые чувства. Недавно здесь, в гримерке, произошел неприятный случай. Я готовился к выходу на сцену, и вдруг врывается человек с телекамерой и начинает комментировать все, что видит.
- Без разрешения?
- Какое там! Даже без стука. Это была телевизионная программа «Закулисье», где задача оператора заключалась в подсматривании за актерами.
А если артист не совсем одет или входит в образ...
После небольшого диалога со мной телевизионщик вышел, а потом с экрана прозвучало: «Закройте дверь с другой стороны» — это мои слова, и его: «Вот она, школа Малого театра». В Ленкоме мои коллеги порекомендовали ему поставить камеру в туалете...
- Каким был ваш путь в это здание Малого театра?
- После окончания школы, уже работая на заводе, занимался в вечерней театральной студии. Хотя она и не давала глубоких актерских зданий, но была возможность работать в периферийных театрах. Мы ездили по области, и для меня Орловщина открылась богатством культурных традиций.
Довелось побывать в местах, где жили и черпали душевные силы Фет, Тургенев, Бунин, Лесков, Леонид Андреев.
А потом я приехал в Москву и поступил в Училище имени Щепкина при Малом театре. Посчастливилось работать после окончания училища с величайшими мастерами театра — Толубеевым, Симоновым, Меркурьевым. Почти семь лет служил в театре северной столицы, а потом в Москве в Театре Армии и Театре имени Пушкина, и снова вернулся в альма-матер.
- У вас более сотни ролей в театре и в кино. Но зрителям запомнился ваш антигерой в «Петербургских тайнах». Как вы дошли до этого? Чуть не сказал — докатились.
- Первые киносъемки были у меня сразу после института в очень маленькой роли в фильме «Шаги по земле». Потом снимался довольно много, но утром знаменитым не просыпался. А вот роль, которая меня захватила, — это Влас Строгов в кинофильме «Строговы». Я встретился с настоящим кинематографом, работал с режиссером Венгеровым. В «Петербургских тайнах» начал сниматься после отснятых десяти серий. Режиссер Пчелкин пригласил, сразу сказав, что роль скучная. Я прочитал сценарий и почувствовал, что роль-то интересная. Это роль Полиевкта Харлампиевича
Хлебонасущенского. Сыграв одиночество с колоссальной энергией, клубок страстей, своеобразное понятие чести, — все это меня захватило.
Еще след оставила работа в фильме Леонида Головни по роману Алексеева «Вишневый омут» — это почти библейская история крестьянского мальчишки, выходца из батраков, ставшего хозяином, посадившим сад.
Запомнилась роль Подвойского в кинофильме «Красные колокола». Добрым словом вспоминаю Сергея Бондарчука, который во многом мне помог не только на этой картине. За роль в фильме «Агапэ» я получил приз во Франции. Более 80 картин, хороших или плохих — судить зрителям, но я всегда соглашался на роли, которые меня захватывали, и сыгранный персонаж был «я».
В жизнь это «я» не переходит, хотя иногда остаются внешние признаки. Мы же все в жизни играем, даже того не подозревая. В жизни я для всех бодрый, энергичный, веселый — это образ актера. А какой есть и каким хочется быть — разница, и немалая. Помню, когда первый раз увидел себя на экране, пришел в ужас: я это? не я?.. Увидел себя через объектив кинокамеры: и нос не тот, и профиль не нравится... Внутренний имидж был разрушен. И только после того как привык к новому Баринову, я почувствовал, что овладел профессией.
- И все-таки приятно, когда узнают...
- У меня этот период в прошлом. Сейчас меня узнаваемость интересует, когда разговариваю с сотрудниками автоинспекции. Когда узнают — наказание минимальное, а когда нет — то соответственно.
Были и курьезные случаи: однажды человек доказывал, что сидел со мной в одной камере, другой — что меня охранял. Как-то на гастролях обедал с коллегами в ресторане. Подошел человек с соседнего стола: «Жора, помнишь, как охранял тебя в зоне? Узнаешь? « Ему мои друзья объясняют, что я актер. Он: «Точно, и кликуха у него была Актер».
- Какая роль дается вам легче: положительная или отрицательная?
- Актеру легче сыграть свою мечту. Слабому роль сильного дается легче. Он хочет быть именно таким, и это его мечта. Слабый представляет, как он будет говорить правду в глаза любому начальнику, любому подлецу, кому-то из «высших» не подаст руки. В жизни сделать это трудно, и нужна ли такая демонстрация? А на сцене актеру это сделать легко. И получается, что актер — это педагог. Идут за сильным актером, за его ролью идут.
Станиславский говорил: играя отрицательного героя, ищите, где он положительный. Константин Сергеевич был прав. Положительные роли играть сложнее по недостатку материалов, а отрицательные интереснее, они лучше и ярче выписаны. А как зритель я тоскую по положительным героям.
Сейчас сериалы пекутся как блины. И при отсутствии морали, нравственных законов главным героем становится бандит, а молодежь берет варианты поведения с экрана.
- Мексиканские сериалы — тоже не лучший выход.
- Не жалую мексиканские сериалы, но им можно все простить за тему материнства. Многие российские женщины, бросившие детей, начинают их искать. Вот так просто сериалы разбудили материнское чувство. Примитивно? Да. И так же примитивно на экране создается образ убийцы.
Результат этого в радио- и теленовостях.
- Сейчас появилось новое занятие для актера — телереклама. Телевидение — великая сила. А должна ли быть ответственность? Как к этому относиться?
- Актер подставляет свое имя. Человек известный должен отвечать за все, что он говорит публично, с экрана ТВ. Если рекламирует продукт питания, от которого вреда нет, — ладно. Но если речь идет о лекарстве, которое он и в рот не брал? Этический выбор и моральная ответственность на одной чаше, а на другой — соблазн заработать. Вспоминаю слова Раневской: деньги кончатся, а позор останется. В рекламе деньги прощают все. И это беда. А у меня правило — не покупать то, что рекламируют.
- Валерий Александрович, есть ли у вас альтернатива — экран или сцена?
- 30 лет служу в театре, легко учу текст. Сотню страниц за ночь выучить не представляет труда. В последние годы у меня было от четырех до семи премьер в сезон. Только в Малом театре «Царь Иудейский», «Царь Петр», «Таланты и поклонники», «Холопы», «Царь Борис», «Царь Иоанн Грозный», «Свадьба Кречинского», «Коварство и любовь», «Трудовой хлеб», «Бешеные деньги». В четырех спектаклях я играю без дублера. Играю несколько спектаклей в антрепризах.
В кино тоже были приятные события, но мало сложных характеров. Остались роли-функции. И если бы передо мной стоял выбор — кино или театр, я бы не раздумывал. Театр — это свой особый мир, своя аура... Я очень люблю зал. Особенно интересно наблюдать за изменением настроения молодых зрителей: от безразличия, шушуканья, шуршания фантиками — переход к полной тишине в зале. А когда актер ловит зрителя на чувствах, тут и хлюпание носом, и слезы...
- Я знаю, что вы болельщик. Это серьезно?
- Если сказать, что я болельщик, — значит ничего не сказать. Футбол для меня — вторая жизнь. Я не только болею за «Локомотив», но и постоянно езжу с футболистами и стал талисманом команды. Ребята бывают недовольны, если я пропускаю матч. Бывает, на работе, когда не все удачно, я так не расстраиваюсь, как если проигрывает «Локомотив».

Александр КОГАЛОВ
«Трибуна», 06.12.2000

Дата публикации: 11.08.2005