Версия для слабовидящих
Личный кабинет

Новости

«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» ВСЕНАРОДНЫЙ АДЪЮТАНТ

ВСЕНАРОДНЫЙ АДЪЮТАНТ

Юрий Соломин считает, что будущее России начнется с Иванушки-дурачка.

Юрий Соломин сыграл немало блестящих ролей, получил звание народного артиста СССР, был министром культуры и полвека посвятил одному из старейших театров страны.

Поверить в то, что Юрию Мефодьевичу Соломину стукнуло семьдесят — невозможно. Он в великолепной форме, много играет, летает по сцене, как мотылек. Несмотря на солидность, присущую званию народного артиста СССР и должности художественного руководителя одного из старейших театров страны, в разговоре он может быть по-юношески запальчивым и резким. Огонь в глазах загорается, когда касаются вопроса о традициях и судьбе российского репертуарного театра. О Малом театре, куда он пришел мальчишкой, Юрий Мефодьевич готов говорить без устали. Равно как и о своих коллегах. О себе — не очень. Даже накануне юбилея.

- Юрий Мефодьевич, вы на сцене больше 50 лет. Актерство вам по-прежнему в радость или уже чувствуется усталость?

- Что говорить обо мне, когда на «актерский праздник» в «Горе от ума» выходят Еремеева, Панкова, которым, по их же словам, «за 87 и за 92»! Работают классно, и творческой усталости у них нет. Николай Александрович Анненков, который в свои 100 лет выходил на сцену, заходил ко мне в кабинет за два года до смерти и спрашивал: «Ты подумал о моей перспективе?

- Функции художественного руководителя вас не «заедают»?

- Нет, просто сейчас осложнилась ситуация. Надо думать не только о проблемах искусства, но и о быте актеров. Я с гордостью говорю, что наши сотрудники получают вторую зарплату, которую платит театр.

- Деньги в высоких кабинетах выбиваете?

- Лет пять назад это практиковалось. Но с каждым годом я все больше понимал, что, хотя в лицо мне не скажут «нет», никто ничего не сделает.
К сожалению, у нас пока не поняли, что экономику можно возродить только при наличии здорового, образованного и культурного человека. Родина должна начинаться не с «ниндзи», а с доброго и умного Иванушки-дурачка. Тогда молодежь не будет чесать в затылке, отвечая на вопрос, кто победил в Великой Отечественной войне.

- Многие называют Малый театр музеем. «Музейность» — это признак стагнации?

- Это признак стабильности. Мы же уважительно относимся к тому, что англичане дотошно блюдут свои традиции. Например, их законности не одна сотня лет. Взять те же музеи: мы же не относимся к Третьяковке или Русскому музею скептически: а, дескать, рухлядь... Там ведь собраны шедевры! Также и в Малом театре: мы стараемся сохранить традиции, накопленные за две сотни лет. Разве это плохо, когда у народа есть традиции?! Как только нарушаются традиции, перестает существовать народ. Поэтому, когда про Малый театр говорят — «музей», это меня не только не обижает, но и вызывает гордость за то, что мы сохраняем переданное нам нашими предшественниками.

- На улице — терроризм, убийства, насилие, а у вас в Малом — тишь да благодать: изысканная костюмная классика...

- Я не считаю, что «Коварство и любовь» Шиллера — тишь и благодать. Это — политический спектакль! Разве не современен сюжет, когда сын ради любви к простой девушке пошел против отца-президента? ! Там есть такая фраза: «Если ты меня не простишь, то я расскажу всем, как становятся президентами! « А разве не актуальны «экономические» пьесы Островского: те же «Волки и овцы» или «Свои люди — сочтемся»?! Когда люди смотрят «Дельца», то не верят, что это написал Бальзак. Потому что это — типичная структура «МММ». Нет, мы не в стороне! А то, что у нас не раздеваются на сцене... Так ведь ни Шиллер, ни Чехов не планировали раздевать своих персонажей. Мы за экологию в театре! Поверьте, плохого классики нам не оставили. Поэтому мы решили: пусть наша основная сцена будет только классической.

- Вы не только актер, но и режиссер. И иногда даже играете в своих спектаклях. Это ведь, наверное, дело не простое?

- Я попробовал это делать в «Чайке» и в последнем водевиле «Таинственный ящик». Это очень трудное дело. Но поскольку этот водевиль жил во мне 25 лет, я решился в нем сыграть. Тридцать с лишним лет назад мы планировали его поставить, причем играть вместе с «Пучиной», как это было принято в русском театре: драма и водевиль в один вечер. Не вышло. Потом я поставил его в училище. И тогда увидел, что это тема, которая актуальна всегда — о судьбе актера.

- Почти полвека работать в одном месте — не скучно?

- Не испытываю желания куда-то уйти. Хотя было время, приглашали в другие театры. А сейчас — и в антрепризы. Но я никогда не предаю тех людей, с которыми работаю. Мы вместе с этими людьми выдержали многое, даже период неудач, когда нас щипали со всех сторон. Мы устояли и заняли свою нишу. А самое главное — это мой дом. Я пришел сюда в 18 лет.

Павел Подкладов
Русский курьер (Москва).- 20.06.2005

Дата публикации: 08.07.2005
ВСЕНАРОДНЫЙ АДЪЮТАНТ

Юрий Соломин считает, что будущее России начнется с Иванушки-дурачка.

Юрий Соломин сыграл немало блестящих ролей, получил звание народного артиста СССР, был министром культуры и полвека посвятил одному из старейших театров страны.

Поверить в то, что Юрию Мефодьевичу Соломину стукнуло семьдесят — невозможно. Он в великолепной форме, много играет, летает по сцене, как мотылек. Несмотря на солидность, присущую званию народного артиста СССР и должности художественного руководителя одного из старейших театров страны, в разговоре он может быть по-юношески запальчивым и резким. Огонь в глазах загорается, когда касаются вопроса о традициях и судьбе российского репертуарного театра. О Малом театре, куда он пришел мальчишкой, Юрий Мефодьевич готов говорить без устали. Равно как и о своих коллегах. О себе — не очень. Даже накануне юбилея.

- Юрий Мефодьевич, вы на сцене больше 50 лет. Актерство вам по-прежнему в радость или уже чувствуется усталость?

- Что говорить обо мне, когда на «актерский праздник» в «Горе от ума» выходят Еремеева, Панкова, которым, по их же словам, «за 87 и за 92»! Работают классно, и творческой усталости у них нет. Николай Александрович Анненков, который в свои 100 лет выходил на сцену, заходил ко мне в кабинет за два года до смерти и спрашивал: «Ты подумал о моей перспективе?

- Функции художественного руководителя вас не «заедают»?

- Нет, просто сейчас осложнилась ситуация. Надо думать не только о проблемах искусства, но и о быте актеров. Я с гордостью говорю, что наши сотрудники получают вторую зарплату, которую платит театр.

- Деньги в высоких кабинетах выбиваете?

- Лет пять назад это практиковалось. Но с каждым годом я все больше понимал, что, хотя в лицо мне не скажут «нет», никто ничего не сделает.
К сожалению, у нас пока не поняли, что экономику можно возродить только при наличии здорового, образованного и культурного человека. Родина должна начинаться не с «ниндзи», а с доброго и умного Иванушки-дурачка. Тогда молодежь не будет чесать в затылке, отвечая на вопрос, кто победил в Великой Отечественной войне.

- Многие называют Малый театр музеем. «Музейность» — это признак стагнации?

- Это признак стабильности. Мы же уважительно относимся к тому, что англичане дотошно блюдут свои традиции. Например, их законности не одна сотня лет. Взять те же музеи: мы же не относимся к Третьяковке или Русскому музею скептически: а, дескать, рухлядь... Там ведь собраны шедевры! Также и в Малом театре: мы стараемся сохранить традиции, накопленные за две сотни лет. Разве это плохо, когда у народа есть традиции?! Как только нарушаются традиции, перестает существовать народ. Поэтому, когда про Малый театр говорят — «музей», это меня не только не обижает, но и вызывает гордость за то, что мы сохраняем переданное нам нашими предшественниками.

- На улице — терроризм, убийства, насилие, а у вас в Малом — тишь да благодать: изысканная костюмная классика...

- Я не считаю, что «Коварство и любовь» Шиллера — тишь и благодать. Это — политический спектакль! Разве не современен сюжет, когда сын ради любви к простой девушке пошел против отца-президента? ! Там есть такая фраза: «Если ты меня не простишь, то я расскажу всем, как становятся президентами! « А разве не актуальны «экономические» пьесы Островского: те же «Волки и овцы» или «Свои люди — сочтемся»?! Когда люди смотрят «Дельца», то не верят, что это написал Бальзак. Потому что это — типичная структура «МММ». Нет, мы не в стороне! А то, что у нас не раздеваются на сцене... Так ведь ни Шиллер, ни Чехов не планировали раздевать своих персонажей. Мы за экологию в театре! Поверьте, плохого классики нам не оставили. Поэтому мы решили: пусть наша основная сцена будет только классической.

- Вы не только актер, но и режиссер. И иногда даже играете в своих спектаклях. Это ведь, наверное, дело не простое?

- Я попробовал это делать в «Чайке» и в последнем водевиле «Таинственный ящик». Это очень трудное дело. Но поскольку этот водевиль жил во мне 25 лет, я решился в нем сыграть. Тридцать с лишним лет назад мы планировали его поставить, причем играть вместе с «Пучиной», как это было принято в русском театре: драма и водевиль в один вечер. Не вышло. Потом я поставил его в училище. И тогда увидел, что это тема, которая актуальна всегда — о судьбе актера.

- Почти полвека работать в одном месте — не скучно?

- Не испытываю желания куда-то уйти. Хотя было время, приглашали в другие театры. А сейчас — и в антрепризы. Но я никогда не предаю тех людей, с которыми работаю. Мы вместе с этими людьми выдержали многое, даже период неудач, когда нас щипали со всех сторон. Мы устояли и заняли свою нишу. А самое главное — это мой дом. Я пришел сюда в 18 лет.

Павел Подкладов
Русский курьер (Москва).- 20.06.2005

Дата публикации: 08.07.2005