Новости
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Юрий Соломин. Гримок
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» Юрий Соломин. Гримок
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Юрий Соломин. Гримок
Анкета героя
Родился: 18 июня 1935 года в Чите
Образование: окончил Высшее театральное училище им. Щепкина
Карьера: с 1957-го работает в Малом театре. С 1961 года преподает в Театральном училище им. Щепкина.
С 1990-го по 1992 г. министр культуры РФ. Профессор, президент Ассоциации русских драматических театров
Снялся в фильмах: «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «Мелодии белой ночи», «Московская сага» и др. Как режиссер работал для Свердловской киностудии и Центрального телевидения
В театре: сыграл 50 ролей, в том числе в спектаклях «Ревизор», «Царь Федор Иоаннович», «Сирано де Бержерак» и др. Как режиссер ставит спектакли в России и за рубежом
Награды: лауреат Государственной премии России и премии «Золотой овен» , кавалер ордена Дружбы народов, ордена «За заслуги перед Отечеством» и ордена японской Академии «За вклад в мировую культуру»
***
Невероятной красоты кабинет худрука Малого — картины, зеркала, позолота. За высокими окнами гудит Петровка. В клетке что-то бормочет попугай Федя. Непрерывно трезвонит то мобильный, то городской телефон. Хозяин всего этого великолепия Юрий Соломин немногословен: «Да, буду обязательно», «Не забыл. Помню, что уже три», «Поздравьте его от меня — у него сегодня день рождения», «С билетами все нормально?» А теперь уже нам: «Извините, в четыре я должен уйти». Соломин отвечает по существу, иногда замолкает, потом задумчиво: «Это надо обдумать — сразу сказать не могу».
- Юрий Мефодиевич, вы играли разведчиков, ученых, путешественников, врачей. А кем бы вы могли быть, если бы не стали актером?
- Вот не знаю! Никогда не задумывался. Уж кем-нибудь да стал бы... Хотя сейчас ничего другого делать не умею.
- Страна вас узнала по-настоящему после «Адъютанта его превосходительства» , а вы как-то сказали, что больше любите роль фашиста Штубе в фильме «И был вечер, и было утро» .
- Люблю я все свои роли. Но когда читаешь сценарий, никогда не знаешь, как дело пойдет. Роль или ложится, или нет. Мне всегда было интересно играть отрицательных персонажей с точки зрения их положительного понимания. Артист должен докопаться, с чего все началось. К счастью, серийных убийц играть не доводилось. Фашизм — зло, но играя разведчика-фашиста Штубе, я пытался понять, как он стал нацистом. Я тогда говорил режиссеру: «Что значит отрицательный?» Искал правоту героя. Штубе пытался взорвать корабль, но он был технически грамотным человеком, капитаном, дворянином, отдал российскому флоту много лет... и почему он должен подчиняться матросу-большевику?... А популярность приходит неожиданно, часто — когда сам неудовлетворен работой.
«На работе актера отражается все — и доброе, и злое, и талантливое, и бездарное. «Весь мир — театр». Если знаменитый шекспировский афоризм прочесть в обратном порядке, возникает новый смысл: «Театр — это весь мир».
- Вас иногда называют российским Жераром Филиппом...
- Мне это очень лестно, я люблю этого актера. Немногие могут встать с ним на один уровень. Хотя хороших актеров много, и наша театральная школа пока держит высокую планку.
- Один режиссер заметил, что каждая роль — это полное переливание крови. Правда, что вы худеете после спектакля?
- Все худеют, а съемки еще больше изнуряют, просто я это взял и проверил. Взвесился до и после »Царя Федора Иоанновича» — двух килограммов как не бывало.
- Ваша будущая постановка — «Ревизор». Опять классика. Вообще, Малый не идет на эксперименты. С чем это связано — с «духовным климатом помещения»?
- Я считаю, что не для театра, а для зрителя надо сохранять тот — изначальный — театр. На будущий год Малому 250 лет. Жизнь меняется, но остаются вехи. И пусть нас обзывают музеем — я этим только горжусь. Надо уметь сохранять достоинство, никому не подражая и уважая то, что создали твои предки. Мало ли кто что придумает? Новое должно рождаться, а не заимствоваться. Растиражировать можно все, но каждый искусственный повтор — это уничтожение собственной индивидуальности.
«Не надо соревноваться с Чеховым, Достоевским, Толстым. Они уже доказали свой талант, мы должны донести его до зрителей. Если люди плачут, сопереживают — значит, это современно. Естественно, что-то со временем меняется. Островский сам предлагал делать в своих пьесах купюры. Но я за то, чтобы классическое произведение ставилось по тем параметрам, по которым написал его автор. Чехов не писал в «Вишневом саде», что Яша на глазах у публики совершает половой акт с Дуняшей, а я видел это своими глазами».
- Все ваши герои аристократично безразличны к мнению о себе. Вы такой же?
- С возрастом, который подкрался и на который я никогда не обращал внимания — жил, рос... и вдруг семьдесят, — стал прислушиваться не только к себе, но и к тем, кому доверяю. А доверяю я зрителю. Если ходит на спектакли, улыбается на улице, здоровья желает — чего еще надо артисту?
- В начале смутных 90-х вы были министром культуры...
- В чиновники я шел не ради денег, и что-то мне удалось сделать. А когда понял, что мои услуги больше не нужны, перешел площадь Ногина и вернулся в этот кабинет, из которого, впрочем, полностью никогда не уходил.
- Многие о вас отзываются как о мягком человеке, а я что-то не верю.
- И правильно, не верьте! Я считаю так: если ты руководишь хоть одним человеком, думай о нем — тогда и тебе будет лучше. И я поражаюсь, как этого не понимают сильные мира сего. Я в Малом с семнадцати лет, скоро будет столько же, как меня не назначили, а избрали художественным руководителем театра, коллектив избрал — и я этим горжусь. Какой я — не знаю, но с детства слабого не обижал и считаю, что зло должно быть наказано.
- Власть изменила ваш характер?
- Изменила. Не суть мою, но восприятие. Многому перестал верить. Не в том смысле, что разочаровался, а просто лучше понимать стал. Близко узнал многих, кто нами сейчас руководит.
- Ваш красный разведчик Кольцов — характер сложный: сильный, но иногда дает слабину, смелый, но способен отступить. У вас были какие-нибудь подсказки для роли?
- Вообще, у Кольцова был реальный прототип, но мы с ним никогда не встречались, хотя фильм он смотрел и одобрил. А помог мне один майор медицинской службы, которого я в студенческие годы встречал в скверике рядом с училищем. Я и сейчас советую студентам готовить роль на улице. Мы когда видели кого-то фактурного, звали его гримок. Так вот этот майор был лет семидесяти, высокий, худой. Сапоги как краги, весь начищенный, в левой руке — перчатка. В нем было столько благородства, уверенности, красоты! Работу в «Адъютанте» вообще вспоминаю с огромным удовольствием, хотя мы работали по две смены и я так уставал, что однажды вдруг забыл, что должен говорить. Дело было летом, в Киеве. Меня вывели на улицу, я отдышался и вернулся на площадку...
- Интересно, что утверждение вас на роль обычно идет небыстро. Так было и в «Адъютанте», и в советско-японских «Мелодиях белой ночи», и в последнем сериале — «Московская сага».
- Я никогда ролей не добивался. А если какая-то возня идет, так пусть себе, как говорится, вскрытие покажет. Иногда пробуешься на одну роль, а режиссер решает дать тебе другую. Так, кстати, и было в «Адъютанте»: меня сначала пригласили на роль белогвардейца-садиста. А сценарий «Московской саги» я согласился почитать больше из вежливости, но увлекся сюжетом. В шутку предложил: «Если позволите сыграть с моей собакой Маклаем, я согласен».
Вообще-то, у нас четыре собаки и кошка. Маклай — единственный породистый пес. Я всегда мечтал об овчарке, и мне его подарили. Маклаю на этой неделе девять лет. Но расскажу вам обо всех, чтобы не обиделись. Еще есть двенадцатилетняя Ляля, ее дочь Лушка и Яков Михайлович, жена подобрала его с чумкой. Кошка Дуся тоже приемыш, попала к нам в весьма плачевном состоянии.
- Значит, собака доктора Градова Пифагор — это ваш Маклай?! А вам в градовском характере какие-то гримки помогали?
- Таких людей я знал лично, и не только среди врачей, просто среди интеллигенции. Да и самому приходится постоянно делать выбор и отвечать за свои поступки, хотя, конечно, не так, как пришлось Борису Градову.
- Вы очень органичны и за операционным столом, и на фоне природы, как в «Дерсу Узала». Хотя человек вы, наверное, городской...
- В детстве я не любил природу и не понимал отца, который страстно любил лес. С годами изменился. Природа для меня — солнце, снег, дождь, комары — это просто воздух, которым мы дышим. Люди — крохотные частички в мироздании, тоже такие комарики, и я не пытаюсь быть умнее всего живого. Наш опыт мы добываем из опыта этих существ.
- Кстати, о мироздании. Как это получилось, что вашим именем назвали планету?
- Это для меня было полной неожиданностью. После спектакля по пьесе Островского «Лес» вдруг сотрудники Крымской обсерватории поднимаются на сцену и вручают мне свидетельство N 10054 о присвоении вновь открытой планете диаметром семь километров моего имени. Я сказал, что себе беру шесть соток, остальные отдаю театру.
- После добровольного ухода из министерского кресла вы в политику не играете?
- Нет, больше не причастен, однако интересуюсь миром, в котором живу. А Россия — это мой дом, моя жизнь, и смотрю я на нее то с радостью, то с болью.
«У всякого человека две памяти. Одна похожа на записную книжку. Это память мозга. В ней все аккуратно записано: даты, цифры, телефоны... Это очень хорошая и нужная книжка. Жаль только, что с годами чернила в ней выцветают. Другая память похожа на альбом с картинками. Порядка в нем куда меньше, зато картинки раскрашены, некоторые страницы пахнут разными запахами, а некоторые даже звучат. Это память чувств».
- Вы много ездили по миру. Какая из поездок вам особенно дорога?
- Первая. Первое всегда в жизни главное. Конец 60-х, Италия, съемки фильма «Красная палатка». Какие актеры там играли — Клаудиа Кардинале, Массимо Джиротти, Шон Коннери, Питер Финч, он Нобиле играл! И сам старик Нобиле приезжал к нам, ему уже было за девяносто. Увидеть его вживе — это тоже не хухры-мухры!... Еще вспоминаю, как прилетели мы в Рим ночью и нас сразу повезли к Колизею. Меня поразило обилие в нем кошек разных окрасов. А вообще удивляться приходилось на каждом шагу — для многих, и для меня тоже, это была первая поездка за рубеж, тем более в капиталистическую страну.
- Зато ваша внучка с детства много путешествует. Она сейчас с вами или в Англии?
- Сашка с нами, в Москве, учится в Гнесинской школе по классу фортепиано. Очень занята, но много читает и старается ходить в театры. В конце июня ей исполняется пятнадцать.
- А вы сами кроме работы в театре и преподавания успеваете чем-нибудь заниматься? Телевизор хоть иногда смотрите?
- Времени нет. И свои-то передачи редко ухватываю. Новости смотрю ежедневно — можно найти подходящее время. Еще стал смотреть бокс: болею за Костю Цзю.
- Какой ваш любимый праздник?
- Новый год. Встречаю его сначала по читинскому времени — когда здесь шесть вечера, потом по московскому. С этого года начал отмечать День Победы. Великий праздник, и прошел он достойно.
Вспоминаешь всех, кого уже нет. Жаль, все меньше остается людей, перед которыми надо снимать шапку.
- Что бы вы хотели иметь из того, чего у вас нет?
- Ничего мне больше не надо. Все у меня есть.
В интервью использованы фрагменты из книги Ю.М. Соломина «От адъютанта до его превосходительства».
Ольга ДУНАЕВСКАЯ
ТВ Парк, 27.06.2005
Юрий Соломин. Гримок
Анкета героя
Родился: 18 июня 1935 года в Чите
Образование: окончил Высшее театральное училище им. Щепкина
Карьера: с 1957-го работает в Малом театре. С 1961 года преподает в Театральном училище им. Щепкина.
С 1990-го по 1992 г. министр культуры РФ. Профессор, президент Ассоциации русских драматических театров
Снялся в фильмах: «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «Мелодии белой ночи», «Московская сага» и др. Как режиссер работал для Свердловской киностудии и Центрального телевидения
В театре: сыграл 50 ролей, в том числе в спектаклях «Ревизор», «Царь Федор Иоаннович», «Сирано де Бержерак» и др. Как режиссер ставит спектакли в России и за рубежом
Награды: лауреат Государственной премии России и премии «Золотой овен» , кавалер ордена Дружбы народов, ордена «За заслуги перед Отечеством» и ордена японской Академии «За вклад в мировую культуру»
***
Невероятной красоты кабинет худрука Малого — картины, зеркала, позолота. За высокими окнами гудит Петровка. В клетке что-то бормочет попугай Федя. Непрерывно трезвонит то мобильный, то городской телефон. Хозяин всего этого великолепия Юрий Соломин немногословен: «Да, буду обязательно», «Не забыл. Помню, что уже три», «Поздравьте его от меня — у него сегодня день рождения», «С билетами все нормально?» А теперь уже нам: «Извините, в четыре я должен уйти». Соломин отвечает по существу, иногда замолкает, потом задумчиво: «Это надо обдумать — сразу сказать не могу».
- Юрий Мефодиевич, вы играли разведчиков, ученых, путешественников, врачей. А кем бы вы могли быть, если бы не стали актером?
- Вот не знаю! Никогда не задумывался. Уж кем-нибудь да стал бы... Хотя сейчас ничего другого делать не умею.
- Страна вас узнала по-настоящему после «Адъютанта его превосходительства» , а вы как-то сказали, что больше любите роль фашиста Штубе в фильме «И был вечер, и было утро» .
- Люблю я все свои роли. Но когда читаешь сценарий, никогда не знаешь, как дело пойдет. Роль или ложится, или нет. Мне всегда было интересно играть отрицательных персонажей с точки зрения их положительного понимания. Артист должен докопаться, с чего все началось. К счастью, серийных убийц играть не доводилось. Фашизм — зло, но играя разведчика-фашиста Штубе, я пытался понять, как он стал нацистом. Я тогда говорил режиссеру: «Что значит отрицательный?» Искал правоту героя. Штубе пытался взорвать корабль, но он был технически грамотным человеком, капитаном, дворянином, отдал российскому флоту много лет... и почему он должен подчиняться матросу-большевику?... А популярность приходит неожиданно, часто — когда сам неудовлетворен работой.
«На работе актера отражается все — и доброе, и злое, и талантливое, и бездарное. «Весь мир — театр». Если знаменитый шекспировский афоризм прочесть в обратном порядке, возникает новый смысл: «Театр — это весь мир».
- Вас иногда называют российским Жераром Филиппом...
- Мне это очень лестно, я люблю этого актера. Немногие могут встать с ним на один уровень. Хотя хороших актеров много, и наша театральная школа пока держит высокую планку.
- Один режиссер заметил, что каждая роль — это полное переливание крови. Правда, что вы худеете после спектакля?
- Все худеют, а съемки еще больше изнуряют, просто я это взял и проверил. Взвесился до и после »Царя Федора Иоанновича» — двух килограммов как не бывало.
- Ваша будущая постановка — «Ревизор». Опять классика. Вообще, Малый не идет на эксперименты. С чем это связано — с «духовным климатом помещения»?
- Я считаю, что не для театра, а для зрителя надо сохранять тот — изначальный — театр. На будущий год Малому 250 лет. Жизнь меняется, но остаются вехи. И пусть нас обзывают музеем — я этим только горжусь. Надо уметь сохранять достоинство, никому не подражая и уважая то, что создали твои предки. Мало ли кто что придумает? Новое должно рождаться, а не заимствоваться. Растиражировать можно все, но каждый искусственный повтор — это уничтожение собственной индивидуальности.
«Не надо соревноваться с Чеховым, Достоевским, Толстым. Они уже доказали свой талант, мы должны донести его до зрителей. Если люди плачут, сопереживают — значит, это современно. Естественно, что-то со временем меняется. Островский сам предлагал делать в своих пьесах купюры. Но я за то, чтобы классическое произведение ставилось по тем параметрам, по которым написал его автор. Чехов не писал в «Вишневом саде», что Яша на глазах у публики совершает половой акт с Дуняшей, а я видел это своими глазами».
- Все ваши герои аристократично безразличны к мнению о себе. Вы такой же?
- С возрастом, который подкрался и на который я никогда не обращал внимания — жил, рос... и вдруг семьдесят, — стал прислушиваться не только к себе, но и к тем, кому доверяю. А доверяю я зрителю. Если ходит на спектакли, улыбается на улице, здоровья желает — чего еще надо артисту?
- В начале смутных 90-х вы были министром культуры...
- В чиновники я шел не ради денег, и что-то мне удалось сделать. А когда понял, что мои услуги больше не нужны, перешел площадь Ногина и вернулся в этот кабинет, из которого, впрочем, полностью никогда не уходил.
- Многие о вас отзываются как о мягком человеке, а я что-то не верю.
- И правильно, не верьте! Я считаю так: если ты руководишь хоть одним человеком, думай о нем — тогда и тебе будет лучше. И я поражаюсь, как этого не понимают сильные мира сего. Я в Малом с семнадцати лет, скоро будет столько же, как меня не назначили, а избрали художественным руководителем театра, коллектив избрал — и я этим горжусь. Какой я — не знаю, но с детства слабого не обижал и считаю, что зло должно быть наказано.
- Власть изменила ваш характер?
- Изменила. Не суть мою, но восприятие. Многому перестал верить. Не в том смысле, что разочаровался, а просто лучше понимать стал. Близко узнал многих, кто нами сейчас руководит.
- Ваш красный разведчик Кольцов — характер сложный: сильный, но иногда дает слабину, смелый, но способен отступить. У вас были какие-нибудь подсказки для роли?
- Вообще, у Кольцова был реальный прототип, но мы с ним никогда не встречались, хотя фильм он смотрел и одобрил. А помог мне один майор медицинской службы, которого я в студенческие годы встречал в скверике рядом с училищем. Я и сейчас советую студентам готовить роль на улице. Мы когда видели кого-то фактурного, звали его гримок. Так вот этот майор был лет семидесяти, высокий, худой. Сапоги как краги, весь начищенный, в левой руке — перчатка. В нем было столько благородства, уверенности, красоты! Работу в «Адъютанте» вообще вспоминаю с огромным удовольствием, хотя мы работали по две смены и я так уставал, что однажды вдруг забыл, что должен говорить. Дело было летом, в Киеве. Меня вывели на улицу, я отдышался и вернулся на площадку...
- Интересно, что утверждение вас на роль обычно идет небыстро. Так было и в «Адъютанте», и в советско-японских «Мелодиях белой ночи», и в последнем сериале — «Московская сага».
- Я никогда ролей не добивался. А если какая-то возня идет, так пусть себе, как говорится, вскрытие покажет. Иногда пробуешься на одну роль, а режиссер решает дать тебе другую. Так, кстати, и было в «Адъютанте»: меня сначала пригласили на роль белогвардейца-садиста. А сценарий «Московской саги» я согласился почитать больше из вежливости, но увлекся сюжетом. В шутку предложил: «Если позволите сыграть с моей собакой Маклаем, я согласен».
Вообще-то, у нас четыре собаки и кошка. Маклай — единственный породистый пес. Я всегда мечтал об овчарке, и мне его подарили. Маклаю на этой неделе девять лет. Но расскажу вам обо всех, чтобы не обиделись. Еще есть двенадцатилетняя Ляля, ее дочь Лушка и Яков Михайлович, жена подобрала его с чумкой. Кошка Дуся тоже приемыш, попала к нам в весьма плачевном состоянии.
- Значит, собака доктора Градова Пифагор — это ваш Маклай?! А вам в градовском характере какие-то гримки помогали?
- Таких людей я знал лично, и не только среди врачей, просто среди интеллигенции. Да и самому приходится постоянно делать выбор и отвечать за свои поступки, хотя, конечно, не так, как пришлось Борису Градову.
- Вы очень органичны и за операционным столом, и на фоне природы, как в «Дерсу Узала». Хотя человек вы, наверное, городской...
- В детстве я не любил природу и не понимал отца, который страстно любил лес. С годами изменился. Природа для меня — солнце, снег, дождь, комары — это просто воздух, которым мы дышим. Люди — крохотные частички в мироздании, тоже такие комарики, и я не пытаюсь быть умнее всего живого. Наш опыт мы добываем из опыта этих существ.
- Кстати, о мироздании. Как это получилось, что вашим именем назвали планету?
- Это для меня было полной неожиданностью. После спектакля по пьесе Островского «Лес» вдруг сотрудники Крымской обсерватории поднимаются на сцену и вручают мне свидетельство N 10054 о присвоении вновь открытой планете диаметром семь километров моего имени. Я сказал, что себе беру шесть соток, остальные отдаю театру.
- После добровольного ухода из министерского кресла вы в политику не играете?
- Нет, больше не причастен, однако интересуюсь миром, в котором живу. А Россия — это мой дом, моя жизнь, и смотрю я на нее то с радостью, то с болью.
«У всякого человека две памяти. Одна похожа на записную книжку. Это память мозга. В ней все аккуратно записано: даты, цифры, телефоны... Это очень хорошая и нужная книжка. Жаль только, что с годами чернила в ней выцветают. Другая память похожа на альбом с картинками. Порядка в нем куда меньше, зато картинки раскрашены, некоторые страницы пахнут разными запахами, а некоторые даже звучат. Это память чувств».
- Вы много ездили по миру. Какая из поездок вам особенно дорога?
- Первая. Первое всегда в жизни главное. Конец 60-х, Италия, съемки фильма «Красная палатка». Какие актеры там играли — Клаудиа Кардинале, Массимо Джиротти, Шон Коннери, Питер Финч, он Нобиле играл! И сам старик Нобиле приезжал к нам, ему уже было за девяносто. Увидеть его вживе — это тоже не хухры-мухры!... Еще вспоминаю, как прилетели мы в Рим ночью и нас сразу повезли к Колизею. Меня поразило обилие в нем кошек разных окрасов. А вообще удивляться приходилось на каждом шагу — для многих, и для меня тоже, это была первая поездка за рубеж, тем более в капиталистическую страну.
- Зато ваша внучка с детства много путешествует. Она сейчас с вами или в Англии?
- Сашка с нами, в Москве, учится в Гнесинской школе по классу фортепиано. Очень занята, но много читает и старается ходить в театры. В конце июня ей исполняется пятнадцать.
- А вы сами кроме работы в театре и преподавания успеваете чем-нибудь заниматься? Телевизор хоть иногда смотрите?
- Времени нет. И свои-то передачи редко ухватываю. Новости смотрю ежедневно — можно найти подходящее время. Еще стал смотреть бокс: болею за Костю Цзю.
- Какой ваш любимый праздник?
- Новый год. Встречаю его сначала по читинскому времени — когда здесь шесть вечера, потом по московскому. С этого года начал отмечать День Победы. Великий праздник, и прошел он достойно.
Вспоминаешь всех, кого уже нет. Жаль, все меньше остается людей, перед которыми надо снимать шапку.
- Что бы вы хотели иметь из того, чего у вас нет?
- Ничего мне больше не надо. Все у меня есть.
В интервью использованы фрагменты из книги Ю.М. Соломина «От адъютанта до его превосходительства».
Ольга ДУНАЕВСКАЯ
ТВ Парк, 27.06.2005
Дата публикации: 29.06.2005
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Юрий Соломин. Гримок
Анкета героя
Родился: 18 июня 1935 года в Чите
Образование: окончил Высшее театральное училище им. Щепкина
Карьера: с 1957-го работает в Малом театре. С 1961 года преподает в Театральном училище им. Щепкина.
С 1990-го по 1992 г. министр культуры РФ. Профессор, президент Ассоциации русских драматических театров
Снялся в фильмах: «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «Мелодии белой ночи», «Московская сага» и др. Как режиссер работал для Свердловской киностудии и Центрального телевидения
В театре: сыграл 50 ролей, в том числе в спектаклях «Ревизор», «Царь Федор Иоаннович», «Сирано де Бержерак» и др. Как режиссер ставит спектакли в России и за рубежом
Награды: лауреат Государственной премии России и премии «Золотой овен» , кавалер ордена Дружбы народов, ордена «За заслуги перед Отечеством» и ордена японской Академии «За вклад в мировую культуру»
***
Невероятной красоты кабинет худрука Малого — картины, зеркала, позолота. За высокими окнами гудит Петровка. В клетке что-то бормочет попугай Федя. Непрерывно трезвонит то мобильный, то городской телефон. Хозяин всего этого великолепия Юрий Соломин немногословен: «Да, буду обязательно», «Не забыл. Помню, что уже три», «Поздравьте его от меня — у него сегодня день рождения», «С билетами все нормально?» А теперь уже нам: «Извините, в четыре я должен уйти». Соломин отвечает по существу, иногда замолкает, потом задумчиво: «Это надо обдумать — сразу сказать не могу».
- Юрий Мефодиевич, вы играли разведчиков, ученых, путешественников, врачей. А кем бы вы могли быть, если бы не стали актером?
- Вот не знаю! Никогда не задумывался. Уж кем-нибудь да стал бы... Хотя сейчас ничего другого делать не умею.
- Страна вас узнала по-настоящему после «Адъютанта его превосходительства» , а вы как-то сказали, что больше любите роль фашиста Штубе в фильме «И был вечер, и было утро» .
- Люблю я все свои роли. Но когда читаешь сценарий, никогда не знаешь, как дело пойдет. Роль или ложится, или нет. Мне всегда было интересно играть отрицательных персонажей с точки зрения их положительного понимания. Артист должен докопаться, с чего все началось. К счастью, серийных убийц играть не доводилось. Фашизм — зло, но играя разведчика-фашиста Штубе, я пытался понять, как он стал нацистом. Я тогда говорил режиссеру: «Что значит отрицательный?» Искал правоту героя. Штубе пытался взорвать корабль, но он был технически грамотным человеком, капитаном, дворянином, отдал российскому флоту много лет... и почему он должен подчиняться матросу-большевику?... А популярность приходит неожиданно, часто — когда сам неудовлетворен работой.
«На работе актера отражается все — и доброе, и злое, и талантливое, и бездарное. «Весь мир — театр». Если знаменитый шекспировский афоризм прочесть в обратном порядке, возникает новый смысл: «Театр — это весь мир».
- Вас иногда называют российским Жераром Филиппом...
- Мне это очень лестно, я люблю этого актера. Немногие могут встать с ним на один уровень. Хотя хороших актеров много, и наша театральная школа пока держит высокую планку.
- Один режиссер заметил, что каждая роль — это полное переливание крови. Правда, что вы худеете после спектакля?
- Все худеют, а съемки еще больше изнуряют, просто я это взял и проверил. Взвесился до и после »Царя Федора Иоанновича» — двух килограммов как не бывало.
- Ваша будущая постановка — «Ревизор». Опять классика. Вообще, Малый не идет на эксперименты. С чем это связано — с «духовным климатом помещения»?
- Я считаю, что не для театра, а для зрителя надо сохранять тот — изначальный — театр. На будущий год Малому 250 лет. Жизнь меняется, но остаются вехи. И пусть нас обзывают музеем — я этим только горжусь. Надо уметь сохранять достоинство, никому не подражая и уважая то, что создали твои предки. Мало ли кто что придумает? Новое должно рождаться, а не заимствоваться. Растиражировать можно все, но каждый искусственный повтор — это уничтожение собственной индивидуальности.
«Не надо соревноваться с Чеховым, Достоевским, Толстым. Они уже доказали свой талант, мы должны донести его до зрителей. Если люди плачут, сопереживают — значит, это современно. Естественно, что-то со временем меняется. Островский сам предлагал делать в своих пьесах купюры. Но я за то, чтобы классическое произведение ставилось по тем параметрам, по которым написал его автор. Чехов не писал в «Вишневом саде», что Яша на глазах у публики совершает половой акт с Дуняшей, а я видел это своими глазами».
- Все ваши герои аристократично безразличны к мнению о себе. Вы такой же?
- С возрастом, который подкрался и на который я никогда не обращал внимания — жил, рос... и вдруг семьдесят, — стал прислушиваться не только к себе, но и к тем, кому доверяю. А доверяю я зрителю. Если ходит на спектакли, улыбается на улице, здоровья желает — чего еще надо артисту?
- В начале смутных 90-х вы были министром культуры...
- В чиновники я шел не ради денег, и что-то мне удалось сделать. А когда понял, что мои услуги больше не нужны, перешел площадь Ногина и вернулся в этот кабинет, из которого, впрочем, полностью никогда не уходил.
- Многие о вас отзываются как о мягком человеке, а я что-то не верю.
- И правильно, не верьте! Я считаю так: если ты руководишь хоть одним человеком, думай о нем — тогда и тебе будет лучше. И я поражаюсь, как этого не понимают сильные мира сего. Я в Малом с семнадцати лет, скоро будет столько же, как меня не назначили, а избрали художественным руководителем театра, коллектив избрал — и я этим горжусь. Какой я — не знаю, но с детства слабого не обижал и считаю, что зло должно быть наказано.
- Власть изменила ваш характер?
- Изменила. Не суть мою, но восприятие. Многому перестал верить. Не в том смысле, что разочаровался, а просто лучше понимать стал. Близко узнал многих, кто нами сейчас руководит.
- Ваш красный разведчик Кольцов — характер сложный: сильный, но иногда дает слабину, смелый, но способен отступить. У вас были какие-нибудь подсказки для роли?
- Вообще, у Кольцова был реальный прототип, но мы с ним никогда не встречались, хотя фильм он смотрел и одобрил. А помог мне один майор медицинской службы, которого я в студенческие годы встречал в скверике рядом с училищем. Я и сейчас советую студентам готовить роль на улице. Мы когда видели кого-то фактурного, звали его гримок. Так вот этот майор был лет семидесяти, высокий, худой. Сапоги как краги, весь начищенный, в левой руке — перчатка. В нем было столько благородства, уверенности, красоты! Работу в «Адъютанте» вообще вспоминаю с огромным удовольствием, хотя мы работали по две смены и я так уставал, что однажды вдруг забыл, что должен говорить. Дело было летом, в Киеве. Меня вывели на улицу, я отдышался и вернулся на площадку...
- Интересно, что утверждение вас на роль обычно идет небыстро. Так было и в «Адъютанте», и в советско-японских «Мелодиях белой ночи», и в последнем сериале — «Московская сага».
- Я никогда ролей не добивался. А если какая-то возня идет, так пусть себе, как говорится, вскрытие покажет. Иногда пробуешься на одну роль, а режиссер решает дать тебе другую. Так, кстати, и было в «Адъютанте»: меня сначала пригласили на роль белогвардейца-садиста. А сценарий «Московской саги» я согласился почитать больше из вежливости, но увлекся сюжетом. В шутку предложил: «Если позволите сыграть с моей собакой Маклаем, я согласен».
Вообще-то, у нас четыре собаки и кошка. Маклай — единственный породистый пес. Я всегда мечтал об овчарке, и мне его подарили. Маклаю на этой неделе девять лет. Но расскажу вам обо всех, чтобы не обиделись. Еще есть двенадцатилетняя Ляля, ее дочь Лушка и Яков Михайлович, жена подобрала его с чумкой. Кошка Дуся тоже приемыш, попала к нам в весьма плачевном состоянии.
- Значит, собака доктора Градова Пифагор — это ваш Маклай?! А вам в градовском характере какие-то гримки помогали?
- Таких людей я знал лично, и не только среди врачей, просто среди интеллигенции. Да и самому приходится постоянно делать выбор и отвечать за свои поступки, хотя, конечно, не так, как пришлось Борису Градову.
- Вы очень органичны и за операционным столом, и на фоне природы, как в «Дерсу Узала». Хотя человек вы, наверное, городской...
- В детстве я не любил природу и не понимал отца, который страстно любил лес. С годами изменился. Природа для меня — солнце, снег, дождь, комары — это просто воздух, которым мы дышим. Люди — крохотные частички в мироздании, тоже такие комарики, и я не пытаюсь быть умнее всего живого. Наш опыт мы добываем из опыта этих существ.
- Кстати, о мироздании. Как это получилось, что вашим именем назвали планету?
- Это для меня было полной неожиданностью. После спектакля по пьесе Островского «Лес» вдруг сотрудники Крымской обсерватории поднимаются на сцену и вручают мне свидетельство N 10054 о присвоении вновь открытой планете диаметром семь километров моего имени. Я сказал, что себе беру шесть соток, остальные отдаю театру.
- После добровольного ухода из министерского кресла вы в политику не играете?
- Нет, больше не причастен, однако интересуюсь миром, в котором живу. А Россия — это мой дом, моя жизнь, и смотрю я на нее то с радостью, то с болью.
«У всякого человека две памяти. Одна похожа на записную книжку. Это память мозга. В ней все аккуратно записано: даты, цифры, телефоны... Это очень хорошая и нужная книжка. Жаль только, что с годами чернила в ней выцветают. Другая память похожа на альбом с картинками. Порядка в нем куда меньше, зато картинки раскрашены, некоторые страницы пахнут разными запахами, а некоторые даже звучат. Это память чувств».
- Вы много ездили по миру. Какая из поездок вам особенно дорога?
- Первая. Первое всегда в жизни главное. Конец 60-х, Италия, съемки фильма «Красная палатка». Какие актеры там играли — Клаудиа Кардинале, Массимо Джиротти, Шон Коннери, Питер Финч, он Нобиле играл! И сам старик Нобиле приезжал к нам, ему уже было за девяносто. Увидеть его вживе — это тоже не хухры-мухры!... Еще вспоминаю, как прилетели мы в Рим ночью и нас сразу повезли к Колизею. Меня поразило обилие в нем кошек разных окрасов. А вообще удивляться приходилось на каждом шагу — для многих, и для меня тоже, это была первая поездка за рубеж, тем более в капиталистическую страну.
- Зато ваша внучка с детства много путешествует. Она сейчас с вами или в Англии?
- Сашка с нами, в Москве, учится в Гнесинской школе по классу фортепиано. Очень занята, но много читает и старается ходить в театры. В конце июня ей исполняется пятнадцать.
- А вы сами кроме работы в театре и преподавания успеваете чем-нибудь заниматься? Телевизор хоть иногда смотрите?
- Времени нет. И свои-то передачи редко ухватываю. Новости смотрю ежедневно — можно найти подходящее время. Еще стал смотреть бокс: болею за Костю Цзю.
- Какой ваш любимый праздник?
- Новый год. Встречаю его сначала по читинскому времени — когда здесь шесть вечера, потом по московскому. С этого года начал отмечать День Победы. Великий праздник, и прошел он достойно.
Вспоминаешь всех, кого уже нет. Жаль, все меньше остается людей, перед которыми надо снимать шапку.
- Что бы вы хотели иметь из того, чего у вас нет?
- Ничего мне больше не надо. Все у меня есть.
В интервью использованы фрагменты из книги Ю.М. Соломина «От адъютанта до его превосходительства».
Ольга ДУНАЕВСКАЯ
ТВ Парк, 27.06.2005
Юрий Соломин. Гримок
Анкета героя
Родился: 18 июня 1935 года в Чите
Образование: окончил Высшее театральное училище им. Щепкина
Карьера: с 1957-го работает в Малом театре. С 1961 года преподает в Театральном училище им. Щепкина.
С 1990-го по 1992 г. министр культуры РФ. Профессор, президент Ассоциации русских драматических театров
Снялся в фильмах: «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «Мелодии белой ночи», «Московская сага» и др. Как режиссер работал для Свердловской киностудии и Центрального телевидения
В театре: сыграл 50 ролей, в том числе в спектаклях «Ревизор», «Царь Федор Иоаннович», «Сирано де Бержерак» и др. Как режиссер ставит спектакли в России и за рубежом
Награды: лауреат Государственной премии России и премии «Золотой овен» , кавалер ордена Дружбы народов, ордена «За заслуги перед Отечеством» и ордена японской Академии «За вклад в мировую культуру»
***
Невероятной красоты кабинет худрука Малого — картины, зеркала, позолота. За высокими окнами гудит Петровка. В клетке что-то бормочет попугай Федя. Непрерывно трезвонит то мобильный, то городской телефон. Хозяин всего этого великолепия Юрий Соломин немногословен: «Да, буду обязательно», «Не забыл. Помню, что уже три», «Поздравьте его от меня — у него сегодня день рождения», «С билетами все нормально?» А теперь уже нам: «Извините, в четыре я должен уйти». Соломин отвечает по существу, иногда замолкает, потом задумчиво: «Это надо обдумать — сразу сказать не могу».
- Юрий Мефодиевич, вы играли разведчиков, ученых, путешественников, врачей. А кем бы вы могли быть, если бы не стали актером?
- Вот не знаю! Никогда не задумывался. Уж кем-нибудь да стал бы... Хотя сейчас ничего другого делать не умею.
- Страна вас узнала по-настоящему после «Адъютанта его превосходительства» , а вы как-то сказали, что больше любите роль фашиста Штубе в фильме «И был вечер, и было утро» .
- Люблю я все свои роли. Но когда читаешь сценарий, никогда не знаешь, как дело пойдет. Роль или ложится, или нет. Мне всегда было интересно играть отрицательных персонажей с точки зрения их положительного понимания. Артист должен докопаться, с чего все началось. К счастью, серийных убийц играть не доводилось. Фашизм — зло, но играя разведчика-фашиста Штубе, я пытался понять, как он стал нацистом. Я тогда говорил режиссеру: «Что значит отрицательный?» Искал правоту героя. Штубе пытался взорвать корабль, но он был технически грамотным человеком, капитаном, дворянином, отдал российскому флоту много лет... и почему он должен подчиняться матросу-большевику?... А популярность приходит неожиданно, часто — когда сам неудовлетворен работой.
«На работе актера отражается все — и доброе, и злое, и талантливое, и бездарное. «Весь мир — театр». Если знаменитый шекспировский афоризм прочесть в обратном порядке, возникает новый смысл: «Театр — это весь мир».
- Вас иногда называют российским Жераром Филиппом...
- Мне это очень лестно, я люблю этого актера. Немногие могут встать с ним на один уровень. Хотя хороших актеров много, и наша театральная школа пока держит высокую планку.
- Один режиссер заметил, что каждая роль — это полное переливание крови. Правда, что вы худеете после спектакля?
- Все худеют, а съемки еще больше изнуряют, просто я это взял и проверил. Взвесился до и после »Царя Федора Иоанновича» — двух килограммов как не бывало.
- Ваша будущая постановка — «Ревизор». Опять классика. Вообще, Малый не идет на эксперименты. С чем это связано — с «духовным климатом помещения»?
- Я считаю, что не для театра, а для зрителя надо сохранять тот — изначальный — театр. На будущий год Малому 250 лет. Жизнь меняется, но остаются вехи. И пусть нас обзывают музеем — я этим только горжусь. Надо уметь сохранять достоинство, никому не подражая и уважая то, что создали твои предки. Мало ли кто что придумает? Новое должно рождаться, а не заимствоваться. Растиражировать можно все, но каждый искусственный повтор — это уничтожение собственной индивидуальности.
«Не надо соревноваться с Чеховым, Достоевским, Толстым. Они уже доказали свой талант, мы должны донести его до зрителей. Если люди плачут, сопереживают — значит, это современно. Естественно, что-то со временем меняется. Островский сам предлагал делать в своих пьесах купюры. Но я за то, чтобы классическое произведение ставилось по тем параметрам, по которым написал его автор. Чехов не писал в «Вишневом саде», что Яша на глазах у публики совершает половой акт с Дуняшей, а я видел это своими глазами».
- Все ваши герои аристократично безразличны к мнению о себе. Вы такой же?
- С возрастом, который подкрался и на который я никогда не обращал внимания — жил, рос... и вдруг семьдесят, — стал прислушиваться не только к себе, но и к тем, кому доверяю. А доверяю я зрителю. Если ходит на спектакли, улыбается на улице, здоровья желает — чего еще надо артисту?
- В начале смутных 90-х вы были министром культуры...
- В чиновники я шел не ради денег, и что-то мне удалось сделать. А когда понял, что мои услуги больше не нужны, перешел площадь Ногина и вернулся в этот кабинет, из которого, впрочем, полностью никогда не уходил.
- Многие о вас отзываются как о мягком человеке, а я что-то не верю.
- И правильно, не верьте! Я считаю так: если ты руководишь хоть одним человеком, думай о нем — тогда и тебе будет лучше. И я поражаюсь, как этого не понимают сильные мира сего. Я в Малом с семнадцати лет, скоро будет столько же, как меня не назначили, а избрали художественным руководителем театра, коллектив избрал — и я этим горжусь. Какой я — не знаю, но с детства слабого не обижал и считаю, что зло должно быть наказано.
- Власть изменила ваш характер?
- Изменила. Не суть мою, но восприятие. Многому перестал верить. Не в том смысле, что разочаровался, а просто лучше понимать стал. Близко узнал многих, кто нами сейчас руководит.
- Ваш красный разведчик Кольцов — характер сложный: сильный, но иногда дает слабину, смелый, но способен отступить. У вас были какие-нибудь подсказки для роли?
- Вообще, у Кольцова был реальный прототип, но мы с ним никогда не встречались, хотя фильм он смотрел и одобрил. А помог мне один майор медицинской службы, которого я в студенческие годы встречал в скверике рядом с училищем. Я и сейчас советую студентам готовить роль на улице. Мы когда видели кого-то фактурного, звали его гримок. Так вот этот майор был лет семидесяти, высокий, худой. Сапоги как краги, весь начищенный, в левой руке — перчатка. В нем было столько благородства, уверенности, красоты! Работу в «Адъютанте» вообще вспоминаю с огромным удовольствием, хотя мы работали по две смены и я так уставал, что однажды вдруг забыл, что должен говорить. Дело было летом, в Киеве. Меня вывели на улицу, я отдышался и вернулся на площадку...
- Интересно, что утверждение вас на роль обычно идет небыстро. Так было и в «Адъютанте», и в советско-японских «Мелодиях белой ночи», и в последнем сериале — «Московская сага».
- Я никогда ролей не добивался. А если какая-то возня идет, так пусть себе, как говорится, вскрытие покажет. Иногда пробуешься на одну роль, а режиссер решает дать тебе другую. Так, кстати, и было в «Адъютанте»: меня сначала пригласили на роль белогвардейца-садиста. А сценарий «Московской саги» я согласился почитать больше из вежливости, но увлекся сюжетом. В шутку предложил: «Если позволите сыграть с моей собакой Маклаем, я согласен».
Вообще-то, у нас четыре собаки и кошка. Маклай — единственный породистый пес. Я всегда мечтал об овчарке, и мне его подарили. Маклаю на этой неделе девять лет. Но расскажу вам обо всех, чтобы не обиделись. Еще есть двенадцатилетняя Ляля, ее дочь Лушка и Яков Михайлович, жена подобрала его с чумкой. Кошка Дуся тоже приемыш, попала к нам в весьма плачевном состоянии.
- Значит, собака доктора Градова Пифагор — это ваш Маклай?! А вам в градовском характере какие-то гримки помогали?
- Таких людей я знал лично, и не только среди врачей, просто среди интеллигенции. Да и самому приходится постоянно делать выбор и отвечать за свои поступки, хотя, конечно, не так, как пришлось Борису Градову.
- Вы очень органичны и за операционным столом, и на фоне природы, как в «Дерсу Узала». Хотя человек вы, наверное, городской...
- В детстве я не любил природу и не понимал отца, который страстно любил лес. С годами изменился. Природа для меня — солнце, снег, дождь, комары — это просто воздух, которым мы дышим. Люди — крохотные частички в мироздании, тоже такие комарики, и я не пытаюсь быть умнее всего живого. Наш опыт мы добываем из опыта этих существ.
- Кстати, о мироздании. Как это получилось, что вашим именем назвали планету?
- Это для меня было полной неожиданностью. После спектакля по пьесе Островского «Лес» вдруг сотрудники Крымской обсерватории поднимаются на сцену и вручают мне свидетельство N 10054 о присвоении вновь открытой планете диаметром семь километров моего имени. Я сказал, что себе беру шесть соток, остальные отдаю театру.
- После добровольного ухода из министерского кресла вы в политику не играете?
- Нет, больше не причастен, однако интересуюсь миром, в котором живу. А Россия — это мой дом, моя жизнь, и смотрю я на нее то с радостью, то с болью.
«У всякого человека две памяти. Одна похожа на записную книжку. Это память мозга. В ней все аккуратно записано: даты, цифры, телефоны... Это очень хорошая и нужная книжка. Жаль только, что с годами чернила в ней выцветают. Другая память похожа на альбом с картинками. Порядка в нем куда меньше, зато картинки раскрашены, некоторые страницы пахнут разными запахами, а некоторые даже звучат. Это память чувств».
- Вы много ездили по миру. Какая из поездок вам особенно дорога?
- Первая. Первое всегда в жизни главное. Конец 60-х, Италия, съемки фильма «Красная палатка». Какие актеры там играли — Клаудиа Кардинале, Массимо Джиротти, Шон Коннери, Питер Финч, он Нобиле играл! И сам старик Нобиле приезжал к нам, ему уже было за девяносто. Увидеть его вживе — это тоже не хухры-мухры!... Еще вспоминаю, как прилетели мы в Рим ночью и нас сразу повезли к Колизею. Меня поразило обилие в нем кошек разных окрасов. А вообще удивляться приходилось на каждом шагу — для многих, и для меня тоже, это была первая поездка за рубеж, тем более в капиталистическую страну.
- Зато ваша внучка с детства много путешествует. Она сейчас с вами или в Англии?
- Сашка с нами, в Москве, учится в Гнесинской школе по классу фортепиано. Очень занята, но много читает и старается ходить в театры. В конце июня ей исполняется пятнадцать.
- А вы сами кроме работы в театре и преподавания успеваете чем-нибудь заниматься? Телевизор хоть иногда смотрите?
- Времени нет. И свои-то передачи редко ухватываю. Новости смотрю ежедневно — можно найти подходящее время. Еще стал смотреть бокс: болею за Костю Цзю.
- Какой ваш любимый праздник?
- Новый год. Встречаю его сначала по читинскому времени — когда здесь шесть вечера, потом по московскому. С этого года начал отмечать День Победы. Великий праздник, и прошел он достойно.
Вспоминаешь всех, кого уже нет. Жаль, все меньше остается людей, перед которыми надо снимать шапку.
- Что бы вы хотели иметь из того, чего у вас нет?
- Ничего мне больше не надо. Все у меня есть.
В интервью использованы фрагменты из книги Ю.М. Соломина «От адъютанта до его превосходительства».
Ольга ДУНАЕВСКАЯ
ТВ Парк, 27.06.2005
Дата публикации: 29.06.2005
Главный режиссёр Малого театра —
заслуженный артист России А.В. Дубровский
Партнеры
Информационная поддержка
Оценка качества услуг учреждений культуры
