11 мая отмечает день рождения Виталий Анатольевич Коняев — известный актёр театра и кино, народный артист России. От всей души поздравляем Виталия Анатольевича с днём рождения! Крепкого здоровья, успеха, новых интересных ролей!!!
От всей души поздравляем Виталия Анатольевича с днём рождения! Крепкого здоровья, успеха, новых интересных ролей!!!
С конца 50-ых годов Коняев начал сниматься в кино. Особой популярностью пользуются такие работы Виталия Анатольевича, как поэт Алексей Кольцов («Песня о Кольцове»), Пётр («Чистое небо»), Сергей Вохлинцев («Тишина»).
От всей души поздравляем Виталия Анатольевича Коняева с днём рождения! Крепкого здоровья, успеха, новых интересных ролей!!!
9 мая – День Победы
«РУССКИЕ ЛЮДИ»
Спектакль Государственного академического Малого театра СССР
К.Симонов
«РУССКИЕ ЛЮДИ»
Спектакль Государственного академического Малого театра СССР
Постановка Бориса Равенских
Иван Никитич Сафонов — Юрий Каюров
Марфа Петровна, его мать — Софья Фадеева
Валя Анощенко — Наталья Титаева
Александр Васильевич Васин — Николай Анненков
Иван Иванович Глоба — Роман Филиппов
Панин — Алексей Локтев
Ильин — Александр Потапов
Шура — Надежда Корункова
Харитонов — Дмитрий Павлов
Мария Николаевна, его жена — Галина Кирюшина
Козловский — Георгий Оболенский
Лейтенант — Виталий Игаров
Старик — Иван Любезнов
Семенов — Ярослав Барышев
Розенберг — Алексей Эйбоженко
Вернер — Валерий Носик
Краузе — Виталий Коняев
Раненый — Александр Овчинников
Морозов – Владимир Сафронов
От автора — Евгений Самойлов
Запись 1976 года.
М.Бабаева
«О пьесе Н.Симонова и спектакле Малого театра»
«Между 1940 и 1952 годами я написал девять пьес — лучшей из них считаю «Русские люди», — рассказывал в своей автобиографии Константин Симонов.
Эта пьеса — не только лучшее драматургическое произведение писателя. Она вошла в число трех наиболее значительных пьес о Великой Отечественной войне и встала рядом с такими значительными произведениями, как «Фронт» А.Корнейчука и «Нашествие» Л.Леонова. Созданные в 1942 году и поставленные всеми театрами нашей страны, они воевали в общем строю. Их оружием была правда, суровая и мужественная. Она волновала людей, звала на подвиг.
И сегодня, по прошествии десятилетий, возвышенная простота «Русских людей» волнует и трогает сердца не меньше, чем в то тяжелое, горестное время, когда смерть была обыденностью, когда весь народ переживал величайший подъем духовных и физических сил в беспримерной в истории человечества схватке с фашизмом.
О них, о русских людях, несмотря на все испытания — горечь отступления, гибель друзей и близких, — сохранивших волю к победе, несгибаемость духовной мощи рассказал в своей пьесе молодой Симонов.
Как и пьесу А. Корнейчука, симоновскую пьесу — от первого слова до последнего — печатали на страницах «Правды» рядом со сводками Совинформбюро. «Русских людей» читали все и везде — в тылу, после изнурительного рабочего дня, и на фронте, в коротких передышках между боями. «Хорошо помню, — вспоминал автор, — как в дни самых тяжелых неудач, мы, люди, которым надлежало через газету рассказывать народу о том, что происходит на фронте, искали и в большом количестве находили тех, рассказ о которых вселял веру в победу».
Первые наброски будущей пьесы, торопливо записываемые в свободные минуты полустершимся карандашом военного корреспондента, и стали началом этого рассказа о самых обыкновенных, встретившихся автору на нескончаемых военных дорогах людских судьбах. Из сплетения характеров, столкновения идей, жизненных фактов, истории любви и ненависти вырастает рассказанная простыми словами очевидца драматическая повесть о народном подвиге, названная двумя единственно верными, всеисчерпывающими словами — «Русские люди»... О подвиге армии, страны, народа, простых солдат, командиров, вчерашних студентов, людей всех профессий, вплоть до сугубо штатских, таких, например, как писатель Панин.
Панин — герой не главный, он один из многих. Одним из представителей этой «кабинетной» профессии, ставших военными корреспондентами, был и молодой поэт, очеркист и начинающий тогда драматург Константин Симонов. Двадцати с небольшим лет, только начав публиковаться и будучи по преимуществу лирическим поэтом, Симонов связал свою литературную и человеческую судьбу с армией. Он сам не раз называл армию своей «школой жизни».
Дни и ночи, месяцы и годы — Халхин-Гол, Монголия, война с белофиннами. С карандашом и блокнотом прошел молодой Симонов военными дорогами, сражаясь рядом с будущими героями своих романов, поэм, пьес и киносценариев. Все четыре года Великой Отечественной он был фронтовым журналистом, корреспондентом «Правды» и воинских газет. «Армия — это прежде всего люди, — говорил он,— это люди, которые первыми принимают на себя тяжелое бремя... в полном сознании того, что первая же минута войны может стать последней минутой их жизни».
«Русские люди» — первый его художественный отклик на события войны, рожденный нелегкими испытаниями, мыслями о том, как и что выявляет война в людях, в народе. Как очищает и высветляет она или, напротив, окончательно разрушает человеческие души.
Театральная судьба пьесы необыкновенна. Она была поставлена практически всеми театрами страны. Ряд спектаклей буквально потряс крупнейшими актерскими открытиями (Б.Добронравов — Сафонов и А.Грибов — Глоба во МХАТе, Д.Орлов — Глоба в Московском театре драмы и другие).
Достаточно необычен и приход молодого драматурга с новой своей пьесой в театр. Режиссер Н.Горчаков получил от автора будущей пьесы (которая предполагалась к постановке в Московском театре драмы) не полный текст, а лишь первый акт, и с ним, с этим первым действием, приступил к работе в единственном из театральных коллективов, еще не эвакуировавшемся из прифронтовой Москвы.
Не прекращались бомбежки, зрители, сидевшие в холодном зале в шинелях и полушубках, в любую минуту готовы были покинуть театр по сигналу боевой тревоги... И, наконец, репетиции новой пьесы по наброску, по четверти текста. Ведь, занеся этот текст в театр и торопливо условившись о следующем сроке, драматург должен был спешить, чтобы не пропустить уходившую ночью на фронт, в действующую армию, корреспондентскую машину. Ему предстояло дописывать пьесу в обстановке, весьма далекой от «кабинетной тиши», и пока полным ходом шли репетиции, пьеса эпизод за эпизодом публиковалась в «Правде» — и сразу же по всей стране появлялись спектакли... При всем различии индивидуальностей и режиссеры, и актеры были застрахованы от творческих ошибок основной особенностью симоновской пьесы — дыханием подлинности. В ней практически нет главных и неглавных персонажей. Предметом сценического рассказа стала душа народная.
О ней, об этой могучей силе народного патриотизма, несгибаемой воле к победе, о том, что не исключительностью отдельных людей, а единством всех в одной цели определяется течение событий, развитие сюжета, судьбы героев, различия характеров, и писал в 1942 году в своем специальном «письме в театр» автор К. Симонов: «Попробуйте представить себе, что вы — двадцать два человека, занятые в пьесе, — принуждены защищать от врага театральное здание, в котором вы репетируете... Когда человеку суждено драться, то даже невольно он станет именно на то место в обороне, к которому по своей природе он больше всего приспособлен и на котором он может оказать больше всего пользы».
В этом своем военном «письме в театр» драматург говорил о скромной роли своей пьесы относительно огромного эпоса, который еще будет рожден войной: «Это будет толстый том, в середину которого пьеса вплетена, как тоненькая тетрадка».
«Тоненькая тетрадка» всего в семьдесят границ машинописного текста... Но страницы ее не поблекли и сегодня. Пьесу Симонова ставят и будут ставить, не просто бережно сохраняя память о том, чем она была для советских людей в начале Великой Отечественной войны. Ее ставят и будут ставить, потому что пьеса эта не утратила своей художественной ценности, и поныне она звучит как торжественный гимн доблести и мужеству, отваге в бою и любви, любви на войне, среди грохота, пепла и смертельной опасности, любви, подобной песне, пропетой негромким, полным глубокого раздумья голосом...
Именно так звучит музыкальный лейтмотив (песня И.Катаева на слова М.Анчарова в исполнении артиста В.Никулина «Ты припомни, Россия...») спектакля «Русские люди» в Малом театре, поставленного в мае 1975 года выдающимся советским режиссером народным артистом СССР, лауреатом Государственной премии Борисом Равенских, — сдержанно, мужественно и лирично.
Равенских — режиссер масштабных театральных форм, автор спектаклей высокого патетического звучания, своеобразный интерпретатор классической драматургии, ученик Вс.Э.Мейерхольда. Среди его лучших работ — «Власть тьмы» по драме Л.Толстого, «Метель» Л.Леонова, инсценировка по роману Н.Островского «Как закалялась сталь» (сценическая композиция «Драматическая песня»).
Присутствуя на репетициях Б.Равенских, автор согласился с трактовкой своей пьесы, казалось бы, во многом отходившей от принципов «негромкости», сформулированных им самим еще в 1942 году. Спектакль, яркий, пронизанный патетической музыкой Чайковского и Рахманинова, приобретший едва ли не симфоническое звучание, строится на контрастах обыденности и пафоса. Каждая роль стала как бы увеличенным портретом симоновского героя — человека на войне. «Крупным планом» показывает спектакль и героизм, и трусость, и национальный масштаб истинно русских характеров, и мелкотравчатое малодушие потерявшихся в момент решающего выбора людишек. Садистское фиглярство Розенберга — и страшную, крысиную его в корчах смерть. Мучительные раздумья и крепчайшую веру Сафонова. Девичью нежность и беззащитность Вали — и ее же солдатскую неустрашимость перед лицом гибели. Старуху Марфу Петровну, с брезгливым презрением плюющую врагу в лицо, — и иконописную строгость красавицы Марии Николаевны, ни на секунду не теряющей самообладания перед упоенно лицедействующим фашистом...
В дни 30-летия великой Победы впервые прозвучал на сцене Малого театра этот сценический гимн мужеству народа в борьбе с фашизмом. Спектакль не сходит со сцены и сегодня, захватывая души зрителей, пробуждая память, тревожа совесть, вызывая восторг и преклонение перед подвигом народа в Великой Отечественной войне.
Ю.Дмитриев
Из книги «Академический Малый театр. Хронологические очерки, спектакли, роли. 1941-1995»
К 30-летию Победы театр решил показать события Великой Отечественной войны, героизм советских солдат, жертвы, которые приносил народ ради победы над фашизмом. Выбор пал на пьесу К.Симонова «Русские люди», ставившуюся еще в военные годы и имевшую большой успех.
Известно, что Симонов называл эту пьесу своей любимой. Написал он ее между фронтовыми поездками в 1942 году. Пьесу отличала большая искренность. Узнав, что Малый театр принял пьесу к постановке, драматург еще раз отредактировал ее, уточнил и углубил некоторые характеры.
Поставил спектакль Б.Равенских, оформил художник Е.Куманьков. Премьера состоялась в 1975 году.
Раздумывая о спектакле, режиссер представлял его в виде монументального героико-романтического полотна, по жанру близкого к народной трагедии. Ему хотелось максимально укрупнить образы, доведя их до степени поэтических обобщений. Но он зачастую прибегал к внешней монументальности, к эффектам ради эффектов.
Художник использовал в качестве основного принципа оформления экраны, на которые проецировались фотографии, прямо контрастные происходящему на сцене. По ходу действия показывались тяжелейшие испытания, выпавшие на долю небольшой воинской части, попавшей в окружение, а на экранах проецировались радостные лица детей. «И в результате содержание общеизвестной пьесы соотносилось с «сегодняшним днем» . Становилось ясным, ради чего приносились огромные жертвы, которые потребовала война.
В процессе работы режиссер стремился, чтобы мизансцены достигали метафорической значимости. То же самое касалось и действующих лиц. Так, юная разведчица Валя (Н.Титаева) ассоциировалась с вечно юной березкой. Мать Сафонова (С.Фадеева) приобретала выразительность Матери-Родины с известного плаката. Предатель обнимал одной рукой советского человека, в другой руке держал кинжал.
В спектакле представала небольшая группа советских людей в тяжелейших условиях окружения. Люди находились на пределе возможностей, а режиссер, вместе с художником, одевал их в яркие красные одежды, тем самым символизируя уверенность в победе советских воинов.
Художник построил для игры строгие марши лестниц и площадки, похожие на пьедесталы, а в движениях актеров постоянно проявлялась скульптурность. Так стояла безмолвная русская мать Харитонова (Г.Кирюшина), потерявшая сына и отомстившая за него, как смогла. Застывал с тяжело раненной Валентиной, держа ее на руках, военфельдшер Глоба (Р.Филиппов). Скоро он погибал и сам.
При изображении фашистов режиссер вместе с актерами стремились к плакатности, карикатурности. Это касалось Розен-берга (А.Эйбоженко), Вернера (В.Носик), Краузе (В.Коняев).
Пожалуй, только Н.Анненков, изображая бывшего штабс-капитана Васина, ставшего начальником штаба подразделения, которым командовал Сафонов (Ю.Каюров), не стремился к плакатности. Васин приходил в отряд Сафонова, осознавая безнадежность его положения. Он давно привык быть в тени, но сейчас готов к бою, понимая, что он станет для него последним. Им двигал высокий патриотизм русского человека. Анненков играл легко и тонко, у него, если применять музыкальные термины, в игре присутствовала мягкая тушировка. Он затаенно хранил в себе и опасения, и боль, и былые обиды. И только короткое рыдание выдавало его волнение при получении должности начальника штаба. И в этот миг отдаленно, чуть слышно, но четко проносилась в воздухе мелодия старинного вальса, «и вдруг таким явственным делался ее скорбный лиризм».
«Сам у себя на страже»
Корреспонденту «Газеты» Артуру Соломонову о Михаиле Цареве рассказал народный артист России, актер Малого театра Виталий Коняев.
Сегодня исполняется сто лет со дня рождения Михаила Ивановича Царева, выдающегося русского актера, почти сорок лет стоявшего во главе Малого театра. Корреспонденту «Газеты» Артуру Соломонову о Михаиле Цареве рассказал народный артист России, актер Малого театра Виталий Коняев, который был знаком с Михаилом Ивановичем тридцать лет.
Самая любимая роль Михаила Ивановича — это роль руководителя Малого театра. Он это обожал. Я однажды пришел в театр после отпуска и увидел Царева, ходившего по пустым полутемным коридорам Малого. «Михаил Иванович, что вы делаете здесь один?» Он ответил: «Сам у себя под стражей». И даже когда он уже был очень болен, после операции, коротко подстриженный, ходил по театру и прощался с ним.
Царев был очень мощной личностью, человеком, который очень тонко умел понимать актера, — он же до Малого театра много играл в провинции, играл у Мейерхольда. Кстати, про то время, когда он работал у него в театре, Царев не вспоминал никогда. А мейерхольдовец Игорь Ильинский имел к Михаилу Ивановичу претензии еще с тех пор, когда они вместе работали у Мейерхольда. Их конфликты были постоянными. И каждый год почти Игорь Ильинский и Борис Бабочкин, который тоже был с Царевым в непростых отношениях, подавали заявление об уходе. Михаил Иванович как человек мудрый эти заявления клал под сукно. Они спрашивали, когда же подпишут заявления, а он отвечал, что что-то куда-то затерялось, документы куда-то делись... И ситуация постепенно нормализовалась, и Бабочкин с Ильинским оставались в театре — до следующего заявления.
А когда Царев на несколько лет перестал руководить Малым, новый директор театра взял и подписал эти заявления. И Бабочкин с Ильинским остались на улице. Ильинский пошел в Театр киноактера, Бабочкин стал сниматься. Но как только Михаил Иванович пришел снова в театр, он сразу же взял их обратно. Несмотря на конфронтации.
Если Царев любил — то любил, если не любил — то не любил. И тому, кого он не любил, приходилось плохо. И ненавидеть он умел. Вот тех людей, которые участвовали в его увольнении, просто не стало, когда он снова вернулся в театр. Не стало в театре — и все.
Кстати, была вот такая история со Смоктуновским. Он играл в спектакле «Царь Федор Иоаннович» и однажды пришел к Цареву и сказал: «Меня Ефремов приглашает работать во МХАТ, не позволите ли вы мне играть там разово». «Ну, пишите заявление». Прошел отпуск, все получили отпускные. Сбор труппы. Смоктуновский, как это часто бывало, немножко опоздал — легкие аплодисменты. А потом его вызывают в бухгалтерию: «Иннокентий Михайлович, вы должны нашему театру вернуть отпускные». — «Почему?» — «Вы уволены с пятнадцатого июня». Реакция Смоктуновского была более чем бурная. Михаил Иванович обиды Малому театру не прощал.
Помню еще такую историю. Однажды мы приехали в Киев, у одного из актеров был день рождения. Мы все ждали, когда появится Михаил Иванович, специально купили для него бутылочку коньячку — он его любил. Вот он вышел на банкет, и — в пижаме. Говорит имениннику: «Дорогой мой, я хочу тебя поздравить с праздником. И — ближе к театру, а то расстанемся». Выпивает, закусывает и уходит. Так что он был натурой цельной — если любил, то, как говорится, не на шутку, а если нет — то и вид не делал, что относится хорошо.
Однажды наш специалист по гриму, очень хороший специалист и очень пьющий, снова ошибся и наклеил актеру усы не в нужное место, а чуть ли не на лоб! Был страшный скандал. А у нас появился новый заместитель Царева, Лев Александрович. И он его уволил. Все наши актеры, участники войны, во главе с Весником восстали и пошли к Цареву: «Как вы можете увольнять человека, который жизнь отдавал за нашу Родину! Мы за него встанем грудью!» Царев говорит: «И правильно, и вставайте грудью. Не волнуйтесь, я его уже уволил». — «Как?» — «Я уволил не его, а своего зама, Льва Александровича. Работайте спокойно». И, помню, кто-то к нему подошел и пожаловался: «Михаил Иванович, а сапожники-то пьют!» — «Ну а что бы вы делали, если бы были сапожником?»
И вдогонку история на ту же тему: однажды был банкет, к Цареву подходит молодой подвыпивший актер, хлопает его по плечу и интересуется: «О чем думаем, Михаил Иванович?» Ответ: «О том, как правильнее и скорее уволить вас из Малого театра». Тот протрезвел мгновенно.
Первая моя встреча с Царевым на сцене началась с убийства. Он меня убивал на сцене Малого театра. Когда я играл молодого Сиварда, он меня пронзал саблей, и я безропотно падал в какую-то яму. Потом мы встретились на спектакле «Оптимистическая трагедия». Все играли Вожака как бандюгу, а Михаил Иванович играл его намного сложнее, интеллигентнее, как они договаривались с режиссером Варпаховским, «из эсеров». А когда Царев играл Арбенина, я исполнял роль Звездича. И когда Царев швырял карты мне в лицо, у него были такие дикие, страшные глаза... Это нужно было видеть. От него шел какой-то ток. Мощные волны. А блистательные роли в спектаклях «Король Лир», «Перед заходом солнца»! Я в роли Клаузена видел и Николая Симонова, и Михаила Астангова, и Кирилла Лаврова, но впечатление от исполнения Царева — самое сильное! А стихи он читал великолепно. Конечно, это настоящее счастье, что я знал его, видел его мощную игру, был его партнером, учился у него.
А потом он стал болеть, и играть ему было все труднее. И, конечно, на закат такой мощной личности смотреть было больно. В одном из спектаклей, «Заговор Фиеско в Генуе», Царев должен был сказать фразу: «На коленях прошу тебя, сбрось этот пурпур». А он сказал: «На колюнях молюня, сгинь этот пурцур». Всем холодно стало. В финале спектакля мы вышли кланяться (Царев говорил обычно: «Пойдем унизимся перед публикой»), я спрашиваю, что это было, а он: «А в чем дело, милый мой?» И я понял, что это беда.
Однажды я был у него дома — конечно, все в этом доме было посвящено ему, оклеено афишами. У него замечательная жена (ныне вдова) Варвара Григорьевна, потрясающе тактичная. Она очень переживала, когда он уходил. Ей сейчас безумно трудно. Я звонил ей вчера, и она сказала, что не сможет поехать сегодня на кладбище, поскольку ей «уже много лет» — как истинная женщина цифры она не назвала.
А когда было десять лет со дня его смерти, я пришел навестить его могилу. Но забыл, где он похоронен, и просто пошел вперед. И напрямик вышел к его памятнику. И сегодня в десять утра мы будем с Эдуардом Марцевичем на его могиле, положим гвоздики.
Артур Соломонов
«Газета» 1 декабря 2003 г.
К 100-ю со дня рождения М.И.Царёва. Виталий Коняев: «Его величество актёр»
Виталий Коняев: «Его величество актёр»
«Октябрь уж наступил…» Наступила сотая «осень патриарха», о которой он так любил говорить волшебными словами Пушкина и Тютчева, даже помню, вижу жест и слышу интонацию в строчке «И кой-где первый жёлтый лист, крутясь, слетает на дорогу…»
Виталий Коняев: «Его величество актёр»
«Октябрь уж наступил…» Наступила сотая «осень патриарха», о которой он так любил говорить волшебными словами Пушкина и Тютчева, даже помню, вижу жест и слышу интонацию в строчке «И кой-где первый жёлтый лист, крутясь, слетает на дорогу…»
Уже шестнадцать лет нет с нами Михаила Ивановича Царёва, великолепного Актёра, поразительного Чтеца и Руководителя (почти сорок лет) Малого театра, и непонятно, как может быть, что вновь приходящая в театр молодёжь даже не слышала его имени! Разве такое возможно?!
Моя жизнь мистически связана с жизнью Михаила Ивановича (а может быть, мне это только кажется?). Он очень часто вспоминал годы обучения в Ревеле, а я окончил школу в теперешнем Таллинне, он с нежностью говорил об окрестностях Петербурга – я родился в Кронштадте, в год поступления его в Малый театр, когда уже им было сыграно много ролей в провинции, в Александринке и в театре Мейерхольда, его уже знали как блестящего исполнителя Чацкого и Армана Дюваля. Именно после его исполнения монолога Сирано де Бержерака на французском языке, после шутливого стихотворения (смесь «французского с нижегородским»):
L’hiver! Le paysan, торжествуя,
Sur дровня обновля la rue.
Его le cheval, la neige почуя,
Плетётся рысью comme si, comme сa!,
после совета: «Виталий! Учи французский, пригодится!», я «заболел» Францией и французским языком.
В 1954 году очередная стайка испуганных юнцов, придя на сбор труппы, переступила порог легендарного театра. Михаил Иванович уже четыре года «царствовал» в роли директора, но какая это была труппа! Даже вообразить трудно! Молодой Анненков (!), слегка за пятьдесят Гоголевой, Ильинскому, Жарову, ещё нет пятидесяти Велихову и Кенигсону, только что пришли в театр Доронин, Хохряков и Любезнов, радуют своим мастерством Зеркалова, Владиславский, Светловидов, Межинский, Ковров, Рыжов, и ещё живы «великие старухи» Яблочкина, Турчанинова, Пашенная! «Старухи» и настояли перед партией и правительством на «восшествии на престол» молодого Миши Царёва.
Одним из запомнившихся впечатлений была премьера спектакля «Макбет», поставленного главным режиссёром театра К.А.Зубовым, в конце спектакля подошёл к рампе и пожал руки главным исполнителям переводчик пьесы Борис Пастернак. Ещё идут «Варвары», «Порт-Артур», «Васса Железнова», выходят спектакли «Иван Рыбаков» с молодым Коршуновым и «Власть тьмы», которой, несмотря на трудное обсуждение на худсовете, суждена долгая сценическая жизнь. Очень мне понравился Михаил Иванович в спектакле «Рюи Блаз», где он «концертно» поедал курицу в комедийном дуэте с блестящим Александром Павловичем Грузинским. Потом был трагический Федя Протасов в «Живом трупе», а после прихода в театр великолепного режиссёра с трудной судьбой Леонида Викторовича Варпаховского мы увидели Михаила Ивановича в неожиданной для него роли Вожака – «из эсеров» в «Оптимистической трагедии» Вишневского, где впервые мы познакомились с художником Давидом Боровским. Вожак Михаила Ивановича был страшен своим умом и злой волей, и совсем не походил на Вожака-урку, каким его играли другие исполнители. В «Маскараде» Михаил Иванович играл безумно влюблённого в Нину игрока-профессионала, он игрок прежде всего, его главная страсть испытывать Судьбу, в этом решении на Германна в «Пиковой даме». Нужно было видеть, как он со спокойным лицом, с горящими глазами своими холёными руками готовил колоду карт к игре, безжалостно сдирая с них оболочку.
После прихода в театр Л.Е.Хейфеца у Михаила Ивановича появились новые роли в спектаклях «Перед захода солнца», «Король Лир», «Заговор Фиеско в Генуе», я тоже получал роли в этих спектаклях и, пожалуй, это было самое счастливое время в моей жизни, но я, увы, тогда не отдавал себе в этом отчёта, не ценил эти годы.
Михаил Иванович очень любил Малый театр! Он подолгу оставался на работе, даже когда был свободен. Не понимаю, как он выдерживал бешеную нагрузку, когда в день спектакля у него была утренняя репетиция, худсовет и перед самым спектаклем поездка по разным министерствам. Однажды к концу отпуска я зашёл в Малый театр и застал там одного… Царёва! На мой вопрос, почему он не отдыхает, что он здесь делает в одиночестве, Михаил Иванович ответил: «Сам у себя под стражей!»
Первые признаки болезни мы заметили по оговоркам на спектакле «Заговор Фиеско в Генуе», и когда на поклонах («во время унижения», как говорил Михаил Иванович) я спросил у него, что случилось, он ответил вопросом на вопрос: «В чём дело, родной?», и по его глазам я понял, что это – беда. У меня до сих пор хранится конверт с письмом от Михаила Ивановича, где он просит у меня прощения за то, что не может из-за болезни участвовать в «Заговоре Фиеско в Генуе», посвящённом 25-летию моей работы в Малом театре. Да, Михаил Иванович Царёв – это целая эпоха!
А его смерть, мне кажется, прокомментировал его любимый поэт Михаил Лермонтов: «И этот гордый ум сегодня изнемог!»
11 мая отмечает день рождения Виталий Анатольевич Коняев — известный актёр театра и кино, народный артист России. От всей души поздравляем Виталия Анатольевича с днём рождения! Крепкого здоровья, успеха, новых интересных ролей!!!
От всей души поздравляем Виталия Анатольевича с днём рождения! Крепкого здоровья, успеха, новых интересных ролей!!!
9 мая – День Победы
«РУССКИЕ ЛЮДИ»
Спектакль Государственного академического Малого театра СССР
«Сам у себя на страже»
Корреспонденту «Газеты» Артуру Соломонову о Михаиле Цареве рассказал народный артист России, актер Малого театра Виталий Коняев.
К 100-ю со дня рождения М.И.Царёва. Виталий Коняев: «Его величество актёр»
Виталий Коняев: «Его величество актёр»
«Октябрь уж наступил…» Наступила сотая «осень патриарха», о которой он так любил говорить волшебными словами Пушкина и Тютчева, даже помню, вижу жест и слышу интонацию в строчке «И кой-где первый жёлтый лист, крутясь, слетает на дорогу…»
Партнеры
Информационная поддержка
