Дорогие друзья!

12 мая на сцене Тамбовского академического драматического театра прошло открытие XVII Фестиваля имени Н.Х. Рыбакова. В этом году фестиваль посвящен памяти Юрия Мефодьевича Соломина, который стал одним из его инициаторов и вдохновителей в 2007 году. Артисты Малого театра – народная артистка России Елена Харитонова и Константин Юдаев – стали почетными гостями вечера, а на экране зрители увидели отрывки из спектаклей и фрагменты документальных фильмов о Юрии Мефодьевиче.

Фото Тараса Богданова

[GALLERY:768]

В рубрике «Дети закулисья» журнал "Театрал" публикует интервью с замдиректора по специальным и детским театральным проектам Малого театра, внучкой Юрия Мефодьевича Соломина – Александрой СОЛОМИНОЙ.

– Александра, расскажите про свои первые театральные впечатления.

– Первые воспоминания про театр у меня очень ранние. Я с четырех лет жила в Лондоне, но каждые каникулы мы приезжали. И в 14 лет я приняла первое осознанное решение в жизни – вернуться учиться в Москву. А так как бабушка с дедушкой были работающие, то они меня «таскали» с собой. Когда-то – на занятия в Щепкинское училище, когда-то – на спектакли. И вот одно из самых сильных первых впечатлений о Малом театре – это, конечно, был спектакль «Царь Фёдор Иоаннович», где Юрий Мефодьевич играл царя. Мне было, наверное, лет шесть-семь, я мало что понимала по существу, но на меня это произвело неизгладимое впечатление. Совершенно невероятная музыка Свиридова, написанная к этому спектаклю. Выдающаяся плеяда больших артистов: Виктор Иванович Коршунов, Ярослав Павлович Барышев и, конечно, Юрий Мефодьевич… Я помню, что ужасно переживала за дедушку, ведь там такие страсти… И это яркое воспоминание живёт во мне всю жизнь.

– Как-то изменилось отношение к дедушке после того, как вы увидели его на сцене? Он вам что-то объяснял о театре, о спектакле?

– Да, конечно, он мне всё всегда объяснял, о чем я спрашивала. В моем детстве всё равно изначально он был дедушкой, а уже потом всё остальное. И я ему безумно благодарна за то, что, несмотря на всю свою чудовищную занятость, он всегда-всегда находил на меня время. Было всё: и сказки на ночь, и прогулки, и замечательное время вдвоём, когда бабушка уезжала. Единственное, что он умел готовить – это жарить картошку, и очень гордился, что у него картошка особенная получалась! Помню наши разговоры и то невероятное тепло, которое он мне дарил с детства. И если мне нужно было поговорить о чём-то, он всегда находил на это время.

– В раннем детстве или когда вы стали старше – тоже?

– И потом тоже. И моё «впервые разбитое сердце» тоже он успокаивал. Он был очень сдержанный человек, но при этом я всегда чувствовала от него тепло. В этом смысле у нас была очень тесная связь дедушки и внучки, какая-то особенная, очень трогательная. Даже когда он журил меня и не всегда одобрял какой-то мой выбор, при этом я всегда чувствовала его поддержку. Даже если мы о чем-то спорили, всё равно эта связь была непоколебимой. – Случалось, что в споре вы его переубеждали в чём-то, и он соглашался? – Конечно, бывало. Иногда он говорил: «Яйцо курицу учит, не говори ерунду». А иногда говорил: «Да, может быть, ты и права». И если оказывалось, что я действительно была права, он говорил: «Ну, ты же у меня умная, есть в кого!»

– А как произошло знакомство с театральным закулисьем?

– Ой, даже не помню какой-то конкретный день первого знакомства с закулисьем. Оно постоянно присутствовало в моей жизни. Даже дома, потому что там были бесконечные разговоры про театр. Театр – это же «страшный эгоист». И особенно такой, как наш, он всех «всасывает в эту воронку». Даже мы с моим мужем (актер Малого театра Константин Юдаев. – «Т») замечаем, что всё равно, так или иначе, у нас дома разговоры периодически выруливают на рабочие темы. А уж у дедушки-то дома тем более так было, ведь он был руководителем театра. Поэтому я – абсолютно театральный ребёнок. Когда я приезжала в театр, меня всё там восхищало, мне было очень интересно находиться внутри всего этого. И я никогда в жизни не могла себе даже представить, что придёт время, и я сама буду работать в руководстве театра, вести проекты. Малый театр я ощущаю, как некий второй дом. Но такой, который ещё заставляет тебя самого как-то внутренне подтягиваться до его уровня.

– С бабушкой были более сложные отношения?

– Нет, с бабушкой у нас они были просто другие. Ольга Николаевна была женщина очень талантливая и при этом очень волевая. А дедушка всегда был – «добрый полицейский», который, если что, прикроет, простит сразу же. Если я не хотела на рояле заниматься и просилась гулять, он иногда говорил: «Ладно, давай, мы скажем, что ты позанималась, и пойдём гулять!» А бабушка, соответственно, должна была держать всё под контролем, учить, соблюдать во всем порядок. Она же была педагогом по своему призванию. Скольких артистов воспитала в Щепкинском!

– У вас никогда не было мыслей пойти в актерскую профессию?

– Даже если они и были, то очень быстро угасли. Я много занималась музыкой, окончила Консерваторию. Но потом поняла, что мне гораздо интереснее всё-таки работать с людьми. Потому что сольный музыкант – это достаточно «одинокая» профессия. А мне нужно быть в коллективе, нужно что-то организовывать, взаимодействовать с другими людьми. У меня к этому душа лежит. И так случилось, что, когда в Малый театр пришла новая директор Тамара Анатольевна Михайлова, она во мне рассмотрела организаторские способности и потихонечку начала меня привлекать к административной деятельности. Юрий Мефодьевич сначала был страшно против. Потому что он, как человек, который изнутри всё это знал, безусловно, просто хотел меня от многого уберечь. А я уберегаться упорно не хотела. Ведь есть «непобедимые» черты характера, они все равно проявились бы, даже если бы я не работала в театре. А потом прошло какое-то время, и дедушка сам уже радовался тому, что я при деле и рядом. Ему ведь тоже нужна была какая-то поддержка, всё-таки лет ему было к тому времени немало.

– Возвращаясь к вашим детским годам, какие еще спектакли смотрели здесь?

– Очень хорошо помню «Снежную королеву», несколько раз ее смотрела. Но когда меня таскали в театр, меня особо не спрашивали, что я хочу смотреть и что не хочу. Надо, и едем. ское это или не детское. Я переступала порог театра и, как завороженная, смотрела на этот чудесный мир, полный волшебства. И не важно, что сегодня будет – «Горе от ума», «Снежная королева» или даже «Царь Фёдор…», я просто наслаждалась от того, что находилась в таком намоленном месте. Я на всех артистов смотрела с открытым ртом и думала: «Какие же счастливые люди, что они могут сюда приходить каждый день и этим заниматься!»

– А что еще вспоминается из детства?

– Вспоминаются, конечно, наши совместные поездки в санаторий летом или лето на даче с собаками, посреди леса, и с теми пресловутыми занятиями музыкой.

– На даче был рояль?

– Да, был рояль. И это было довольно мучительно. Потому что сквозь окна светило солнце, на улице пели птички, шелестели листья, а ты вынужден был сидеть и гаммы отрабатывать. Но всё равно сейчас я с большим теплом вспоминаю то время. Я, в принципе, была достаточно закрытым ребёнком, спокойно могла проводить много времени одна, с книжками, с собаками.

– Собак было много?

– Всегда, как минимум, три.

– А сейчас у вас есть собака?

– У нас с мужем квартира достаточно маленькая, собак не заведешь, у нас – кошка. А вот на даче Юрия Мефодьевича остались три собаки и два кота. Слава богу, я с соседкой договорилась, она сейчас за ними присматривает. А я стараюсь в выходные, когда могу, туда ездить.

– Своих детей учите музыке?

– Да вот, к сожалению, видимо, придётся. Хотя бы одного, старшего, потому что у него обнаружился «очень» музыкальный слух. Он сам на всяких детских инструментах подбирает мелодии на слух, даже не зная нот. Вообще, он у нас явно очень творческий и артистичный растёт. Так что сейчас я как раз в процессе выбора педагога. Надо начать хотя бы частным образом, а дальше жизнь покажет.

– То, что вы, как и ваша мама, выбрали музыкальную стезю, тоже, можно сказать, продолжение династии, ведь родители Юрия Мефодьевича были музыкантами.

– Да, его мама, Зинаида Ананьевна, была певицей, а Мефодий Викторович учился на дирижёрском факультете. Они познакомились в Консерватории в Санкт-Петербурге. Но потом произошло несчастье – она перенесла какую-то инфекцию, после которой оглохла. И они уехали в Читу, где организовали Дом культуры офицеров. Отец Юрия Мефодьевича воспитал большое количество артистов, которые начинали там в любительских музыкальных коллективах, а Зинаида Ананьевна аккомпанировала этим коллективам на рояле. Моя мама с детства занималась музыкой, и потом это стало ее профессией. Наверное, и во мне это отозвалось. Надо сказать, что моя бабушка, Ольга Николаевна, в детстве тоже очень хотела заниматься музыкой, даже записалась в музыкальную школу, но на следующий день началась война, и пришлось уехать эвакуацию, поэтому она так и не получила музыкального образования.

– Когда вы пришли в Малый театр, как сотрудник, это ведь было сперва музыкальное направление?

– Я сначала работала в оркестре как концертмейстер. Потом я, в силу хорошего знания английского языка, выполняла какие-то переводческие работы – ведь у нас была достаточно плодотворная деятельность с Союзом театров Европы, –вела проекты с иностранными режиссёрами, которые у нас ставили. Потом, когда у меня появились дети, возникла идея создать при театре Детскую студию. В этом году исполняется уже пять лет, как она успешно работает.

– Это студия для детей, которые участвуют в спектаклях Малого театра?

– Да, режиссёры отбирают себе в спектакли наших ребятишек. Вообще, в каком-то смысле, это моя дань своему детству. Потому что мне очень хотелось, чтобы и другие дети имели возможность тоже расти в этой атмосфере, черпать здесь вдохновение, воспитываться на тех традициях, на которых я воспитывалась. И благо, что сейчас есть такая возможность.

Поначалу эта идея очень непросто принималась. Но потом, можно сказать, с этими детьми новая энергия пришла в театр и тоже дала новый виток развития. В этой Студии преподают наши артисты. Кроме того, у нас есть благотворительный проект для слабослышащих детей, это отдельная группа детей после кохлеарной имплантации, которым необходима реабилитация и которых, по сути, нужно учить говорить. Мы с ними занимаемся совместно с Национальным центром оториноларингологии.

У нас сейчас очень много просветительских проектов, лекций, детских программ с экскурсиями, встречами с артистами и так далее. Для детей, для юношества, для студентов. Можно сказать, что мы таким образом вспомнили добрые традиции, потому что Малый театр всегда был местом, где обитало студенчество еще в царские времена. И мы решили эту традицию возобновить, чтобы мы тоже, скажем так, воспитывали будущее поколение, а себе – зрителей. Мы очень дружим с МГУ. Есть у нас такой проект «Диалог времен», где на определенные спектакли приходят студенты, а после спектакля они имеют возможность обсудить свои впечатления, задать какие-то вопросы режиссеру, артистам, художнику этого спектакля. Мы собираемся в фойе и разговариваем. Потому что молодежь, безусловно, очень нуждается в том, чтобы с ними разговаривали. И очень хочется, чтобы молодые люди тоже знали, понимали, чтили свою собственную культуру. А у нас есть все возможности для того, чтобы их в этом направлении вести.

– Своих детей часто берете в театр?

– Периодически беру. Они в нашу Детскую студию тоже ходят заниматься. Ну и просто приходить в театр, на спектакли они очень любят. Я их стараюсь приводить все-таки на детский репертуар, чтобы не отбить охоту.

– А вашего дедушку они застали на сцене?

– На сцене, к сожалению, нет. Он уже не играл к тому времени, когда они родились. Но, слава богу, что они его застали. Он все время говорил: «Наконец-то мальчишки родились!» У него-то была дочка, а потом внучка.

– Он занимался правнуками, читал им книжки?

– К сожалению, уже к тому времени он плохо видел, да и силы уже были, конечно, не те. Но он с удовольствием с ними нянчился, когда мы приходили в гости или он к нам приходил. Так получилось, что прошлое лето мы обитали все вместе на даче… Я очень благодарна судьбе, что у меня была вот такая последняя возможность с ним побыть.

– А какие книжки он вам в детстве читал?

– Чаще всего – сказки. Я очень любила слушать, как он читает сказки Пушкина, русские народные сказки. Я ему притаскивала какую-нибудь книжку, а иногда даже заставляла его перечитывать одну и ту же историю по три-четыре раза. Читал он и рассказы Драгунского, Носова, Бианки – в общем, всю детскую литературу. Но сказки у него получались лучше всего!

– Фильмы с его участием любили смотреть?

– Не могу сказать, что мы прямо специально садились: вот сегодня мы все вместе посмотрим «Дерсу Узала» или «Адъютант его превосходительства». Но когда эти фильмы шли по телевизору, то – да, мы смотрели, восхищались.

– Юрий Мефодьевич тоже смотрел?

– Да, смотрел, вспоминал своих коллег, какие-то интересные случаи всплывали. Дедушка очень любил рассказывать про Акиру Куросава. Говорил, что на режиссуру в кино – он впоследствии сам снял два фильма – его благословил Куросава. Они были очень дружны и близки по духу.

– Они часто общались?

– Да, они общались очень тепло. У Куросавы была переводчица, которая всюду его сопровождала, ее звали Нагами-сан, сейчас ей, по-моему, уже около ста лет. Дедушка рассказывал, что единственный раз, когда он согласился сняться в рекламе, был связан с Куросавой. К нему пришел кто-то из бывшей съемочной группы «Дерсу» и сказал, что у Куросавы очень бедственное положение. Ведь на родине ему не очень давали работать. И вот им предложили сняться в рекламе виски, если все согласятся, – Куросава, композитор Исаак Шварц и Юрий Мефодьевич. Это было во время обсуждения новой предстоящей совместной работы – фильма «Пляска красной смерти» по Эдгару По. Но, к сожалению, этот проект так и не реализовался. «А вот в рекламе японского виски, – рассказывал Юрий Мефодьевич, – мы снялись». Они со Шварцем свои гонорары от этой съемки отдали Куросаве. Вот такая тогда была связь между людьми. Ну, историю про портрет, наверное, все знают. Куросава ведь был художником по первому образованию. Юрий Мефодьевич рассказывал, что все раскадровки к фильмам он рисовал сам. И вот Куросава во время съёмок «Дерсу Узала» нарисовал и подарил дедушке на день рождения «портрет» тигра. Эту большую картину я с детства помню, она у нас дома до сих пор хранится.

И потом они регулярно созванивались, встречались. Малый театр ездил на гастроли в Японию, а Юрий Мефодьевич очень любил эту страну и всегда говорил: «У меня ощущение, что Япония – для меня как вторая Родина». Ему был очень близок уклад, традиции, образ жизни. Ему очень близка была восточная философия.

– Когда дедушка снимался в кино, вас на съёмки не брал?

– Брал! Я даже снялась в одном эпизоде вместе с ним, в «Московской саге», у Дмитрия Барщевского. Причём, мы снялись втроём: дедушка, его любимый пёс Маклай и я. Помню, мороз был очень сильный. Мне было лет двенадцать, наверное. Так что был у меня даже такой вот небольшой съёмочный опыт.

– Какой у вас самый любимый фильм дедушки?

– Я очень люблю «Обыкновенное чудо». И я вам больше скажу, у него самого было две любимые работы в кино – это «Обыкновенное чудо» и «Летучая мышь». Он признавался, что это две его любимые роли, потому что в них он, наконец, отходил от образа благородного сыщика, следователя, шпиона и так далее. В фильме Марка Захарова его Эмиль такой трогательный персонаж! А в «Летучей мыши» – роль Генриха фон Айзенштайна комедийная, в этом фильме они сыграли в паре, вместе с Виталием Мефодьевичем. Эти две работы были выходом за пределы его привычного амплуа, а на съемочной площадке можно было и похулиганить, и посмеяться, потому что собралась очень душевная команда.

– А вы с Виталием Мефодьевичем успели пообщаться?

– Практически нет, но с его семьей мы очень тесно контактируем. Настя, его старшая дочка, как раз в нашей Детской студии преподает хореографию, ведь она была солисткой ансамбля Моисеева.

– Вы сказали, что хотите продолжить традиции театра, которые дедушка поддерживал. Он с вами это обсуждал?

– Да, мы всегда говорили с ним о том, что Малый театр – это основа, та самая колыбель русского театра. И как бы мир ни менялся, здесь всегда говорилось и говорится о том, что мы – большой корабль, который идёт своим путём. Независимо от штормов, которые происходят в море. Здесь звучит та самая настоящая русская речь, которая должна быть слышна со второго яруса, и этому необходимо учить в Щепкинском институте. Искусство, безусловно, должно быть разнообразным. Но здесь именно тот самый классический русский театр. Так же, как и Комеди Франсез во Франции. Здесь своя определённая эстетика, свои правила. Нужно сначала выучить правила, прежде чем их нарушать.

– То есть от Малого театра не стоит ждать экспериментов?

– Смотря что имеется в виду? Каждый ведь слово «эксперимент» по-своему воспринимает. Эксперимент в том плане, что мы тут кого-то будем раздевать или заставлять ругаться матом на сцене, – нет, у нас таких экспериментов не было, нет и не будет. Но эксперименты могут быть в плане театральных технологий. В частности, у нас после реконструкции потрясающе технически оснащена Историческая сцена. Просто нужно понимать, что мы существуем в своей определённой эстетике. И здесь очень важна преемственность. Эти правила и устои передаются из уст в уста уже много-много-много поколений. Именно так Малый театр и существует уже более 250 лет. А если быть точной, то 267 полных лет.

Мария Михайлова, "Театрал", 5 мая 2024 года

https://www.teatral-online.ru/news/35316/?utm_sour...

Телепередача, телеканал "Радость моя", 2008 год

19 февраля исполняется 40 дней как с нами нет Юрия Мефодьевича Соломина. 35 лет этот человек был капитаном Малого театра, его опорой, защитой и надеждой. Сегодня, отдавая дань памяти Юрию Мефодьевичу, мы предлагаем нашим зрителям погрузиться в мир его творчества. Мы подобрали для вас несколько записей спектаклей Малого театра, а также телеспектаклей с участием Юрия Мефодьевича.

19 января исполняется 9 дней со дня ухода Юрия Мефодьевича Соломина. Все мы - артисты, сотрудники театра, зрители - с болью в сердце переживаем эту утрату. Еще звучит в ушах голос нашего худрука, еще невольно мы ловим глазами двери его кабинета, в надежде, что он выйдет оттуда и приветственно махнет рукой. Сегодня, в память о нашем Капитане, мы публикуем ролик, в котором собрано множество фотографий - из жизни, в ролях из спектаклей и кино... Помним! Всегда вместе!

Ушел из жизни Юрий Соломин — актер, режиссер, педагог. Умер тихо — сердце остановилось во сне. Он прожил 88 лет — немало, в последние годы все чаще подводило здоровье, постепенно оставляли силы, но это, конечно, не способно облегчить горечь утраты.

Вместе с Юрием Соломиным уходит эпоха: великие покидают бренный мир. Он был наследником, преемником, последователем и продолжателем традиций Малого театра, которым руководил с 1988 года до последнего дня жизни. Ему удалось чудо: Малый не стал музеем, он живет полноценной современной жизнью, без всякого консерватизма, который ошибочно мерещится в «доме Островского» поборникам актуального искусства.

В 2018-м мне посчастливилось брать интервью у Юрия Мефодьевича. Мы разговаривали в его прекрасном кабинете художественного руководителя театра, который неизменно служит Автору, Отечеству и раскрывает молодые таланты. К статусу Малого как первого и старейшего театра России он относился чрезвычайно серьезно. «Я счастлив в нашем театральном доме. Знаете, художественное руководство — это не профессия и не должность, а образ жизни. Худрук — он как воспитатель в детском саду, отвлечься не имеет права». Он и не отвлекался — театру отдавал все свои силы, помыслы, надежды.

Какая же это была прекрасная встреча! Юрий Мефодьевич говорил просто, доброжелательно, открыто, легко переходя от серьезных откровений к искрящимся афоризмам и веселым мемуарным наблюдениям. Он с нежностью вспоминал детские годы в Чите, свои ранние занятия в Доме пионеров, куда мальчика привели родители — известные в городе музыкальные педагоги. В студиях Дома пионеров родилась мечта о сцене. В Москве юный провинциал легко поступил в Щепкинское училище, где встретил своих наставников — Веру Пашенную, Игоря Ильинского, Михаила Царева. После ярких студенческих лет он вошел в труппу Малого театра, которым грезил. Однако взрослая профессиональная жизнь складывалась неспешно — видимо потому, что судьба задумала вырастить личность с основательной корневой системой, надежную, крепкую, сумевшую не только сохранить, но и передать традиции будущему.

Его талант был очевиден сразу: он умел передавать внутреннее действие, скрытый темперамент и тихие подтексты, избегал резких красок и внешней характерности. Во всем, что он делал, была основательность, какая-то классическая основа. Тем не менее в первые годы молодой Соломин играл в массовых сценах: «Поверьте, я каждый вечер выходил на сцену, но по преимуществу как участник массовки или хозяин эпизода; дворовый парень, третий корреспондент, второй конвойный — вот таких персонажей играл, а так хотелось больших ролей и значительных пьес».

Он чувствовал в себе силы недюжинные, но долгожданная радость наступила почти через десятилетие, когда в его «послужном списке» появился Хлестаков в «Ревизоре». Судьба продолжала испытывать на прочность его силу духа — до следующей значительной роли Кисельникова в «Пучине» должна была пройти еще одна пятилетка. Потом появился царь Федор Иоаннович. После блистательного Иннокентия Смоктуновского играть эту роль было невероятно сложно, но Соломин проявил незаурядную индивидуальную волю и представил совсем иные бездны внутренней жизни. Потом посыпалось множество ролей: Тригорин в «Чайке» и Войницкий («Леший» и «Дядя Ваня»), Федя Протасов в «Живом трупе», Николай Второй в спектакле «… И Аз воздам», Михаил Яровой в «Любови Яровой» — на них ломились зрители, чтобы увидеть любимого артиста.

Значительные роли в кино тоже появились не сразу. Две из них резко изменили его биографию. В сериале «Адъютант его превосходительства» Соломин сыграл главного героя Павла Кольцова, и сразу после премьеры актера накрыла популярность и всенародная любовь. Его обожали все жители СССР, от интеллигентных дам до серьезных ученых, от мечтательных старшеклассниц до строгих военных. Соломин стал одним из самых востребованных и желанных актеров советского кино. Признание мирового кинематографического сообщества принесла почти бессловесная роль Арсеньева в фильме Акиры Куросавы «Дерсу Узала». Обе роли, такие разные, актер сыграл с той естественностью и убедительной простотой, которыми судьба награждает редко и только избранных.

Сам Соломин рассказывал: «Играл я по преимуществу роли серьезные, людей благородных и разумных, героев в погонах, представителей воинской, служивой интеллигенции. А я так хотел оставить за кадром армейскую выправку и форму. Марк Захаров подарил мне такую возможность — пригласил на «Обыкновенное чудо». И эту работу я ставлю в первую десятку своих многих-многих ролей в кино и театре». Влюбленный, нежный трактирщик Эмиль показал безграничный актерский диапазон Юрия Соломина, который сыграл вдохновенно и неожиданно, поразив коллег и учеников.

Юрий Мефодьевич многое успел: в своих актерских работах оставил нам вопросы для размышления и тайные знания о главном в жизни; воспитал не одно поколение актеров, работающих в разных театрах страны и мира; в трудное начало 1990-х возглавлял Министерство культуры РСФСР, спасая стремительно разваливающееся искусство. Он, видимо, из породы спасателей и строителей. Юрий Мефодьевич ушел, но не оставил театр потерянным и бесприютным — собранная Соломиным команда единомышленников подхватит его дело, а на сцену вновь и вновь будут выходить его ученики…

Весть о тяжелой потере застала меня во время интервью «Культуры» с актером и депутатом Дмитрием Певцовым. Вот что он сказал: «Выражаю соболезнования семье народного артиста СССР, художественного руководителя Государственного академического Малого театра России Юрия Соломина. Это огромная, невосполнимая потеря для всей нашей отечественной культуры. Соломин открыл, воспитал многих мастеров нашей сцены, дал им дорогу в искусство — он был замечательным театральным педагогом. Это потеря и лично для нашей семьи. Юрий Мефодьевич сыграл значительную роль в творческом росте, профессиональном становлении моей супруги — Ольги Дроздовой, для которой он стал главным Учителем в Щепкинском училище, именно он рекомендовал ее, студентку 3-го курса, на главную роль в спектакле Малого театра «Не все коту масленица». Мы благодарны ему за его служение русскому театру, за его огромный вклад в нашу культуру, за сохранение традиций русского театра, отечественной театральной школы в один из сложнейших периодов истории нашей страны. Царство Небесное! Память его будет в род и род!»

Елена ФЕДОРЕНКО, "Культура", 11 января 2024 года

https://portal-kultura.ru/articles/theater/357406-...

Когда пытаешься определить доминирующую черту характера Юрия Мефодьевича Соломина, то невольно сразу думаешь о постоянстве. О качестве, которое, скорее всего, перешло к нему по наследству от родителей - Зинаиды Ананьевны и Мефодия Викторовича Соломиных. Они были музыкальными работниками, преданными и друг другу, и своей профессии. Вот и в биографии их старшего сына все происходит однажды и навсегда. Свидетельство тому - единственный, заключенный, кажется, еще в студенчестве семейный союз с однокурсницей Ольгой (Ольга Николаевна Соломина была актрисой столичного ТЮЗа, а с 1981-го года - она ведущий педагог Училища имени М.С. Щепкина). И - один театр, Государственный академический Малый, в котором служит с 1 августа 1957-го.

О семье Юрий Мефодьевич старается не распространяться, но не по причине наличия негатива, просто, по мнению Соломина, семья - понятие сугубо личное, интимное и выставлению напоказ не подлежит. А о Малом театре говорит охотно. Особенно, если речь идет о его летописи, легендарные страницы которой для Юрия Мефодьевича - не просто набор едва ли не всем знакомых фактов, а то, что живет в его сердце.

Живет уже давно, с 1949-го, с того момента, когда в кинотеатре родной Читы он увидел фильм «Малый театр и его мастера», снятый к 125-ой годовщине открытия исторического здания театра. Соломин всегда хотел стать артистом, даже в школе имел соответствующее прозвище. А посмотрев эту документальную ленту, еще более укрепился в своем желании. И решил, что настоящим артистом можно быть лишь там, в Малом. Из этого же фильма он узнал о существовании училища при театре (где, кстати, вскоре после его окончания Юрий Мефодьевич начнет активно преподавать).

Ему повезло поступить на курс Веры Николаевны Пашенной, от которой перенял и азы артистического ремесла, и получил ценные, не раз выручавшие его на жизненном пути советы.

Пашенной - ученице корифея Малого театра Александра Павловича Ленского, также много и плодотворно сотрудничавшей с МХАТом, Соломин обязан умением органично сочетать четкую форму сценических образов, их эмоциональную «окраску» (а у Юрия Мефодьевича она, как правило, лишена какого-либо ажиотажа, неизменно деликатна, ненавязчива) с тщательной психологической разработкой ролевых партитур. У Пашенной же Соломин научился не опускать руки даже в самых тяжелых ситуациях. Например, в длительные периоды отсутствия новых ролей, которые у Юрия Соломина, благодаря огромной кинопопулярности представляющегося абсолютным баловнем судьбы, случались неоднократно.

Так в 1966-ом Юрий Мефодьевич сыграл Хлестакова в поставленном Игорем Ильинским «Ревизоре» Н.В. Гоголя. Сыграл не человека «без царя в голове», а обаятельного «мотылька», отличавшегося «необыкновенной легкостью в мыслях». Был признан зрителями, прессой и, что не менее важно, партнерами. А среди них были мэтры - сам Игорь Владимирович Ильинский и Евгений Яковлевич Весник (они в очередь играли Городничего), Виктор Иванович Хохряков (Земляника), Борис Андреевич Бабочкин (Почтмейстер), Владимир Александрович Владиславский (Хлопов), Геннадий Сергеевич Карнович-Валуа (Ляпкин-Тяпкин), Николай Афанасьевич Светловидов (Добчинский), Татьяна Александровна Еремеева (Анна Андреевна), Елена Митрофановна Шатрова (Унтер-офицерская вдова). Но после успеха в роли Хлестакова Соломин семь лет ничего не репетировал. Позже он признался, что от отчаяния его спасло осознание необъятности роли Хлестакова, которую надо было стараться на каждом спектакле «поворачивать» ранее неизвестными публике «гранями».

Подобный филигранный подход к работе вообще присущ Юрию Мефодьевичу. Премьера для него - лишь старт к дальнейшему процессу усовершенствования ролей. Это обеспечивает его актерским созданиям долгую жизнь. К примеру, трагического героя - царя Федора Иоанновича в одноименном спектакле Бориса Равенских по пьесе А.К. Толстого Соломин играл более четверти века. А роль Фамусова в грибоедовском «Горе от ума» в режиссуре Сергея Женовача, в которой с удовольствием реализует свой нерастраченный характерно-комедийный потенциал, играет уже пятнадцать лет.

Столь же серьезна, добротна и режиссура Юрия Соломина, все свои идеи выражающего через актеров. Постановочных «фокусов» он не любит, хотя это не исключает наличие в его спектаклях выразительных декораций, которые никогда не мешают исполнителям, а наоборот помогают им ощутить атмосферу, присущую тому или иному театральному действу. Как, скажем, воспроизведенные едва ли не во всех подробностях по задумкам режиссера Юрия Соломина и художника Александра Глазунова дом Прозоровых в чеховских «Трех сестрах» или королевские покои в «Молодости Людовика XIV» А. Дюма-отца.

И, конечно, главными для режиссера Юрия Соломина являются фигуры авторов избранных им для постановки произведений. Чаще всего - это классики, из числа которых, как, видимо, и положено старожилу Малого театра, он больше всего ценит Александра Николаевича Островского. В знак преклонения перед литературным даром драматурга в Малом раз в два года проходит фестиваль, носящий его имя. При составлении афиши этого фестиваля приоритет отдается провинциальным театрам. И это тоже принципиальная позиция Соломина, убежденного, что Островский бы это одобрил, все-таки лучше него никто не чувствовал и не понимал провинциальных актеров.

С симпатией к своим собратьям по профессиональному сообществу, с тревогой за их судьбы сам Юрий Мефодьевич вывел на подмостки Малого театра персонажей «Леса» и водевиля «Таинственный ящик» П.А. Каратыгина. В «Таинственном ящике» он сыграл скромного странствующего лицедея Сен-Феликса, трогательно мечтавшего о собственном «маленьком театрике», давно уже построенном им в фантазиях.

В отличие от Сен-Феликса Мольер Юрия Соломина из спектакля «Кабала святош» М.А.Булгакова (режиссер - Владимир Драгунов) о театре не мечтал. Этот театр у Мольера был. И заботу о товарищах по сцене, долг перед ними Мольер-Соломин ставил превыше всего.

Не удивительно, что именно это, а не сложные отношения Мольера с верховной властью (напомним, что Соломин,в 1990-1992 занимал пост министра культуры РСФСР, а потом - РФ), обернулось «зерном» роли для Юрия Мефодьевича. Ведь на его плечах тоже лежит ответственность за коллег, которые в 1988-ом, между прочим, впервые в нашей стране, еще именовавшейся Советским Союзом, избрали его художественным руководителем Малого.

И при нем театр продолжает оставаться отдельным «государством». «Государством» стабильным, потому что разного рода «реформы», сотрясающие российское культурное сообщество, словно обходят его стороной. Кому-то это не нравится, но Соломин как будто не обращает внимания на «уколы» недоброжелателей и упорно ведет свой большой «корабль» прямым «курсом».

«Курсом», являющимся наиболее надежным в «эпоху перемен», когда путаются критерии и распадаются связи. Но Малому театру эти напасти не грозят. Во-первых, никакие конфликты, увы, неизбежные в любом коллективе, по традиции, установленной его великими «стариками», не выходят за пределы театра. Во-вторых, за годы реконструкций и иных потрясений никто из артистов не был уволен или сокращен. К тому же, Соломин не отличается актерской жадностью, периодически отдавая свои роли тем, кому они, по его убеждению, нужнее (вспомнить хотя бы Акима из поставленной им «Власти тьмы» Л. Н. Толстого, которую должен был играть сам, но передал Алексею Кудиновичу, или - с ролью Мольера, отданной Василию Бочкареву). Вдобавок, проявляется уважение к ветеранам войны и труда. Наконец, каждый сезон выпускаются спектакли, которые могут нравиться или нет, но в них неизменно присутствуют человеческие истории, что в итоге подкупает зрителей. Словом, в одном из старейших российских театральных домов идет нормальная творческая жизнь. И в этом немалая заслуга его многолетнего лидера - Юрия Мефодьевича Соломина.

Фолкинштейн Майя, "Страстной бульвар, 10", Выпуск № 1-181/2015

http://www.strast10.ru/node/3649

Его отпевали в бело-золотом храме Христа Спасителя, главном кафедральном соборе страны. Честь, которой удостаиваются лишь те, кто внес особый вклад в историю Отечества. Таким был Юрий Соломин – народный артист СССР, художественный руководитель Малого театра.

"У него было потрясающее чутье. Вот чутье актерское, интуиция – что хотите. Соломин был человеком искусства, который пропустил действительность через свою жизнь, через свое сердце", – говорит актер Валерий Баринов.

Проститься пришли ученики, коллеги и почитатели таланта.

В судьбе Малого театра Юрий Соломин сыграл роль, пожалуй, большую, чем кто-либо за всю его историю. Большую даже, чем основавшая легендарную труппу императрица Елизавета. Потому что был он с театром с тех самых пор, как еще студентом Щепкинского училища в 1950-х начал играть в его спектаклях, и до последних своих дней, когда уже из больничной палаты руководил, наставлял, помогал любимым подмосткам.

"Чудный человек, это человечище, потому что на нем никогда не лежала печать, знаете, вот этой звездности. Это представитель золотого фонда русского искусства. Вот что такое Юрий Мефодьевич Соломин", – говорит народный артист РСФСР Всеволод Шиловский.

"Спас театр, сохранил, когда разваливался Советский Союз. Вы знаете, все раскалывалось, а Малый был всегда монолит. Как стойкий солдат, говорил: мы театр классического направления", – отметил народный артист России Андрей Житинкин.

"Что бы он ни играл, от него шла какая-то информация настоящего русского человека, интеллигента в хорошем смысле этого слова. И доброго сердца", – сказал народный артист России Дмитрий Певцов.

Зрительный зал исторической сцены был заполнен до верхних ярусов. К гробу Юрия Соломина люди несли живые цветы. Почетный караул. Камерный оркестр. Его портрет. Его зрители и ученики. Были руководители ведомств, политических партий, общественных движений. Вся большая Россия, для которой он служил в театре и играл в кино.

"Сегодня мы провожаем в последний путь гениального русского человека – талантливого режиссера, актера, художника – с полным пониманием того, что он с честью выполнил главный свой долг, долг защиты того лучшего, что есть в нашей духовности и культуре", – выступил со сцены председатель ЦК КПРФ Геннадий Зюганов.

"Хранитель традиций, скала, о которую разбивались новомодные театральные течения, многие из которых уже и забылись. А Соломин будет. И все это благодаря совершенно поразительному характеру", – высказался помощник президента РФ Владимир Мединский.

Он и в жизни был обаятелен, остроумен и просто красив. Оттого и киногерои Соломина – разведчики, офицеры, первопроходцы – несли на себя отпечаток внутреннего обаяния и фантастического шарма артиста. Таким был капитан Арсеньев из оскароносной картины Акиры Куросавы "Дерсу Узала". Образ, покоривший зрителей и на Западе, и на очень дальнем Востоке.

"Юрий Соломин сыграл роль культурного посла в делах укрепления культурных связей между Японией и Россией. Юрий Мефодьевич останется в сердцах Японии навсегда", – отметил посол Японии в РФ Акира Муто.

На нынешнем культурном фоне Соломин выглядел идеалистом и консерватором — в том смысле, что расходился с представлениями об актуальном театре. Но этим он спас русскую академическую репертуарную сцену. Не бросал пожилых артистов и растил молодежь, а своими постановками задавал стандарты.

Диапазон сыгранного простирался от комедии и водевиля до драмы и трагедии. Везде присутствовали фирменные соломинские обаяние и органичность. Но любили его не только за роли в театре и в кино. Для людей он оставался примером высочайших человеческих качеств – благородства, интеллигентности и верности. В текучем и турбулентном мире это простое знание давало ощущение надежности и постоянства, которое всякий раз станет возвращаться, когда мы будем видеть на экранах его бесповоротно и бесконечно любимых героев.

Похоронили великого артиста на Троекуровском кладбище рядом с женой, о чем ранее просил сам Юрий Соломин.

***

Мединский назвал Соломина «скалой, о которую разбивались новомодные течения»

Многие из пришедших друзей и коллег Юрия Соломина назвали его фантастическим человеком, актером от Бога и хранителем русской классики.

К Малому театру тянется вереница людей. С самого утра 15 января сквозь снег и мороз друзья, близкие и коллеги несут цветы. Тихо, молчаливо, с трудом сдерживая слезы. Вспоминают своего кумира и учителя - талантливого и мудрого мастера Юрия Соломина. Сегодня его проводили в последний путь.

Народный артист России Дмитрий Певцов сообщил, что не знает «аналогов» Соломину в западном кино или театре. По его мнению, «такие великие, светлые и добросердечные люди» являются индивидуальностью, и Юрий Соломин - бесспорно блистательный артист.

«Потрясающий человечище, обожающий артистов. Он жил на максимум всю жизнь. И артист, и режиссер, и руководитель. Это интеллигент высшего класса. Это представитель золотого фонда русского искусства - вот что такое Юрий Соломин. Это фантастический человек», - заявил народный артист РСФСР Всеволод Шиловский.

Историческая сцена Малого театра утопает в цветах, а зал едва вмещает всех, кто пришел проститься - вот что значит действительно всенародная любовь. Здесь поклонники, ученики, политики. Со сцены звучат воспоминания и слова благодарности большому артисту Малого театра, которому был предан всю жизнь и прослужил более полувека, куда пришел в 1957 году в возрасте 22 лет после окончания театрального училища имени Щепкина. В Малом Соломин учился у великих, а затем и сам воспитал не одно поколение талантливых артистов.

Помощник Президента России Владимир Мединский назвал Юрия Соломина актером от Бога и человеком с поразительным характером.

«Это один из тех людей, в ком талант проявился во всем. Актер от Бога, режиссер, министр, хранитель традиций, скала, о которую разбивались новомодные театральные течения, многие из которых уже и забылись, а Соломин будет. И все это благодаря совершенно поразительному характеру», - перечислил российский государственный и политический деятель.

Более подробно о деятельности Соломина в качестве худрука Малого театра и мнения простых людей о «хранителе русской классики» - в репортаже Натальи Жадько.

***

Друзья, коллеги и сотни поклонников пришли на гражданскую панихиду

Малый театр утопает в цветах. А люди все идут и идут. Тихо, скромно, интеллигентно. Вспоминая своего кумира - мудрого и талантливого, доброго и отзывчивого. Юрия Соломина.

Александр Олешко: "Это замечательная, цельная личность, это настоящий мужчина. На таких людях страна держится. Ему огромное спасибо. И за теплое общение, между прочим. Он очень был в этом смысле человек душевный и теплый. Я это знаю по себе".

Ольга Цветкова: "Ни одной проходной роли - гениальный артист".

Дмитрий Певцов: "Такой индивидуальности я не знаю. Ну и плюс - руководитель театра и Щепкинского училища. Величина!"

Юрий Соломин любил вспоминать, как впервые переступил порог Малого - в 1957-м сразу после окончания Щепкинского училища. Пришел к самой Пашенной. И как его, худенького абитуриента из далекой Читы, она чуть не приняла за бандита.

Юрий Соломин был очень верным человеком. Малому служил почти 70 лет. Блистательно играл десятки главных ролей - Хлестакова, Тригорина, царя Федора Иоанновича. 35 лет был его художественным руководителем. Не просто бессменным, а очень родным. За все и за всех переживающим. Будь то затянувшаяся реконструкция и ремонт или творческий план на следующий сезон. В последние годы он даже о премьерах рассказывал не в директорском кабинете, а прямо в зале, среди своих любимых коллег. Народных, заслуженных и совсем юных, только что влившихся в знаменитую труппу выпускников училища.

Ему, такому аристократичному, очень шли камзолы и мундиры. Неважно, о какой эпохе шла речь. Зрители его полюбили за роли и в театре, и в кино. Поэтому так много людей приехали из разных городов, чтобы сказать ему "спасибо". И проститься.

Людей всегда притягивал взгляд Юрия Соломина. Теплый, проницательный и открытый. Будто он знал что-то очень важное и старался об этом рассказать. В личном общении даже с малознакомыми людьми всегда был таким мягким и откровенным, что даже не верилось. Ведь человек такой величины! Худрук, министр культуры РСФСР, уникальный актер и преподаватель. А Юрий Соломин очень доходчиво и иронично говорил и о себе, и о сути актерской профессии, и о тех, кто всегда стремится учиться и жить на отлично.

Последние аплодисменты и слезы прощания. Тех, кого он так любил. Ради кого выходил на сцену и кому так много оставил.

Ольга Стрельцова, "ТВ Центр"

***

Он всегда оставался верен традициям русской классической театральной школы.

Сегодня в Москве простились с Юрием Соломиным. Отпевание прошло в храме Христа Спасителя, а гражданская панихида – в Малом театре, где артист прослужил более полувека и сыграл десятки ролей.

У Юрия Соломина было очень много ролей: артист театра и кино, режиссер, педагог, руководитель. С раннего утра у здания Малого театра – почитатели таланта Юрия Соломина. С артистом пришли проститься его коллеги, ученики и, конечно, поклонники. Юрий Соломин руководил Малым театром более 35 лет. Коллеги называют его рыцарем театра, который всю жизнь отстаивал принципы, в которые верил.

"Это тот случай, когда говорят: он, что, святой? А он, действительно, святой. Я с ним дружил всю жизнь. Это грандиознейший человечище. Он заботился не о себе. У него звездности никогда в жизни не было. Он помогал людям", – поделился режиссер, народный артист РСФСР Всеволод Шиловский.

"35 лет быть во главе этого корабля – это требует и знаний, и культуры, и дипломатии. И всё это было в нем. Умение ладить с коллективом, что тоже немаловажно", – добавил народный артист России Владимир Сафронов.

Юрий Соломин был предан одной труппе. В 1988-м единогласно был избран коллективом на пост художественного руководителя. "Те, кто знает его много лет, помнят его человеком веселым, остроумным, легким, доброжелательным, умеющим разыгрывать. Он был настоящим актером, лицедеем, и в то же время в нем была тяга и способности к организационной деятельности", – отметил ректор Высшего театрального училища (института) им. Щепкина Борис Любимов.

Юрий Соломин – последний министр культуры РСФСР. Общественные деятели отмечают его вклад в сохранение русской культуры и языка. "Любая роль – от сказочных, водевильных до ролей наших героев, наших солдат, разведчиков. Неслучайно Родина отметила его самыми высокими наградами", – заявил председатель Центрального комитета Коммунистической партии РФ, депутат Госдумы Федерального Собрания Геннадий Зюганов.

"Что бы он ни играл, от него всегда шла какая-то информация. Настоящий русский человек, интеллигент в хорошем смысле этого слова. Это удивительные качества, которые передаются вне зависимости от того, что играет человек, на тонком уровне", – сказал народный артист России Дмитрий Певцов.

Любовь зрителей и признание коллег – не только в нашей стране. "Юрий Соломин сыграл роль посла в деле укрепления культурных связей между Россией и Японией – через главную роль в фильме Акиры Куросавы "Дерсу Узала" и гастроли Малого театра в Японии. Юрий Мефодьевич останется с сердце Японии навсегда", – уверен чрезвычайный и полномочный посол Японии в РФ Акира Муто.

Всегда оставался верен традициям русской классической театральной школы. "Он был настоящий гражданин, настоящий рыцарь театра. Я думаю, что это все видели, понимали, чувствовали. Я хочу ему сказать спасибо – не только за его удивительный творческий путь, но и за его чистую, светлую, четкую, ясную, мужскую, гражданскую позицию. Это человек не придуманный, а настоящий, и таких очень-очень мало. На таких людях держится страна", – подчеркнул заслуженный артист России Александр Олешко.

Те, кто работал с Юрием Соломиным, отмечают его необычайную мудрость. Многие приходили к нему за советом. "Юрий Мефодьевич был поразительным человеком. Помимо профессионализма, таланта, невероятного опыта, это был человек очень мудрый, спокойный и твердый", – напомнил помощник президента РФ, председатель Российского военно-исторического общества Владимир Мединский.

Свой огромный опыт он передавал ученикам, многие из них и сегодня выходят на сцену Малого театра. "Теперь будут к вам обращаться, как вы обращались к старикам Малого театра, когда вы проходили мимо фотографий артистов театра, зависали в паузе и о чем-то говорили, о чем-то беседовали, вспоминали. Так и мы вас будем вспоминать всю свою жизнь", – пообещал народный артист России Василий Бочкарев.

***

Если можно цельную натуру охарактеризовать тремя словами, то для Юрия Соломина это будут талант, верность и мужество. На сцену Малого театра он впервые вышел в 1953 году – восемнадцатилетним студентом училища имени Щепкина и служил alma mater верой и правдой до последнего вздоха, отстаивая право родного театра, который он возглавлял тридцать пять лет, оставаться бастионом русского психологического театра и великой русской культуры, противостоящим гибельным водоворотам самого тёмного безвременья. Время доказало, что борьба не была напрасной.

Любовь к театру родилась в нём с первого взгляда на сцену, когда их первый класс привели на «Снежную королеву». Зима 1943 года выдалась в Чите суровой и снежной. В плохо протопленном зале юные зрители сидели в шубах и валенках, но холода не замечали. «Это я сейчас понимаю, – с улыбкой вспоминал тот день Юрий Мефодьевич, – что ни декорации, ни костюмы роскошью не блистали. Но это не имело никакого значения – атмосфера волшебства наполняла и сцену, и зал. Я до сих пор помню, каким удивительным, по-настоящему сказочным был Добрый волшебник. И какой озорной – маленькая разбойница. Когда удалая шайка со свистом и улюлюканьем шла на сцену через зал, чтобы захватить карету Герды, актриса прошла рядом со мной, и у меня перехватило дыхание – такой настоящей она была. Разбойники вели на поводках собак. Псы оглушительно лаяли, а мы визжали от восторга! Вот с той поры во мне и осталась неколебимая вера в то, что театр должен быть подлинным и вызывать в душе зрителя восторг».

Юрий вырастет, а убежденность останется. В массовке – вторым конвойным, зрителем в суде, бальным гостем – он, по меркам того времени, будет бегать не так уж и долго, около пяти лет. В нём не будет «обиды на судьбу». Юрий Мефодьевич всегда оценивал то время как школу, не имеющую себе равных: «Когда вокруг тебя корифеи – Пашенная, Гоголева, Жаров, Царёв – ты ловишь каждый жест, взгляд, интонацию, анализируешь, отбираешь то, что подходит тебе по темпераменту и природной органике и ежедневно пополняешь свою тайную «копилочку», хотя не знаешь, что и когда тебе пригодится». Соломин дождался своего часа, каждая его большая роль вызывала у зрителя тот же восторг, какой в детстве испытал он сам.

Пылкий Хлестаков в легендарной постановке «Ревизора» Игоря Ильинского не врал, точнее – не пытался обмануть окружающих. Он – мечтал. Мечтал о несбыточном. Так искренно, так страстно, до полного самообмана, как это мало кому удаётся, даже в детстве. Благородный гордец Сирано в спектакле Рачия Капланяна тоже мечтал о невозможном – и неутолённая страсть, которой нельзя было дать выхода, снедала его изнури, переплавляясь в высокую поэзию, неподвластную времени. И трагический Тригорин из чеховской «Чайки» не мог не поддаться обманчивой мечте о свободе, убеждая себя в том, что ему хватит сил начать всё с начала. Была своя потаённая мечта и у почтенного Павла Афанасьевича Фамусова. Мечта о покойной старости в почёте и уважении. И даже у Мольера – одной из последних ярких работ артиста в спектакле по пьесе Михаила Булгакова. Великий комедиант мечтал о любви. Со всей обречённостью таланта и печального опыта.

О, как умел играть любовь Юрий Мефодьевич Соломин! Даже в той блистательной плеяде, к которой он принадлежал, этим талантом обладал далеко не каждый артист. Впрочем, «играл» - глагол неправильный. Соломин не играл – творил её на сцене и на экране, буквально выдергивая по нитке из собственной судьбы, в которой и случилась именно такая Любовь – с большой буквы, одна и на всю жизнь.

Романтическая сцена таинственного «ужина у господина градоначальника» в «Адъютанте его превосходительства» снята предельно целомудренно. Чуть более откровенный эпизод в окончательный монтаж не вошел, и Юрий Мефодьевич, смеясь, признавался, что очень был этому рад: «Мы не боялись, что картину из-за этого могут положить на полку. Тут другое. То, что происходит между двумя любящими людьми в самые высшие моменты, принадлежит только им. Непозволительно вмешивать в это кого бы то ни было ещё, даже во имя искусства. Мы с Таней Иваницкой всё рассказали о чувствах наших героев без слов. И ничего к этому не добавишь». О, этот высокий зал с колеблющимися от ветра белыми занавесами. Не было у экрана ни одной женщины, не мечтавшей оказаться там хотя бы на несколько мгновений. Время шло, но это повторялось снова и снова, сколько бы раз картину ни показывали. Если бы мне тогда кто-нибудь сказал, что настанет время, когда адъютант Кольцов уже в ранге Его Превосходительства будет рассказывать мне о том, как снимался один из любимейших фильмов моего детства, ни за что бы не поверила.

Памятных встреч с Юрием Мефодьевичем профессия подарила мне немало. И пускай основной темой беседы всегда оставался какой-нибудь важный злободневный вопрос – вроде затянувшейся на годы реставрации-реконструкции исторического здания Малого театра или идеи реформировать «нерентабельные» театры, под занавес нам всегда удавалось хоть немного поговорить о фильмах, которые и спустя десятки лет смотрят и пересматривает огромная армия ценителей – «Дерсу Узала» и «ТАСС уполномочен заявить», «Блокада» и «Мелодия белых ночей», «Квартет Гварнери» и «Берег его жизни».

Но одна картина занимала в творчестве Соломина особое место – его режиссёрская киноработа «Скандальное происшествие в Брикмилле» по пьесе Джона Пристли. «Пристли, – размышлял Юрий Мефодьевич, – философ, но при этом драматург очень жёсткий, стремящийся вывести своих героев на грань необратимости. Одно неверное слово и назад пути уже не будет. Он мне, как и всем режиссёрам, обращавшимся к его творчеству, интересен разнообразием способов, которыми можно заставить человека взять на себя ответственность не просто за принятое решение, за собственную судьбу, но и за судьбу другого человека». В этой истории, случившийся в дождливый ноябрьский понедельник, любовь по-английски строга, почти чопорна. Мистер Кэттл и миссис Мун, люди из приличного общества, доверяют взглядам то, чего не имеют права высказать словами. И снова перед нами страсть высшего накала, высоковольтная дуга от сердца к сердцу, и ни одного лишнего движения, даже жеста. То, что происходит между любящими…

Актёры старой школы предпочитали не признаваться в любви к своим ролям и редко делали исключения. У Юрия Соломина такое исключение было. Даже два – Генрих Айзенштайн из «Летучей мыши» и Эмиль, трактирщик из «Обыкновенного чуда». Артист не раз сожалел о том, что режиссёры, хоть и разглядели в нем комическую жилку, не поспешили ею воспользоваться в полной мере. Солидный финансист, понимая, что это всего лишь бал-маскарад, тем не менее, бросается на колени перед пленившей его «летучей мышью», рискуя всем, включая репутацию. Да юный воздыхатель Розалинды и в подмётки ему не годится! Не зря же обольстительная красавица, лукаво приподняв край маски, признается: «Теперь я понимаю, почему я вышла за него замуж!»

В «Обыкновенном чуде», при всей сказочности сюжета, большинство персонажей философы. Романтик там, по существу, только один. И это не Медведь, а именно Трактирщик (Волшебник не в счёт – он на свою беду бессмертен). Помните, как Эмилия, выйдя на лестницу, почти как Джульетта на балконе, сетует, что свеча в её комнате всё время гаснет? А постаревший юноша, продолжавший любить её все эти годы, еле слышно, почти одними глазами отвечает: «Это неудивительно, ведь я думал о вас…» Сегодня во многих домах будут гаснуть свечи, потому, что мы будем думать о Вас, Юрий Мефодьевич…

Виктория Пешкова

"Историк", 12 января 2024 года

https://xn--h1aagokeh.xn--p1ai/news/1658

***

***

***

***

Секрет Юрия Соломина: сам назвал роль, которая принесла ему зрительский успех

Кого мы лишились 11 января 2024-го? Подавляющее большинство наверняка ответит: «адъютанта его превосходительства». Ведь именно роль капитана Кольцова на долгие годы стала «визитной карточкой» только что ушедшего от нас замечательного актера Юрия Соломина. С этой его работой в кинематографе связано немало интересных фактов, которые не спешили афишировать.

Капризная Судьба «выстрелила» дуплетом, забрав сразу двоих мастеров, принявших важнейшее участие в создании «Адъютанта его превосходительства». Один за другим в эти январские дни ушли Игорь Болгарин – автор романа, по мотивам которого был подготовлен сценарий и снят режиссером Евгением Ташковым сериал про чекиста, работающего во вражеском тылу под маской белогвардейского офицера, и тот, кто воплотил на экране образ главного героя, – артист Юрий Соломин.

Как бывает порой при создании фильмов, звездная роль досталась Юрию Мефодьевичу, благодаря счастливому стечению обстоятельств.

Ведь первоначально его пригласили сыграть персонаж не только второстепенный, но еще и абсолютно отрицательный: жестокого капитана контрразведки Осипова. А в образе чекиста-разведчика Кольцова режиссер Ташков видел другого артиста – популярного тогда Михаила Ножкина. Тот имел очень подходящую фактуру: высокий, статный, с фигурой, прямо-таки «заточенной» под армейский мундир, и лицо такое – офицерски-белогвардейское!

Однако 31-летний актер в итоге не захотел участвовать в сериале. Его привлекла другая перспектива: поступило приглашение от самого мэтра советского кино Сергея Герасимова сняться в фильме «У озера».

Пришлось Ташкову искать замену. Едва получив звонок Ножкина с отказом, он стал перебирать уже отснятые фотопробы других артистов, приглашенных на различные роли в фильме (как утверждали участники тех событий, некоторые из снимков были получены из фотолаборатории буквально за час до того). В итоге внимание режиссера привлекли кадры с изображением Юрия Соломина в форме капитана белой армии. Евгений Иванович решил вызвать этого артиста для проведения повторных проб – теперь уже на роль Кольцова. Эта «проверка пригодности» закончилась вполне успешно. Однако у кандидатуры Соломина нашлись противники, и весьма влиятельные.

Ташков вспоминал: «У меня на столе лежало 90 фотографий. Я смотрел, смотрел, но всякий раз возвращался к Юрию Соломину, который уже был утвержден на роль капитана Осипова… Я подумал: «Надо попробовать Соломина». Юра прошел пробу. «Ни в коем случае!» - закричали киноначальники. Я говорю Соломину: «Юрий Мефодьевич, давайте сделаем еще одну пробу». Сделали вторую. «Да что же это такое? Почему снова он? Нет!» - возмущалось киношное начальство. В общем, мы еще сделали третью, четвертую… Менялась погода, и уходила «натура». «Давайте снимем, а потом будем утверждать», - предложил я. Под мою ответственность начали работать».

А вот что написал в своих мемуарах сам артист: «…Через несколько дней меня вызвали на «Мосфильм», и я увидел на столе режиссера в числе других претендентов на центральную роль свою фотографию. И вдруг Ташков мне сказал: «Я хочу попробовать тебя на Кольцова». Я попробовался, но даже без особого энтузиазма, прекрасно понимая, что с моими данными это нереально. Действительно, меня не утвердили, сказав, что я слишком интеллигентен для разведчика. Ташков попробовал второй раз. Меня опять не утвердил худсовет. Начались мои мытарства. Режиссер уговаривал меня не падать духом. По-моему, я пробовался раз пять или шесть. Практически сыграл все ключевые эпизоды, но все равно не производил должного впечатления на членов худсовета. Евгений Иванович все-таки настоял... Так я стал сниматься.

Скажу честно, предложение сыграть Кольцова оказалось для меня в известной степени неожиданным. В театре меня считали артистом характерным. До этого я уже много снимался…, но ничего, подобного Кольцову, я не играл… Мой Кольцов — человек умный, образованный, сосредоточенный, умеющий все взвесить, точно и быстро оценить ситуацию и принять необходимое решение. Но, в отличие от своих кинематографических собратьев, он живой человек со слабостями — мог влюбиться в дочь белого офицера, к тому же шефа контрразведки, и открыться ей, что осложнило его деятельность разведчика. В этом образе персонифицировались такие качества, как благородство, чистота…».

Работа над пятисерийным фильмом длилась почти восемь месяцев. Многие сцены снимали не в павильонных декорациях, а в реальной обстановке. Подходящую натуру нашли в Москве, Киеве, Новороссийске… Чтобы достоверно изобразить своего героя даже в самых экстремальных сценах Юрию Мефодьевичу пришлось освоить, например, некоторые армейские навыки «в стиле ретро» – верховую езду, стрельбу из пулемета «максим» с тачанки…

Кроме того, старые железнодорожные машинисты научили отдельным манипуляциям со сложнейшей системой управления паровозом. А опытный мастер рукопашного боя показал артисту кое-какие приемы, необходимые, чтобы поставить сцену драки у ресторана с его участием. Но, пожалуй, самым серьезным испытанием на смелость и ловкость стал эпизод из 5-й серии, когда капитан Кольцов прыгает на весьма приличной скорости поезда из паровозной будки.

Юрий Соломин вспоминал о съемках в «Адъютанте…»: «Приходилось все осваивать с ходу. Синяков набил множество. Раньше каскадеров не было. На сложные эпизоды приглашали кого-нибудь из цирка, но в основном все делали сами актеры».

Был в эпопее с работой над этим сериалом и еще один не самый простой момент. Евгений Ташков решил снять «постельную» сцену с участием главных героев – Павла Кольцова и его возлюбленной – Тани Щукиной. Исполнительницу этой роли – молоденькую артистку балета Татьяну Иваницкую режиссеру пришлось долго уговаривать на столь смелое для того времени экранное действо. В итоге откровенный эпизод получился коротеньким и по нынешним меркам весьма целомудренным. Между Соломиным - Павлом и Иваницкой – Таней не происходит ничего «такого». В кадре никаких поцелуев, никакой оголенности: двое любящих друг друга молодых людей просто лежат на кровати под одеялом и разговаривают.

Однако даже в столь облегченном варианте «эротическая картинка» вызвала у некоторых возмущение. После первого показа фильма в правительственные органы, на киностудию, пошли письма: нельзя такой срамотой позорить образ героического советского разведчика! «По заявкам трудящихся» пикантная сцена была вырезана.

Сериал оказался – в том числе и благодаря столь талантливо сыгранной Юрием Мефодьевичем роли адъютанта Кольцова, - насыщен отнюдь не каноническими по тем временам персонажами русских офицеров – противников Красной Армии. Такая трактовка образов «врагов революции» едва не стала причиной рокового приговора фильму Ташкова. После просмотра картины члены худсовета киностудии были непреклонны: «Это же гимн белогвардейщине! Эмигрантское отребье за границей будет рукоплескать такой стряпне!».

«Адъютанта его превосходительства» в итоге положили на полку. Однако Евгений Иванович, не смирившись с этим, предпринял «обходной маневр». Он сумел договориться, чтобы фильм показали заместителю председателя КГБ СССР Семену Цвигуну. Генералу увиденное очень понравилось, и он поспособствовал выходу картины на телеэкраны. Еще год спустя, в 1971-м, не без активной поддержки того же Цвигуна, создатели сериала и исполнители главных ролей были удостоены Государственной премии РСФСР. В числе других лауреатом стал и Юрий Соломин. А вслед за тем он получил звание «Заслуженный артист РСФСР».

Работа в «Адъютанте» принесла актеру всесоюзную и даже международную славу. Ему приходили сотни писем, некоторые из которых адресованы были очень лаконично: «Москва. Павлу Андреевичу Кольцову».

Порой такая популярность актеру помогала. Вот лишь одна из подобных ситуаций, о которой вспоминал Юрий Мефодьевич: «После выхода «Адъютанта» нас приглашали в разные страны. Как-то мы поехали на премьеру в Прагу… Картину принимали прекрасно… Был там у меня и такой случай - мне взяли билет не на тот самолет, который мне нужен, а я опаздывал на спектакль. Билетов на нужный рейс не было, но в аэропорту сказали: мы вас отправим, если расскажете, что в фильме дальше было, - тогда еще не вышли все серии. Пришлось рассказывать».

Огромное значение имел сериал и для дальнейшей карьеры Соломина в кино. Он сам признавался: «Роль Кольцова в «Адъютанте» не самая главная в моей жизни, но она вывела меня как бы на новую творческую орбиту… Только после этого фильма я стал каждый сезон получать центральные роли. Если бы не «Адъютант», мне, может быть, потребовался бы больший период времени, чтобы меня оценили. Я имел зрительский успех - это тоже очень важно…».

Спустя годы многие кинокритики, оценивая многочисленные фильмы «про чекистов и разведчиков», снятые на киностудиях Советского Союза, сделали вывод, что капитан Кольцов в исполнении Юрия Соломина стал одним из лучших образов чекиста в нашем кинематографе.

"Московский комсомолец", 11 января 2024 года

https://www.mk.ru/culture/2024/01/11/sekret-yuriya...

***

Ушел с поста министра, посвятил себя театру: роли и жизнь Юрия Соломина

Морозной ночью 11 января не стало Юрия Соломина. Один из последних народных артистов СССР. Художественный руководитель Малого театра, занимавший этот пост в течение тридцати пяти лет! Учитель многих актеров, благодаря в том числе и ему, профессору Соломину, ставших знаменитыми. Наконец, Павел Андреевич Кольцов, его благородие господин адъютант его превосходительства — из одноименного советского сериала. Он умер как счастливый человек — потому что дома, вернувшись из больницы, в которой пробыл более двух месяцев. А родные стены помогают. Он так надеялся. Ему было 88.

В искусстве начинал непросто, жизнь как будто нарочно испытывала на прочность, готовя к большому плаванию. Родился в Чите в 1935 году. После окончания школы отправился с отцом в Москву поступать в театральное училище. Ехали они на поезде восемь суток, а в столице у провинциалов украли деньги, жить было не на что. Решили возвращаться домой, хотя экзамены еще продолжались и еще ничего с мальчишкой из Читы не было решено. Отец посоветовал сыну пойти к набиравшей курс в Театральном училище им. Щепкина Вере Пашенной и честно обо всем рассказать, чтобы понять — есть у него надежда на поступление или нет. Если нет, тогда надо возвращаться в Читу. Но Пашенная твердо сказала, чтобы Юрий остался в Москве, и он остался. Позднее именно она поможет молодому артисту получить первую роль в кино. В 1960 году выйдет фильм «Бессонная ночь» Исидора Анненского, где Соломин сыграет молодого инженера.

В 1957 году сразу после окончания театрального училища Юрия Соломина приняли в труппу Малого театра, где в то время работали именитые артисты — Царев, Ильинский, Анненков, Пашенная… Поначалу довольствовался крохотными и безымянными ролями каких-то офицеров, газетчиков, корреспондентов, пока Игорь Ильинский не пригласил его в «Ревизор» на роль Хлестакова. Легендарный актер почувствовал его диапазон, умение сыграть и характерную роль, и героя.

За годы работы в Малом Юрий Соломин переиграл много, казалось бы, не подвластных одному артисту ролей — царя Федора в трагедии Алексея Толстого, Ивана Петровича в «Униженных и оскорбленных», Сирано в «Сирано де Бержераке», Федю Протасова в «Живом трупе», Войницкого в «Дяде Ване», Тригорина в «Чайке», Фамусова в «Горе от ума»... На посту худрука он занимался еще и ремонтом исторического здания театра, фундамент которого «гулял» и грозил разрушением. Вместе с директором вникал в каждую мелочь, ничего не оставлял без внимания — ведь это его Дом. Потребовалось много сил, а возраст был уже серьезный. Выдержал — Дом Островского стоит крепко, и в этом немалая его заслуга, его бессонные ночи.

Признание и всенародная любовь пришли к Соломину, когда ему было за тридцать. Слава обрушилась на него после выхода многосерийного телефильма «Адъютант его превосходительства» Евгения Ташкова, где он сыграл героя Гражданской войны разведчика Павла Кольцова. А ведь худсовет ни в какую не хотел утверждать артиста на эту роль. Только настойчивость режиссера Ташкова сделала свое дело. Он бился за Соломина до последнего. Всего же в кино артист сыграл более 80 ролей. Среди них — Владимир Арсеньев в получившем «Оскара» фильме «Дерсу-Узала» японского классика Акиры Куросавы. Рассказывают, что Куросава выбирал актера по фотографии, а только потом посмотрел фильмы с его участием. Российские консультанты (а фильм был советско-японского производства) решили показать ему одну из серий «Адъютанта его превосходительства». Куросава в итоге посмотрел фильм целиком.

И позднее с Японией Соломину везло. Он сыграл еще в одном советском хите — «Мелодии белой ночи» Сергея Соловьева и Киёси Нисимура — композитора Илью, который встретил и полюбил японскую пианистку — ее сыграла прекрасная Камаки Курихара. В 90-е вышли российско-японские «Сны о России» Дзюъя Сато с участием японских актеров, а также Марины Влади, Олега Янковского. Там Юрий Соломин сыграл графа.

И хотя роли были разные, в кино за ним закрепилось амплуа хорошего и честного советского человека. В еще одном хите той поры — политическом детективе «ТАСС уполномочен заявить» Владимира Фокина — он сыграл полковника Славина. Да и его композитор Илья в «Мелодии белой ночи» тоже был образцом порядочности. Соломин сыграл Телегина в «Хождении по мукам» Василия Ордынского, работал с Рустамом Хамдамовым в «Анне Карамазофф», виртуозно сыграл трактирщика в «Обыкновенном чуде» Марка Захарова.

Он и сам попробовал силы в режиссуре, сняв «Скандальное происшествие в Брикмилле», «Берег его жизни». Одна из последних его ролей в кино — Юсупов в «Бульварном кольце» Дмитрия Барщевского, у которого он также снимался в «Тяжелом песке» и «Московской саге», случилась десять лет назад. Удивительно, но многие режиссеры почему-то не отваживались его приглашать в свои фильмы. А он бы согласился и на небольшую роль, если бы та была стоящей. Так часто бывает, когда режиссеры оказываются в плену ложных представлений.

А вот Сергей Урсуляк оказался не робкого десятка — пригласил Юрия Мефодьевича на небольшую роль отца Исаева в сериале «Исаев». Предполагалось всего несколько съемочных дней. Вроде бы не по рангу такое народному СССР. Но никаких проблем с ним не было. Соломин с радостью взялся за работу, и как это часто бывает с большими артистами, не думал, по словам Урсуляка, о себе, а только об общем деле. Это отличительная черта актеров старой закалки.

В его биографии был один факт, заслуживающий внимания и уважения. В горячее перестроечное время Юрий Соломин стал министром культуры РФ, хотел служить своей стране. К нему обращались за помощью самые разные люди, и он помогал. Старался помочь всем. Однако после полутора лет работы на министерском посту написал заявление об уходе, объяснив свой поступок так: «Нельзя работать, когда тебя не слышат». Кто в наше время добровольно покидал столь высокие посты?

Прощание с Юрием Соломиным пройдет 15 января в Малом театре, а похоронят его на Троекуровском кладбище рядом с женой Ольгой, покинувшей этот мир в 2019 году. Такова была его последняя воля.

"Московский комсомолец", 11 января 2024 года

https://www.mk.ru/culture/2024/01/11/ushel-s-posta...

***

«У него все плакали»

Народная артистка РФ Людмила Титова, учившаяся в Высшем театральном училище им. Щепкина на курсе Юрия Соломина, поделилась с «МК» воспоминаниями о своем великом наставнике.

«Я прекрасно понимаю, что без него в моей жизни ничего бы не состоялось. Я, наверное, никогда бы не стала артисткой, потому что Соломин меня принял (в Малый театр), меня учил», - призналась Титова.

- Для нас на курсе он был бог, мы без него ничего не могли, «вот приедет барин, он нас рассудит» – только так. Он был абсолютный авторитет, такая недосягаемая вершина, что его мнение вообще не обсуждалось. Ему верили беспрекословно. А он всех своих учеников охранял, оберегал, старался помочь, сделать так, чтобы первые шаги делались «под прикрытием». Мы жили в атмосфере заповедника – он мог решить, даже когда не был худруком Малого театра, а просто артистом, любые проблемы: с жильем, с телефоном, все мог «разрулить»: ходил, просил, договаривался. Времена изменились, но его присутствие в театре давало уверенность в завтрашнем дне.

- Каким Юрий Мефодьевич был преподавателем: мягким или, наоборот, авторитарным?

- Он мог быть жестким, у него все плакали, и ему очень нравилось, что плачут. Я теперь понимаю, что он так готовил нашу психику, делал ее «подвижной», чтобы мы могли смеяться или плакать, когда нужно. Но Юрий Соломин действительно мог довести до слез, чтобы получить результат, которого он хотел. И если он говорил, что надо делать так – надо было делать так, он не терпел никаких (пререканий).

- До последней своей минуты он относился к вам как к ученице или ваша известность и звание меняли формат отношений?

- Не меняли. Людмила Полякова (звезда экрана и сцены. - И.В.) была его ученицей, он к ней так относился, хотя они были почти ровесники. Смотреть снизу на него – это было нормально, и играть с ним было очень сложно, потому что он смотрел, как ты это делаешь, смотрел глазом педагога.

Алексей Дубровский, режиссер Малого театра: «Ушел очень близкий всем нам человек и одновременно целая эпоха в театральном и киноискусстве. Конечно, театр осиротел, потому что Юрий Мефодьевич свыше тридцати лет стоял на капитанском мостике. В первую очередь поэтому наша потеря так огромна.

У нас полностью сверстана программа выпуска спектаклей на 2024 год. Мы все верим, что театр останется таким, каким был. Малый театр — оплот русской культуры, хранитель традиций русского психологического театра, и с ним не может быть в этом плане никаких изменений. Это все то, чем занимался Юрий Соломин, и мы это дело продолжим».

Андрей Житинкин, режиссер: «На него кто-то пытался нападать, что он ведет театр только традиционным курсом. Но Малый театр родился в недрах МГУ и поэтому должен быть театром классических названий, принадлежащим к русской психологической школе. Когда разваливался Советский Союз, именно Соломин его сохранил. Последняя наша встреча была незадолго до его инсульта. Последним спектаклем, который он благословил, стал «Мой нежный зверь» по повести Чехова «На охоте». Соломин пришел на первую читку, хотя чувствовал себя неважно, сказал, что Антон Павлович его любимый автор и такой же знаковый драматург для Малого театра, как Островский. А уходя, вдруг повернулся и произнес: «Я желаю вам аншлагов». Таким я его запомнил».

"Московский комсомолец", 11 января 2024 года

https://www.mk.ru/culture/2024/01/11/vypusknica-ku...

Прощанием с народным артистом СССР Юрием Мефодьевичем Соломиным состоится 15 января в 11:00 на Исторической сцене.

С 11:00 до 16:00 двери Малого театра будут открыты для возложения цветов к портрету Юрия Мефодьевича в нижнем фойе.

Сегодня хочется просто помолчать, потому что все слова будут лишними. В Малом театре горе – умер наш художественный руководитель Юрий Мефодьевич Соломин.

66 лет назад, 1 августа 1957 года, в труппу был принят новый артист. Вчерашний студент училища имени Щепкина, ученик Веры Пашенной. Звали юношу Юрий Соломин, и ему предстояло стать одним из лучших актёров второй половины XX века.

Если оперировать сухими цифрами, Соломин сыграл на сцене Малого 57 ролей. Начинал, как водится, с эпизодов. Это одна из традиций нашего театра – выходить в массовке, постигать профессию, наблюдая за мастерами.Таким же учителем, образцом для подражания стал сам Юрий Мефодьевич Соломин.

Аристократичный облик сочетался у него с истинным душевным благородством. Недаром любимым драматургом Соломина был Чехов, для которого любая несправедливость становилась личной болью. Юрий Мефодьевич – один из последних рыцарей театра. Десятилетиями Соломин отстаивал лучшие традиции русского психологического искусства, и если оно ещё не погибло, во многом это заслуга нашего худрука.

Известно, что актёр театра и актёр кино – две разные профессии. Соломин состоялся в обеих. И две Государственные премии, которыми отмечено его творчество, лишнее тому доказательство: одна была получена за роль Павла Андреевича Кольцова, другая – за Павла Афанасьевича Фамусова.

Многие выдающиеся актёры со временем приходят в режиссуру – не стал исключением и Юрий Соломин. Созданные им постановки шли не только на сцене Малого, но и за рубежом. Спектакли Соломина всегда отличал бережный подход к авторскому замыслу, что зачастую помогало увидеть хорошо знакомую пьесу совсем под другим углом. Важная для режиссёра тема – становление личности, способность сохранить себя вопреки неблагоприятным обстоятельствам, остаться человеком, живущим «при свете совести».

Юрий Соломин занимает центральное место в современной истории Малого театра. Ведущий артист, педагог, воспитавший целую плеяду учеников, художественный руководитель, 35 лет возглавлявший наш коллектив.

Юрий Соломин – знаковое имя в отечественной культуре. Великий актёр, моральный и нравственный ориентир многих поколений зрителей.

Малый театр осиротел, осиротело русское искусство.

Выражаем глубокие соболезнования родным и близким и всем поклонникам творчества Юрия Мефодьевича Соломина.

Коллектив Малого театра

[GALLERY:732]

Так совпало, что эти тридцать лет руководства Юрия Соломина в Малом театре прошли у меня на глазах. Идея моего прихода в театр родилась, когда Юрий Мефодьевич в качестве председателя художественного совета, но ещё не будучи художественным руководителем, предложил встретиться. Дело в том, что в это время освободилась должность завлита и мне позвонили с просьбой порекомендовать кого-то на это место, что я охотно и сделал. А потом возникла идея, чтобы я сам стал завлитом. Мне это совершенно не приходило в голову, но когда мы договорились с Ю.М.Соломиным о встрече, я взял с собой томик пьес Солженицына, думая о том, чтобы порекомендовать человека и заодно репертуарную идею.

Это было 15 октября 1988 года — Юрий Мефодьевич, тогда ещё на «Жигулях», ехал с Ордынки, где репетировал в спектакле «Леший» роль Войницкого. Он остановился у моего дома, я сел в машину, и мы поехали к нему. И под закусочку, под обед, который приготовила Ольга Николаевна, Соломин рассказывал о том, как видит мою работу в Малом театре, а я ему — про томик Солженицына. В результате получилось и то, и другое.

Следующая наша встреча состоялась 26 октября, и тогда же мне впервые показали Ермоловское фойе. Наряду с исторической сценой Малого это моё самое любимое место в театре. Что-то со мной происходит, когда я нахожусь в Ермоловском фойе, а уж сколько там приходилось бывать во время репетиций и спектаклей, одному Богу известно. И вот в первых числах ноября у меня первая зарплата в Малом. Помню длинную очередь, которую работники театра занимали в кассу, помню спрятавшегося ото всех Евгения Валериановича Самойлова, пока на него не обратили внимание, не узнали, не пропустили: «Дядя Женя, проходите». Я сразу отметил эту его человеческую деликатность, которая осталась у меня в памяти на последующие тридцать лет. А через какое-то время состоялись выборы — впервые в истории художественный руководитель Малого был избран демократическим путём. Думаю, это один из важных, существенных этапов для российской театральной культуры в целом. Возможно, я субъективен, но говорю как историк театра, как летописец.

Здесь есть несколько завязок. С одной стороны, репертуарная политика, режиссёрская, с другой — политика набора труппы, выбора художников, композиторов, и так далее. Через месяц после избрания Юрия Мефодьевича состоялась премьера пьесы Чехова «Леший», где Соломин играл одну из главных ролей. Поставил спектакль режиссёр Борис Морозов, активно сотрудничавший с коллективом, а для художника Иосифа Сумбаташвили и композитора Григория Гоберника эта работа стала дебютом в Малом, потом они работали над многими спектаклями. Гоберник, как и я, тоже остался в театре — мы с ним познакомились в конце декабря 1988 года на сдаче «Лешего» худсовету. Тоже тридцать лет. И тридцать лет Чехова в Малом: «Леший», далее «Дядя Ваня», затем «Чайка» и «Три сестры». «Вишнёвый сад» к тому времени уже шёл, но было большое количество вводов. В 2001 году Виталий Соломин поставил «Иванова» — то есть в репертуаре появились все основные пьесы. Плюс «Свадьба, свадьба, свадьба!», а сейчас ещё идёт «Перечитывая Чехова» по ранним рассказам писателя. Отдельные пьесы ставились и раньше (например, «Иванов» в режиссуре Бориса Бабочкина), но такая упорная чеховская линия связана именно с Ю.М.Соломиным. Антон Павлович стал для Малого театра вторым Островским, просто Александр Николаевич больше пьес написал. В конце сезона 1988/1989 годов состоялась премьера драмы Теннесси Уильямса «Ночь игуаны» в постановке американца Теодора Манна.

Опять-таки иностранные режиссёры работали в Малом и раньше, но постоянное сотрудничество с ними — тоже линия, связанная с Юрием Соломиным: Илан Ронен, Жорж Лавадан, Стефано де Лука… Всякий раз, когда в стране происходит некоторая ломка, обязательно обращаются к исторической драматургии. А.К.Толстой писал свои пьесы в период великих реформ, сразу после освобождения от крепостного права, а это событие, потрясшее основы России независимо от того, был ты явный крепостник или демократ, каждый почувствовал на себе. Вот так же и мы ощутили изменения, происходившие в конце 80-х —90-е годы. Нам на помощь пришли уроки истории. Одна из первых репертуарных идей, которые я предложил Юрию Мефодьевичу, и он согласился —«Князь Серебряный» А.К.Толстого. К этому времени уже много лет шёл «Царь Фёдор Иоаннович», а вскоре были поставлены «Царь Борис» и «Смерть Иоанна Грозного» («Царь Иоанн Грозный»). Чрезвычайно важными спектаклями, которые определили то, что Станиславский называл «общественно- политической линией», стали «И аз воздам» Сергея Кузнецова и «Пир победителей» Александра Солженицына. Мужество художественного руководителя в случае с «И аз воздам» выше мужества завлита — ты пишешь свою фамилию мелким шрифтом, а художественный руководитель подписывает афиши. Премьера состоялась в те дни, когда отменили 6-ю статью Конституции о руководящей роли коммунистической партии, но решение о постановке принималось, естественно, гораздо раньше. Ю.М.Соломин ещё не стал министром культуры, а Горбачёв — президентом, да и вообще президентов, пока существовал Советский Союз, не было. Конечно, дни СССР заканчивались, но мы об этом тогда не знали, и фактически первыми на сцене рассказали о трагической судьбе царской семьи.

Что касается «Пира победителей», спектакль был задуман ещё в 1988 году, а вышел через семь лет, когда Солженицын уже вернулся в страну. Постановка заслужила очень высокую оценку Александра Исаевича, который потом сказал, что этот день у него один из самых счастливых в жизни. Следующий чрезвычайно важный момент — формирование труппы. Я пришёл в театр, когда ещё активно выходил на сцену Николай Александрович Анненков, а Елена Николаевна Гоголева уже заканчивала свою актёрскую деятельность. Было сильное среднее поколение. В Малый театр вернулись Виталий Соломин, Виктор Павлов, Евгения Глушенко, пришла Людмила Полякова, через несколько лет — Ирина Муравьёва. Когда я стал завлитом, самыми молодыми артистами были ныне народная артистка Ольга Пашкова и заслуженный артист Александр Белый. И следующие поколения, ставшие заслуженными, получившие Госпремии, как Глеб Подгородинский, Ирина Леонова — актёры, приглашённые в труппу при Юрии Соломине. Эта политика продолжается. Со временем пришёл Борис Невзоров, недавно приглашён Валерий Афанасьев. Конечно, год с лишним — практически весь 1991-ый, последний год существования СССР, — проведённый Юрием Мефодьевичем на посту министра культуры, дал ему огромный опыт руководителя. Это как в окопах во время войны — день за три, а то и за неделю считается. Я опять-таки могу свидетельствовать, потому что он предложил мне в перспективе пост заместителя министра, а пока советника. Очень хорошо помню лицо Юрия Мефодьевича, когда он в ноябре 1991 года пришёл в свой кабинет, и я спросил: «В чём дело?» Дело было в тех новых тенденциях правительства, которые, как он считал, являются угрозой для развития культуры в России. И вот мы сидели в его кабинете, и он написал заявление, мотивировав, почему уходит с поста министра. До сих пор ругаю себя, что не сохранил этот текст, не знаю, остался ли он у Юрия Мефодьевича. Так что могу с уверенностью сказать: к тому времени, когда состоялась «Беловежская пуща», он уже не был министром культуры, и ответственности, которая лежит на тех, кто причастен к развалу страны, на его плечах нет.

Ещё существенный момент — ремонтные работы. Соломин выдержал их несколько. Сначала основная сцена в 1989–1990 годах. Что это было в условиях тех лет! Юрий Мефодьевич интуитивно принял верное решение не уходить совсем из здания, потому что понимал: иначе театр могут законсервировать лет на десять. Основную сцену тогда называли «Дом Павлова» — всё сотрясалось, но кто-то обязательно находился там каждый день. Поэтому всё-таки удалось вернуться. В середине 90-х — ремонт филиала на Ордынке. И вплоть до недавней реконструкции, когда Малый театр предстал во всей своей красе — вовремя, в срок и без уголовных дел, которыми у нас обычно сопровождаются даже благие начиная.

Особое внимание у Юрия Мефодьевича к режиссуре. К моим однокашникам, учившимся чуть раньше Владимиру Бейлису и Виталию Иванову, в начале 90-х присоединился ещё один выпускник ГИТИСа — Владимир Драгунов. И дальше по этому пути пошло формирование режиссуры — с одной стороны, приглашение маститых профессионалов, таких как Адольф Шапиро. Вот сейчас должны приступить к работе опытнейший мастер, педагог Щукинского училища Владимир Иванов и уже сложившийся режиссёр, тоже педагог Щуки Александр Коручеков. А, с другой стороны, молодые актёры и режиссёры Малого театра ставят на малой сцене. Мне кажется, это верный путь — и собственные кадры, и приглашённые. Нам часто ставят в вину замкнутость на себе, но это не так. Вспомним, какие режиссёрские имена выходили из Малого, начиная с Андрея Гончарова. Приглашались Анатолий Эфрос, Борис Львов-Анохин, Пётр Фоменко, Леонид Хейфец, Борис Морозов, Сергей Женовач… А какие художники работали в период руководства Юрия Мефодьевича! Кроме Иосифа Сумбаташвили, он пригласил мастера, много сотрудничавшего с Малым и раньше, — Энара Стенберга, лучшего из художников своего по- коления. Валерий Левенталь, Эдуард Кочергин, Сергей Бархин, Станислав Бенедиктов, Мария Рыбасова, Александр Боровский… А сейчас в Малом впервые работает один из старейших художников России — Борис Мессерер. Поэтому, если смотреть непредвзято, ни о какой замкнутости говорить не приходиться.

И ещё один момент. Нельзя сказать, что Малый театр никогда раньше не ездил на зарубежные гастроли. Я вспоминаю сезон 1989/1990 — это был фантастический год! Начать с того, что мы съездили в Ливию, страну, которой сейчас фактически не существует. Малый — первый, и, наверное, последний театр в истории Ливии и России, побывавший там на гастролях. Через три месяца мы оказались в стране прямо противоположной —Израиле. И опять были первым театром, гастролировавшим не с одним спектаклем, а сразу с тремя: «Леший», «Царь Фёдор» и «Вишнёвый сад». Поехала половина труппы. Я помню, когда приземлились в Тель-Авиве, нас спросили: «Вы прилетели через Вену?», мы ответили: «Нет, прямым рейсом». Люди заплакали. Тогда ещё не открылось посольство, мы были в определённом смысле провозвестниками нормализации отношений между государствами. Наконец, июнь 1990 года — Япония. Я понимаю, что сейчас все везде бывают, но ведь речь не о частном туризме, а о гастролях. Они тогда очень стимулировали жизнь коллектива, а теперь, конечно, являются нормой для существования любого театра. 30 лет — серьёзный этап в истории Малого, и это не предел!

Заместитель художественного руководителя Малого театра Борис Николаевич Любимов

Записала Вера Тарасова

Газета «Малый театр», №10, 2018 год

Дорогие друзья! Сегодня для нас, для всего Малого театра, очень важный день - сегодня исполняется 35 лет с момента избрания народного артиста СССР Юрия Мефодьевича Соломина художественным руководителем Малого театра. Это произошло в далеком и непростом 1988 году, тогда Юрий Мефодьевич был избран коллективом театра и стал во главе театра. За 35 лет пройден огромный путь, сменились поколения артистов и зрителей, но Малый театр под руководством Юрия Соломина сохранил себя, свою суть и свои художественные принципы. Мы от души поздравляем Юрия Мефодьевича с этой грандиозной датой и желаем ему, конечно, скорейшего выздоровления и возвращения в театр!

14 ноября на основной сцене Государственного академического Малого театра состоится 300-е представление комедии Н.В.Гоголя «Ревизор».

Эта пьеса принадлежит к числу произведений, на которых основан наш репертуар. «Ревизор» был впервые показан в Малом в 1836 году; роль Городничего сыграл Михаил Щепкин, и его исполнение до сих пор считается эталонным. Нынешняя постановка была осуществлена в 2006 году. Спектакль, пользующийся неизменным успехом, стал заметным событием в культурной жизни Москвы, покорив и рядовых зрителей, и театральную общественность. В 2007 году «Ревизор» был удостоен премии Правительства России.

Юрий Соломин и Василий Фёдоров создали динамичный, живой, остроумный и красочный спектакль. В то же время режиссёры бережно отнеслись к авторскому замыслу, к традициям и духу Малого театра. Для сложного, многослойного произведения был найден лёгкий и увлекательный сценический язык. Это делает постановку интересной и для интеллектуалов, и для широких зрительских масс.

Декорации Александра Глазунова и костюмы Константина Шамрина созданы в лучших традициях Малого театра. А прекрасная музыка Григория Гоберника придаёт «Ревизору» дополнительную остроту и символичность.

От всей души поздравляем режиссёров-постановщиков Юрия Соломина и Василия Фёдорова, а также весь коллектив спектакля, в особенности бессменных исполнителей своих ролей Сергея Кагакова (Бобчинский), Виктора Андрианова (Уховёртов) и Евгения Арановского (Держиморда) с замечательным юбилеем! Желаем дальнейших творческих успехов!

Уважаемые зрители!

Поскольку в сети появилось и тиражируется много неточной информации о состоянии здоровья нашего художественного руководителя Юрия Мефодьевича Соломина, считаем нужным сообщить вам следующее.

Юрий Мефодьевич перенес инсульт в легкой форме и сейчас находится в палате интенсивной терапии. Он в стабильном состоянии и пока решает рабочие вопросы в удаленном режиме.

3 ноября в Малом театре прошла первая репетиция нового спектакля "Мой нежный зверь" А.П.Чехова. Постановка поручена народному артисту России Андрею Житинкину. В будущем спектакле заняты народные артисты России Валерий Афанасьев, Валерий Бабятинский, Сергей Еремеев, Владимир Сафронов, Александр Клюквин, Александр Вершинин, заслуженные артисты России Варвара Андреева, Екатерина Базарова, Петр Складчиков, артисты Варвара Шаталова, Андрей Чернышов, Александр Волков, Владимир Алексеев, Дмитрий Кривошеев, Сергей Видинеев, Аксиния Пустыльникова.

По традиции артистов и режиссера напутствовал худрук театра народный артист СССР Юрий Соломин. Юрий Мефодьевич очень высоко оценил драматургический материал, который ложится в основу спектакля, а его автор - Антон Павлович Чехов - очень дорог Малому театру.

Фоторепортаж Евгения Люлюкина.

[GALLERY:713]

18 июня исполнилось 88 лет художественному руководителю Малого театра Юрию Мефодьевичу Соломину. «Вечерняя Москва» поговорила с ним о празднике и планах.

— Юрий Мефодьевич, как отмечаете свой праздник?

— Единственная традиция — это праздновать сам день рождения дома с семьей. Я так и свой прошлый большой юбилей отмечал, только спустя два дня принимал поздравления на сцене в Малом, где был большой концерт.

— Какой из своих дней рождения больше всего запомнили?

— Люблю вспоминать тот, что пришелся на время съемок фильма «Дерсу Узала» Акиры Куросавы. Тогда, 18 июня 1974 года, режиссер впервые отменил съемки, и я решил отпраздновать в ресторане. Мы начали отмечать, а Куросавы все нет. Он пришел позже и подарил один из самых дорогих мне подарков, который я по сей день храню в своем кабинете в Малом театре, — картину с изображенным на нем тигром и дарственной надписью «Соломин Юрий Мефодьевич-сан». И ниже подпись: «Акира Куросава, 18 июня 1974».

— О ком и о чем еще чаще всего вспоминаете?

— В первую очередь мне ценна память о моих учителях, педагогах Щепкинского училища, и партнерах по сцене в Малом, когда я только пришел туда молодым артистом. Их портреты висят рядом с моим кабинетом: Вера Пашенная, которой я обязан своим поступлением в институт, Елена Гоголева, Борис Бабочкин, Михаил Царев, Николай Светловидов и другие наши великие артисты.

— Какие у вас творческие планы на будущий год и над чем вы сейчас работаете?

— Мы в театре продолжаем отмечать 200-летие Александра Островского. Провели фестиваль «Островский в Доме Островского», самый большой за все годы его существования с 1993 года. Впереди, в 2024 году, у нас еще один крупный юбилей — 200 лет зданию на Театральной площади, нашему дому, где в октябре 1824 года прошло первое представление драматической части Московской императорской труппы — труппы Малого театра. Это, пожалуй, самая важная дата.

ДОСЬЕ

Юрий Мефодьевич Соломин, народный артист СССР, лауреат Государственных премий, родился 18 июня 1935 года в Чите. С 1957 года служит в Малом театре, в 1988-м назначен его художественным руководителем. В 2020 году удостоен звания Героя Труда Российской Федерации. Награжден орденами Дружбы Народов; «За заслуги перед Отечеством» I, II, III и IV степени (полный кавалер).

Редакция «Вечерней Москвы» от души желает Юрию Мефодьевичу сил, здоровья и вдохновения!

Александра Ерошенко, "Вечерняя Москва", 19 июня 2023 года

https://vm.ru/society/1060224-narodnyj-artist-yuri...

«Художественным руководителем Малого в 1988 году меня единогласно избрал коллектив. Почувствовал ли я некий тяжелый груз на плечах? Откровенно скажу, нет. Малый к тому времени стал моим домом, на его сцене я сыграл столько ролей. Что я чувствовал тогда и до сих пор, так это ответственность за то, чтобы сохранить современный русский театр. Ведь разбить все вдребезги легко, восстанавливать потом сложнее. А то, что русский театр — лучший в мире, в этом у меня нет никаких сомнений», — рассказывает художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин.

— Юрий Мефодьевич, Малый театр ведь только по названию малый. В действительности это один из старейших театров страны, давно включенный в список особо ценных культурных объектов России. Вы служите в нем около семидесяти лет, скажите, что значит быть артистом Малого театра?

— Надо же, никогда не задумывался над этим вопросом! Но раз вы спросили, попробую ответить. (Задумывается.) Знаете, главное, думаю, это значит быть человеком, не заниматься интригами, уважать своих коллег... Во всяком случае, именно этому с первых же дней меня учили все величайшие актеры Малого театра, с которыми сводила судьба. А я работал и с Еленой Митрофановной Шатровой, и с Игорем Владимировичем Ильинским, и с Михаилом Ивановичем Царевым, и с Элиной Быстрицкой, и с Руфиной Нифонтовой... Разве всех перечислишь? Портреты этих и многих других корифеев Малого, к слову, развешаны у нас вдоль стен в одном из коридоров театра, который я шутя называю стометровкой. Именно от этих легендарных актеров «берет старт» наш театр. (Улыбается.)

Проходя по этому коридору, я всегда здороваюсь с ними, нередко общаюсь, вспоминаю наши встречи, вместе сыгранные роли... Кто мы без этой памяти? Иваны, родства не помнящие!

Я глубоко убежден, что сцена Малого театра отталкивает чужих, враждебных, ненужных, случайных людей. Да они и не решаются взойти на нее. Зато тот, кто приходит к нам с чистым, открытым, добрым сердцем, всегда найдет понимание, ему ответят взаимностью, той же любовью и добротой.

Уникальную магию Малого театра ощущает каждый, кто переступает его порог. Это нечто мифическое. Никогда не забуду, как знаменитый кинорежиссер Сергей Соловьев, ставивший у нас «Дядю Ваню», впервые ступив на историческую сцену театра, опустился на колени, коснулся ее поверхности рукой и произнес: «О Господи!» Скажу, что так же часто поступают многие наши гости — и зарубежные гастролеры, и провинциальные режиссеры, и актеры, которые приезжают к нам на традиционный фестиваль «Островский в Доме Островского». В нынешнем году он особенный, посвящен сразу двум юбилеям — 30-летию самого фестиваля и 200-летию со дня рождения Александра Николаевича Островского.

Это имя поистине святое для нашего театра, без которого немыслимо представить его. Неудивительно, что перед театром установлен памятник Островскому. До сих пор львиная доля спектаклей идет у нас по его пьесам. При этом Островский ведь не только замечательный драматург, он человек, стоявший у истоков русского национального театра. Каждый сегодня знает о системе Станиславского, о Владимире Немировиче-Данченко, но все они были, по сути, учениками Малого театра, учениками Александра Николаевича Островского. Они развили, наполнили новым смыслом его творческие идеи, его мысли о театре. Если желаете, систематизировали их. Константин Сергеевич Станиславский ведь был актером художественной самодеятельности, немудрено, что он многому учился тогда именно у актеров Малого.

Порой для конкретных артистов Островский писал роли, репетировал с актерами, давал им советы по исполнению.

Он вообще очень много времени проводил в Малом театре, ибо считал, что для написания пьесы необходимо знать ощущения артиста, побывать в его шкуре. Так же, кстати, поступали и Шекспир, и Мольер. Интересно, что Александр Николаевич постоянно делал в своих записях пометки об игре актеров. О хороших, тех, кто ему понравился, он писал, например, так: «играет умно». А о плохих — «играет без жизни», «каша во рту».

— Скажите, как молодой человек — Юра Соломин, родившийся в далекой Чите, расположенной почти за семь тысяч километров от Москвы, оказался в один прекрасный день в Малом театре?

— Неслучайно, это могу вам точно сказать. (Улыбается.) Почва, как говорится, была подготовлена. Все началось с родителей, которые по-настоящему любили музыку, искусство вообще. Оба учились в Ленинградской консерватории. Отец Мефодий Викторович мечтал стать скрипачом, мама Зинаида Ананьевна — певицей, меццо-сопрано, но она заболела, стала плохо слышать на одно ухо, после чего оба приняли решение вернуться в Читу. Однако с искусством родители никогда не порывали, всю жизнь, как я говорю, работали в сфере художественной самодеятельности. Эта страсть передалась и мне с братом Виталием, и нашей приемной сестре Вере — ее, сироту, родители удочерили, она тоже стала актрисой, играла в провинциальных театрах.

То есть сколько себя помню, всегда знал: обязательно стану артистом, и никем иным! Ни одна другая профессия не привлекала меня как эта. С детства активно участвовал в художественной самодеятельности, ходил в драматический кружок в нашем Доме пионеров, выступал на разных школьных вечерах: читал стихи, прозу — и делал все это, надо заметить, достаточно успешно, чувствовал по крайне мере, что пользуюсь популярностью. Свой первый «гонорар» — кусок сахара-рафинада, между прочим, получил за выступление перед ранеными бойцами в госпитале.

Ну, а после того как в кинотеатре Читы увидел однажды черно-белый фильм «Малый театр и его мастера», где на экране блистали Турчанинова, Ильинский, Царев, Пашенная, я, признаюсь, просто обалдел. Словом, к окончанию школы стопроцентно знал, куда отправлюсь поступать — в Москву, на улицу Неглинную, 6/2, где в ту пору и по сей день размещается Театральное училище имени Щепкина при Малом театре. Именно по этому адресу я отправил копию своего аттестата зрелости и заявление, а вслед за бумагами вскоре поехали в столицу и мы с отцом. Одного меня, 18-летнего паренька, в столь далекий путь никто, конечно, отпустить не решился бы.

— Как вас с отцом встретила Москва?

— В столице остановиться нам было негде, мы поселились у знакомых из Читы в сорока километрах от Москвы, в Монино, откуда и ездили с отцом на электричке на экзамены. Два первых тура я успешно прошел, оставался третий, заключительный, когда с отцом приключилась настоящая беда. На Ярославском вокзале хулиганы украли у него все самое ценное, что было при нем: деньги, паспорт и партийный билет. Потеря партбилета по тем временам была серьезным делом, чреватым самыми страшными последствиями. Неслучайно до конца дней отца мучили допросами, таскали по разным партийным инстанциям.

Жутко расстроенный случившимся отец в сердцах сказал мне: «Давай собираться, поехали домой!» А что оставалось делать? До заключительного тура ждать надо было целых четыре дня, а жить нам было не на что, в кармане оставалось лишь несколько рублей. С обратными билетами, к слову, нам помогли сотрудники Ярославского вокзала. Но мне вот так все бросить в самом конце никак не хотелось. Я не на шутку разволновался.

Поняв мое состояние, отец предложил: «А ты иди прямо к Вере Пашенной, она ведь возглавляет приемную комиссию, и расскажи ей, какое происшествие с нами приключилось». Я так и сделал. Тут же поехал в училище. К счастью, Вера Николаевна оказалась в тот день на месте. Выйдя из своего кабинета, она спросила меня:

— Что тебе, деточка?

Ну, я и выложил ей произошедшую с нами трагическую историю, закончив ее ультимативной фразой:

— Если вы берете меня, то берите. Если нет — уеду обратно к себе в Читу!

Что меня дернуло тогда бросить великой актрисе столь смелые слова, не знаю. Похоже нервы, отчаяние — терять, по крайней мере, мне было определенно нечего. И, конечно, свою роль сыграл мой сибирский характер, упрямство, дерзость, решимость никогда не пасовать в любых жизненных ситуациях, не робеть ни перед какими то ни было трудностями.

Помню, после этих жестких, вызывающих слов Пашенная меня внимательно оглядела с ног до головы, выдержала весьма долгую паузу, а потом спокойно так сказала:

— Ну, оставайся.

Не знаю, что в итоге повлияло на ее решение. Возможно, она вспомнила, как во время нашей первой встречи в училище я ее вместе со всей приемной комиссией невольно рассмешил. Узнав, что я приехал из Читы, Вера Николаевна заметила, что бывала в Забайкалье, знает этот суровый край, где так много лагерей. На что я тут же выпалил: «Что вы, лагерей у нас очень мало, всего два!» Вся комиссия мгновенно грохнула от этой моей наивности и простодушия. Что называется, и смех и грех. Говоря о лагерях, Пашенная, естественно, имела в виду лагеря, где в сталинские времена содержали политзаключенных, я же — пионерские...

— Веру Николаевну Пашенную можно назвать вашей театральной «крестной мамой»?

— Не то слово! Она стала моей первой и главной учительницей в профессии. Это была потрясающая женщина. Невысокая, к старости грузная, она все равно была величественной. До преклонных лет оставалась женщиной, не становилась старухой. Достаточно часто, между прочим, кокетничала. С выразительным прекрасным голосом и огромными карими глазами, горящими как уголья. Во время репетиций Вера Николаевна никогда не вставала из-за стола. Такова была ее манера. Она работала, скажем так, «наводкой» на роль, подсказывала интонацию. Все мы знали, что, если Пашенная встанет и начнет показывать, как надо играть, то все — пиши пропало, для студента это было равносильно смертному приговору — иди подавай заявление об уходе! Как-то, когда мы репетировали «Чайку», наш дипломный спектакль, где я был Треплевым, Вера Николаевна начала отчитывать актрису, игравшую Нину. «В сцене прощания с Треплевым у тебя искры должны лететь из глаз!» — сказала она. Потом встала, взошла на небольшую сцену и — пожилая, невысокая — показала, как это должно быть сыграно. Хотите верьте, хотите нет, но я в тот миг увидел свет из ее глаз...

Позже именно Пашенная принимала в Щепкинское училище еще одного парня из Читы — моего младшего брата Виталия. Любимой ученицей Пашенной была и моя будущая жена Ольга, с которой мы вместе учились в Щепкинском училище, где и познакомились. Именно Вера Николаевна настояла на том, чтобы после окончания этого училища в 1957 году меня взяли в труппу Малого театра. Неудивительно, что огромный портрет этой изумительной женщины и актрисы, написанный художником И.А. Минченко и подаренный Малому одним из родственников Пашенной, висит в самом центре в моем кабинете в театре.

Да, в молодости я повстречал немало гениальных актеров, но рядом с Верой Николаевной, пожалуй, не поставлю никого. С ней никто не сравнится. Я ее по-настоящему боготворю. Хотя все «великие старики и старухи» Малого театра всегда относились к нам, молодым, начинающим актерам, с огромной любовью, старались помочь, поддержать. Именно Игорь Ильинский подарил мне свою роль Хлестакова в «Ревизоре». Я мечтал о роли Сирано де Бержерака, и Михаил Царев, в то время художественный руководитель театра, дал мне ее. Как и роль царя Федора. Никогда не забуду, как Елена Николаевна Гоголева, с которой мы играли в спектакле «Пучина» по пьесе Островского, каждый месяц присылала мне на Дальний Восток, где я тогда был занят в фильме Акиры Куросавы «Дерсу Узала», письмо-открытку, которое очень трогательно начиналось: «Здравствуй, дорогой сынок!..»

Это были не только Артисты с большой буквы, но и люди с открытым, заботливым сердцем, умеющим переживать и главное — сопереживать. Каждый из них играл как жил — душой. Все «старики и старухи Малого» были такими. Они воспитывали нас собой. Тем, как вели себя в театральной и частной жизни, как ходили, как носили платье, как разговаривали, как общались друг с другом, как, наконец, ели и пили... Мы смотрели на них и старались быть такими же, хоть немного, хоть в чем-то походить на них.

— Но ведь играя все время душой, разве актеру не грозит быстрое выгорание? Вообще это ведь психологически очень сложная профессия — постоянно изображать из себя другого человека, влезать в его шкуру, говорить чужими голосами, то плакать, то смеяться... Неужели лицедейство не влияет на психику?

— На психику нет, скорее — на сердце. Ведь играть душой — это фактически значит играть сердцем, пропускать роль через него. Мозги же при этом должны оставаться холодными, должны, что называется, быть включены. Иначе вы правы, конечно, можно сойти с ума! (Улыбается.)

— Любопытно, сколько актеров из своего Щепкинского училища вы принимаете каждый год в Малый?

— Раз на раз не приходится, но в среднем — не более четырех, остальные выпускники расходятся по другим театрам России. Раз уж вы затронули эту тему, скажу, что я категорически против платного обучения в российских вузах вообще, и в театральных в частности. Все должны отбираться на равных конкурсных условиях, только так, по-моему, можно выявить тех, кто действительно стремится в профессию. И, конечно, надо сокращать число студентов, обучающихся в театральных училищах страны. Лучше, как говорится, меньше да лучше.

— Насколько знаю, каждый год ваш театр должен выпускать семь новых спектаклей, это много или мало?

— Это нормально. У нас же две площадки, большой актерский коллектив — 150 человек, шесть—семь режиссеров.

— В Малом, я насчитал, служит 26 народных артистов России, 27 — заслуженных! Трудно быть художественным руководителем такого театра, где столько звезд первой величины?

— Всякое бывает, как в любом большом коллективе. Я человек достаточно эмоциональный, могу порой и перегнуть палку, но быстро отхожу, зла никогда ни на кого не держу. По натуре я не диктатор, готов согласиться с другим мнением, если мне его аргументированно докажут. Вообще, у нас подобралась отличная слаженная команда.

Знаете, ведь художественным руководителем Малого в 1988 году меня единогласно избрал коллектив. Почувствовал ли я некий тяжелый груз на плечах? Откровенно скажу, нет. Ведь Малый к тому времени стал моим домом, на его сцене я сыграл столько ролей. Что я чувствовал тогда и до сих пор, так это ответственность за то, чтобы сохранить современный русский театр, русскую театральную школу. Ведь разбить все вдребезги легко, восстанавливать потом по крупицам куда сложнее. А то, что русский театр, русская театральная школа — лучшие в мире, в этом у меня нет никаких сомнений.

Кстати, легендарного японского режиссера Акиру Куросаву, с которым мне довелось не только поработать, но и по-человечески сблизиться, я считаю представителем русской школы. Он обожал Федора Михайловича Достоевского, снял фильм «Идиот», говорил, что Достоевский — единственный писатель, которому удалось заглянуть в самые сокровенные, потайные уголки души и честно таким образом описать сущность человека. Признаюсь, без встречи с Куросавой я не стал бы режиссером. Именно он вдохновил и благословил меня на то, чтобы взяться за режиссерскую деятельность.

— Вы познакомились с Акирой Куросавой во время работы над фильмом «Дерсу Узала», который в 1976 году получил премию «Оскар» как лучший фильм на иностранном языке?

— Да, любое мгновение, проведенное с Куросавой, было уникально. Таких людей каждый день определенно не встретишь. Это был поистине человек не от мира сего, тактичный, вежливый, внимательный, для которого не существовало мелочей — ни в жизни, ни в работе. Вернее, любая мелочь имела для него важное значение. Он работал в совершенно неожиданной для меня манере. Бывали, например, дни, когда Куросава ничего не снимал, сутками напролет сидел на склоне сопки, смотрел куда-то вдаль, думал о чем-то своем. Казалось бы, что смотреть: кругом один и тот же пейзаж, тайга да сопки, — снимай себе, и все. Особенно нервничал в такие дни наш директор картины, который каждый день должен был отправлять в Москву на «Мосфильм» телеграмму о том, что делается на съемочной площадке, как выполняется план. Но Куросава после размышлений наверстывал упущенное. Снимал сразу много и почти без дублей.

Один день, когда он отменил съемку, не забуду никогда. Это было 18 июня 1974 года, в мой день рождения. Базой нашей русско-японской киноэкспедиции был небольшой, окруженный сопками городок Арсеньев, где находилась скромная гостиница, в которой мы все и пребывали. Нас с Куросавой, к слову, разместили на одном этаже, неподалеку друг от друга. Воспользовавшись тогда паузой, выпавшей на мой день рождения, я решил его широко, если так можно сказать, отметить, пригласить всю группу в ресторан. Куросава согласился, сказал, что обязательно вечером придет. Мы сидим, празднуем, а режиссера все нет и нет. Я спрашиваю его помощницу-японку Нагами-сан, которая до сих пор жива, где Куросава, что-нибудь случилось? Она лишь, загадочно улыбаясь, пожала плечами, мол, не знаю. Вдруг мастер появляется, подходит ко мне и дарит картину, которую он писал весь день! Представляете, насколько эта картина мне дорога. На ней, к слову, есть подпись, сделанная по-русски: «Соломин Юрий Мефодьевич-сан, — и чуть ниже: — Акира Куросава 18 июня, 1974».

— Как вообще вы встретились с ним?

— Когда Акире Куросаве «Мосфильм» предложил снять фильм по мотивам произведений Владимира Арсеньева «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала», он попросил советскую сторону самим отобрать актеров и представить их ему. Ведь никого из отечественных артистов он не знал. На роль Владимира Арсеньева наши отобрали человек шесть, включая меня. Куросава, позже мне рассказывала его помощница, сказал: «Покажите мне их лучшие фильмы». Меня ему решили показать в роли разведчика-чекиста Павла Кольцова, что я играл в фильме «Адъютант его превосходительства», передав для ознакомления Куросаве две первые серии. Продолжение истории знаю уже от Володи Васильева, русского режиссера на картине «Дерсу Узала». Он мне позвонил и говорит: «Юрка, Куросава попросил, чтобы ему показали все пять серий «Адъютанта»!» На этом в принципе все и закончилось. Точнее — началось. Просмотрев все пять серий телефильма «Адъютант его превосходительства», Акира Куросава утвердил меня на роль Владимира Арсеньева без всяких проб.

Знаете, когда уже начались съемки и мы принялись отсматривать первые кадры, фрагменты будущего фильма, я, глядя на себя в роли Арсеньева, никак не мог отделаться от впечатления, кого же мне он, то есть я сам себе напоминаю. Конечно, Павла Кольцова! Что, разумеется, было неслучайно. Дело в том, что Владимир Арсеньев был в действительности не только знаменитым русским путешественником, географом, этнографом, писателем, исследователем, но и разведчиком, выполнявшим на Дальнем Востоке и миссию, связанную с работой русской военной разведки. Акира Куросава, внимательно, дотошно изучавший весь материал накануне съемок «Дерсу Узала», конечно, не мог этого не знать. Добавлю один любопытный факт. Несмотря на то что Дальний Восток всегда был закрытым регионом страны, особенно для иностранцев, Акире Куросаве власти разрешили снимать абсолютно везде, где только он пожелает, без каких бы то ни было ограничений.

Что касается роли самого Дерсу Узала, то на нее отбирали несколько республиканских актеров, даже популярного в ту пору певца Николая Бельды, исполнявшего задорную песню «Увезу тебя я в тундру», но выбор в результате пал на замечательного тувинского актера Максима Мунзука, блестяще передавшего в картине образ нанайского охотника и проводника. За время съемок мы, надо сказать, с ним по-настоящему подружились. Максим добрый, искренний человек, чем-то сам похожий на Дерсу Узала. Когда он приезжал в Москву, всегда бывал у меня. Причем во сколько бы ни приехал, хоть в пять часов утра, обязательно сразу звонил и говорил: «Я прилетел». Это у него было знаком большого уважения ко мне...

— Слышал, на время съемок «Дерсу Узала» вы составили для себя небольшой словарь, куда выписали несколько слов по-японски. Хоть одно помните?

— Аригато гозаймасу — это значит «спасибо»! Слово, которое я бесконечное количество раз готов произносить в адрес Акиры Куросавы.

Вообще, Япония, начавшаяся для меня со встречи с Куросавой, на этом не закончилась. Спустя некоторое время он задумал снимать картину «Маска черной смерти» по произведению Эдгара По, куда пригласил меня. Но что-то не сложилось, Куросава и «Мосфильм» не смогли договориться, идее не суждено было сбыться, о чем я до сих пор жалею.

В 1976 году я играл в советско-японском фильме «Мелодии белой ночи» о любви японской пианистки и русского композитора с известной японской актрисой Комаки Курихарой. Над картиной мы работали и в Ленинграде, и в Киото. Несколько раз в Стране восходящего солнца мы гастролировали с Малым театром, с успехом показывали там спектакли Чехова, Островского. Я искренне полюбил Японию, ее людей, ее искусство, к которому они так трепетно, бережно относятся. Как, например, они дорожат своими древними драматическими театрами «Кабуки» и «Но». С каким уважением они относятся к своим традициям. Мы же своими русскими традициями порой не просто пренебрегаем, а относимся к ним уничижительно. Чего стоят те же разговоры некоторых современных так называемых критиков о необходимости отправить в прошлое старые академические «театры с колоннами». Ничего кроме удивления и сожаления у меня подобные заявления не вызывают. Впрочем, в окончательную катастрофу русского театра я не верю. Его духовность невозможно уничтожить, хотя за победу нужно бороться, прилагать геркулесовы усилия.

— Скажите, какие роли играть сложнее, комедийные или серьезные?

— Трудно ответить, потому что четкой границы между комедийной и серьезной ролью, по-моему, нет. По крайней мере, я ее не провожу. Понимаете, как в каждой серьезной роли есть много смешного, так и в каждой комедии есть слезы, даже в трагическом образе может быть юмор. Об этом еще Александр Островский писал. Ведь театр существует для того, чтобы познать человека, человеческое. В этом его суть. А в жизни грустное, смешное всегда идут рядом. Человек — существо противоречивое, в нем столько всякого намешано!

— С вашей точки зрения, действительно нет маленьких ролей, а есть маленькие актеры? Это — аксиома?

— Абсолютная. Ведь вспомните, сколько актеров и актрис, которые всю жизнь играли лишь небольшие, а порой просто эпизодические роли, но при этом они запомнились, стали всенародно любимыми. Иногда одну реплику можно произнести так эффектно, что люди запомнят ее навсегда.

— Вы согласны с тем, что настоящим актером можно назвать только такого, кто играет на сцене театра — вот где подлинное искусство, кино же и телевидение, где многое зависит от монтажа, спецэффектов, менее достойное занятие?

— Категорически не согласен. Считаю, что одно дополняет другое. То, что нельзя сделать в театре, можно в кино, и наоборот. Другое дело, что только кино, телевидение делают актера популярным. На себе это почувствовал после выхода «Адъютанта его превосходительства». Состояние было ужасное! (Смеется.) Нигде не мог ни пройти, ни проехать. Чуть ли не каждый хотел меня остановить и непременно пожать руку... Но в общем, если ты профессионал, то какая разница, где ты играешь — на сцене театра или на съемочной площадке, ты везде будешь выкладываться на все сто. А примитивными, неинтересными, далекими от настоящего искусства бывают не только фильмы да сериалы, но и театральные спектакли.

— Признайтесь, когда вы выходили на сцену, волновались?

— Конечно, причем неважно, выходишь ли ты на премьеру спектакля или играешь его в сотый раз. Дело в том, что работа над той или иной ролью идет постоянно. Утром ты просыпаешься и думаешь, что же еще добавить сегодня вечером, когда выйдешь на сцену, в свою роль. Открою секрет: сотый спектакль ты играешь не так, как играл девяносто девятый, и так далее. Каждый раз стремишься добавить в свою роль какие-то новые краски, оттенки, полутона. Ведь главный враг актера — штампы, от которых надо уметь избавляться. Нужно всегда стараться быть новым, интересным зрителю.

— Как же при такой любви к профессии, возглавляя уже к тому времени Малый театр, вы вдруг согласились в сентябре 1990 года стать министром культуры?

— Сам не пойму. Во всяком случае, я очень долго отказывался, но в итоге меня уговорил Иван Степанович Силаев, бывший в то время председателем Совета министров РСФСР, проще говоря, премьер-министром России. Помнится, мы с семьей отдыхали на своей подмосковной даче в Валентиновке. Вдруг подъезжают двое на черной «Волге». Я как увидел их, почему-то сразу мелькнуло в голове: похоже, приехали с предложением ко мне стать министром культуры. Ну не черной же металлургии! Просто наваждение какое-то. Так и оказалось. Приехавшие гости говорят, что меня хочет видеть Силаев. Я отвечаю, мол, сейчас никак не могу, гуляю с внучкой Сашей, да и вообще отдыхаю. Они вежливо интересуются, когда будет время приехать на встречу с премьер-министром в Белый дом. Я говорю: «Давайте завтра».

Кстати, поскольку сам я никогда не стремился занять место министра, то как-то и не задавался вопросом, кто меня рекомендовал на эту высокую должность. Позже, впрочем, мне рассказали, что это была идея владыки Питирима, с которым у меня были очень хорошие отношения.

При встрече с Иваном Степановичем я с порога ему заявил, что, если соглашусь возглавить министерство, из театра не уйду. Это было моим железным условием. Премьер, к моему удивлению, отреагировал совершенно спокойно: «А кто тебе говорит, что надо уходить? Сможешь совмещать — пожалуйста». Позже все судачили, что я-де необычный министр: до шести вечера нахожусь в Белом доме, а после шести бегу в Малый театр. Что на самом деле было чистой правдой. Днем я был министром, а вечером — артистом, выходил на любимую сцену своего любимого Малого театра! (Смеется.)

Серго Кухианидзе, "Караван историй", май 2023 года

https://7days.ru/caravan/2023/5/yuriy-solomin-ya-c...

Почему же этот автор, писавший так давно, не только не отстал от времени, а даже в чём-то опережает его? Кардинальный вопрос. И в связи со знаменательной датой нам, соотечественникам знатного юбиляра, особенно необходимо глубже осознать масштабы, современное звучание, социальную и художественную значимость его творчества.

С чего начать? Кого избрать первым нашим собеседником по актуальной теме? Слова, вынесенные в заголовок, подсказали: начнём с их автора — Ю.М. СОЛОМИНА, многолетнего художественного руководителя Малого театра, который издавна по праву стали называть Домом Островского.

Воздадим должное создателю национального достояния

— Скажите, Юрий Мефодьевич, что значит для вас и руководимого вами коллектива Александр Николаевич Островский?

— То же самое, что и для всей России, для всего мира: величайший русский драматург. Классик, причём в двух ипостасях — классик литературы и театра.

— А разве можно отделить одно от другого?

— Нет, конечно. Однако у Островского получилось так, что сначала он стал известен читателям, а лишь позднее — зрителям. И уже в самом начале было отмечено: вошёл он в литературу сразу как сложившийся писатель, то есть без какого-то подготовительного периода. Большая редкость!

— Но вошёл-то в основном с пьесами, которые нуждались в постановке...

— Остро взялся начинающий драматург за злободневнейший жизненный материал в своей комедии «Банкрут», написанной в 1849 году. Из-за цензурного запрета на сцене она появилась только через 11 лет — под названием «Свои люди — сочтёмся!».

— Зато потом ставилась бессчётное количество раз, и широко продолжают ставить её сегодня.

— Это можно сказать почти обо всём творческом наследии Александра Николаевича. А ведь оно поистине огромно! Из-под его пера каждый год выходила новая пьеса, а иногда и по две-три. В итоге получается 47 драматургических произведений самых разных жанров. Надо к этому присоединить ещё семь пьес, написанных совместно с другими драматургами. Он же дал русской сцене более двадцати переводных пьес — Шекспира, Гольдони, Гоцци и т.д.

— Наверное, никто другой из отечественных литераторов не оказал такого сильного воздействия на развитие русской драматургии и русского театра, какое со второй половины XIX века следует признать за Островским?

— В ответ приведу строки из письма Александру Николаевичу, посланного в 1882 году писателем И.А. Гончаровым, тоже признанным классиком. Вот что написал он драматургу: «Литературе Вы принесли в дар целую библиотеку художественных произведений, для сцены создали свой особый мир. Вы один достроили здание, в основание которого положили краеугольные камни Фонвизин, Грибоедов, Гоголь. Но только после Вас мы, русские, можем с гордостью сказать: «У нас есть свой русский, национальный театр». Он, по справедливости, должен называться: «Театр Островского».

— Замечательное определение!

— И главное — очень точное.

Широта и глубина гения

— Гончаров, как и другие наиболее проницательные современники Островского, ещё вон когда сумел верно оценить уникальное его место в нашей культуре. Однако, согласитесь, такое отношение к сделанному драматургом было далеко не единым. С одной стороны, колоссальный успех у читателей уже первой напечатанной пьесы, а у зрителей — первых спектаклей по его произведениям. Но с другой — яростные нападки недругов, попытки всячески принизить значение того, что он пишет, свести на нет его талант и мастерство.

— Всё так. А скажите, разве не так же было и по отношению к самому Пушкину? Если понять, что искусство, или шире — культура, есть по сути своей борьба добра против зла, то совершенно очевидно: силы зла поднимаются в сопротивлении тем активнее, чем сильнее явление добра в творении таланта, а особенно гения.

Прошедшие два столетия убедительно доказывают, что гений Александра Островского сомнению не подлежит. Так что происки недругов и при жизни его, и теперь меня нисколько не удивляют. Огорчают — да, очень огорчают. И требуют отстаивать величие нашего национального достояния, о чём я помню всегда.

— Гений, как правило, первооткрыватель?

— В широком смысле. Известно, что Островского после появления первых его пьес стали называть «Колумбом Замоскворечья». Имелся в виду мир купечества, из которого вошли в литературу и театр основные действующие лица новой его драматургии: купцы, приказчики, стряпчие, свахи и т.п. Что ж, это не случайно: до того закрытый сей мир обретал в России всё больший вес и влияние. Вот Островский во всей красе и показал «тёмное царство» хищников и стяжателей, самодуров и дельцов. Им, вобравшим в себя «свинцовые мерзости жизни», он вынес свой беспощадный приговор.

Но жаль, я считаю, что в общественном мнении для многих создано представление об Островском только как о «специалисте по купцам». Хотя ведь и в социальном плане он неизмеримо многообразнее: в последующих пьесах его мы видим и дворянство, и чиновничество всякого разряда, и мещан, разночинцев, даже нарождающуюся буржуазию. То есть перед нами широчайшая панорама российской жизни за полвека.

— И с какой выразительностью запечатлённая!

— С выразительностью и удивительной глубиной, что особенно, на мой взгляд, делает лучшие пьесы Островского произведениями навсегда. Он воплотил живые человеческие характеры, подчас в их неоднозначности, многослойности, противоречивости и сложном развитии. Целая галерея интереснейших образов до сих пор остаётся притягательной как для зрителей, так и для исполнителей. Причём всё это в редкостном жанровом многообразии — от комедий до высоких трагедий, от исторических хроник до сказочной «Снегурочки»...

Личный опыт свидетельствует

— То, о чём вы сейчас говорите, казалось бы, должно быть очевидным для всех. Однако попытки «низвержения» Островского продолжаются. А иногда они приобретают прямо-таки патологический оборот, как было во время «перестройки» и ещё хлеще после рокового 1991-го. Сколько несправедливого доставалось тогда в СМИ и Дому Островского — Малому театру! Вы же помните?

— Ещё бы! Договаривались до того, что не нужен он совсем, этот «музейный театр».

— Буквально каждая ваша премьера осыпалась градом огульных обвинений. А ведь это были не только замечательные, но и выдающиеся работы, о чём не раз приходилось мне в то время высказываться на страницах «Правды». Например, о «Лесе» Островского в постановке Юрия Соломина.

— О, это одна из самых любимых для меня пьес Александра Николаевича. Считаю важным вспомнить и тот спектакль, о котором вы сейчас сказали. Но сперва, коли уж речь зашла лично обо мне, сделаем некоторое отступление к началу моей работы в Малом.

Как и все актёры нашего театра, обойти Островского я не мог. Первой стала роль мальчугана Тишки, служащего у купца Большова, в спектакле «Свои люди — сочтёмся». По объёму роль небольшая, но по замыслу драматурга существенная, что я и старался передать. Старания были признаны не напрасными.

А вот следующая роль по Островскому стала для меня в полном смысле слова этапной.

— Вы говорите о «Пучине»?

— Да.

— Я смотрел тот спектакль несколько раз. И результат был один: потрясение. По-моему, это же переживали все зрители.

— Не понимаю, почему «Пучину» редко ставят. Считаю её одной из высот великого драматурга. Пьеса удивительная, настоящая трагедия. И первостепенна тут главная роль — Кирюши Кисельникова, проживающего на сцене переход от состояния самонадеянного и восторженного молодого человека до умопомешательства. Вынужденный под напором обмана поступиться своими нравственными принципами, он падает в пучину отчаяния.

— Психологически сложнейшая роль!

— Некоторые любят противопоставлять Островскому Чехова. Но не надо никого из гениев друг другу противопоставлять! Верно, Чехов в драматургии пошёл ещё дальше, как потом и Горький. Но учились-то они у Островского. Процитирую вам, что написал Антон Павлович, посмотрев в Малом театре постановку «Пучины» 1892 года: «Последний акт — это нечто такое, чего бы я и за миллион не написал. Этот акт — целая пьеса, и когда я буду иметь свой театр, то буду ставить только один этот акт».

— Давайте вернёмся к «Лесу», который вы поставили в «лихие 90-е».

— Замечу, что впервые я поставил его в 1980 году — в Болгарии, в городе Толбухин. И это вообще был мой режиссёрский дебют. А получилось так: я отдыхал на Золотых Песках под Варной, недалеко от города Толбухин, и вот главный режиссёр здешнего драматического театра Стефан Димитров вдруг предложил мне поставить у них какой-нибудь спектакль.

Такое предложение меня удивило, потому что к тому времени я никогда ничего не ставил. Что же оказалось? Они прочитали интервью выдающегося японского режиссёра Куросавы, снявшего недавно фильм «Дерсу Узала», где я играл. Говоря обо мне, на основе нашего общего опыта всемирно знаменитый мастер заявил, что, с его точки зрения, Соломин мог бы успешно заниматься режиссурой. То есть, можно сказать, с лёгкой руки Куросавы я стал режиссёром. И сразу предложил «Лес» Островского.

— А почему?

— Я уже отметил, что это одна из самых любимых моих пьес. Но к тому же мне сказали: она в Болгарии среди самых известных и любимых.

— И как был встречен итог вашей работы?

— Замечательно! Об этом можно было бы долго рассказывать. Но теперь, учитывая определённые жизненные обстоятельства, гораздо актуальнее заострить проблему, которая побудила меня второй раз взяться за постановку «Леса». Это упомянутый вами спектакль, родившийся в трудное время 1990-х и создававшийся мною как программный.

Нужен заслон уничтожению классики

— Какая же проблема побудила вас взяться за тот спектакль?

— Всё злее и подлее разворачивавшееся уничтожение нашей классики. Оно началось двумя путями. Один — просто изъятие того же Островского из репертуара. Как «устаревшего» и современной публике «неинтересного».

Оговорюсь, что происходило это как раз тогда, когда зал нашего театра, например, взрывался аплодисментами во время спектакля «На всякого мудреца довольно простоты». Со сцены звучало: «Да, мы куда-то идём, куда-то ведут нас; но ни мы не знаем — куда, ни те, которые ведут нас. И чем всё это кончится?» Вот он, Островский, такой же «устаревший» и «неинтересный» в других своих созданиях.

Тем не менее во множестве театров к ним перестали обращаться, как никогда. А одновременно возрос и другой способ уничтожения: пьесу как будто ставят, однако узнать её на сцене абсолютно невозможно. Сколько подобных сюрпризов мы с вами обсуждали!

— Да, к началу 1990-х это стало приобретать уже масштаб настоящего бедствия.

— Иначе и не скажешь. Причём мне «повезло» увидеть в разных театрах подряд несколько постановок «Леса», которые прямо-таки повергли меня в шок. Одна называлась «Нужна драматическая актриса», и, честное слово, мне жаль зрителей, не читавших великолепное произведение Островского. В данном случае театр их обокрал, преподнеся подделку.

В другом театре я видел «Лес», где звучали песни Высоцкого, а русский купец устраивал стриптиз. Я очень люблю и уважаю Высоцкого, но какое он имеет отношение к «Лесу»? В этом спектакле купец Восмибратов снимал с себя рубаху, а затем стаскивал ещё и штаны. На актёре оказались плавки импортного производства. Молодёжь хохотала, ей было смешно. А я думал: вдруг эти молодые люди никогда больше не увидят «Лес» и не прочтут пьесу, где такой изумительный язык, такие потрясающие человеческие отношения и столь глубокий философский смысл…

— От смысла в первую очередь и уводят людей, подменяя всё бездумной, пустой и, как правило, пошлой развлекательностью. Ради неё эта натужная модернизация классики, якобы её осовременивание.

— Мы ставили наш «Лес» как ответ на издевательство над Островским. К тому же сильно у него здесь звучит тема искусства, среди главных действующих лиц — актёры. И монологи трагика Несчастливцева, а также всё его благородное поведение взывают к нравственной и художественной высоте. «Мы артисты, а комедианты вы» — вот ключевое заявление рыцаря сцены хозяевам жизни.

— У вас получился действительно во многом программный спектакль. И какой же контраст восприятия! Искренний восторг зрителей, обеспечивший аншлаг, — на фоне уже привычного брюзжания «модной» критики. Вопреки ей вы устояли и продолжили следовать своим путём.

— Путём Островского, так можно сказать. Обращаю ваше внимание на символический факт. Сейчас мы отмечаем 200-летие великого драматурга, а в будущем году отметим такой же юбилей основного здания Малого театра. Как будто самой судьбой было предназначено подготовить тогда Дом Островского. Здесь ему, как автору, будет особенно хорошо. Здесь его отлично понимали и радушно принимали, в этих стенах он был вознаграждён наибольшими творческими радостями. Так что ответственность наша перед ним чрезвычайно велика.

— Мы ещё будем говорить о Малом театре в связи с Островским. Но его 200-летие требует также по достоинству оценить роль нашей великой литературной классики в истории страны. Вот вышло так, что день рождения Островского — 12 апреля — стал много лет спустя Днём космонавтики. Само по себе такое совпадение, конечно, случайно. Однако же люди, обеспечившие первый полёт человека в космос, и сам этот человек, Юрий Алексеевич Гагарин, были ведь читателями пьес Островского и зрителями его произведений. Значит, воспитывались на них, как и на всей классической русской литературе.

— Конечно! На ней воспитывались и наши победители в Великой Отечественной войне. Если говорить об Островском, его в предвоенные 1930-е годы театры ставили всё больше и больше. А на киноэкран вышли замечательные фильмы — «Бесприданница» Якова Протазанова и «Гроза» Владимира Петрова; несколько позднее к ним прибавятся «Без вины виноватые» с Аллой Тарасовой в главной роли. И фронтовые бригады советских артистов очень часто приезжали к бойцам со сценами из пьес Александра Николаевича.

— Повышенный интерес к нему сцена и экран не снизили и после войны. Вы же помните, что тогда получил распространение необычный киножанр — фильм-спектакль. Лучшие театральные спектакли в ускоренном порядке переносились на киноплёнку. Больших дополнительных затрат тут не требовалось, зато спектакли эти могли видеть по всей стране. Вы же школьником наверняка смотрели их у себя в Чите?

— Очень много смотрел.

— Ну и я тоже — в своей рязанской глубинке. Некоторые пересматривал по нескольку раз. Например, «На всякого мудреца довольно простоты» в постановке Малого театра, где Глумова блистательно играл Михаил Царёв.

Напомню ещё и предпринятое сразу же по окончании войны массовое переиздание наших крупнейших классиков. Это были тома избранного — в большом формате и объёме.

— Да-да, том Островского вместил, наверное, более половины его творений. Главную свою задачу, как и другие наши литературные гиганты, сам он видел в том, чтобы люди становились лучше. К Юрию Гагарину, будущему космонавту №1, тоже потом это относилось.

Нашествие не только извне

— И вот мы дожили: так называемый коллективный Запад объявляет «отмену» русской культуры.

— Глупость, конечно, полная. Но не безвредная. Особенно в сочетании с теми попытками уничтожить отечественную классику, которые предпринимаются в собственной нашей стране. Недаром в связи с Островским мы подняли сегодня эту проблему.

— Хочу ещё на ней задержаться. Повод — судьба Татьяны Васильевны Дорониной и МХАТ имени М. Горького, которым она руководила более тридцати лет. Вы знаете, как драматично это для неё обернулось.

— Возмущение происшедшим в своё время уже высказал.

— Теперь и меры определённые приняты, так что остаётся надеяться на лучшее. Но меня всё-таки не отпускают два вопроса. Первый: как в принципе могло такое произойти? И второй: а сделаны ли надлежащие выводы?

— Я знаю, что при Дорониной по отношению к русской классике МХАТ снова стал рядом с Малым. Там работали в качестве приглашённых наши режиссёры, много ставили, в том числе Островского.

— Не только много, но и добротно. А вот новый художественный руководитель по фамилии Бояков, назначенный вместо Дорониной, русскую классику полностью отменил. Когда же, по прошествии значительного времени, была объявлена премьера «Леса», это оказался просто ужас ужасный. Самая настоящая карикатура, в которой трудно было уловить хоть что-то от подлинного Островского!

— Надо же, опять «Лес» попал под раздачу…

— Что попал, ещё не всё. По телеканалу «Культура» (!) я услышал развёрнутое обоснование, насколько это правильно и хорошо.

— А от кого услышали?

— Это была пространная и в определённом смысле концептуальная передача, в которой высказывались многие единомышленники, включая постановщика «Леса» у Боякова. Посвящена же она была 30-летию театрального фестиваля «Балтийский дом», обосновавшегося в Петербурге.

— Фестивали сейчас всякие случаются. Чем этот примечателен?

— Про что я и хочу вам сказать. Подводя итог за три десятка лет, они пришли к выводу, в чём состоит главная их заслуга. Оказывается, посмотрев очередной спектакль по классической пьесе, большинство зрителей уже перестали возмущаться, как раньше: «Да где же здесь Островский?» Или, допустим, Гоголь, Чехов…

— То есть приучили людей, что присутствие автора такого масштаба в созданном им произведении не обязательно или даже нежелательно?

— Именно так!

— Повторюсь: это я воспринимаю как бедствие. Сколь бы ни был талантлив режиссёр, не имеет он права подменять собой классику, до неузнаваемости переделывать того же Островского, вложившего в пьесы свой гений. Раскрыть максимально глубину этого гения и донести его силу до зрителей — вот наш долг.

— Получается, однако, что на сегодня культура у нас существует как бы двумя домами: есть Дом Островского, но есть и этот злосчастный «Балтийский дом». Хотя вытворяемое им следует называть не культурой, а точнее — антикультурой. Борьба тут неизбежна?

— Разумеется. Она шла, идёт и, наверное, будет идти.

Юбилей — тоже борьба. И большая работа...

— Стоит, Юрий Мефодьевич, посвятить наших читателей в то, как встречает 200-летие своего основоположника Малый театр. Скажу вам, что несколько последних дней я провёл здесь, в этом вашем здании, немало узнал и увидел собственными глазами.

— Значит, будем рассказывать читателям вместе.

— Первое, что отмечу, — огромный зрительский интерес к вашим спектаклям, среди которых как автор Островский неизменно на первом месте. Я поинтересовался в кассе, как с билетами, и в ответ услышал: «Аншлаг... аншлаг...» Это в театре, который когда-то всерьёз предлагали отменить как «музейный».

— Провалились те наскоки с треском. А Островский, вы правы, у нас по-прежнему вне конкуренции. Сейчас в репертуаре Малого 14 постановок по его пьесам. Три из них — новые, подготовлены к юбилею: «Женитьба Бальзаминова», «На бойком месте» и «Горячее сердце».

— А есть у вас, я знаю, по Островскому и спектакли-долгожители.

— Да, например, «Бешеные деньги» и «Волки и овцы» поставлены Виталием Николаевичем Ивановым около тридцати лет назад и с успехом идут до сих пор.

— Меня восхитило ещё одно обстоятельство, свидетельствующее о многом. Хорошей идеей у вас стало проведение дневных экскурсий по Малому театру, и сколько же людей они привлекают! Не только москвичей. В одну из суббот я решил стать участником такой экскурсии. Прибыло, как оказалось, около двухсот человек из города Иваново, и Татьяне Юрьевне Крупенниковой, которая возглавляет музейно-информационный центр вашего театра, пришлось разделить их на несколько групп. Сама она вела экскурсию так интересно, что даже я заслушался и узнал немало нового, а гости потом дружно благодарили её от всей души.

— Такие экскурсии в основном посвящаются сейчас тоже юбилею Островского. Наверняка вас познакомили и с нашей новой постоянной экспозицией под названием «Пространство автора». Выставка мультимедийная: можно в электронном виде пролистать на экране прижизненные публикации пьес Александра Николаевича, рассмотреть его рукописи.

— Всё это великолепно сделано.

— А ещё одну выставку, ему же посвящённую, мы представим в нашем Новом Щепкинском фойе. Но особое значение придаём работе, которая призвана способствовать дальнейшему утверждению творчества Островского в театрах нашей страны и повышению уровня этих спектаклей во всех отношениях. Вы помните, как в суровом 1993-м мы начинали у себя Международный фестиваль «Островский в Доме Островского»?

— Это стало тогда, без преувеличения, событием исключительной важности. В труднейший момент вы сумели отобрать действительно лучшие постановки пьес Островского в театрах России и других недавних советских республик. Показ их на фоне обострившегося стремления «покончить с Островским» воспринимался как убедительный вызов этому безумству, а вместе с тем приобрёл для участников конкретный учебный характер. Помню, как радовался Виктор Сергеевич Розов, ставший членом жюри...

— Ну вот, а теперь у нас состоится уже 13-й такой фестиваль. Для участия в нём было подано 78 заявок. В результате отбора взыскательной комиссией в московскую афишу фестиваля вошли 14 наименований. География представленных театров широчайшая: Йошкар-Ола и Кинешма, Барнаул и Калуга, Ирбит и Челябинск, Кудымкар и Тверь, Москва и Санкт-Петербург; особо выделю Луганск и Минск.

— Меня привлекло новшество, также родившееся у вас в предъюбилейный период. Говорю о режиссёрской лаборатории «Постигая Островского». Постигать — очень важная цель, обозначенная в названии.

— Согласен. Мы и поставили эту цель, чтобы помочь начинающим режиссёрам разных театров в освоении глубочайшего классика на основе драгоценного опыта Дома Островского.

Назову ещё наш проект под названием «Реальные места вымышленных героев». У нас теперь есть своя киностудия, и мы намерены снять документальный фильм, в котором можно будет увидеть, где происходило действие ряда известнейших пьес Александра Николаевича.

Рассматриваем такой фильм как часть нашей просветительской работы. Чем больше нынешние наши современники будут знать о жизненном и творческом подвиге писателя, тем надёжнее гарантия дальнейшего расширения численности его читателей и зрителей.

— Вклад Малого театра в это трудно переоценить.

— Потому 200-летие А.Н. Островского для нас особенный праздник. Но хочется подчеркнуть, что юбилей этот надо воспринимать и как праздник всей нашей страны. Он поднимает гордость за русскую культуру, а одновременно ответственность за её защиту от поруганий.

Полвека назад, в 1973-м, когда отмечалось 150-летие достойнейшего сына России, на впечатляющем всесоюзном торжестве выступал народный артист СССР Михаил Иванович Царёв. А завершил он свою прочувствованную речь так:

«Островский — драматург на все времена. Он — не только наше вчера и наше сегодня. Он — наше завтра, он впереди нас, в будущем. И радостным представляется это будущее нашего театра, которому предстоит открыть в произведениях великого драматурга огромные пласты идей, мыслей, чувств, которые не успели открыть мы…»

Вот к чему следует стремиться как сегодняшним, так и грядущим мастерам отечественной культуры.

Виктор Кожемяко, "Правда", 6 апреля 2023 года

https://kprf.ru/activity/culture/217757.html

27 марта, в Международный день театра, в Российской Государственной Библиотеке для Молодежи (особняк Носова) прошла встреча народного артиста СССР Юрия Мефодьевича Соломина со зрителями. В ней принял участие народный артист России Виктор Низовой. После выступления Юрия Мефодьевича был показан фильм Дениса Бродского "Его Величество Актёр".

Фоторепортаж Евгения Люлюкина и Кирилла Алексеева.

[GALLERY:683]