Новости

«Листая старые подшивки» ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «ВОТ ТАКИЕ ПИРОГИ С КАПУСТОЙ»

«Листая старые подшивки»

ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «ВОТ ТАКИЕ ПИРОГИ С КАПУСТОЙ»

Наталья Батаен, «Экран и сцена», 25 ноября 1993 года

Если вам необходимо убедиться, что жизнь прекрасна, то придите к народной артистке России Татьяне Петровне Панковой и поговорите с ней. Она абсолютно молодой человек, несмотря на юбилейные 75.
Ее амплуа, по традиционному определению, «старухи». Их за 50 лет служению сцене Малого театра она сыграла более шестидесяти. И каких — Мерчуткина в «Юбилее», Ефросинья Старицкая в «Иване Грозном», Степанида в «Мещанах», Пошлепкина в «Ревизоре», Матрена во «Власти тьмы», Кабаниха в «Грозе», Хлестова в «Горе от ума», Сваха в «Женитьбе Бальзамнова». Всех не перечислить. В день бенефиса зрители увидели ее в образе Фетиньи Мироновны из нового спектакля театра «Не было ни гроша, да вдруг алтын».

— Татьяна Петровна, скажите, вам хотелось когда-нибудь сыграть роль молодой героини?
— Вы знаете, никогда. Я пришла в театр в 43-м году и сразу начала с семидесятилетних. Только сейчас иногда играю роли моложе своего возраста. Мой педагог по училищу и художественный руководитель Малого театра Константин Александрович Зубов говорил: «Таня, силой своей власти я могу дать вам любую роль. Но считаю, что со мной вы прошли школу, а пойдя за старухами, вы пройдете университет. Потому что они просверливают в спектакле такую дырку, которую нужно заполнять и заполнять собой». И я долгое время была на одних ролях, во втором составе, с такими великими актрисами, как Пашенная, Рыжова, Турчанинова. И училась быть старухой.
— Вам рано открылось ваше призвание?
— Началось все с того, что я долго уходила от этой мысли, но ничего не могла с собой поделать.
Мои родители не имели отношения к искусству. Мама преподавала математику, а папа был крупный инженер. Но интеллигентная ленинградская семья, в сущности, не могла быть далека от искусства. И пошли в театр. Моя душа тоже была там. Старший брат служил в Большом драматическом, и, конечно, все генеральные репетиции и спектакли были просмотрены.
В театр тянуло невероятно, но по причине своей внешности я пыталась эту мысль отгонять. К тому же у меня были приличные успехи в математике, победы на олимпиадах (взяла 19-е место по стране, а среди женщин первое), и, получив аттестат, как тогда говорили, с золотым обрезом, я была принята без экзаменов в университет. Но скоро поняла, что в силу своего темперамента научным работником не буду, перешла в Политехнический и закончила его по отделению металлургии.
Положив папе на стол диплом, отправилась в Москву держать экзамены в театр. Именно в Малый. Потому что однажды во время его гастролей в Ленинграде я оказалась на спектакле «Дети Ванюшина» и поняла: если и быть актрисой, то только Малого театра.
Читала отрывок из «Воскресенья» и монолог Лауренсии. В школе у нас был драмкружок, который вела княгиня Наталья Александровна Ольденбург-Корнилова. Потрясающая личность. Жила очень бедно, ходила почти в лохмотьях, но искусству служила беззаветно. Ставила у нас Лопе де Вега. И мы все оказались завороженными Лауренсией. Прочитала, и меня, как ни странно, приняли.
Курс вел, как я уже говорила, Константин Александрович Зубов, великолепнейший артист, настоящий интеллигент, замечательный человек. Нельзя сказать о каких-то его особых достоинствах — у него было все и все в меру. Второй педагог — Александр Павлович Грузинский. О нем можно стихи складывать. Учитель с большой буквы! Он знал все — настроение каждого ученика, о чем с ним говорить сегодня, а о чем завтра. Повезло нам.
— Мечтали ли тогда о какой-то роли?
— Конкретно — нет. Даже и сейчас нет такой конкретной мечты. Теперь, пройдя жизнь, могу сказать, что хочется сыграть, показать то, что коснулось тебя и тобой пережито. А какая роль на это ляжет, не угадаешь. Вообще мне бы очень хотелось, но, к сожалению, это невозможно в силу обстоятельств сыграть Бабуленьку в «Игроках» Достоевского. Самое главное в этом образе — осознание цены ошибки. Я знаю цену ошибкам, и поэтому мне хотелось бы ее сыграть.
— Сколь же велика цена вашим ошибкам?
— Вот об этом не скажу. О них лучше не говорить. Хотя... В начале войны я помчалась домой в Ленинград, ненадолго перед эвакуацией училища в Челябинск. Мама все спрашивала: может быть, им уехать в Свердловск? Но тогда говорили о быстрой войне, и я отсоветовала уезжать, зачем бросать дом, тем более, что все скоро кончится. В блокаду у меня все погибли.
В Челябинске я получила три письма. В первом, оно пришло 3 мая, было извещение, что старший брат и муж погибли на одном корабле — они играли в театре Краснознаменного Балтфлота. Второе — 30 мая, где сообщалось, что сестра и моя няня умерли. И 29 июня — что умерли мама и папа. Все подряд. И если говорить об ошибках, то надо мной так и висит — вдруг мама послушала меня? Когда такое случается в жизни, то вряд ли какие огорчения могут казаться очень серьезными, и переносятся довольно легко.
Знала я и нужду, и голод. Благосостояние меня как-то не волнует. Хотя, безусловно, отсутствие его в моем возрасте тяжко. Но особого значения этому не придаю. Знаю только, что не ошибка: выбор профессии — театр. Ведь самое главное для человека найти дело, которое не будешь считать работой. Я все время получаю счастье, даже в том случае, если роль не получается и над ней мучаешься. Грубо говоря, найти свою профессию — это найти место под солнцем. А уж если оно на экваторе, а я считаю Малый театр экватором, то в таком случае человек не имеет право ни говорить о несчастье, ни пребывать в дурном настроении, ни на что-то жаловаться.
— Кто из ваших старух любимая?
— Любимая? Фоминишна из «Свои люди — сочтемся». Она по силе своей доброты напоминает мне няню. Мне кажется, я даже интонационно ее немного копировала. Поэтому она мне особенно дорога.
— У ваших образов всегда есть прототипы?
— В общем, конечно. Хотя случается по-разному. Сейчас я увлечена системой Михаила Чехова, а он, в отличие от Станиславского, говорил, что в работе над ролью нужно идти не от себя, а от образа. У меня бывает и так, и так. Иногда прочтешь роль, сразу видишь ее внешне и не можешь потом от этого отделаться, пытаешься- идти к себе и хоть как-то оживить тот возникший как бы из папье-маше образ. А иногда, наоборот, не знаешь даже, какой костюм наденешь, не видишь. Все происходит независимо от тебя. Твердо знаешь про образ только одно — чего данный персонаж сделать не может.
— А если ваш персонаж не слишком привлекателен?
— Понять человека и пожалеть его всегда есть за что. Знаете, никто не любит Матрену из «Власти тьмы». Собственно, за что любить-то — сколько зла принесла. Но она это делала, оказывается, от любви к сыну. Или вот у любимого мною Бальзака «Кузина Бетта» — несостоявшаяся моя роль. Так вот, кузина — отвечает на добро своей сестры только злом, потому что завидует ей. Там есть место, где она размышляет вслух, из чего вы понимаете, что добро, маленькое или большое, имеет абсолютную ценность, а зло — ненасытно и не приносит удовлетворения. Вот об этом можно говорить в каждой роли, добрую старуху играешь или противную.
— Более 30 ролей вы сыграли в кино. Съемочная площадка не конкурирует со сценой?
— Я очень люблю кино. Ведь когда снимаешься, то каждый день переживаешь премьеру — зафиксировали на пленки самый маленький эпизодик и уже навсегда. Кино помогает поддерживать актерскую форму, и в театре роли начинают идти лучше. А попала туда я неожиданно. Снимали «Анну на шее», Сашин-Никольский, актер нашего театра, играл главную роль. Режиссер Анненский пришел посмотреть его в «Ревизоре», а я там играла Пошлепкину. И на следующий день меня вызвали на студию. Начала сниматься в крохотном эпизоде как девушка от портнихи, но так приглянулась режиссеру, что превратилась в саму портниху, и для меня написали несколько сцен. Потом была дама в розовом в «Герое нашего времени». И так пошло. Из крупных ролей Анна Терентьевна в «Медовом месяце», Нанетта в «Евгении Гранде» и много эпизодов, которые все люблю. Недавно снялась у молодого режиссера Андрея Добровольского в картине «Сфинкс», где играю старую русскую интеллигентку.
— Помнится, у вас была мать декабриста Анненкова из «Звезды пленительного счастья»?
— Это чудесный кусок моей жизни. Работа в фильме подарила мне глубокое вхождение в тему, столь привлекательную для меня, в замечательный период русской истории. Необычайно интересный и богатый образ увлек меня сразу и стал большой школой. В театре я пользуюсь более яркими красками, а кино требует особой достоверности и правды. Владимир Мотыль удивительный режиссер, и если мне удалось сделать что-то интересное в роли, то только благодаря ему. Он заставлял нас на съемочной площадке не просто играть, а мыслить, глубоко переживать происходящее.
— Что привлекает вас в профессии актера больше всего?
— По-моему, это такая великолепная профессия, что в ней нет ничего отрицательного. Знаете, есть страдания ненужные. А в нашем деле они все нужные, все по существу согревают. Потом актер никогда не бывает одинок. Он всегда со своей ролью. И она настолько близка, даже, мне кажется, ближе детей, правда, детей у меня, к сожалению, не было, но мне так кажется. И я очень люблю состояние, когда работаешь над ролью. Она все время с вами. Идешь, например, в гости, вошли в дверь, а роль вас ждет на лестнице. Вы вышли, и она опять рядом. Знаете, я верю, что энергия людей никуда не исчезает. В этом смысле Малый театр совершенно особый. Гениальные актеры прошлого, великие люди с высочайшей духовной силой, когда-то игравшие на этой сцене, оставили здесь свою энергию. И она помогает, сама сцена что-то сообщает, когда на нее ступаешь. Театр настолько пропитан энергиями гениев, что само это место делает вас актером.
— Татьяна Петровна, что вы любите делать в жизни?
— Готовить и принимать гостей. Придумывать всякие угощения. Есть и традиционные блюда, которые постоянны, на них приходят гости. Например, мои пирожки с капустой. Для прежних посиделок в Доме актера пекла по 300 штук. Их даже в стихах кто-то воспел. А еще безмерно люблю путешествовать. Раньше сама создавала туристические группы в театре. Мы всю Европу по нескольку раз объездили.
— Возвращаться в прежние места не боитесь?
— Нет. Всегда что-то новое увидишь. Вот в Ленинград после блокады ехать было тяжело. За два года с фронтовым театром были почти на всех фронтах. У меня есть боевая медаль «За оборону Заполярья» и знак ветерана Карельского фронта. Так вот, когда нас направили на Север, мне дали разрешение съездить домой. Пришла на Васильевский, где мы жили, квартира открыта, а на столе разложенный папой пасьянс. И никого. Тогда я поняла, что такое ВСЕ. Оно уже не оставляет надежд.
— Вы мечтаете о чем-нибудь?
— Только этим и занимаюсь!
— О чем, если не секрет?
— Ну, прежде всего о том, чтобы на закате лет еще поиграть. Беседу вела

Наталия БАТАЕН


Дата публикации: 18.07.2011
«Листая старые подшивки»

ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «ВОТ ТАКИЕ ПИРОГИ С КАПУСТОЙ»

Наталья Батаен, «Экран и сцена», 25 ноября 1993 года

Если вам необходимо убедиться, что жизнь прекрасна, то придите к народной артистке России Татьяне Петровне Панковой и поговорите с ней. Она абсолютно молодой человек, несмотря на юбилейные 75.
Ее амплуа, по традиционному определению, «старухи». Их за 50 лет служению сцене Малого театра она сыграла более шестидесяти. И каких — Мерчуткина в «Юбилее», Ефросинья Старицкая в «Иване Грозном», Степанида в «Мещанах», Пошлепкина в «Ревизоре», Матрена во «Власти тьмы», Кабаниха в «Грозе», Хлестова в «Горе от ума», Сваха в «Женитьбе Бальзамнова». Всех не перечислить. В день бенефиса зрители увидели ее в образе Фетиньи Мироновны из нового спектакля театра «Не было ни гроша, да вдруг алтын».

— Татьяна Петровна, скажите, вам хотелось когда-нибудь сыграть роль молодой героини?
— Вы знаете, никогда. Я пришла в театр в 43-м году и сразу начала с семидесятилетних. Только сейчас иногда играю роли моложе своего возраста. Мой педагог по училищу и художественный руководитель Малого театра Константин Александрович Зубов говорил: «Таня, силой своей власти я могу дать вам любую роль. Но считаю, что со мной вы прошли школу, а пойдя за старухами, вы пройдете университет. Потому что они просверливают в спектакле такую дырку, которую нужно заполнять и заполнять собой». И я долгое время была на одних ролях, во втором составе, с такими великими актрисами, как Пашенная, Рыжова, Турчанинова. И училась быть старухой.
— Вам рано открылось ваше призвание?
— Началось все с того, что я долго уходила от этой мысли, но ничего не могла с собой поделать.
Мои родители не имели отношения к искусству. Мама преподавала математику, а папа был крупный инженер. Но интеллигентная ленинградская семья, в сущности, не могла быть далека от искусства. И пошли в театр. Моя душа тоже была там. Старший брат служил в Большом драматическом, и, конечно, все генеральные репетиции и спектакли были просмотрены.
В театр тянуло невероятно, но по причине своей внешности я пыталась эту мысль отгонять. К тому же у меня были приличные успехи в математике, победы на олимпиадах (взяла 19-е место по стране, а среди женщин первое), и, получив аттестат, как тогда говорили, с золотым обрезом, я была принята без экзаменов в университет. Но скоро поняла, что в силу своего темперамента научным работником не буду, перешла в Политехнический и закончила его по отделению металлургии.
Положив папе на стол диплом, отправилась в Москву держать экзамены в театр. Именно в Малый. Потому что однажды во время его гастролей в Ленинграде я оказалась на спектакле «Дети Ванюшина» и поняла: если и быть актрисой, то только Малого театра.
Читала отрывок из «Воскресенья» и монолог Лауренсии. В школе у нас был драмкружок, который вела княгиня Наталья Александровна Ольденбург-Корнилова. Потрясающая личность. Жила очень бедно, ходила почти в лохмотьях, но искусству служила беззаветно. Ставила у нас Лопе де Вега. И мы все оказались завороженными Лауренсией. Прочитала, и меня, как ни странно, приняли.
Курс вел, как я уже говорила, Константин Александрович Зубов, великолепнейший артист, настоящий интеллигент, замечательный человек. Нельзя сказать о каких-то его особых достоинствах — у него было все и все в меру. Второй педагог — Александр Павлович Грузинский. О нем можно стихи складывать. Учитель с большой буквы! Он знал все — настроение каждого ученика, о чем с ним говорить сегодня, а о чем завтра. Повезло нам.
— Мечтали ли тогда о какой-то роли?
— Конкретно — нет. Даже и сейчас нет такой конкретной мечты. Теперь, пройдя жизнь, могу сказать, что хочется сыграть, показать то, что коснулось тебя и тобой пережито. А какая роль на это ляжет, не угадаешь. Вообще мне бы очень хотелось, но, к сожалению, это невозможно в силу обстоятельств сыграть Бабуленьку в «Игроках» Достоевского. Самое главное в этом образе — осознание цены ошибки. Я знаю цену ошибкам, и поэтому мне хотелось бы ее сыграть.
— Сколь же велика цена вашим ошибкам?
— Вот об этом не скажу. О них лучше не говорить. Хотя... В начале войны я помчалась домой в Ленинград, ненадолго перед эвакуацией училища в Челябинск. Мама все спрашивала: может быть, им уехать в Свердловск? Но тогда говорили о быстрой войне, и я отсоветовала уезжать, зачем бросать дом, тем более, что все скоро кончится. В блокаду у меня все погибли.
В Челябинске я получила три письма. В первом, оно пришло 3 мая, было извещение, что старший брат и муж погибли на одном корабле — они играли в театре Краснознаменного Балтфлота. Второе — 30 мая, где сообщалось, что сестра и моя няня умерли. И 29 июня — что умерли мама и папа. Все подряд. И если говорить об ошибках, то надо мной так и висит — вдруг мама послушала меня? Когда такое случается в жизни, то вряд ли какие огорчения могут казаться очень серьезными, и переносятся довольно легко.
Знала я и нужду, и голод. Благосостояние меня как-то не волнует. Хотя, безусловно, отсутствие его в моем возрасте тяжко. Но особого значения этому не придаю. Знаю только, что не ошибка: выбор профессии — театр. Ведь самое главное для человека найти дело, которое не будешь считать работой. Я все время получаю счастье, даже в том случае, если роль не получается и над ней мучаешься. Грубо говоря, найти свою профессию — это найти место под солнцем. А уж если оно на экваторе, а я считаю Малый театр экватором, то в таком случае человек не имеет право ни говорить о несчастье, ни пребывать в дурном настроении, ни на что-то жаловаться.
— Кто из ваших старух любимая?
— Любимая? Фоминишна из «Свои люди — сочтемся». Она по силе своей доброты напоминает мне няню. Мне кажется, я даже интонационно ее немного копировала. Поэтому она мне особенно дорога.
— У ваших образов всегда есть прототипы?
— В общем, конечно. Хотя случается по-разному. Сейчас я увлечена системой Михаила Чехова, а он, в отличие от Станиславского, говорил, что в работе над ролью нужно идти не от себя, а от образа. У меня бывает и так, и так. Иногда прочтешь роль, сразу видишь ее внешне и не можешь потом от этого отделаться, пытаешься- идти к себе и хоть как-то оживить тот возникший как бы из папье-маше образ. А иногда, наоборот, не знаешь даже, какой костюм наденешь, не видишь. Все происходит независимо от тебя. Твердо знаешь про образ только одно — чего данный персонаж сделать не может.
— А если ваш персонаж не слишком привлекателен?
— Понять человека и пожалеть его всегда есть за что. Знаете, никто не любит Матрену из «Власти тьмы». Собственно, за что любить-то — сколько зла принесла. Но она это делала, оказывается, от любви к сыну. Или вот у любимого мною Бальзака «Кузина Бетта» — несостоявшаяся моя роль. Так вот, кузина — отвечает на добро своей сестры только злом, потому что завидует ей. Там есть место, где она размышляет вслух, из чего вы понимаете, что добро, маленькое или большое, имеет абсолютную ценность, а зло — ненасытно и не приносит удовлетворения. Вот об этом можно говорить в каждой роли, добрую старуху играешь или противную.
— Более 30 ролей вы сыграли в кино. Съемочная площадка не конкурирует со сценой?
— Я очень люблю кино. Ведь когда снимаешься, то каждый день переживаешь премьеру — зафиксировали на пленки самый маленький эпизодик и уже навсегда. Кино помогает поддерживать актерскую форму, и в театре роли начинают идти лучше. А попала туда я неожиданно. Снимали «Анну на шее», Сашин-Никольский, актер нашего театра, играл главную роль. Режиссер Анненский пришел посмотреть его в «Ревизоре», а я там играла Пошлепкину. И на следующий день меня вызвали на студию. Начала сниматься в крохотном эпизоде как девушка от портнихи, но так приглянулась режиссеру, что превратилась в саму портниху, и для меня написали несколько сцен. Потом была дама в розовом в «Герое нашего времени». И так пошло. Из крупных ролей Анна Терентьевна в «Медовом месяце», Нанетта в «Евгении Гранде» и много эпизодов, которые все люблю. Недавно снялась у молодого режиссера Андрея Добровольского в картине «Сфинкс», где играю старую русскую интеллигентку.
— Помнится, у вас была мать декабриста Анненкова из «Звезды пленительного счастья»?
— Это чудесный кусок моей жизни. Работа в фильме подарила мне глубокое вхождение в тему, столь привлекательную для меня, в замечательный период русской истории. Необычайно интересный и богатый образ увлек меня сразу и стал большой школой. В театре я пользуюсь более яркими красками, а кино требует особой достоверности и правды. Владимир Мотыль удивительный режиссер, и если мне удалось сделать что-то интересное в роли, то только благодаря ему. Он заставлял нас на съемочной площадке не просто играть, а мыслить, глубоко переживать происходящее.
— Что привлекает вас в профессии актера больше всего?
— По-моему, это такая великолепная профессия, что в ней нет ничего отрицательного. Знаете, есть страдания ненужные. А в нашем деле они все нужные, все по существу согревают. Потом актер никогда не бывает одинок. Он всегда со своей ролью. И она настолько близка, даже, мне кажется, ближе детей, правда, детей у меня, к сожалению, не было, но мне так кажется. И я очень люблю состояние, когда работаешь над ролью. Она все время с вами. Идешь, например, в гости, вошли в дверь, а роль вас ждет на лестнице. Вы вышли, и она опять рядом. Знаете, я верю, что энергия людей никуда не исчезает. В этом смысле Малый театр совершенно особый. Гениальные актеры прошлого, великие люди с высочайшей духовной силой, когда-то игравшие на этой сцене, оставили здесь свою энергию. И она помогает, сама сцена что-то сообщает, когда на нее ступаешь. Театр настолько пропитан энергиями гениев, что само это место делает вас актером.
— Татьяна Петровна, что вы любите делать в жизни?
— Готовить и принимать гостей. Придумывать всякие угощения. Есть и традиционные блюда, которые постоянны, на них приходят гости. Например, мои пирожки с капустой. Для прежних посиделок в Доме актера пекла по 300 штук. Их даже в стихах кто-то воспел. А еще безмерно люблю путешествовать. Раньше сама создавала туристические группы в театре. Мы всю Европу по нескольку раз объездили.
— Возвращаться в прежние места не боитесь?
— Нет. Всегда что-то новое увидишь. Вот в Ленинград после блокады ехать было тяжело. За два года с фронтовым театром были почти на всех фронтах. У меня есть боевая медаль «За оборону Заполярья» и знак ветерана Карельского фронта. Так вот, когда нас направили на Север, мне дали разрешение съездить домой. Пришла на Васильевский, где мы жили, квартира открыта, а на столе разложенный папой пасьянс. И никого. Тогда я поняла, что такое ВСЕ. Оно уже не оставляет надежд.
— Вы мечтаете о чем-нибудь?
— Только этим и занимаюсь!
— О чем, если не секрет?
— Ну, прежде всего о том, чтобы на закате лет еще поиграть. Беседу вела

Наталия БАТАЕН


Дата публикации: 18.07.2011