Новости

«Листая старые подшивки» ИННА РАХВАЛОВА: «ВСЯ МОЯ ЖИЗНЬ ВМЕСТИЛАСЬ В ОБРАЗ НИНЫ ЗАРЕЧНОЙ»

«Листая старые подшивки»

ИННА РАХВАЛОВА: «ВСЯ МОЯ ЖИЗНЬ ВМЕСТИЛАСЬ В ОБРАЗ НИНЫ ЗАРЕЧНОЙ»

На сцене Малого театра сегодня активно работает новое поколение мастеров, которые глубоко, можно сказать, кровно восприняли вековые традиции коллектива. Одна из них — заслуженная артистка РФ Инна РАХВАЛОВА.

- Инна, несколько лет назад в одной газете появилась заметка Юрия Соломина под названием «Сибирячка, которой рукоплескал Хейльбронн». Этой сибирячкой были вы?

- Да, я.

- Что это за история?

- История была такая. В конце 3-го курса Юрий Мефодьевич сказал, что я назначена на главную роль в пьесе «Кэтхен из Хейльбронна», которую ставил немецкий режиссер К. Вагнер. Кэтхен — это национальная героиня из немецкого города Хейльбронн. Репетиции шли по жесткому графику в течение месяца. Эта напряженная работа очень много дала мне, студентке: я окунулась в ритм работы, с которым, естественно, не сталкивалась в институте. Я словно влетела в театр, на сцену, ни о каком постепенном вхождении, присматривании к партнерам не было и речи. С этим спектаклем мы ездили в Германию, в Хейльбронн, где сохранен дом Кэтхен, где берегут легенду о ней. Это было уже на 4-м курсе, и, конечно, зрители рукоплескали, как я теперь понимаю, своей национальной героине. Любой актрисе, играющей эту роль, был обеспечен успех. Для меня это было огромное событие, первая главная роль.

- Юрий Соломин сам сибиряк, ему приятно было написать об успехе землячки...

- Я из Омска. Интерес к театру был заложен там, в студии, у великолепного педагога Людмилы Григорьевны Шурыгиной. Именно она привила мне любовь к театру и вообще к искусству, дала нам настоящее широкое образование в этой сфере. Эти годы были счастьем. Из нашей театральной студии почти все сейчас в Москве. Вообще мне очень повезло с педагогами. После школы я поступила в Театральное училище им. Щепкина на курс к Юрию Мефодьевичу и Ольге Николаевне Соломиным. Этим педагогам я обязана всем. Могу с гордостью сказать: это мои учителя.

- Теперь вы сами педагог Щепкинского института?

После окончания я продолжала ходить на курс мастерства, хотя уже играла и репетировала в театре. При распределении педагогических отрывков Юрий Мефодьевич сказал: «Вот этот отрывок будет репетировать со студентами Рахвалова». Многие спрашивают: «Как ты можешь преподавать? Что ты знаешь сама, чтобы учить других?» Действительно, ну кто я такая? Вчерашняя студентка, которая сама недавно с трепетом ходила по этим коридорам... Известно, что даже не все артисты со стажем решаются преподавать. Но я почему-то не испытывала страха. Может быть, потому, что вместе со студентами я тоже учусь? Ведь рядом Юрий Мефодьевич и Ольга Николаевна, которые всегда помогут, подскажут. Вообще это интересная и увлекательная работа. У меня уже было три дипломных спектакля. А то, что я играю на сцене, огромный плюс. Я могу передать то, что мною пережито, продумано.

- Особенно я это осознала, когда ставила с корейскими студентами дипломный спектакль «Чайка», — я сама играю на сцене Нину Заречную.

- Вы могли бы, как Нина Заречная, которую вы играете в «Чайке», уехать с провинциальной труппой?

- Наверно, когда я оканчивала студию в Омске, то могла бы, но теперь нет. И не потому, что пренебрежительно отношусь к провинции. Я до того вросла в Малый театр, что без него себя уже не мыслю.

- Нина Заречная талантливая актриса?

- Я считаю, что талантливая.

- Не кажется ли вам, что Нина довольно жестоко говорит Треплеву о своей любви к Тригорину?

- Многие знакомые мне говорят: «Ну зачем, зачем ты ему это сказала?» Как будто я вольна переделывать текст Чехова. Да, наверно, слова «Я люблю его» (то есть Тригорина) звучат для Треплева жестоко. Но Нина совсем не хочет причинить ему страдания. Она говорит правду скорее для себя, чем для него. Когда мы в чем-то признаемся близким, то не всегда задумываемся о том, что наши слова их могут больно ранить. Конечно же, Нина не подозревает, что после ее ухода произойдет трагедия.

- Нина познакомилась с изнанкой русской действительности, поездила с провинциальной труппой, испытала грубость и приставания купцов...

- Понимаю, что вы хотите сказать. Конечно, Нина соприкоснулась с грубостью действительности, но эта грязь не изменила ее натуры. Кто-то не в силах выдержать пошлости окружающей жизни. Треплев, например, не смог вырваться из жизненных пут, а Нина нашла выход, она оказалась сильнее. Она чистая и цельная натура. Чайка. Недаром Чехов так назвал пьесу. Я именно так ее прочитала. И это выстраданная мною позиция. Слишком долго я шла к Нине. Все, чем я жила в Омске, все, что дал мне мой педагог из студии, все, что я сама пережила, когда приехала в Москву из провинции, — все вошло в образ Нины.

- На одном из первых спектаклей «Лес» зал в ужасе замер: ваш партнер Александр Ермаков — Несчастливцев, по сюжету на руках вытащивший вас из пруда, чуть не уронил вас...

- В этой сцене такое покрытие, к которому мы не успели привыкнуть: кочки, трава... Партнер вынес меня на руках, и в это мгновение я почувствовала, что он теряет равновесие и то ли развернула его рукой, держась за его шею, то ли помог господь Бог, но мы удержались. Скажу больше: никто в театре, в том числе и Александр Юрьевич, не знал, что я была тогда беременна. А вот другой случай приводит меня просто в ужас до сих пор. Идут занятия по мастерству актера. Весь педагогический состав в сборе.

Вечером спектакль «Царь Федор Иоаннович». У меня небольшая роль княжны Мстиславской. Это вторая явка в театр к семи часам. В шесть звонок Юрию Мефодьевичу. Я слышу такой разговор: «Да, она рядом сидит. Да... Ну, что делать...» И я, похолодев, понимаю, что в театре что-то случилось. Юрий Мефодьевич кладет трубку и тихо говорит: «Иди». Сама не знаю, какое чувство мне подсказало, но я догадалась, что сейчас буду играть одну из главных ролей — царицу Ирину. Я никогда не играла эту роль, не знала текста и мизансцен, но была, как мы говорим, «в материале». Юрий Мефодьевич был все время со мной. За час до начала мы успели что-то пройти.

- Что же случилось?

- У актрисы был приступ аппендицита. Положение было безвыходное: замены нет, а отменить спектакль нельзя. Эдуард Евгеньевич Марцевич — царь Федор, Виктор Иванович Коршунов — Годунов все взяли на себя, старались мне помочь, и, кажется, никто в зале абсолютно ничего не заметил. Кто-то из студентов прибежал посмотреть, сохранилась даже моя фотография в роли царицы Ирины, сыгранной один раз.

- И вы не сбились с текста?

- Спектакль состоялся. Для меня это было главное. Только через несколько дней я начала осознавать весь ужас происшедшего, а тогда я не отдавала себе отчет в том, что делала. Вот теперь я ни за что не согласилась бы повторить такое. Это тихое, спокойное «иди» Юрия Мефодьевича придало мне сил.

- Когда вы репетировали роль княгини Екатерины Дашковой в «Хронике дворцового переворота», вы познакомились с той эпохой?

- Я всегда начинаю готовить роль с материалов вокруг пьесы. Тем более это необходимо, когда твоя героиня — исторический персонаж. Это знание придает некоторую уверенность, имеешь дело не только со словами. Я читала все записки княгини Дашковой, знаю ее биографию. Она была крестницей Петра III, племянницей государственного канцлера Воронцова. Это была своенравная и самолюбивая натура, преданная императрице Екатерине и рисковавшая своей судьбой в дни переворота. До конца дней она пребывала в заблуждении, что совершила этот переворот. На самом же деле ее роль была скромной.

- Актеры Малого театра не очень жалуют антрепризы, а вы согласились бы принять участие в коммерческом спектакле?

- Я не пробовала и не знаю, что это такое. Меня сейчас тревожит совсем другое: я перечитываю классику и хочу себя найти заново. Сыграла я несколько больших ролей, какой-то этап пройден. А что дальше? Кем я буду дальше? Я ищу в себе новое качество, ищу себя другую, пусть даже в своем нынешнем репертуаре. Я чувствую, что могу сказать что-то новое, открыть в себе что-то, раздвинуть рамки привычного. Я меняюсь, и героини должны меняться вместе со мной, но как? Я вдруг это реально ощутила и пытаюсь найти ответ.

- Что вам запомнилось из взаимоотношений со зрителями?

- Приятно, когда выходишь из театра и автограф просят молодые зрители. Другое время, другое поколение, но они по-прежнему тянутся к искусству. Однажды две девочки подошли: «А можно когда-нибудь с вами встретиться? Нам очень хочется с вами поговорить». Помню еще, как на гастролях в Чите, где мы играли спектакль «Дядя Ваня», после окончания какая-то женщина подарила мне герань, очевидно, срезанную дома. Я представила жизнь этой скромной женщины, которая отдала мне самое дорогое — не розы, не гвоздику... Эти цветы остались для меня самым дорогим подарком.

- Инна, ваш огромный театр всегда заполнен зрителями. Чем это объяснить?

- Это просто очень хороший театр! В Челябинске во время гастролей я как зрительница ходила и смотрела спектакли, в которых не была занята. Смотрела и думала: «Боже мой, какой хороший у нас театр, какие хорошие артисты». Потом пошла за кулисы и говорю: «Я побывала в хорошем театре!»


«Театральная афиша»

Дата публикации: 15.06.2006
«Листая старые подшивки»

ИННА РАХВАЛОВА: «ВСЯ МОЯ ЖИЗНЬ ВМЕСТИЛАСЬ В ОБРАЗ НИНЫ ЗАРЕЧНОЙ»

На сцене Малого театра сегодня активно работает новое поколение мастеров, которые глубоко, можно сказать, кровно восприняли вековые традиции коллектива. Одна из них — заслуженная артистка РФ Инна РАХВАЛОВА.

- Инна, несколько лет назад в одной газете появилась заметка Юрия Соломина под названием «Сибирячка, которой рукоплескал Хейльбронн». Этой сибирячкой были вы?

- Да, я.

- Что это за история?

- История была такая. В конце 3-го курса Юрий Мефодьевич сказал, что я назначена на главную роль в пьесе «Кэтхен из Хейльбронна», которую ставил немецкий режиссер К. Вагнер. Кэтхен — это национальная героиня из немецкого города Хейльбронн. Репетиции шли по жесткому графику в течение месяца. Эта напряженная работа очень много дала мне, студентке: я окунулась в ритм работы, с которым, естественно, не сталкивалась в институте. Я словно влетела в театр, на сцену, ни о каком постепенном вхождении, присматривании к партнерам не было и речи. С этим спектаклем мы ездили в Германию, в Хейльбронн, где сохранен дом Кэтхен, где берегут легенду о ней. Это было уже на 4-м курсе, и, конечно, зрители рукоплескали, как я теперь понимаю, своей национальной героине. Любой актрисе, играющей эту роль, был обеспечен успех. Для меня это было огромное событие, первая главная роль.

- Юрий Соломин сам сибиряк, ему приятно было написать об успехе землячки...

- Я из Омска. Интерес к театру был заложен там, в студии, у великолепного педагога Людмилы Григорьевны Шурыгиной. Именно она привила мне любовь к театру и вообще к искусству, дала нам настоящее широкое образование в этой сфере. Эти годы были счастьем. Из нашей театральной студии почти все сейчас в Москве. Вообще мне очень повезло с педагогами. После школы я поступила в Театральное училище им. Щепкина на курс к Юрию Мефодьевичу и Ольге Николаевне Соломиным. Этим педагогам я обязана всем. Могу с гордостью сказать: это мои учителя.

- Теперь вы сами педагог Щепкинского института?

После окончания я продолжала ходить на курс мастерства, хотя уже играла и репетировала в театре. При распределении педагогических отрывков Юрий Мефодьевич сказал: «Вот этот отрывок будет репетировать со студентами Рахвалова». Многие спрашивают: «Как ты можешь преподавать? Что ты знаешь сама, чтобы учить других?» Действительно, ну кто я такая? Вчерашняя студентка, которая сама недавно с трепетом ходила по этим коридорам... Известно, что даже не все артисты со стажем решаются преподавать. Но я почему-то не испытывала страха. Может быть, потому, что вместе со студентами я тоже учусь? Ведь рядом Юрий Мефодьевич и Ольга Николаевна, которые всегда помогут, подскажут. Вообще это интересная и увлекательная работа. У меня уже было три дипломных спектакля. А то, что я играю на сцене, огромный плюс. Я могу передать то, что мною пережито, продумано.

- Особенно я это осознала, когда ставила с корейскими студентами дипломный спектакль «Чайка», — я сама играю на сцене Нину Заречную.

- Вы могли бы, как Нина Заречная, которую вы играете в «Чайке», уехать с провинциальной труппой?

- Наверно, когда я оканчивала студию в Омске, то могла бы, но теперь нет. И не потому, что пренебрежительно отношусь к провинции. Я до того вросла в Малый театр, что без него себя уже не мыслю.

- Нина Заречная талантливая актриса?

- Я считаю, что талантливая.

- Не кажется ли вам, что Нина довольно жестоко говорит Треплеву о своей любви к Тригорину?

- Многие знакомые мне говорят: «Ну зачем, зачем ты ему это сказала?» Как будто я вольна переделывать текст Чехова. Да, наверно, слова «Я люблю его» (то есть Тригорина) звучат для Треплева жестоко. Но Нина совсем не хочет причинить ему страдания. Она говорит правду скорее для себя, чем для него. Когда мы в чем-то признаемся близким, то не всегда задумываемся о том, что наши слова их могут больно ранить. Конечно же, Нина не подозревает, что после ее ухода произойдет трагедия.

- Нина познакомилась с изнанкой русской действительности, поездила с провинциальной труппой, испытала грубость и приставания купцов...

- Понимаю, что вы хотите сказать. Конечно, Нина соприкоснулась с грубостью действительности, но эта грязь не изменила ее натуры. Кто-то не в силах выдержать пошлости окружающей жизни. Треплев, например, не смог вырваться из жизненных пут, а Нина нашла выход, она оказалась сильнее. Она чистая и цельная натура. Чайка. Недаром Чехов так назвал пьесу. Я именно так ее прочитала. И это выстраданная мною позиция. Слишком долго я шла к Нине. Все, чем я жила в Омске, все, что дал мне мой педагог из студии, все, что я сама пережила, когда приехала в Москву из провинции, — все вошло в образ Нины.

- На одном из первых спектаклей «Лес» зал в ужасе замер: ваш партнер Александр Ермаков — Несчастливцев, по сюжету на руках вытащивший вас из пруда, чуть не уронил вас...

- В этой сцене такое покрытие, к которому мы не успели привыкнуть: кочки, трава... Партнер вынес меня на руках, и в это мгновение я почувствовала, что он теряет равновесие и то ли развернула его рукой, держась за его шею, то ли помог господь Бог, но мы удержались. Скажу больше: никто в театре, в том числе и Александр Юрьевич, не знал, что я была тогда беременна. А вот другой случай приводит меня просто в ужас до сих пор. Идут занятия по мастерству актера. Весь педагогический состав в сборе.

Вечером спектакль «Царь Федор Иоаннович». У меня небольшая роль княжны Мстиславской. Это вторая явка в театр к семи часам. В шесть звонок Юрию Мефодьевичу. Я слышу такой разговор: «Да, она рядом сидит. Да... Ну, что делать...» И я, похолодев, понимаю, что в театре что-то случилось. Юрий Мефодьевич кладет трубку и тихо говорит: «Иди». Сама не знаю, какое чувство мне подсказало, но я догадалась, что сейчас буду играть одну из главных ролей — царицу Ирину. Я никогда не играла эту роль, не знала текста и мизансцен, но была, как мы говорим, «в материале». Юрий Мефодьевич был все время со мной. За час до начала мы успели что-то пройти.

- Что же случилось?

- У актрисы был приступ аппендицита. Положение было безвыходное: замены нет, а отменить спектакль нельзя. Эдуард Евгеньевич Марцевич — царь Федор, Виктор Иванович Коршунов — Годунов все взяли на себя, старались мне помочь, и, кажется, никто в зале абсолютно ничего не заметил. Кто-то из студентов прибежал посмотреть, сохранилась даже моя фотография в роли царицы Ирины, сыгранной один раз.

- И вы не сбились с текста?

- Спектакль состоялся. Для меня это было главное. Только через несколько дней я начала осознавать весь ужас происшедшего, а тогда я не отдавала себе отчет в том, что делала. Вот теперь я ни за что не согласилась бы повторить такое. Это тихое, спокойное «иди» Юрия Мефодьевича придало мне сил.

- Когда вы репетировали роль княгини Екатерины Дашковой в «Хронике дворцового переворота», вы познакомились с той эпохой?

- Я всегда начинаю готовить роль с материалов вокруг пьесы. Тем более это необходимо, когда твоя героиня — исторический персонаж. Это знание придает некоторую уверенность, имеешь дело не только со словами. Я читала все записки княгини Дашковой, знаю ее биографию. Она была крестницей Петра III, племянницей государственного канцлера Воронцова. Это была своенравная и самолюбивая натура, преданная императрице Екатерине и рисковавшая своей судьбой в дни переворота. До конца дней она пребывала в заблуждении, что совершила этот переворот. На самом же деле ее роль была скромной.

- Актеры Малого театра не очень жалуют антрепризы, а вы согласились бы принять участие в коммерческом спектакле?

- Я не пробовала и не знаю, что это такое. Меня сейчас тревожит совсем другое: я перечитываю классику и хочу себя найти заново. Сыграла я несколько больших ролей, какой-то этап пройден. А что дальше? Кем я буду дальше? Я ищу в себе новое качество, ищу себя другую, пусть даже в своем нынешнем репертуаре. Я чувствую, что могу сказать что-то новое, открыть в себе что-то, раздвинуть рамки привычного. Я меняюсь, и героини должны меняться вместе со мной, но как? Я вдруг это реально ощутила и пытаюсь найти ответ.

- Что вам запомнилось из взаимоотношений со зрителями?

- Приятно, когда выходишь из театра и автограф просят молодые зрители. Другое время, другое поколение, но они по-прежнему тянутся к искусству. Однажды две девочки подошли: «А можно когда-нибудь с вами встретиться? Нам очень хочется с вами поговорить». Помню еще, как на гастролях в Чите, где мы играли спектакль «Дядя Ваня», после окончания какая-то женщина подарила мне герань, очевидно, срезанную дома. Я представила жизнь этой скромной женщины, которая отдала мне самое дорогое — не розы, не гвоздику... Эти цветы остались для меня самым дорогим подарком.

- Инна, ваш огромный театр всегда заполнен зрителями. Чем это объяснить?

- Это просто очень хороший театр! В Челябинске во время гастролей я как зрительница ходила и смотрела спектакли, в которых не была занята. Смотрела и думала: «Боже мой, какой хороший у нас театр, какие хорошие артисты». Потом пошла за кулисы и говорю: «Я побывала в хорошем театре!»


«Театральная афиша»

Дата публикации: 15.06.2006