Новости

ЖЕНОВАЧ И ЖЕНОВАЧИ

«Конечно, хочется создать театр, который сохранится и после тебя, но это иллюзия, самообман. Театр Станиславского закончился с уходом Константина Сергеевича, театр Мейерхольда умер, когда не стало Всеволода Эмильевича. И театра Эфроса больше не будет», — убежден режиссер Сергей Женовач

ЗАВЕДУЮЩЕГО КАФЕДРОЙ РЕЖИССУРЫ РАТИ Женовача обожают студенты. Успешного и популярного постановщика Женовача ценит зритель и привечает критика. Подтверждение тому — «Хрустальная Турандот» за лучшую режиссерскую работу прошлого сезона. Все хорошо у Сергея Васильевича, только вот дома своего, постоянной сценической площадки, не было. Опыт с Малой Бронной, куда пришел главным режиссером, закончился разводом. С тех пор и блуждает Женовач по театрам в качестве приглашенного режиссера: то в Малом спектакль выпустит, то в Художественном... Впрочем, знающие люди утверждают, блужданиям пришел конец. Недавно созданной из выпускников мастерской Женовача Студии театрального искусства, которая пока ютится в трех комнатах Дома актера на Арбате, выделяют здание.

- В тесноте или в обиде, Сергей?

- Мы арендовали это помещение на год и чувствуем себя здесь комфортно, поскольку получили главное — место для репетиций. Пока трех комнат вполне хватает. Ближе к выпуску спектакля и подумаем, где играть премьеру по незаконченному роману Николая Лескова «Захудалый род».

- Значит, рассчитываете на новоселье в обозримом будущем?

- Мечтаем обрести собственный дом, но об этом рано говорить.

- А как же здание на улице Станиславского?

- Сегодня театрам в одиночку не выжить. Есть люди, которые хотят нам помочь, мы благодарны всем, готовым принять участие в судьбе студии, но, повторяю, разговоры о конкретике некстати. Если все сложится удачно, через год обзаведемся своей сценической площадкой.

- Фоменко тринадцать лет скитается по чужим углам.

- Недавно Петр Наумович грустно пошутил, мол, надеюсь, котлован, который роют под здание театра, не окажется нашей братской могилой...

- Боитесь сглазить и разделить судьбу?

- Больше всего не люблю пустых слов. Зачем рассуждать о том, чего нет? Куда ценнее, что мы вместе, можем продолжать учиться и работать.

- Помнится, прежде вы, Сергей, кисло оценивали перспективы театральных коллективов, созданных из сокурсников.

- И сейчас не изменил скептического взгляда, представляю серьезность проблем, поджидающих каждого, кто ступил на этот путь. Честно предупреждал ребят о трудностях, но они не захотели разбегаться после окончания института и остались вместе. Пошел за желанием студентов.

- Молодых понять можно, в них романтика бурлит, но вам-то, востребованному режиссеру, чего в жизни не хватает?

- Если ответить коротко, одной фразой, прежде всего я педагог и горд участием в воспитании молодых режиссеров.

- Полагаете, эту профессию можно освоить за студенческой скамьей?
Кирилл Серебренников и без диплома театрального вуза, по-моему, чувствует себя прекрасно.

- И не он один... Питер Брук, например, тоже постигал театральную науку методом проб и ошибок. На мой взгляд, самый эффективный путь. Нужно культивировать в себе режиссерское мышление, умение превращать литературные образы в сценические. Это обучение может занять годы, но без него в нашем деле ничего не получится. Убежден, учить других имеет право лишь тот, кто сам активно работает. Поэтому продолжаю сотрудничать с театрами, оставаясь практиком, а не теоретиком.

- Выходит, и будущих актеров должны наставлять на путь истинный корифеи сцены?

- Необязательно. Потрясающий педагог Сулержицкий никогда не играл в театре, но это не помешало ему вырастить Евгения Вахтангова, Михаила Чехова, Софью Гиацинтову и других великих артистов. Иной вопрос — четырех лет, проведенных в институте, мало, чтобы овладеть актерским мастерством. Выпускникам трудно сразу найти себя в профессии, после вуза они попадают в сложившиеся труппы, где получают эпизодические роли, порой годами ожидая серьезных предложений. Кстати, не понимаю деления артистов на плохих, средних и хороших. На мой взгляд, актерская природа или есть, или ее нет. Все остальное -судьба, случай. Важно оказаться в среде людей одаренных, постоянно подпитывать талант. Одно дело — быть институтскими любимцами, и совсем другое -оказаться в свободном плавании. Сейчас на выходе курс профессора Кудряшова, замечательный, талантливый. Ребята уже сделали восемь спектаклей, на которые ломится публика, но им еще предстоит найти себя вне стен РАТИ. Мы же продолжаем учебу в процессе работы, строим репертуар вокруг студийцев.

- И сколько у вас сейчас названий в афише?

- Шесть, но играем пока три. «Мальчиков» по Достоевскому, «Мариенбад» Шолом-Алейхема и «Как вам это понравится» по Шекспиру. Спектакли институтские, мы их сохранили.

- По-вашему, студия — долгоиграющая история?

- Никаких обещаний друг другу не давали, будем работать, пока не угаснет взаимный интерес.

- А если кто-то из команды завтра скажет: «Спасибо. До свидания»? Воспримете как измену родине?

- Повторяю, не питал и не питаю личных амбиций, речь не о том, чтобы создать некий проект под себя. У меня много друзей-артистов — прекрасных, замечательных, мог бы позвать их, собрать труппу, но сейчас цель иная. Счастливый случай, когда все возникло по взаимному согласию сторон: желание помочь талантливым ребятам совпало с их стремлением учиться дальше.

- Словом, полная гармония и единение душ?

- Нам хорошо вместе!

- Но вы же знаете, Сергей, обо что обычно разбивается любовная лодка.

- Жить в вольном полете сложно, но беда случается, когда люди утрачивают взаимный интерес и начинают самостоятельно строить свою судьбу. Театр — такой вид искусства, где один за всех, а все за одного.

- А вы, значит, капитан мушкетеров де Тревиль?

- Может, я старомодный, несовременный, но больше всего хочу помочь воспитанникам не затеряться, встать на ноги в профессии. Пока нужен им, буду рядом. У вас есть дети? Вот и студийцы -мои чада.

- Женовачи?

- У нас на режиссерском факультете так принято: студентов зовут по имени мастера курса. У Фоменко были фоменки, у Захарова — захаровцы, у Кудряшова — кудряши или кудряшки. Ну а у меня — женовачи... Конечно, я понимаю: студийные отношения не могут длиться вечно, Петр Наумович вообще считает, что продолжительность жизни труппы — десять лет. Конечно, хочется создать театр, который сохранится и после тебя, но это иллюзия, самообман. Театр Станиславского закончился с уходом Константина Сергеевича, театр Мейерхольда умер, когда не стало Всеволода Эмильевича. И театра Эфроса больше не будет...

- Вам о таких вещах задумываться вроде рановато, не по возрасту мысли.

- Жизнь летит стремительно. В театре, как в любви. Все мечтают жить долго и счастливо и умереть в один день. Но если взаимное чувство исчезает, люди расходятся. Глупо строить планы на десятилетия вперед. Пока занимаюсь студией, параллельно набрал новый курс в РАТИ.

- Старшие не ревнуют вас к младшим?

- Никак не поймете, что столкнулись со странными людьми. Какая ревность, о чем вы? Выпускники сидели на вступительных экзаменах, актеры мастерской Петра Фоменко тоже приходили, помогали. Мы одна семья, клан! Сейчас вот сражались в футбол. Первый курс против студии. Более сыгранные «старички» победили со счетом 7: 2. Теперь будем ждать матча-реванша.

- Вы на какой позиции играли?

- Боялся подвести команду, поэтому не вышел на поле. Я в резерве, постоянный запасной.

- А болели за кого?

- За всех сразу. Мне каждый по-своему дорог.

- Если студийцы ваши дети, то интересно, в каких родственных отношениях состоите с труппой Малого театра, где недавно выпустили «Мнимого больного»?

- Там работают состоявшиеся, сформировавшиеся мастера. Видимо, уже я их ребенок. То ли подкидыш, то ли приемыш. Все-таки три спектакля поставил. И в МХТ такое же отношение.

- А у Фоменко в мастерской? Вы, по сути, выросли под приглядом Петра Наумовича.

- Это особая история. Что-то очень близкое и родное.

- Была еще Малая Бронная, где провели семь сезонов.

- Один из счастливейших периодов в моей жизни! Мог с головой погрузиться в режиссуру, работать с любимыми артистами. Казалось, удастся создать театр, о котором мечталось. Мы выпустили спектакли «Ночь перед Рождеством», «Леший», «Пять вечеров», «Идиот», шедший три вечера и длившийся более одиннадцати часов. Много трудились и, надеюсь, немало успел и.

- Сожалеете об уходе?

- Контракт закончился, продлевать не стали, а сидеть без дела не умею. Есть смысл что-то создавать в обстановке доброжелательности, взаимного уважения. Не хочу и не буду толкаться локтями, воевать с кем-то... Впрочем, это история старая, болезненная, не стоит вспоминать.

- Давайте о настоящем. Успеваете следить за успехами коллег?

- Начинающим режиссерам надо смотреть все подряд, напитываться, учиться, я же могу выбирать, поскольку знаю, кто на что способен. В любом случае не хожу по театрам, если занят выпуском спектаклей. Заметил: негативные впечатления из чужих работ глубже проникают в тебя, чем положительные.

- Почему?

- Откуда мне знать? Наткнешься в телевизоре на дурацкий сериал и долго потом не можешь освободиться от пошлых и навязчивых интонаций. Поэтому, работая над спектаклем, стараюсь не отвлекаться на постороннее, ничего не смотрю, не читаю, никуда не хожу. Сейчас репетирую Лескова и целиком погружен в него.

- А параллелить нельзя, совмещать?

- У меня же еще студенты! Когда был помоложе, мог одновременно преподавать, ставить на Малой Бронной и у Фоменко. Даже за границу успевал ездить, выпустил три спектакля в Норвегии, в том числе «Дикую утку» Ибсена в Бергене. Что для этой постановки позвали меня, русского режиссера, воспринял как некий...

- ...вызов?

- Экзамен.

- Продолжаете их сдавать?

- Профессия такая. Каждый день как с чистого листа.

- Вы были отличником?

- В ГИТИСе да, а в школе нет, конечно. Не уроки учил, а искал свое, пока не увлекся театром. Сегодня уже нельзя разбрасываться, пора сосредоточиться на чем-то одном. Согласен с фольклористом Владимиром Проппом, считавшим, что на каждом жизненном этапе нужно определять главную цель и стремиться к ней. Мои теперешние приоритеты — студия и первый курс вуза.

- Значит, с постановками на стороне завязываете?

- Есть определенные обязательства перед МХТ, вынужден просить войти в положение. Мне необходима пауза. Хотя бы на сезон. Олег Павлович Табаков -мудрый человек, он все поймет...

- Какой спектакль откладываете?

- «Историю горячего сердца» по «Братьям Карамазовым».

- А «Белая гвардия» в Камергерском — чья идея?

- Кажется, я предложил Олегу Павловичу, а может, Булгаков возник в процессе нашего разговора.

- И Семчева на роль Лариосика вы сосватали?

- Любой спектакль — процесс творческого сговора худрука театра, приглашенного режиссера и актеров. Не столь важно, кто первым назвал пьесу или фамилию исполнителя. Главное, что получилось в итоге. Конкретно же Семчева рекомендовал Табаков.

- Сразу согласились?

- День раздумывал.

- Из-за «пивного» шлейфа?

- Лариосик из Саши получился прекрасный. Что до шлейфа, это проблема зрителей, а не артиста или режиссера. Надо было суметь сыграть так, чтобы страна полюбила тебя за трехсекундный рекламный ролик. Нет плохой работы, есть халтурщики. Нужно уважать себя и профессию, которая похожа на езду на велосипеде в горку. Чтобы не скатиться вниз, приходится постоянно крутить педали. Актер не может простаивать, он должен играть. А режиссер — выпускать спектакли, снимать кино.

- Коллеги ваши часто жалуются, мол, нет достойного материала.

- Островский, Шекспир, Мольер, Кальдерон и Беккет — чем не имена? Жизни не хватит, чтобы все поставить. А Вампилов, Володин, Петрушевская? Как говорил классик, люди ленивы и нелюбопытны. Возьмите, к примеру, драматургию Ирландии и увидите: это другая, неведомая планета.

- Вы на ней бывали?

- В Ирландии? Нет, но заочно очень люблю. К слову, первой моей работой на курсе Фоменко в ГИТИСе стал спектакль «Дураки из Мэйо» по пьесе Джона Синга.

- А новомодным российским авторам симпатизируете? Скажем, Угарову или братьям Пресняковым с Дурненковыми.

- Мне они не близки. Ищу то, что ошеломит, поставит в тупик, а тут все просто и понятно, нет изюминки для режиссерской мысли. Театр не может жить без современных пьес, но это не значит, будто нужно раздувать авторов, мелькнувших на каких-то конкурсах, сочинивших несколько, как сейчас говорят, текстов. Это не драматургия, написанное годится для бумаги, но не для сцены. Конечно, мечтаю найти пьесу, которая поразит. А сколько замечательных театров, в которых хотелось бы проверить свои силы! Правда, пока тянет в малые пространства, в поиск вместе с ребятами вот в этих трех комнатках.

- Значит, в тесноте и не в обиде?

- Я же сразу сказал: все так и есть. По-другому у нас быть не может.

Андрей Ванденко
«Итоги», 24.10.2005