15.09.2009
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ТРУДОВЫМ ЮБИЛЕЕМ!
15 сентября исполняется 40 лет работы в Малом театре народного артиста России Эдуарда Евгеньевича Марцевича. От души поздравляем Эдуарда Евгеньевича и желаем ему крепкого здоровья и еще многих лет служения старейшим подмосткам России!
07.07.2009
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра»АЛЕКСЕЙ ДУДАРЕВ «РЯДОВЫЕ»
«Звуковой архив Малого театра»
АЛЕКСЕЙ ДУДАРЕВ «РЯДОВЫЕ»
Предлагаем вашему вниманию запись спектакля, поставленного в 1985 году режиссером Борисом Львовым-Анохиным…
АЛЕКСЕЙ ДУДАРЕВ «РЯДОВЫЕ»
Предлагаем вашему вниманию запись спектакля, поставленного в 1985 году режиссером Борисом Львовым-Анохиным…
«Звуковой архив Малого театра»
Алексей Дударев
«РЯДОВЫЕ»
Драматическая баллада в 2-х действиях. Перевод с белорусского автора
Действующие лица и исполнители:
Дугин – Эдуард Марцевич
Дервоед – Виктор Коршунов
Буштец — Юрий Васильев
Соляник – Александр Потапов
Одуванчик – Игорь Марычев
Лида – Евгения Глушенко
Вера – Алефтина Евдокимова
Люська – Елена Доронина
Женщина — Галина Кирюшина
Лейтенант – Дмитрий Писаренко
От автора — Борис Львов-Анохин
Постановка — Борис Львов-Анохин и Василий Федоров
Режиссёр (радио) — Мария Попова
Художник – Давид Боровский
Премьера – 5 февраля 1985 года
Запись 1985 года
Б.Львов-Анохин об участниках спектакля – Евгении Глушенко и Александре Потапове
Из книги Ю.Дмитриева
«Академический Малый театр. 1941-1995»
Если «Русские люди» и «Так и будет» были написаны во время войны, то пьеса белорусского писателя А.Дударева «Рядовые» — спустя почти сорок лет. В первый раз ее сыграли 5 февраля 1985 года. Ставили спектакль Б.Львов-Анохин и В.Федоров, оформлял Д.Боровский.
Московские театралы знали Дударева и по другим его пьесам: «Порог», который шел в Театре имени К.С.Станиславского, и «Вечер» — в Театре Моссовета.
События пьесы «Рядовые» происходили в 1945 году. Неподалеку от Берлина обосновался взвод под командованием старшины Дугина (Э.Марцевич). В нем бывший партизан Петро Дервоед (В.Коршунов), совсем молодой боец, которого все называют Одуванчиком (студент Щепкинского училища И.Марычев), до предела озлобленный Сергей Буштец (Ю.Васильев), Матвей Соляник (А.Потапов).
Перед тем как спектакль увидел свет рампы, режиссер говорил, что драматург поднимает существенные вопросы добра и зла, любви и ненависти, создает яркие, живые и сложные характеры. В пьесе присутствует суровая правда военных будней. Это сочетается с высоким духовным напряжением и поэтическими взлетами мыслей и чувств. Все сказанное придает пьесе философские масштабы, и хочется верить, что ее будут играть долгие годы (Львов-Анохин Б. Аншлаг. — «Советский Союз», 1985, № 10, с. 26).
Художник возвел на сцене полуразрушенную стену, по-видимому бывшего костела, а может быть старинной ратуши. Возле этой стены и расположился взвод. Здесь горы щебня, искореженные металлические конструкции. Сцену заволакивал густой дым, на заднем плане зарево пожара, оно освещало здание, которое когда-то было прекрасным. Пели соловьи, шел дождь, тучи сменялись чистым небом.
Драматург и режиссер отказались от батальных сцен, их интересовали характеры людей, то. какая перспектива их ожидает в мирных условиях. Прав был режиссер, когда писал, что суть спектакля в соединении кровавой достоверности с поэтическим ощущением мира, освободившегося от войны (Львов-Анохин Б. Аншлаг. — «Советский Союз», 1985, № 10, с. 26).
Партизан Дервоед видел, как сжигали его жену и ребенка. Он поседел от ужаса, но в то время не мог двинуться, поднять головы, выстрелить, потому что у него в сумке находились документы, определявшие судьбы сотен людей. Свой военный долг Дервоед выполнил, но счастья ему это не принесло. Теперь он молит, чтобы его вина перед родными была прощена. Но сам себя простить не может, воспоминания о виденном причиняют ему жестокие страдания. И при этом он умеет сочувствовать чужой беде, и когда в расположение части пришли две женщины, он засуетился, не знал, чем их угостить, как смягчить загрубевшие, озлобленные сердца.
Коршунов играл эту роль мощно, приподнимая своего героя над бытом, символизируя в нем народную силу, готовность все личное принести в жертву общему делу.
Старшина Дугин был ранен и теперь лишен возможности иметь детей, сам на себя он написал похоронку и отправил красавице жене. И все же сохранил светлое ощущение жизни, его улыбка способна растопить даже заледеневшее сердце. Он погибал — война есть война, — но оставлял о себе добрую память. В том Дугине. каким его показывал Марцевич, заключалась хрупкость, интеллигентность, благородство. Казалось, что он рожден для мира, но если шла война, он отдавал ей все силы и в результате жизнь.
Буштеца призвали в армию прямо из-за свадебного стола, после первой чарки вина. И он узнал, что фашисты надругались над его Люськой. Кажется, все чувства, кроме ненависти и мести, выжжены в его сердце. И когда он снова встречает Люську, у него нет сил даже для того, чтобы обнять ее, хотя умом он может понять, что она ни в чем не виновата. Так и стоял он, переполненный обидой.
Еще один солдат — Соляник — человек верующий, по-видимому, сектант-баптист. Он хороню помнил Божью заповедь «не убий!». Сам от пуль не уклонялся, не прятался за спины товарищей, но и в людей, а это значило и во врагов, не стрелял. Тем самым он давал им возможность убивать своих однополчан. Соляник был смертельно ранен осколком снаряда, перед смертью он просил у товарищей прощения, но не раскаивался в своих действиях, оставался при убеждении, что человека, кто бы он ни был, убивать нельзя.
Одуванчик очень молод, наивен. Им увлечена санитарка Лиза (Е.Глушенко), ранее знавшая мужчин, но теперь ей нужен не просто тот, с кем можно сойтись, а кого она сможет полюбить. Но Одуванчика она не увлекла: слишком энергична, напориста, активно добивается своего.
В свою очередь Лиза нравилась Буштецу, он ревновал ее, но выносил Одуванчика из огня. Сама же Лиза погибала на переправе — простая, добрая, ищущая счастья девушка, спасшая многих раненых.
Разные люди встречались в этом спектакле, и у каждого был свой характер, свои привычки, вкусы. Смотря на них, можно было представить, как сложится судьба у тех, кто останется жив.
14.05.2009
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра» ЛИЛИЯ ЮДИНА В СПЕКТАКЛЕ «ХИЩНИКИ» А.ПИСЕМСКОГО
«Звуковой архив Малого театра»
ЛИЛИЯ ЮДИНА В СПЕКТАКЛЕ «ХИЩНИКИ» А.ПИСЕМСКОГО
В день рождения Лилии Витальевны Юдиной мы знакомим посетителей сайта с записью спектакля, в котором актриса сыграла роль Вильгельмины Федоровны Вуланд…
ЛИЛИЯ ЮДИНА В СПЕКТАКЛЕ «ХИЩНИКИ» А.ПИСЕМСКОГО
В день рождения Лилии Витальевны Юдиной мы знакомим посетителей сайта с записью спектакля, в котором актриса сыграла роль Вильгельмины Федоровны Вуланд…
«Звуковой архив Малого театра»
ЛИЛИЯ ЮДИНА В СПЕКТАКЛЕ «ХИЩНИКИ» А.ПИСЕМСКОГО
В день рождения Лилии Витальевны Юдиной мы знакомим посетителей сайта с записью спектакля, в котором актриса сыграла роль Вильгельмины Федоровны Вуланд…
А. Писемский
«ХИЩНИКИ»
Комедия в 2-х действиях
Часть 1 (19 Мб)
Часть 2 (28 Мб)
Часть 3 (28 Мб)
Часть 4 (19 Мб)
Часть 5 (35 Мб)
ФОТОГАЛЕРЕЯ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:
Граф Зыров, главный начальник ведомства – Эдуард Марцевич
Андашевский, Алексей Николаич, товарищ его – Николай Верещенко
Вуланд, Владимир Иваныч, директор – Ярослав Барышев
Мямлин, Дмитрий Дмитрич, камергер – Валерий Носик
Князь Янтарный, Георгий Ираклиевич, камергер – Борис Клюев
Генерал-майор Варнуха – Сергей Харченко
Шуберский, столоначальник – Алексей Кудинович
Басаева, Ольга Петровна, дочь графа Зырова. Вдова – Светлана Аманова
Вуланд, Вильгельмина Федоровна, жена Владимира Иваныча Вуланда – ЛИЛИЯ ЮДИНА
Сонина, Марья Сергеевна, вдова. – Юлия Бурыгина
Даша – Любовь Аникеева
От автора – Валерий Бабятинский
Режиссер-постановщик — В.М. Бейлис
Режиссер — Н.А. Верещенко.
Художник — Е.И. Куманьков
Костюмы — В.В. Литвиненко.
Композитор — Г.С. Фрид
Запись 1989 года.
ЛИЛИЯ ЮДИНА В СПЕКТАКЛЕ «ХИЩНИКИ» А.ПИСЕМСКОГО
В день рождения Лилии Витальевны Юдиной мы знакомим посетителей сайта с записью спектакля, в котором актриса сыграла роль Вильгельмины Федоровны Вуланд…
А. Писемский
«ХИЩНИКИ»
Комедия в 2-х действиях
Часть 1 (19 Мб)
Часть 2 (28 Мб)
Часть 3 (28 Мб)
Часть 4 (19 Мб)
Часть 5 (35 Мб)
ФОТОГАЛЕРЕЯ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:
Граф Зыров, главный начальник ведомства – Эдуард Марцевич
Андашевский, Алексей Николаич, товарищ его – Николай Верещенко
Вуланд, Владимир Иваныч, директор – Ярослав Барышев
Мямлин, Дмитрий Дмитрич, камергер – Валерий Носик
Князь Янтарный, Георгий Ираклиевич, камергер – Борис Клюев
Генерал-майор Варнуха – Сергей Харченко
Шуберский, столоначальник – Алексей Кудинович
Басаева, Ольга Петровна, дочь графа Зырова. Вдова – Светлана Аманова
Вуланд, Вильгельмина Федоровна, жена Владимира Иваныча Вуланда – ЛИЛИЯ ЮДИНА
Сонина, Марья Сергеевна, вдова. – Юлия Бурыгина
Даша – Любовь Аникеева
От автора – Валерий Бабятинский
Режиссер-постановщик — В.М. Бейлис
Режиссер — Н.А. Верещенко.
Художник — Е.И. Куманьков
Костюмы — В.В. Литвиненко.
Композитор — Г.С. Фрид
Запись 1989 года.
27.03.2009
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра» «ТРИ ЖИЗНИ АЙСЕДОРЫ ДУНКАН»
«Звуковой архив Малого театра»
«ТРИ ЖИЗНИ АЙСЕДОРЫ ДУНКАН»
Предлагаем Вам послушать радиоспектакль по пьесе Зиновия Сагалова с участием Нелли Корниенко, Эдуарда Марцевича, Юрия Васильева и Геннадия Бортникова…
«ТРИ ЖИЗНИ АЙСЕДОРЫ ДУНКАН»
Предлагаем Вам послушать радиоспектакль по пьесе Зиновия Сагалова с участием Нелли Корниенко, Эдуарда Марцевича, Юрия Васильева и Геннадия Бортникова…
«Звуковой архив Малого театра»
Зиновий Сагалов
«ТРИ ЖИЗНИ АЙСЕДОРЫ ДУНКАН»
Радиоспектакль (40 Мб)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:
Айседора Дункан – Нелли Корниенко
Гордон Крэг – Геннадий Бортников
Парис Зингер – Юрий Васильев
Сергей Есенин – Эдуард Марцевич
В спектакле также участвуют – Андрей Веселов, Илья Каданцев
Постановка Евгения Шумского
Радиовариант пьесы – Натальи Шолоховой
Звукорежиссер – Наталья Ружанская
Музыкальный редактор – Ольга Трущалова
Из фондов «Радио России».
Запись 1994 года.
Зиновий Сагалов
«ТРИ ЖИЗНИ АЙСЕДОРЫ ДУНКАН»
Радиоспектакль (40 Мб)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:
Айседора Дункан – Нелли Корниенко
Гордон Крэг – Геннадий Бортников
Парис Зингер – Юрий Васильев
Сергей Есенин – Эдуард Марцевич
В спектакле также участвуют – Андрей Веселов, Илья Каданцев
Постановка Евгения Шумского
Радиовариант пьесы – Натальи Шолоховой
Звукорежиссер – Наталья Ружанская
Музыкальный редактор – Ольга Трущалова
Из фондов «Радио России».
Запись 1994 года.
12.03.2009
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра» ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ СТИХОТВОРЕНИЯ АПОЛЛОНА ГРИГОРЬЕВА
«Звуковой архив Малого театра»
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ СТИХОТВОРЕНИЯ АПОЛЛОНА ГРИГОРЬЕВА
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ СТИХОТВОРЕНИЯ АПОЛЛОНА ГРИГОРЬЕВА
«Звуковой архив Малого театра»
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ СТИХОТВОРЕНИЯ АПОЛЛОНА ГРИГОРЬЕВА
Э.Марцевич читает стихи А.Григорьева (11 Мб)
В программе:
1. Комета
2. К Лавинии («Для себя мы не просим покоя…»)
3. Прости
4. Когда колокола торжественно звучат
Из цикла «Борьба»
5. Я ее не люблю, не люблю
6. Я вас люблю…. Что делать – виноват!
7. Страданий, страсти и сомнений...
Запись 1982 года.
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ СТИХОТВОРЕНИЯ АПОЛЛОНА ГРИГОРЬЕВА
Э.Марцевич читает стихи А.Григорьева (11 Мб)
В программе:
1. Комета
2. К Лавинии («Для себя мы не просим покоя…»)
3. Прости
4. Когда колокола торжественно звучат
Из цикла «Борьба»
5. Я ее не люблю, не люблю
6. Я вас люблю…. Что делать – виноват!
7. Страданий, страсти и сомнений...
Запись 1982 года.
29.12.2008
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
29 декабря – день рождения народного артиста России Эдуарда Евгеньевича Марцевича. От души поздравляем любимого артиста и желаем ему крепкого здоровья, хорошего новогоднего настроения и еще многих радостных встреч с благодарным зрителем на сцене Малого театра!
26.11.2008
Подробнее
«ГАМЛЕТА НАЧАЛ ГОТОВИТЬ С ПЕРВОГО КУРСА»
Сегодня у нас в гостях известный актер театра и кино, актер Малого театра, народный артист России, лауреат премии правительства России Эдуард МАРЦЕВИЧ.
«ГАМЛЕТА НАЧАЛ ГОТОВИТЬ С ПЕРВОГО КУРСА»
Сегодня у нас в гостях известный актер театра и кино, актер Малого театра, народный артист России, лауреат премии правительства России Эдуард МАРЦЕВИЧ.
- Эдуард Евгеньевич, 4 ноября вы дебютировали на воронежской земле спектаклем «Ревизор». Какие ощущения от нашей публики, от приема?
- Должен сказать, что я впервые в Воронеже. Для меня встреча с этим городом, со зрителем значительна. Я влюблен в актеров Малого театра, таких как Мочалов, Остужев, которые были тесно связаны с вашим театральным городом. Поэтому, побывать здесь, сыграть спектакль – это дорогого стоит. К сожалению, в «Ревизоре» я играю не очень значительную роль. Мне было бы интересней привезти сюда свои более серьезные работы, которые до сих пор идут на сцене Малого театра. Но, тем не менее, «Ревизор» является одним из ведущих спектаклей нашего театра. Постановка Юрия Соломина, на мой взгляд, значительна, программна и современна с точки зрения мысли, подтекста. За этот спектакль мы даже получили премии правительства России. Что касается воронежской публики, то она мне показалась очень интересной. Сначала зрители приглядывались к нам, но потом постепенно начинали раскрываться, реагировать на происходящее на сцене. А уж что творилось в финале спектакля и на поклонах, так это вообще был настоящий праздник и для театра и для тех людей, кто сидел в зрительном зале. Конечно, мы рады такому теплому приему. У меня очень хорошие впечатления. Да и сам город понравился. Мы с женой прогуливались по Большой Дворянской, с удовольствием смотрели на старинные здания.
- Признайтесь, как мальчик, родившийся далеко от столицы, смог покорить один из ведущих театральных вузов страны – Щепкинское училище? Вы стремились оказаться в школе Малого театра, или же это просто случайность?
- Я родился в театральной семье. Когда мы переехали в Вильнюс, то там я активно участвовал в художественной самодеятельности у своего отца, который преподавал драматическое искусство в Доме связи, в клубе КГБ. Я играл в его спектаклях и много занимался художественным чтением. Помимо всего прочего посещал и танцевальный кружок. Мне даже не хватало времени на учебу в обычной школе. А учился я, надо сказать, плохо до определенного времени. Но когда принял решение ехать поступать в Москву, то пришло понимание: надо же нормально закончить школу. И в двух последних классах я собрался, и в результате получил очень неплохой аттестат. Ехал поступать именно в Щепкинское училище, либо в Школу-студию МХАТ. Меня волновали эти два театра. Я изучал систему Станиславского, будучи еще 15-летним мальчишкой. Проштудировал все 8 томов Константина Сергеевича. Это позже я увлекся Михаилом Чеховым. В Союзе его тогда не печатали. Просто тайно давали самиздатовские страницы, которые я внимательно изучал. Но это уже были годы, когда я работал в театре имени Маяковского. Так вот, приехал в Москву и решил испытать себя, узнать, что же такое театральный вуз, на примере ГИТИСа. А надо сказать, что в Вильнюсе я был на хорошем счету – завоевывал премии Литвы, города Вильнюса по художественному чтению. У меня были именные карманные часы с соответствующей надписью. Как вдруг в ГИТИСе один педагог мне сказал, что к театру я не имею никакого отношения. «У вас умные глаза, не более того, - говорил он. – Вам лучше поступать на математический факультет». А я вообще математику ненавидел, поскольку не понимал ее. Она для меня была пустым местом. Эти слова педагога меня очень насторожили. Я отправился в Щепкинское и во МХАТ с опаской. Но прошел и туда, и туда. Во МХАТ меня на курс брала Гошева, однако я выбрал Щепкинское училище и курс Константина Александровича Зубова. Я уже знал, что такое Малый театр, что это за школа, поскольку был подготовлен статьями Белинского, много читал о Мочалове. Поэтому радости моей после зачисления в училище не было предела. Ведь я настолько растерялся после удара, нанесенного мне в ГИТИСе, что стал уже думать: уеду опять в Вильнюс, и как мне отец говорил, буду работать в театре сначала рабочим сцены, потом потихоньку перейду в массовку, затем пойдут эпизоды, а только потом пойдут главные роли. Но так вышло, что первой моей ролью после окончания училища стал Гамлет.
- И это в 22 года! У самого Николая Охлопкова, да после того, как вся Москва восхищалась Евгением Самойловым в этой роли! Страха-то не испытывали?
- Нет, страха к тому времени уже не было. Потому что Гамлета я начал готовить с первого курса. Я видел Пола Скофилда в этой роли, был потрясен Самойловым. Но при всем при этом я был очень смел. Я хорошо шел в училище, неплохая дипломная работа была – играл Алексея в «Оптимистической трагедии» в постановке Виктора Коршунова. Гамлета я играл девять лет. Вся Москва тогда стремилась попасть на этот спектакль. Это было еще до того, как Смоктуновский сыграл эту роль в кино. А после смерти Николая Павловича ушел в Малый театр.
- Кстати, как в Малом восприняли ваше своеобразное предательство родных пенат: ведь после училища вас в театр звал всемогущий Михаил Царев?
- Это было не то что предательство… Понятно, сам Царев зовет в национальный, единственный и неповторимы театра страны, второй университет, а я вдруг ухожу в «Маяковку» к Охлопкову. Я был свидетелем телефонной беседы Охлопкова и Царева. Николай Павлович спрашивает: «Миша, ты играл Гамлета?» Тот отвечает: «Нет, я Гамлета не играл, я играл Чацкого». Охлопков опять: «Ты играл Гамлета?» «Нет». «А ему судьба дает сыграть Гамлета. Отпусти его, отпусти!» И Царев пошел на это. Потом он меня снова звал, но я уже не мог предать Охлопкова, поскольку вел большой репертуар в театре. А после его смерти я успел сыграть только царя Эдипа. Потом в театр пришел новый руководитель – Гончаров – и я из театра ушел, поскольку мы не сработались. Я настолько был в Гамлете, что мне казалось: ушел «отец», пришел какой-то «дядя». Я пребывал еще в шекспировских снах. Вот и не нашел контакта с Гончаровым.
- С ним многие не могли найти контакта.
- Да, увы. Поэтому я таким образом оказался в Малом театре. Хотя когда меня увидел Царев, он спросил: «А ты что здесь делаешь?» На что я ответил: «Я работаю уже месяц». «Месяц работаешь? А я об этом не знал». Ну конечно, знал, он вроде как шутя это все говорил. Хотя… Около 14 лет работы в Малом у меня не было ничего особенного. Карьера в Малом по большому счету началась у меня с 1983 года. Хотя пришел я сюда в 1969-м. Да, сыграл в «Пучине», в «Стакане воды», Дон Жуана с Быстрицкой. Но такая активная работа, когда я вошел в Малый как актер, на которого надеются, он делается своим, это уже 80-е годы. Когда появились «Царь Федор Иоаннович», «Агония», «Рядовые», «Холопы». С этого началась моя большая жизнь в Малом. И я очень доволен, что она до сих пор продолжается. Но годы уходят… И, конечно, такие роли, как царь Федор, Войницкий в «Дяде Ване» - с ними приходится расставаться и переходить на другие. Хотя я до сих пор с удовольствием играю и имею успех в роли Лыняева в «Волках и овцах». У меня было несколько постановок в нашем театре (в свое время я заканчивал Высшие режиссерские курсы у Мильтиниса в Литве). Среди них: «Отец» Стриндберга, «Не было ни гроша да вдруг алтын» Островского, который идет у нас до сих пор вот уже 16-й год. Сейчас я играю Крутицкого, после того, как ушли из жизни первый исполнитель этой роли Евгений Самойлов и введенный позже на роль Афанасий Кочетков. Есть у меня прекрасная роль Чебутыкина в «Трех сестрах», бедный актер Феликс в водевиле «Таинственный ящик» по Каратыгину, Шуйский в «Борисе Годунове». Вот так и живем.
- Эдуард Евгеньевич, ваш дебют в кино состоялся в 1958 году, в то время, когда вы были еще студентом. Насколько мне известно, педагоги Щепкинского училища не очень-то поощряли киноопыты своих воспитанников. Как вам удалось сломить сопротивление?
- Вы знаете, да, мне почему-то разрешили сниматься. И даже хотели зачесть эту работу в качестве диплома. Мне надо было уехать на шесть месяцев в Ленинград в киноэкспедицию. Снимали мы в самом Ленинграде, в Павловске, в Пушкине. Мне пошли навстречу. Я успешно снялся, приехал в училище и узнал, что серьезно заболел исполнитель роли Алексея в «Оптимистической трагедии». И мне пришлось чуть ли не за четыре дня вводиться на эту роль и играть диплом. Вторым моим опытом в кино была роль в фильме Бориса Барнета «Аннушка». Режиссер, помню, спросил меня: «В какой театр тебя берут?» «В Малый», - отвечаю. «Надо вообще не с Малого начинать, - говорит Барнет. – Ты там засохнешь, пропадешь. Надо начинать с другого театра». Тогда я сказал, что еще меня зовет Охлопков на Гамлета. «Вот это другое дело», - заключил он. С Барнетом интересно было работать. Жаль, что его судьба сложилась трагически и нам больше не удалось встретиться на съемочной площадке. Ну а потом была встреча с Сергеем Бондарчуком, роль в «Войне и мире», «Красная палатка» и встреча с Михаилом Калатозовым. Дальше фильмы шли один за другим. Так, в 1980 году я снялся сразу в четырех картинах. Потом я какое-то время не снимался, это было в годы перестройки. А в 1991 году вновь вернулся в кино. Снялся у Самсона Самсонова в фильме «Казино» по Чейзу. Получилась неплохая лента, правда, немного затянутая. А потом даже участвовал в ряде сериалов. Играл, преимущественно, небольшие роли. Я всегда выбираю такие роли, чтобы в них обязательно было зернышко, характер. Мне не интересно просто отбыть номер, взять деньги и уйти. К этому вопросу я до сих пор подхожу очень внимательно. Последняя по времени моя работа в кино – «Иванов» по Чехову, где я играю графа Шабельского. Там подобралась хорошая компания актеров: Ильин, Добровольская, Дубровская, Богдан Ступка и его сын Остап. Как видите, живу насыщенной творческой жизнью.
- Интересно услышать ваши суждения вот на какой счет: Малый театр по своей внутренней жизни, внешних привходящих – это живой организм, или, как считают некоторые столичные критики, застывшая музейная экспозиция?
- У меня есть единомыслие, в хорошем смысле (хотя считаю, что едино мыслить нельзя, каждый человек мыслит индивидуально), с Юрием Мефодиевичем Соломиным. Конкретнее – понимание того, что такое Малый театр, если брать его корни, систему Щепкина, мочаловскую романтическую структуру взрывной волны характеров, которую мы позже увидели у Остужева. С этими реформами, которые нас заполонили и изменением политической структуры в нашей стране (имеется ввиду распад СССР, перевод нашей страны на капиталистические рельсы), многое изменилось. А ведь жизнь, она не очень уважает перевертышей, которые вдруг начинают резко ломать старое и подстраиваться под новое. Если следовать Божьим законам, то жить надо природно – как вода, как трава. То есть, как тебе предпослано. А природа она многогранна и красива. И вот наш театр. как мне кажется, он живой, поскольку тянется к изначальным корням реалистического понимания драматического искусства. Еще же Пушкин выдал гениальную формулу: «истина страстей, правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах – вот закон драматического искусства». Я лично это проповедую. Юра тоже. Мы готовы принять модные, новаторские вроде бы поиски. Но наш театр он не может быть в состоянии поиска чего-то нового. Он должен идти, как громадный корабль, который шел веками, своим путем, прокладывая дорогу тому, что свойственно нашей душе, сердцу, разуму. Ведь человек – это прекрасное создание – разум, душа и живот. Именно человека и пропагандирует наш театр. Мы не отходим от социальных проблем. Возьмите того же «Ревизора». В этом спектакле мы явственно понимаем, что такое чиновничье начало. Среди них есть хамы, есть трусы, есть взяточники. Сегодня на всех уровнях говорят о коррупции, а на все растет и растет. И гоголевский текст актуален. Но кто в его основе? Человек. Также и в основе спектаклей Малого театра всегда человек. Поэтому мы и живы, и не очень походим на музейную экспозицию.
- Вы сравнили театр с большим кораблем, который идет вперед, несмотря ни на что. Но ведь при этом, как мне кажется, он все равно берет на борт что-то новое, в команду вливается молодая кровь.
- Без сомнения! Ведь публика меняется, приходят новые поколения. Мы же работаем для тех, кто сидит в зрительном зале. И театр это прекрасно понимает. Допустим, молодые артисты быстрее находят контакт с молодежной аудиторией. А мы, актеры старшего поколения, должно уловить и что такое молодое, и что такое среднее поколение, и что такое публика моего возраста. Ведь вот какое счастье я испытал, когда 4 ноября, после спектакля, ко мне в гримуборную пришел пожилой человек и сказал: «Эдуард Евгеньевич, я видел вас в Гамлете, когда вы были на гастролях в Ленинграде. Я был молодым, а сейчас и вы состарились, и я». Театр – это ведь не кино. Тут все сиюминутно. И если эти минуты запоминаются на столь долгий срок, это дорогого стоит. Эти слова – чудные мгновения, которые являются основой для того, ради чего ты помещен на эту Землю и живешь, посланный сюда зачем-то.
- Вы много гастролируете по стране, видите разных людей. Как, по-вашему, изменилось ли отношение публике к классике в различных ее проявлениях (будь то Гоголь, Островский, Толстой, Чехов)? Сегодняшней молодежи классика интересна?
- Да. Вы знаете, как смотрят и слушают у нас «Царя Федора Иоанновича» А.К. Толстого! Иногда мы этот спектакль утром играем. В это время страшно выходить на сцену: в зале все кричат, стоит жуткий гул. Ну дети же! Но как только начинается действо, затихают, слушают на протяжении трех часов, а потом устраивают такую овацию! Это дорогого стоит. Могу сказать, что наш театр очень часто наполняется молодежью. Если говорить в процентном соотношении, на каждом спектакле 25 % молодежи. А то бывает и по 50 %. Малый театр любят не только за то, что мы там играем, но и за это прекрасное здание, за его историю. Многим хочется ощутить его особую атмосферу. Подумайте, ведь в этом зале сидели и Пушкин, и Грибоедов, и Гоголь, и Белинский, и Достоевский – всех не перечислишь. Говорю о них, аж мурашки бегут! А кто здесь работал! Какие силы: Ермолова, Остужев, Пашенная, Царев, Гоголева, Турчанинова, Федотова, Садовские, Жаров, Ленский, Южин. Что ни имя, то история. И когда это ощущаешь… В первые годы я просто дрожал перед выходом на сцену. Все время себя успокаивал: «Возьми себя в руки, все в порядке». Неимоверной энергетикой наполнены наши сцена и зал. Это такой странный театр: он кого-то принимает, а кого-то отсеивает. Какая-то сила в нем заложена. Бывает, люди приходят, а потом вскоре уходят. И не потому, что в нашем коллективе много интриг.
- Эдуард Евгеньевич, разница восприятия ваших спектаклей в Москве, Санкт-Петербурге, и, скажем, таких городах, как Воронеж, Сочи, Самара ощущается?
- Особенно нет. Ведь, повторю, в основе наших спектаклей находится человек. Если сравнивать с живописью, то в Малом играют масляными красками, то есть сочно. Это было принято испокон веков. Серединочка, простота, которая хуже воровства, у нас это не проходит. Надо на сцене выкладываться. Энергетика должна уходить в зал, и возвращаться оттуда к нам. Тогда происходит соединение сердец. Сегодня многие актеры умеют пристроиться и к кино, и к театру. Но ведь в кино можно быть более сдержанным. Это два разных вида искусства. В кино можно сделать сколько угодно дублей. Помню, в одном фильме делали 27 дублей, в другом – 44. Но не мне, а моей партнерше. А тут один дубль, сразу начисто. Черновики в театре не предусмотрены. Спектакль – это мгновение. Зритель приходит один раз посмотреть. И если ты произвел на него впечатление, это запоминается, и он хочет прийти в театр еще. Любой человек может быть со своими слабостями, со своими тараканами в голове, но у него всегда должно быть чистое сердце и здравая голова. Как прекрасно говорил мой учитель Мильтинис: «Человек – это как капля океана во Вселенной. В одной капле океана можно увидеть весь океан. Так и в человеке можно увидеть Вселенную».
- Именно поэтому вы стараетесь играть разноплановые роли, охватить максимально все: комедию, трагедию, драму, водевиль?
- Да. Я не из тех актеров, которые выходят на сцену и будто говорят: «Вот он я. Смотрите на меня». Артисту важно войти в шкуру любого человека, ощутить на себе эпоху, в которой жил твой персонаж, взаимоотношения между людьми в предлагаемых обстоятельствах, почувствовать костюм того времени, мысли. И, конечно, Космос, который соединяет все века. Именно от него зависит чистота души, сердца, мыслей, твое поведение. Нам, русским актерам, надо думать сердцем. Они на Западе мыслят прагматично при своей великолепной технике. А мы должны обязательно вкладывать душу в своего персонажа. Только тогда мы достучимся до нашего зрителя. Потому что он сердечный, эмоциональный и… со своими тараканами в голове.
- В свое время вас зрители и критики считали артистом-романтиком. Признайтесь, наверное, от поклонниц не было отбоя?
- Было такое в молодости. Особенно, когда я играл Гамлета, роли молодых героев в спектаклях «Иркутская история», «Проводы белых ночей», «Как поживаешь, парень?» и других. Да, я был любимцем молодежи в Москве, где был бум «на Гамлета». Но сейчас уже появились другие герои: Безруков, Миронов, Меньшиков… Всему свое время.
- Эдуард Евгеньевич, зная всю сложность и неоднозначность актерской профессии, почему не «уберегли» своих сыновей от театра?
- Они сами сделали такой выбор. В моем доме был свой театрик. Сначала кукольный, потом – драматический. Мы ставили там спектакли, в том числе ибсеновскую «Нору». Показывали их в нашей квартире, где помещалось 11 человек. Порой, делали это по ночам, все спектакли играли бесплатно. К нам приходили обычные люди. Это было три чудесных года. Просто когда я окончил режиссерские курсы, мне не давали осуществлять постановки театры. Тогда и образовался домашний театр. А ребята были свидетелями всего этого. Да я и не препятствовал их желанию. Они у меня упрямые. Знал, что препятствуй, не препятствуй, они все равно поступят по-своему. Сейчас старший сын ушел из актерской профессии, но остался при театре. Он заместитель директора московского Театра на Покровке. А младший, Филипп (участвовал в этих гастролях – П.Л.) работает в Малом театре.
- Тяжело работать с сыном на одной сцене, или семейственность в данном случае нивелируется?
- В этом смысле все в порядке. Я даже душу героя Филиппа в спектакле «не было ни гроша да вдруг алтын», где он играет Елеся. Играем все так, как ни в чем ни бывало. Когда я являюсь режиссером спектакля и одновременно актером в нем, у меня нет такого, что я слежу за другими исполнителями: как сказал, куда пошел, как посмотрел. Я отключаюсь и органично существую в обстоятельствах пьесы. Делаюсь актером – и всё. И им становится легче работать. Неприятно, когда партнер все время наблюдает за тобой.
- Актеру надо как-то отдыхать от театра, находить себе иные интересы в жизни?
- Обязательно! Театр – это большое напряжение. Ведь там столько самолюбий, столько зависти, несостоявшихся судеб. Сколько главных ролей в пьесах? Ну две, ну три. Пусть даже пять. А остальным надо подыгрывать им. А если коллектив 130 человек? Значит, кто-то играет, кто-то нет. Поэтому в театр лучше прийти, отыграть спектакль, отрепетировать и уходить. Идти домой, где можно спокойно почитать книгу, да и просто отдохнуть. Лишнее время не надо находиться в театре. У каждого человека есть биотоки. И не всегда они на других действуют позитивно. Вот к таким мыслям я пришел. У кого-то нет работы. Эти люди начинают искать, куда выплеснуть накопившуюся энергию. И ты запросто можешь стать объектом для их недовольства. Актеру надо беречь свой сосуд призвания и дарования, поскольку очень многие хотят его разбить, раздавить талант. И ты должен оберегать его, быть бойцом. Если что, обязательно в зубы дать. Иначе этот сосуд разобьют, или сломают тебе хребет. А без хребта ты уже не человек. И не актер. Вообще, наша профессия очень сложная. Но в тоже время – самая лучшая.
Беседовал Павел ЛЕПЕНДИН.
Евгения ЕМЕЛЬЯНОВА.
Сегодня у нас в гостях известный актер театра и кино, актер Малого театра, народный артист России, лауреат премии правительства России Эдуард МАРЦЕВИЧ.
- Эдуард Евгеньевич, 4 ноября вы дебютировали на воронежской земле спектаклем «Ревизор». Какие ощущения от нашей публики, от приема?
- Должен сказать, что я впервые в Воронеже. Для меня встреча с этим городом, со зрителем значительна. Я влюблен в актеров Малого театра, таких как Мочалов, Остужев, которые были тесно связаны с вашим театральным городом. Поэтому, побывать здесь, сыграть спектакль – это дорогого стоит. К сожалению, в «Ревизоре» я играю не очень значительную роль. Мне было бы интересней привезти сюда свои более серьезные работы, которые до сих пор идут на сцене Малого театра. Но, тем не менее, «Ревизор» является одним из ведущих спектаклей нашего театра. Постановка Юрия Соломина, на мой взгляд, значительна, программна и современна с точки зрения мысли, подтекста. За этот спектакль мы даже получили премии правительства России. Что касается воронежской публики, то она мне показалась очень интересной. Сначала зрители приглядывались к нам, но потом постепенно начинали раскрываться, реагировать на происходящее на сцене. А уж что творилось в финале спектакля и на поклонах, так это вообще был настоящий праздник и для театра и для тех людей, кто сидел в зрительном зале. Конечно, мы рады такому теплому приему. У меня очень хорошие впечатления. Да и сам город понравился. Мы с женой прогуливались по Большой Дворянской, с удовольствием смотрели на старинные здания.
- Признайтесь, как мальчик, родившийся далеко от столицы, смог покорить один из ведущих театральных вузов страны – Щепкинское училище? Вы стремились оказаться в школе Малого театра, или же это просто случайность?
- Я родился в театральной семье. Когда мы переехали в Вильнюс, то там я активно участвовал в художественной самодеятельности у своего отца, который преподавал драматическое искусство в Доме связи, в клубе КГБ. Я играл в его спектаклях и много занимался художественным чтением. Помимо всего прочего посещал и танцевальный кружок. Мне даже не хватало времени на учебу в обычной школе. А учился я, надо сказать, плохо до определенного времени. Но когда принял решение ехать поступать в Москву, то пришло понимание: надо же нормально закончить школу. И в двух последних классах я собрался, и в результате получил очень неплохой аттестат. Ехал поступать именно в Щепкинское училище, либо в Школу-студию МХАТ. Меня волновали эти два театра. Я изучал систему Станиславского, будучи еще 15-летним мальчишкой. Проштудировал все 8 томов Константина Сергеевича. Это позже я увлекся Михаилом Чеховым. В Союзе его тогда не печатали. Просто тайно давали самиздатовские страницы, которые я внимательно изучал. Но это уже были годы, когда я работал в театре имени Маяковского. Так вот, приехал в Москву и решил испытать себя, узнать, что же такое театральный вуз, на примере ГИТИСа. А надо сказать, что в Вильнюсе я был на хорошем счету – завоевывал премии Литвы, города Вильнюса по художественному чтению. У меня были именные карманные часы с соответствующей надписью. Как вдруг в ГИТИСе один педагог мне сказал, что к театру я не имею никакого отношения. «У вас умные глаза, не более того, - говорил он. – Вам лучше поступать на математический факультет». А я вообще математику ненавидел, поскольку не понимал ее. Она для меня была пустым местом. Эти слова педагога меня очень насторожили. Я отправился в Щепкинское и во МХАТ с опаской. Но прошел и туда, и туда. Во МХАТ меня на курс брала Гошева, однако я выбрал Щепкинское училище и курс Константина Александровича Зубова. Я уже знал, что такое Малый театр, что это за школа, поскольку был подготовлен статьями Белинского, много читал о Мочалове. Поэтому радости моей после зачисления в училище не было предела. Ведь я настолько растерялся после удара, нанесенного мне в ГИТИСе, что стал уже думать: уеду опять в Вильнюс, и как мне отец говорил, буду работать в театре сначала рабочим сцены, потом потихоньку перейду в массовку, затем пойдут эпизоды, а только потом пойдут главные роли. Но так вышло, что первой моей ролью после окончания училища стал Гамлет.
- И это в 22 года! У самого Николая Охлопкова, да после того, как вся Москва восхищалась Евгением Самойловым в этой роли! Страха-то не испытывали?
- Нет, страха к тому времени уже не было. Потому что Гамлета я начал готовить с первого курса. Я видел Пола Скофилда в этой роли, был потрясен Самойловым. Но при всем при этом я был очень смел. Я хорошо шел в училище, неплохая дипломная работа была – играл Алексея в «Оптимистической трагедии» в постановке Виктора Коршунова. Гамлета я играл девять лет. Вся Москва тогда стремилась попасть на этот спектакль. Это было еще до того, как Смоктуновский сыграл эту роль в кино. А после смерти Николая Павловича ушел в Малый театр.
- Кстати, как в Малом восприняли ваше своеобразное предательство родных пенат: ведь после училища вас в театр звал всемогущий Михаил Царев?
- Это было не то что предательство… Понятно, сам Царев зовет в национальный, единственный и неповторимы театра страны, второй университет, а я вдруг ухожу в «Маяковку» к Охлопкову. Я был свидетелем телефонной беседы Охлопкова и Царева. Николай Павлович спрашивает: «Миша, ты играл Гамлета?» Тот отвечает: «Нет, я Гамлета не играл, я играл Чацкого». Охлопков опять: «Ты играл Гамлета?» «Нет». «А ему судьба дает сыграть Гамлета. Отпусти его, отпусти!» И Царев пошел на это. Потом он меня снова звал, но я уже не мог предать Охлопкова, поскольку вел большой репертуар в театре. А после его смерти я успел сыграть только царя Эдипа. Потом в театр пришел новый руководитель – Гончаров – и я из театра ушел, поскольку мы не сработались. Я настолько был в Гамлете, что мне казалось: ушел «отец», пришел какой-то «дядя». Я пребывал еще в шекспировских снах. Вот и не нашел контакта с Гончаровым.
- С ним многие не могли найти контакта.
- Да, увы. Поэтому я таким образом оказался в Малом театре. Хотя когда меня увидел Царев, он спросил: «А ты что здесь делаешь?» На что я ответил: «Я работаю уже месяц». «Месяц работаешь? А я об этом не знал». Ну конечно, знал, он вроде как шутя это все говорил. Хотя… Около 14 лет работы в Малом у меня не было ничего особенного. Карьера в Малом по большому счету началась у меня с 1983 года. Хотя пришел я сюда в 1969-м. Да, сыграл в «Пучине», в «Стакане воды», Дон Жуана с Быстрицкой. Но такая активная работа, когда я вошел в Малый как актер, на которого надеются, он делается своим, это уже 80-е годы. Когда появились «Царь Федор Иоаннович», «Агония», «Рядовые», «Холопы». С этого началась моя большая жизнь в Малом. И я очень доволен, что она до сих пор продолжается. Но годы уходят… И, конечно, такие роли, как царь Федор, Войницкий в «Дяде Ване» - с ними приходится расставаться и переходить на другие. Хотя я до сих пор с удовольствием играю и имею успех в роли Лыняева в «Волках и овцах». У меня было несколько постановок в нашем театре (в свое время я заканчивал Высшие режиссерские курсы у Мильтиниса в Литве). Среди них: «Отец» Стриндберга, «Не было ни гроша да вдруг алтын» Островского, который идет у нас до сих пор вот уже 16-й год. Сейчас я играю Крутицкого, после того, как ушли из жизни первый исполнитель этой роли Евгений Самойлов и введенный позже на роль Афанасий Кочетков. Есть у меня прекрасная роль Чебутыкина в «Трех сестрах», бедный актер Феликс в водевиле «Таинственный ящик» по Каратыгину, Шуйский в «Борисе Годунове». Вот так и живем.
- Эдуард Евгеньевич, ваш дебют в кино состоялся в 1958 году, в то время, когда вы были еще студентом. Насколько мне известно, педагоги Щепкинского училища не очень-то поощряли киноопыты своих воспитанников. Как вам удалось сломить сопротивление?
- Вы знаете, да, мне почему-то разрешили сниматься. И даже хотели зачесть эту работу в качестве диплома. Мне надо было уехать на шесть месяцев в Ленинград в киноэкспедицию. Снимали мы в самом Ленинграде, в Павловске, в Пушкине. Мне пошли навстречу. Я успешно снялся, приехал в училище и узнал, что серьезно заболел исполнитель роли Алексея в «Оптимистической трагедии». И мне пришлось чуть ли не за четыре дня вводиться на эту роль и играть диплом. Вторым моим опытом в кино была роль в фильме Бориса Барнета «Аннушка». Режиссер, помню, спросил меня: «В какой театр тебя берут?» «В Малый», - отвечаю. «Надо вообще не с Малого начинать, - говорит Барнет. – Ты там засохнешь, пропадешь. Надо начинать с другого театра». Тогда я сказал, что еще меня зовет Охлопков на Гамлета. «Вот это другое дело», - заключил он. С Барнетом интересно было работать. Жаль, что его судьба сложилась трагически и нам больше не удалось встретиться на съемочной площадке. Ну а потом была встреча с Сергеем Бондарчуком, роль в «Войне и мире», «Красная палатка» и встреча с Михаилом Калатозовым. Дальше фильмы шли один за другим. Так, в 1980 году я снялся сразу в четырех картинах. Потом я какое-то время не снимался, это было в годы перестройки. А в 1991 году вновь вернулся в кино. Снялся у Самсона Самсонова в фильме «Казино» по Чейзу. Получилась неплохая лента, правда, немного затянутая. А потом даже участвовал в ряде сериалов. Играл, преимущественно, небольшие роли. Я всегда выбираю такие роли, чтобы в них обязательно было зернышко, характер. Мне не интересно просто отбыть номер, взять деньги и уйти. К этому вопросу я до сих пор подхожу очень внимательно. Последняя по времени моя работа в кино – «Иванов» по Чехову, где я играю графа Шабельского. Там подобралась хорошая компания актеров: Ильин, Добровольская, Дубровская, Богдан Ступка и его сын Остап. Как видите, живу насыщенной творческой жизнью.
- Интересно услышать ваши суждения вот на какой счет: Малый театр по своей внутренней жизни, внешних привходящих – это живой организм, или, как считают некоторые столичные критики, застывшая музейная экспозиция?
- У меня есть единомыслие, в хорошем смысле (хотя считаю, что едино мыслить нельзя, каждый человек мыслит индивидуально), с Юрием Мефодиевичем Соломиным. Конкретнее – понимание того, что такое Малый театр, если брать его корни, систему Щепкина, мочаловскую романтическую структуру взрывной волны характеров, которую мы позже увидели у Остужева. С этими реформами, которые нас заполонили и изменением политической структуры в нашей стране (имеется ввиду распад СССР, перевод нашей страны на капиталистические рельсы), многое изменилось. А ведь жизнь, она не очень уважает перевертышей, которые вдруг начинают резко ломать старое и подстраиваться под новое. Если следовать Божьим законам, то жить надо природно – как вода, как трава. То есть, как тебе предпослано. А природа она многогранна и красива. И вот наш театр. как мне кажется, он живой, поскольку тянется к изначальным корням реалистического понимания драматического искусства. Еще же Пушкин выдал гениальную формулу: «истина страстей, правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах – вот закон драматического искусства». Я лично это проповедую. Юра тоже. Мы готовы принять модные, новаторские вроде бы поиски. Но наш театр он не может быть в состоянии поиска чего-то нового. Он должен идти, как громадный корабль, который шел веками, своим путем, прокладывая дорогу тому, что свойственно нашей душе, сердцу, разуму. Ведь человек – это прекрасное создание – разум, душа и живот. Именно человека и пропагандирует наш театр. Мы не отходим от социальных проблем. Возьмите того же «Ревизора». В этом спектакле мы явственно понимаем, что такое чиновничье начало. Среди них есть хамы, есть трусы, есть взяточники. Сегодня на всех уровнях говорят о коррупции, а на все растет и растет. И гоголевский текст актуален. Но кто в его основе? Человек. Также и в основе спектаклей Малого театра всегда человек. Поэтому мы и живы, и не очень походим на музейную экспозицию.
- Вы сравнили театр с большим кораблем, который идет вперед, несмотря ни на что. Но ведь при этом, как мне кажется, он все равно берет на борт что-то новое, в команду вливается молодая кровь.
- Без сомнения! Ведь публика меняется, приходят новые поколения. Мы же работаем для тех, кто сидит в зрительном зале. И театр это прекрасно понимает. Допустим, молодые артисты быстрее находят контакт с молодежной аудиторией. А мы, актеры старшего поколения, должно уловить и что такое молодое, и что такое среднее поколение, и что такое публика моего возраста. Ведь вот какое счастье я испытал, когда 4 ноября, после спектакля, ко мне в гримуборную пришел пожилой человек и сказал: «Эдуард Евгеньевич, я видел вас в Гамлете, когда вы были на гастролях в Ленинграде. Я был молодым, а сейчас и вы состарились, и я». Театр – это ведь не кино. Тут все сиюминутно. И если эти минуты запоминаются на столь долгий срок, это дорогого стоит. Эти слова – чудные мгновения, которые являются основой для того, ради чего ты помещен на эту Землю и живешь, посланный сюда зачем-то.
- Вы много гастролируете по стране, видите разных людей. Как, по-вашему, изменилось ли отношение публике к классике в различных ее проявлениях (будь то Гоголь, Островский, Толстой, Чехов)? Сегодняшней молодежи классика интересна?
- Да. Вы знаете, как смотрят и слушают у нас «Царя Федора Иоанновича» А.К. Толстого! Иногда мы этот спектакль утром играем. В это время страшно выходить на сцену: в зале все кричат, стоит жуткий гул. Ну дети же! Но как только начинается действо, затихают, слушают на протяжении трех часов, а потом устраивают такую овацию! Это дорогого стоит. Могу сказать, что наш театр очень часто наполняется молодежью. Если говорить в процентном соотношении, на каждом спектакле 25 % молодежи. А то бывает и по 50 %. Малый театр любят не только за то, что мы там играем, но и за это прекрасное здание, за его историю. Многим хочется ощутить его особую атмосферу. Подумайте, ведь в этом зале сидели и Пушкин, и Грибоедов, и Гоголь, и Белинский, и Достоевский – всех не перечислишь. Говорю о них, аж мурашки бегут! А кто здесь работал! Какие силы: Ермолова, Остужев, Пашенная, Царев, Гоголева, Турчанинова, Федотова, Садовские, Жаров, Ленский, Южин. Что ни имя, то история. И когда это ощущаешь… В первые годы я просто дрожал перед выходом на сцену. Все время себя успокаивал: «Возьми себя в руки, все в порядке». Неимоверной энергетикой наполнены наши сцена и зал. Это такой странный театр: он кого-то принимает, а кого-то отсеивает. Какая-то сила в нем заложена. Бывает, люди приходят, а потом вскоре уходят. И не потому, что в нашем коллективе много интриг.
- Эдуард Евгеньевич, разница восприятия ваших спектаклей в Москве, Санкт-Петербурге, и, скажем, таких городах, как Воронеж, Сочи, Самара ощущается?
- Особенно нет. Ведь, повторю, в основе наших спектаклей находится человек. Если сравнивать с живописью, то в Малом играют масляными красками, то есть сочно. Это было принято испокон веков. Серединочка, простота, которая хуже воровства, у нас это не проходит. Надо на сцене выкладываться. Энергетика должна уходить в зал, и возвращаться оттуда к нам. Тогда происходит соединение сердец. Сегодня многие актеры умеют пристроиться и к кино, и к театру. Но ведь в кино можно быть более сдержанным. Это два разных вида искусства. В кино можно сделать сколько угодно дублей. Помню, в одном фильме делали 27 дублей, в другом – 44. Но не мне, а моей партнерше. А тут один дубль, сразу начисто. Черновики в театре не предусмотрены. Спектакль – это мгновение. Зритель приходит один раз посмотреть. И если ты произвел на него впечатление, это запоминается, и он хочет прийти в театр еще. Любой человек может быть со своими слабостями, со своими тараканами в голове, но у него всегда должно быть чистое сердце и здравая голова. Как прекрасно говорил мой учитель Мильтинис: «Человек – это как капля океана во Вселенной. В одной капле океана можно увидеть весь океан. Так и в человеке можно увидеть Вселенную».
- Именно поэтому вы стараетесь играть разноплановые роли, охватить максимально все: комедию, трагедию, драму, водевиль?
- Да. Я не из тех актеров, которые выходят на сцену и будто говорят: «Вот он я. Смотрите на меня». Артисту важно войти в шкуру любого человека, ощутить на себе эпоху, в которой жил твой персонаж, взаимоотношения между людьми в предлагаемых обстоятельствах, почувствовать костюм того времени, мысли. И, конечно, Космос, который соединяет все века. Именно от него зависит чистота души, сердца, мыслей, твое поведение. Нам, русским актерам, надо думать сердцем. Они на Западе мыслят прагматично при своей великолепной технике. А мы должны обязательно вкладывать душу в своего персонажа. Только тогда мы достучимся до нашего зрителя. Потому что он сердечный, эмоциональный и… со своими тараканами в голове.
- В свое время вас зрители и критики считали артистом-романтиком. Признайтесь, наверное, от поклонниц не было отбоя?
- Было такое в молодости. Особенно, когда я играл Гамлета, роли молодых героев в спектаклях «Иркутская история», «Проводы белых ночей», «Как поживаешь, парень?» и других. Да, я был любимцем молодежи в Москве, где был бум «на Гамлета». Но сейчас уже появились другие герои: Безруков, Миронов, Меньшиков… Всему свое время.
- Эдуард Евгеньевич, зная всю сложность и неоднозначность актерской профессии, почему не «уберегли» своих сыновей от театра?
- Они сами сделали такой выбор. В моем доме был свой театрик. Сначала кукольный, потом – драматический. Мы ставили там спектакли, в том числе ибсеновскую «Нору». Показывали их в нашей квартире, где помещалось 11 человек. Порой, делали это по ночам, все спектакли играли бесплатно. К нам приходили обычные люди. Это было три чудесных года. Просто когда я окончил режиссерские курсы, мне не давали осуществлять постановки театры. Тогда и образовался домашний театр. А ребята были свидетелями всего этого. Да я и не препятствовал их желанию. Они у меня упрямые. Знал, что препятствуй, не препятствуй, они все равно поступят по-своему. Сейчас старший сын ушел из актерской профессии, но остался при театре. Он заместитель директора московского Театра на Покровке. А младший, Филипп (участвовал в этих гастролях – П.Л.) работает в Малом театре.
- Тяжело работать с сыном на одной сцене, или семейственность в данном случае нивелируется?
- В этом смысле все в порядке. Я даже душу героя Филиппа в спектакле «не было ни гроша да вдруг алтын», где он играет Елеся. Играем все так, как ни в чем ни бывало. Когда я являюсь режиссером спектакля и одновременно актером в нем, у меня нет такого, что я слежу за другими исполнителями: как сказал, куда пошел, как посмотрел. Я отключаюсь и органично существую в обстоятельствах пьесы. Делаюсь актером – и всё. И им становится легче работать. Неприятно, когда партнер все время наблюдает за тобой.
- Актеру надо как-то отдыхать от театра, находить себе иные интересы в жизни?
- Обязательно! Театр – это большое напряжение. Ведь там столько самолюбий, столько зависти, несостоявшихся судеб. Сколько главных ролей в пьесах? Ну две, ну три. Пусть даже пять. А остальным надо подыгрывать им. А если коллектив 130 человек? Значит, кто-то играет, кто-то нет. Поэтому в театр лучше прийти, отыграть спектакль, отрепетировать и уходить. Идти домой, где можно спокойно почитать книгу, да и просто отдохнуть. Лишнее время не надо находиться в театре. У каждого человека есть биотоки. И не всегда они на других действуют позитивно. Вот к таким мыслям я пришел. У кого-то нет работы. Эти люди начинают искать, куда выплеснуть накопившуюся энергию. И ты запросто можешь стать объектом для их недовольства. Актеру надо беречь свой сосуд призвания и дарования, поскольку очень многие хотят его разбить, раздавить талант. И ты должен оберегать его, быть бойцом. Если что, обязательно в зубы дать. Иначе этот сосуд разобьют, или сломают тебе хребет. А без хребта ты уже не человек. И не актер. Вообще, наша профессия очень сложная. Но в тоже время – самая лучшая.
Беседовал Павел ЛЕПЕНДИН.
Евгения ЕМЕЛЬЯНОВА.
15.04.2008
Подробнее
ГРАНИ ОДНОЙ РОЛИ
Эдуард Марцевич – Крутицкий в комедии А.Н.Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын»
ФОТО Дмитрия Бочарова
ФОТО Дмитрия Бочарова
07.04.2008
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра» «ХОЛОПЫ» П.П.ГНЕДИЧА
«Звуковой архив Малого театра»
«ХОЛОПЫ» П.П.ГНЕДИЧА
7 апреля – день рождения народной артистки СССР, легендарной Елены Николаевны Гоголевой. Предлагаем послушать запись спектакля в постановке [link Lvov-AnohinB">Б.Львова-Анохина, в котором она сыграла одну из своих самых значительных ролей…
«ХОЛОПЫ» П.П.ГНЕДИЧА
7 апреля – день рождения народной артистки СССР, легендарной Елены Николаевны Гоголевой. Предлагаем послушать запись спектакля в постановке [link Lvov-AnohinB">Б.Львова-Анохина, в котором она сыграла одну из своих самых значительных ролей…
«Звуковой архив Малого театра»
П.П.Гнедич
«ХОЛОПЫ»
Пять картин из семейной хроники Плавутиных-Плавунцовых
Часть 1 (41 Мб)
Часть 2 (41 Мб)
Часть 3 (59 Мб)
Часть 4 (35 Мб)
ФОТОГАЛЕРЕЯ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:
Княжна Плавутина-Плавунцова – Елена Гоголева
Князь Александр Павлович – Сергей Маркушев
Лиз, его жена – Евгения Глушенко
Князь Платон – Василий Бочкарев
Веденей – Николай Анненков
Глафира – Руфина Нифонтова
Мина – Юлия Бурыгина
Агничка – Людмила Щербинина
Ельников – Олег Мартьянов
Веточкин – Эдуард Марцевич
Василиса, его жена – Галина Буканова
Мирошка, его сын – Александр Коршунов
Дуня, его дочь – Валентина Светлова
Евсеевна – Татьяна Панкова
Лисаневич – Геннадий Карнович-Валуа
Перейденов – Афанасий Кочетков
Крючков – Анатолий Торопов
Режиссер-постановщик — [link Lvov-AnohinB">Б.А. Львов-Анохин
Режиссер — В.Е. Федоров
Художник — А.В. Сергеев
В спектакле звучат фрагменты из сюиты С.С. Прокофьева «Поручик Киже».
Из книги Ю.А.Дмитриева
«Академический Малый театр. 1941-95»
Спектакль «Холопы» (пьеса П.П.Гнедича, постановка Б.Львова-Анохина, оформление А.Сергеева) пошел на основной сцене Малого театра в 1987 году и стал подлинным триумфом одной из старейших актрис Е.Н.Гоголевой. Она сыграла роль княжны Плавутиной-Плавунцовой. Раньше в этой роли с огромным успехом выступала М.Н.Ермолова.
Готовясь к началу репетиций, режиссер говорил, что главное, чего он будет добиваться, это показ борьбы за утверждение человеческого достоинства против холопства во всех его проявлениях, на всех социальных уровнях. «Эта тема, этот протест актуальны всегда» (Цит. по ст.: Волчанский А. «Холопы». — «Театр. Москва», 1987, № 38, с. 6).
По жанровому направлению пьесу можно отнести к мелодраме. Написана она в 1907 году с несомненно либеральных позиций, ее острие направлено против деспотизма.
Царствование Павла I. Княжна Плавутина-Плавунцова не истает с кресла отказали ноги. Но здесь есть и хитрость: император приказал, чтобы при встрече с ним на улице все выходили из своих экипажей, часто в грязь, в снег, чтобы ему поклониться, и ждали, пока он проедет. Княжна не стала этого делать, заявила, что у нее болят ноги, и теперь она сидит. Но вот пришла весть о смерти Павла. С какой радостью она поднималась со своего опостылевшего кресла!
Но была в пьесе и еще одна тема: в грязной, постоянно пьяной судомойке гордая княжна узнавала свою незаконорожденную дочь.
Нельзя сказать, чтобы пьеса отличалась слишком большими драматургическими достоинствами, она предлагала актерам эффектные реплики и положения, но характеры, особенно второстепенных действующих лиц, были весьма ограниченны. Так, мажордом Венедикт, его играл Н.Анненков, выявлял только одно свойство своей натуры — хамство, и этим дело ограничивалось. Князь Платон — это фат. Когда департаментский чиновник Веточкин произносил монолог о вероломстве, в его устах он звучал как собрание цитат из современной драматургу газетной статьи либерального толка. Режиссеру и актерам пришлось приложить немало усилий, чтобы действующие лица стали подлинно живыми людьми.
Пьеса написана в годы расцвета в живописи художественного направления, определяемого как «мир искусства». Это нашло отражение и в оформлении спектакля. Художник выстроил декорации, будь то хоромы княжны или скромная комната Веточкина, так, что они соединяли бытовую правду и одновременно театральность. Это были, так сказать, фантазии на темы истории, но с известным, иногда значительным, сохранением исторической правды. Критик так оценивал работу художника: «Целое зрелищное торжество, подлинными героями спектакля стали эти декорации» ) Вишневская И. Эксперимент — возвращение к традиции. — «Театр», 1987, №19, с. 22). Нельзя не отметить, что в декорациях присутствовала и мирискуническая ирония.
Режиссер решительно отходил при постановке от нарочитой стилизации и тем более экстравагантности. Вчитываясь в пьесу, он стремился раскрыть ее суть. Холопство, утверждал спектакль, — качество не только социальное, но и нравственное. Прежде всего эту мысль прекрасно передавала Гоголева.
Начинался спектакль. На сцене находилась воспитанница Анечка (Л.Щербинина) и камеристка Мина (Ю.Бурыгина). Нз глубины анфилады комнат в кресле везли княжну. Она в пудреном парике, через плечо у нее бледно-голубая лента, украшенная бриллиантовым вензелем. А вокруг княжны горничные и приживалки. В ее душе живет жестокая обида на императора, пытавшегося ее унизить, а теперь вынудившего не подниматься с кресел. Она напряжена: какие еще обиды могут выпасть на ее долю? В таком состоянии княжна с повышенной чуткостью воспринимала обиды других. Вот почему, узнав в судомойке свою незаконнорожденную дочь, она сначала ужаснулась — это нарушало ее представление о чести, о положении в обществе. А потом, при всей амбициозности, она пожалела ее, признала. Но это потребовало напряжения всех душевных сил. Гоголева передавала не столько чувства матери, едва ли она ее к себе приблизит, сколько чувства гордой женщины, смиряющей гордыню при встрече с той, кому судьба послала еще большие испытания. В героине Гоголевой присутствовала еще и порода — «то, отсутствие чего не возместишь ничем и что жизненно необходимо спектаклю о времени Павла и об аристократической ему, Павлу, оппозиции» (Рассадин С. Устойчивость. — «Театр, жизнь», 1987, № 19, с. 25).
В большой степени идея пьесы раскрывалась через образ Федора Перейдонова, которого играл А. Кочетков. Когда-то он уехал во Францию и вот снова в России, чтобы здесь умереть. Актер придавал этому образу нечто от мелодрамы, от романтической драмы, от мочаловской традиции. Он предъявлял княжне счет за испорченную жизнь, за смерть жены, он вспоминал, что случилось с княжной сорок лет назад, ее незаконнорожденного, брошенного ребенка. Была в этом персонаже и хитрость, и склонность к интриге, но прежде всего актер доносил, что этот человек не хотел нигде жить, даже если там не было рабства, если это не была Россия.
У Э.Марцевича сенаторский чиновник Веточкин — прежде всего угодник. Это — — не маленький, всеми оскорбляемый человек, умеющий сохранять достоинство. Он человек мелкий, готовый на низость, на подлость. И когда его дочь обольстил повеса князь Платон, когда он терял состояние, Веточкин не вызывал жалость; вспоминалось его прошлое, его приспособленчество, было очевидно, что во многом он сам виноват.
Роль Глафиры — незаконнорожденной дочери княжны -играла Р.Нифонтова. Грязная, нечесаная, она узнавала свою мать, и это производило в ее сердце бурю. Но главное заключалось в другом, в Глафире сказывалось меньше всего холопства, она опустилась, пьет, легко сходится с мужчинами, но никто не мог упрекнуть ее в том, что она пошла на унижение ради выгоды. Человеческая честь в ней сохранилась, и она ни разу ею не поступилась. Вот откуда возникала уверенность в ее возрождении.
У князя Платона, его играл В.Бочкарев, кажется, неиссякаема молодецкая удаль. Он игрок, кутила. Но, очевидно, денег все больше не хватало и все чаще приходилось обращаться к ростовщикам. Вот он — настоящий холоп, несмотря на сиятельное происхождение, потому что подчинен низким страстям и сознает себя властителем над рабами только в силу социального происхождения.
Спектаклю было свойственно еще одно достоинство, он отличался ансамблевостью, и в то же время казалось, что в нем участвовали только солисты. Здесь отсутствовали так называемые проходные роли, будь то впавший в немилость у императора князь Александр Павлович (С.Маркушев), его жена Лиза (Е.Глушенко), Евсеевна (Т.Панкова), Автоном (А.Топоров), Василиса (Г.Буканова), Мироша (А.Коршунов) и другие. Каждый участник спектакля утверждал если не характер, то ярко выраженную характерность, становился конкретным человеком, а все вместе они создавали атмосферу той далекой, но убедительно и ярко изображаемой жизни.
Это был спектакль Малого театра в его подлинных традициях. Что же касается Е.Н.Гоголевой, то, повторим еще раз, ее исполнение роли княжны Плавутиной-Плавунцовой стало одним из самых больших достижений актрисы на ее долгом сценическом пути.
ТАКОЙ УПРЯМЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК…
Когда мне показали эскизы дипломной работы Андрея Сергеева (он окончил постановочный факультет Школы-студии МХАТа у В. Левенталя), я был несколько поражен. Декорации и костюмы к «Преступлению и наказанию» Достоевского были интересны своей «традиционностью», убедительным ощущением стиля, колоритом эпохи, «цветом времени». В эскизах костюмов не было даже той импрессионистической неопределенности, вольной игры расплывчатыми пятнами и бликами, которая ставит в недоумение театральных портных, но зато свидетельствует о свободе мышления художника. Вот именно эта «отсталость» по сравнению с дерзаниями новейшей сценографической мысли и привлекла мое внимание. Я предложил Андрею попробовать сделать эскизы декораций и костюмов к пьесе П.П. Гнедича «Холопы», которую собирался ставить в Малом театре. Он показал свою работу мне, потом постановочным цехам, актерам, которые встретили ее восторженно.
Эскизы и в самом деле были замечательны. Настоящее пиршество русского барокко — пышные дворцовые анфилады, затейливый, изящный загородный павильон, аллея старого парка и белеющие в ней статуи, своеобразного уюта низенького петровского домика с расписной изразцовой лежанкой и покрытым морозным узором окошком с мутными, старинными стеклами.
Каждую картину предваряли живописные за навесы, на которых были изображены то дворец княжны Плавутиной-Плавунцовой с огнями свечей и ламп в окнах, то мачты кораблей и низенькие домики петербургской окраины, то кокетливый Эрмит, отразившийся в незамерзшем пруду зимнего парка, то сам этот, уже весенний, парк с хороводом красивых деревьев и статуй.
Сергеев говорит, что многое в его работе было продиктовано образом исполнительницы главной роли Елены Николаевны Гоголевой.
Диву даешься, откуда у столь молодого человека такие глубина и тонкость культуры, очень редкие в наши дни. У него был прекрасный учитель, но этого мало, тут несомненны усилия изучения, штудировки, выработки и воспитания вкуса и какой-то особый дар, чутье, интуиция, помогающие постигать тончайшие пласты живописной и театральной культуры. А подлинная культура, в свою очередь, рождает чувство ответственности перед искусством, инстинкт взыскательности, почти брезгливое отношение к приблизительности, небрежности, стилистическому неряшеству, то есть к художественному бескультурью.
В «Холопах» для художника оказался огромный объем работы — Сергеев рисовал эскизы табакерок, подсвечников, лорнетов, вееров, каминных экранов, набалдашников у старинной трости, даже рогожного кулька, в который в ту пору укладывали купленную снедь. Он чертил рамы зеркал и окон, выписывал узоры роскошной позолоченной лепнины, изогнутые каблучки женских туфелек и пряжки на туфлях у мажордома Веденея, конструировал дамские шляпки, сочинял прически.
Художник ни разу не повысил голоса, но и ни разу не уступил. В конце концов, убежденность и терпение победили — на сдаче спектакля все отмечали высокий уровень работы постановочной части. И, пройдя этот суровый искус, Сергеев постепенно стал любимцем почти всех работников театра. С актерами разногласий не было — они с удовольствием мерили костюмы. Е. Глушенко просто упивалась элегантной эксцентричностью своего наряда и требовала, чтобы художник определял каждую его линию, складку. Е. Гоголева была в восторге от своих платьев и прелестной треуголки, которая, после многих вариантов и проб, увенчала ее пудреную голову в последнем акте.
Наконец состоялась премьера. Я не помню такого блестящего, шумного дебюта художника, каким оказался дебют Сергеева. Публика встречала его живописные занавесы и декорации восторженным и аплодисментами, в каждой рецензии (а их было множество) о художнике писали в превосходных степенях. Его отроческий вид приводил многих в смущение, и когда он выходил на поклон, в публике с недоумением спрашивали, кто это юное создание...
Б. ЛЬВОВ -АНОХИН, народный артист РСФСР
«Советская Культура»
18 августа 1990 года
П.П.Гнедич
«ХОЛОПЫ»
Пять картин из семейной хроники Плавутиных-Плавунцовых
Часть 1 (41 Мб)
Часть 2 (41 Мб)
Часть 3 (59 Мб)
Часть 4 (35 Мб)
ФОТОГАЛЕРЕЯ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:
Княжна Плавутина-Плавунцова – Елена Гоголева
Князь Александр Павлович – Сергей Маркушев
Лиз, его жена – Евгения Глушенко
Князь Платон – Василий Бочкарев
Веденей – Николай Анненков
Глафира – Руфина Нифонтова
Мина – Юлия Бурыгина
Агничка – Людмила Щербинина
Ельников – Олег Мартьянов
Веточкин – Эдуард Марцевич
Василиса, его жена – Галина Буканова
Мирошка, его сын – Александр Коршунов
Дуня, его дочь – Валентина Светлова
Евсеевна – Татьяна Панкова
Лисаневич – Геннадий Карнович-Валуа
Перейденов – Афанасий Кочетков
Крючков – Анатолий Торопов
Режиссер-постановщик — [link Lvov-AnohinB">Б.А. Львов-Анохин
Режиссер — В.Е. Федоров
Художник — А.В. Сергеев
В спектакле звучат фрагменты из сюиты С.С. Прокофьева «Поручик Киже».
Из книги Ю.А.Дмитриева
«Академический Малый театр. 1941-95»
Спектакль «Холопы» (пьеса П.П.Гнедича, постановка Б.Львова-Анохина, оформление А.Сергеева) пошел на основной сцене Малого театра в 1987 году и стал подлинным триумфом одной из старейших актрис Е.Н.Гоголевой. Она сыграла роль княжны Плавутиной-Плавунцовой. Раньше в этой роли с огромным успехом выступала М.Н.Ермолова.
Готовясь к началу репетиций, режиссер говорил, что главное, чего он будет добиваться, это показ борьбы за утверждение человеческого достоинства против холопства во всех его проявлениях, на всех социальных уровнях. «Эта тема, этот протест актуальны всегда» (Цит. по ст.: Волчанский А. «Холопы». — «Театр. Москва», 1987, № 38, с. 6).
По жанровому направлению пьесу можно отнести к мелодраме. Написана она в 1907 году с несомненно либеральных позиций, ее острие направлено против деспотизма.
Царствование Павла I. Княжна Плавутина-Плавунцова не истает с кресла отказали ноги. Но здесь есть и хитрость: император приказал, чтобы при встрече с ним на улице все выходили из своих экипажей, часто в грязь, в снег, чтобы ему поклониться, и ждали, пока он проедет. Княжна не стала этого делать, заявила, что у нее болят ноги, и теперь она сидит. Но вот пришла весть о смерти Павла. С какой радостью она поднималась со своего опостылевшего кресла!
Но была в пьесе и еще одна тема: в грязной, постоянно пьяной судомойке гордая княжна узнавала свою незаконорожденную дочь.
Нельзя сказать, чтобы пьеса отличалась слишком большими драматургическими достоинствами, она предлагала актерам эффектные реплики и положения, но характеры, особенно второстепенных действующих лиц, были весьма ограниченны. Так, мажордом Венедикт, его играл Н.Анненков, выявлял только одно свойство своей натуры — хамство, и этим дело ограничивалось. Князь Платон — это фат. Когда департаментский чиновник Веточкин произносил монолог о вероломстве, в его устах он звучал как собрание цитат из современной драматургу газетной статьи либерального толка. Режиссеру и актерам пришлось приложить немало усилий, чтобы действующие лица стали подлинно живыми людьми.
Пьеса написана в годы расцвета в живописи художественного направления, определяемого как «мир искусства». Это нашло отражение и в оформлении спектакля. Художник выстроил декорации, будь то хоромы княжны или скромная комната Веточкина, так, что они соединяли бытовую правду и одновременно театральность. Это были, так сказать, фантазии на темы истории, но с известным, иногда значительным, сохранением исторической правды. Критик так оценивал работу художника: «Целое зрелищное торжество, подлинными героями спектакля стали эти декорации» ) Вишневская И. Эксперимент — возвращение к традиции. — «Театр», 1987, №19, с. 22). Нельзя не отметить, что в декорациях присутствовала и мирискуническая ирония.
Режиссер решительно отходил при постановке от нарочитой стилизации и тем более экстравагантности. Вчитываясь в пьесу, он стремился раскрыть ее суть. Холопство, утверждал спектакль, — качество не только социальное, но и нравственное. Прежде всего эту мысль прекрасно передавала Гоголева.
Начинался спектакль. На сцене находилась воспитанница Анечка (Л.Щербинина) и камеристка Мина (Ю.Бурыгина). Нз глубины анфилады комнат в кресле везли княжну. Она в пудреном парике, через плечо у нее бледно-голубая лента, украшенная бриллиантовым вензелем. А вокруг княжны горничные и приживалки. В ее душе живет жестокая обида на императора, пытавшегося ее унизить, а теперь вынудившего не подниматься с кресел. Она напряжена: какие еще обиды могут выпасть на ее долю? В таком состоянии княжна с повышенной чуткостью воспринимала обиды других. Вот почему, узнав в судомойке свою незаконнорожденную дочь, она сначала ужаснулась — это нарушало ее представление о чести, о положении в обществе. А потом, при всей амбициозности, она пожалела ее, признала. Но это потребовало напряжения всех душевных сил. Гоголева передавала не столько чувства матери, едва ли она ее к себе приблизит, сколько чувства гордой женщины, смиряющей гордыню при встрече с той, кому судьба послала еще большие испытания. В героине Гоголевой присутствовала еще и порода — «то, отсутствие чего не возместишь ничем и что жизненно необходимо спектаклю о времени Павла и об аристократической ему, Павлу, оппозиции» (Рассадин С. Устойчивость. — «Театр, жизнь», 1987, № 19, с. 25).
В большой степени идея пьесы раскрывалась через образ Федора Перейдонова, которого играл А. Кочетков. Когда-то он уехал во Францию и вот снова в России, чтобы здесь умереть. Актер придавал этому образу нечто от мелодрамы, от романтической драмы, от мочаловской традиции. Он предъявлял княжне счет за испорченную жизнь, за смерть жены, он вспоминал, что случилось с княжной сорок лет назад, ее незаконнорожденного, брошенного ребенка. Была в этом персонаже и хитрость, и склонность к интриге, но прежде всего актер доносил, что этот человек не хотел нигде жить, даже если там не было рабства, если это не была Россия.
У Э.Марцевича сенаторский чиновник Веточкин — прежде всего угодник. Это — — не маленький, всеми оскорбляемый человек, умеющий сохранять достоинство. Он человек мелкий, готовый на низость, на подлость. И когда его дочь обольстил повеса князь Платон, когда он терял состояние, Веточкин не вызывал жалость; вспоминалось его прошлое, его приспособленчество, было очевидно, что во многом он сам виноват.
Роль Глафиры — незаконнорожденной дочери княжны -играла Р.Нифонтова. Грязная, нечесаная, она узнавала свою мать, и это производило в ее сердце бурю. Но главное заключалось в другом, в Глафире сказывалось меньше всего холопства, она опустилась, пьет, легко сходится с мужчинами, но никто не мог упрекнуть ее в том, что она пошла на унижение ради выгоды. Человеческая честь в ней сохранилась, и она ни разу ею не поступилась. Вот откуда возникала уверенность в ее возрождении.
У князя Платона, его играл В.Бочкарев, кажется, неиссякаема молодецкая удаль. Он игрок, кутила. Но, очевидно, денег все больше не хватало и все чаще приходилось обращаться к ростовщикам. Вот он — настоящий холоп, несмотря на сиятельное происхождение, потому что подчинен низким страстям и сознает себя властителем над рабами только в силу социального происхождения.
Спектаклю было свойственно еще одно достоинство, он отличался ансамблевостью, и в то же время казалось, что в нем участвовали только солисты. Здесь отсутствовали так называемые проходные роли, будь то впавший в немилость у императора князь Александр Павлович (С.Маркушев), его жена Лиза (Е.Глушенко), Евсеевна (Т.Панкова), Автоном (А.Топоров), Василиса (Г.Буканова), Мироша (А.Коршунов) и другие. Каждый участник спектакля утверждал если не характер, то ярко выраженную характерность, становился конкретным человеком, а все вместе они создавали атмосферу той далекой, но убедительно и ярко изображаемой жизни.
Это был спектакль Малого театра в его подлинных традициях. Что же касается Е.Н.Гоголевой, то, повторим еще раз, ее исполнение роли княжны Плавутиной-Плавунцовой стало одним из самых больших достижений актрисы на ее долгом сценическом пути.
ТАКОЙ УПРЯМЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК…
Когда мне показали эскизы дипломной работы Андрея Сергеева (он окончил постановочный факультет Школы-студии МХАТа у В. Левенталя), я был несколько поражен. Декорации и костюмы к «Преступлению и наказанию» Достоевского были интересны своей «традиционностью», убедительным ощущением стиля, колоритом эпохи, «цветом времени». В эскизах костюмов не было даже той импрессионистической неопределенности, вольной игры расплывчатыми пятнами и бликами, которая ставит в недоумение театральных портных, но зато свидетельствует о свободе мышления художника. Вот именно эта «отсталость» по сравнению с дерзаниями новейшей сценографической мысли и привлекла мое внимание. Я предложил Андрею попробовать сделать эскизы декораций и костюмов к пьесе П.П. Гнедича «Холопы», которую собирался ставить в Малом театре. Он показал свою работу мне, потом постановочным цехам, актерам, которые встретили ее восторженно.
Эскизы и в самом деле были замечательны. Настоящее пиршество русского барокко — пышные дворцовые анфилады, затейливый, изящный загородный павильон, аллея старого парка и белеющие в ней статуи, своеобразного уюта низенького петровского домика с расписной изразцовой лежанкой и покрытым морозным узором окошком с мутными, старинными стеклами.
Каждую картину предваряли живописные за навесы, на которых были изображены то дворец княжны Плавутиной-Плавунцовой с огнями свечей и ламп в окнах, то мачты кораблей и низенькие домики петербургской окраины, то кокетливый Эрмит, отразившийся в незамерзшем пруду зимнего парка, то сам этот, уже весенний, парк с хороводом красивых деревьев и статуй.
Сергеев говорит, что многое в его работе было продиктовано образом исполнительницы главной роли Елены Николаевны Гоголевой.
Диву даешься, откуда у столь молодого человека такие глубина и тонкость культуры, очень редкие в наши дни. У него был прекрасный учитель, но этого мало, тут несомненны усилия изучения, штудировки, выработки и воспитания вкуса и какой-то особый дар, чутье, интуиция, помогающие постигать тончайшие пласты живописной и театральной культуры. А подлинная культура, в свою очередь, рождает чувство ответственности перед искусством, инстинкт взыскательности, почти брезгливое отношение к приблизительности, небрежности, стилистическому неряшеству, то есть к художественному бескультурью.
В «Холопах» для художника оказался огромный объем работы — Сергеев рисовал эскизы табакерок, подсвечников, лорнетов, вееров, каминных экранов, набалдашников у старинной трости, даже рогожного кулька, в который в ту пору укладывали купленную снедь. Он чертил рамы зеркал и окон, выписывал узоры роскошной позолоченной лепнины, изогнутые каблучки женских туфелек и пряжки на туфлях у мажордома Веденея, конструировал дамские шляпки, сочинял прически.
Художник ни разу не повысил голоса, но и ни разу не уступил. В конце концов, убежденность и терпение победили — на сдаче спектакля все отмечали высокий уровень работы постановочной части. И, пройдя этот суровый искус, Сергеев постепенно стал любимцем почти всех работников театра. С актерами разногласий не было — они с удовольствием мерили костюмы. Е. Глушенко просто упивалась элегантной эксцентричностью своего наряда и требовала, чтобы художник определял каждую его линию, складку. Е. Гоголева была в восторге от своих платьев и прелестной треуголки, которая, после многих вариантов и проб, увенчала ее пудреную голову в последнем акте.
Наконец состоялась премьера. Я не помню такого блестящего, шумного дебюта художника, каким оказался дебют Сергеева. Публика встречала его живописные занавесы и декорации восторженным и аплодисментами, в каждой рецензии (а их было множество) о художнике писали в превосходных степенях. Его отроческий вид приводил многих в смущение, и когда он выходил на поклон, в публике с недоумением спрашивали, кто это юное создание...
Б. ЛЬВОВ -АНОХИН, народный артист РСФСР
«Советская Культура»
18 августа 1990 года
19.02.2008
Подробнее
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ О СОВРЕМЕННОМ ТЕАТРЕ
Конечно, поиск должен быть постоянным. Но все-таки, вероятно, необязательно делать из Чехова, Островского «новую драму»...
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ О СОВРЕМЕННОМ ТЕАТРЕ
Конечно, поиск должен быть постоянным. Но все-таки, вероятно, необязательно делать из Чехова, Островского «новую драму». Я играл когда-то Петю Трофимова у Леонида Хейфеца с Иннокентием Смоктуновским, с Руфиной Дмитриевной Нифонтовой, Каюровым. Спектакль был современным, но при этом он был и проникновением в суть замысла Чехова. Как если бы автор сидел в зале.
Поймите, все, что сейчас пытаются делать, уже было! Во времена революции, или декадентства, или после Гражданской войны. Мой Учитель Николай Павлович Охлопков мог посреди спектакля встать и сказать: «Так играть нельзя, товарищи артисты!» Все хватались за голову: «Как вы смеете! Вы срываете спектакль!» «Тем не менее играть, как вы, нельзя! Пойдемте, я вам покажу, как надо играть, я покажу, что такое актер». С ним уходило ползала. «Давайте мне задание!» — просил Охлопков. Ему кричали: «Покажите беременную женщину!» И он показывал так, что ему аплодировали. В следующий раз, конечно, его в театр не пускали... Они с Андреем Павловичем Абрикосовым вообще были хулиганы. Абрикосов садился в детскую коляску, а Охлопков катил его по Арбату среди машин...
Но Охлопков знаменит не этим. Он был великим режиссером. Колокол тогдашней театральной жизни: что ни спектакль — то событие. К сожалению, сейчас он забыт. А в 1921 году на городской площади Иркутска он организовал грандиозное театральное действо в честь Первого мая «Борьба труда и капитала». Это было первое такое массовое зрелище.
Зритель меняется все время. Каждые три—пять лет. Сейчас ублика привыкла к телевизионным новшествам, к другим ритмам, другой картинке. Зрителя надо завоевать... Бывает, надо выдержать противоборство. Я это проходил. Мы с Андреевой играли «Белые ночи» в Литературном музее. В первом ряду сидел человек с газетой, на колене у него была книжка Достоевского «Белые ночи». Он время от времени отрывался от газеты, заглядывал в текст и сообщал залу: «Это все не соответствует тому, что написано». Хорошо, что мы прекрасно знали текст. Мы выдержали первый акт. Зритель оказался сумасшедшим, и в антракте его вывели из зала.
Очень интересный момент: публика всегда на стороне того, кто победит. Нам тогда очень хорошо аплодировали. Если бы мы прервали спектакль, публика полюбила бы его: какой силы человек! Смог сорвать спектакль!
«СТАНИСЛАВСКИЙ» февраль 2оо8
Конечно, поиск должен быть постоянным. Но все-таки, вероятно, необязательно делать из Чехова, Островского «новую драму». Я играл когда-то Петю Трофимова у Леонида Хейфеца с Иннокентием Смоктуновским, с Руфиной Дмитриевной Нифонтовой, Каюровым. Спектакль был современным, но при этом он был и проникновением в суть замысла Чехова. Как если бы автор сидел в зале.
Поймите, все, что сейчас пытаются делать, уже было! Во времена революции, или декадентства, или после Гражданской войны. Мой Учитель Николай Павлович Охлопков мог посреди спектакля встать и сказать: «Так играть нельзя, товарищи артисты!» Все хватались за голову: «Как вы смеете! Вы срываете спектакль!» «Тем не менее играть, как вы, нельзя! Пойдемте, я вам покажу, как надо играть, я покажу, что такое актер». С ним уходило ползала. «Давайте мне задание!» — просил Охлопков. Ему кричали: «Покажите беременную женщину!» И он показывал так, что ему аплодировали. В следующий раз, конечно, его в театр не пускали... Они с Андреем Павловичем Абрикосовым вообще были хулиганы. Абрикосов садился в детскую коляску, а Охлопков катил его по Арбату среди машин...
Но Охлопков знаменит не этим. Он был великим режиссером. Колокол тогдашней театральной жизни: что ни спектакль — то событие. К сожалению, сейчас он забыт. А в 1921 году на городской площади Иркутска он организовал грандиозное театральное действо в честь Первого мая «Борьба труда и капитала». Это было первое такое массовое зрелище.
Зритель меняется все время. Каждые три—пять лет. Сейчас ублика привыкла к телевизионным новшествам, к другим ритмам, другой картинке. Зрителя надо завоевать... Бывает, надо выдержать противоборство. Я это проходил. Мы с Андреевой играли «Белые ночи» в Литературном музее. В первом ряду сидел человек с газетой, на колене у него была книжка Достоевского «Белые ночи». Он время от времени отрывался от газеты, заглядывал в текст и сообщал залу: «Это все не соответствует тому, что написано». Хорошо, что мы прекрасно знали текст. Мы выдержали первый акт. Зритель оказался сумасшедшим, и в антракте его вывели из зала.
Очень интересный момент: публика всегда на стороне того, кто победит. Нам тогда очень хорошо аплодировали. Если бы мы прервали спектакль, публика полюбила бы его: какой силы человек! Смог сорвать спектакль!
«СТАНИСЛАВСКИЙ» февраль 2оо8
28.01.2008
Подробнее
«РЕВИЗОР» ПОЛУЧИЛ ПРЕМИЮ ПРАВИТЕЛЬСТВА РОССИИ
Стали известны имена лауреатов премии правительства России 2007 года в области культуры.
«РЕВИЗОР» ПОЛУЧИЛ ПРЕМИЮ ПРАВИТЕЛЬСТВА РОССИИ
Стали известны имена лауреатов премии правительства России 2007 года в области культуры. Как сообщили ИА REGNUM в пресс-службе Белого дома, премии присуждены артистам Государственного академического Малого театра России Александру Ермакову, Александру Клюквину, Эдуарду Марцевичу, Борису Невзорову, Дмитрию Солодовнику — за спектакль по пьесе Н.В. Гоголя «Ревизор».
От души поздравляем лауреатов и желаем им дальнейших творческих успехов!
Стали известны имена лауреатов премии правительства России 2007 года в области культуры. Как сообщили ИА REGNUM в пресс-службе Белого дома, премии присуждены артистам Государственного академического Малого театра России Александру Ермакову, Александру Клюквину, Эдуарду Марцевичу, Борису Невзорову, Дмитрию Солодовнику — за спектакль по пьесе Н.В. Гоголя «Ревизор».
От души поздравляем лауреатов и желаем им дальнейших творческих успехов!
29.12.2007
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
29 декабря – день рождения народного артиста России Эдуарда Евгеньевича Марцевича. От души поздравляем любимого артиста и желаем ему крепкого здоровья, хорошего настроения и, конечно, еще многих и многих радостных встреч с благодарным зрителем!
29.08.2007
Подробнее
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ – НА СЦЕНЕ БОЛЬШОГО ЗАЛА КОНСЕРВАТОРИИ
29 августа в 18:05 смотрите на телеканале «Культура» запись оперы С.В.Рахманинова «Алеко». Народный артист России Эдуард Евгеньевич Марцевич читает отрывки из поэмы А.С.Пушкина «Цыганы»
19.06.2007
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра» ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ РАССКАЗ ИВАНА БУНИНА «ЛЕГКОЕ ДЫХАНИЕ»
«Звуковой архив Малого театра»
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ РАССКАЗ ИВАНА БУНИНА «ЛЕГКОЕ ДЫХАНИЕ»
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ РАССКАЗ ИВАНА БУНИНА «ЛЕГКОЕ ДЫХАНИЕ»
«Звуковой архив Малого театра»
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ РАССКАЗ ИВАНА БУНИНА «ЛЕГКОЕ ДЫХАНИЕ»
«Легкое дыхание» (9,4 Мб)
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ РАССКАЗ ИВАНА БУНИНА «ЛЕГКОЕ ДЫХАНИЕ»
«Легкое дыхание» (9,4 Мб)
22.03.2007
Подробнее
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: «АКТЕРЫ ВСЕ СУМАСШЕДШИЕ, У НИХ КРЫША ЧУТЬ-ЧУТЬ ЕДЕТ»
Эксклюзивное интервью специального корреспондента КМ.RU Марии Богданчиковой. Фото Игоря Варнавского. Видео Владимира Шпомера.
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: «АКТЕРЫ ВСЕ СУМАСШЕДШИЕ, У НИХ КРЫША ЧУТЬ-ЧУТЬ ЕДЕТ»
Эксклюзивное интервью специального корреспондента КМ.RU Марии Богданчиковой. Фото Игоря Варнавского. Видео Владимира Шпомера. Монтаж Ольги Рыжовой
Эдуард Марцевич приходит в театр за два часа до начала спектакля. Говорит, что важно отряхнуть пыль не только с уличных ботинок – перед сценой надо отряхнуть пыль с души. Он служит в Малом театре почти 40 лет! С этим местом связана вся жизнь выдающегося артиста. Он пережил в Малом и взлеты, и падения не только как актер, но и как режиссер. Но никогда не изменял ему и оставался верен даже тогда, когда хотелось все бросить и уйти навсегда.
С народным артистом мы встретились у него «дома». Так он называет свою гримерку, которая до маленького светильника на старинном зеркале пропитана духом театра.
В детстве мой отец-актер сомневался в том, что я профпригоден
- Вы выросли в актерской семье. Как в детстве вами воспринимался театр? Ваш отец как-то направлял вас в актерское русло, или вы выбрали эту профессию, несмотря на то что у вас театральные корни?
- Отец не мог управлять, он через три года ушел из семьи, и я остался с матерью. Но дружба с театром, где он работал, продолжалась. Товарищи отца часто бывали у нас дома, и я бывал нередко в театре еще маленьким. Я помню, в дни войны, когда шла пьеса «Жди меня», я ходил по сцене и смотрел на бутафорские яблоки, трогал их, рассматривал. Желание быть актером передалось мне генетически. Мне было три года, когда я забирался на сундук и устраивал целые спектакли перед гостями матери.
- После войны вы с мамой переехали в Вильнюс и снова встретились с отцом. Почему он не хотел вас принимать в драмкружок, которым руководил?
- Наверное, боялся, потому что всегда хочется, чтобы твой ребенок имел искру Божью, чтобы мог стать достойным продолжателем рода, профессии. Я помню, какой-то чтец заболел перед самым концертом и не пришел, тогда отец увел меня в подвал Дворца связи (кружок находился там) и сказал: «Читай!» Я читал стихотворение военных лет Виктора Гусева «Такой народ не будет побежден». Он послушал и сразу сказал: «Ну давай, поезжай». И мы с папиной труппой поехали в какие-то колхозы, маленькие городишки… У меня было хорошее детство.
- За профпригодность своих сыновей Филиппа и Кирилла, которые также пожелали в свое время пойти в театральный, переживали?
- Я не хотел, чтобы они были актерами, во-первых, потому что это сложная дорога, полная неожиданностей, препятствий, конфликтов и преодоления чьей-то зависти. Во-вторых, актер должен быть волевым человеком. Отец говорил, что настоящий актер должен знать наизусть всего «Онегина» и «Горе от ума». Поэтому приходится много заучивать, помнить текст.
- Но ваши сыновья оказались упрямцами и все-таки пошли в актеры, вас не послушав.
- О, они ужасно упрямы. Но они не могли жить без актерства и варились в театральном соусе, потому что у нас дома был свой театр, они были свидетелями всех репетиций, а сами любили устраивать кукольный театр. Мы садились в маленькой комнатке, ставили ширму и играли басни Крылова «Волк и ягненок», «Лисица и виноград».
- А как это — «домашний» театр в квартире? Никогда о таком не слышала.
- Я окончил высшие режиссерские курсы в Литве у Юозаса Мильтиниса. Но по приезде в Москву, Малый театр, где я работал актером, он не разрешил мне ставить собственные спектакли, поэтому пришлось заниматься этим дома. В квартире мы собирали друзей-зрителей, они сидели на диване, стульях, причем вся мебель подыгрывала постановкам. Было здорово. После спектаклей шли долгие беседы до четырех утра.
В нашей профессии «священнодействуй — или пошел вон!»
- Могло ли так получиться, что вы уйдете навсегда из Малого театра и займетесь «лабораторной режиссурой», педагогикой, а на сцену больше не вернетесь?
- Я думал о том, чтобы создать свой театр, но ничего не вышло. К тому же мне посоветовали не уходить из Малого театра. Говорили, что придет время, когда мне дадут и там поставить спектакли. Так оно и вышло
- Теперь один из ваших сыновей работает в Малом театре, задействован в вашем спектакле (Эдуард Марцевич – режиссер спектакля «Не было гроша, а вдруг алтын». — КМ.RU). С ним вы Марцевич-отец или Марцевич-режиссер?
- Без сомнения, режиссер! В театре мы держим с сыном дистанцию. Он даже не хочет со мной репетировать дома. Только официальные репетиции. Это верно, потому что театр – это профессия, где не дело слюни разводить. К профессии нужно относиться серьезно. Как Щепкин говорил: «Священнодействуй — или пошел вон!» (Смеется.)
- Не могу не задать этот вопрос. Как вам в 22 года удалось заполучить роль Гамлета? Юрий Соломин рассказывал, что в студенческие годы вы не расставались с томиком Шекспира.
- Я болел Гамлетом, не спал неделями. Меня даже бромом лечили, чтобы только заснул. (Смеется). На втором курсе я показал фрагмент из «Гамлета» однокурсникам и педагогам. Не всем понравилось, правда. Учителя говорили: «Очень интересно, но ничего не понятно». И я забыл о Гамлете, снимался в кино, тем более что меня должны были взять после Щепкинского училища в Малый театр. Но Охлопков, режиссер театра им.Маяковского, предложил мне попробоваться на роль Гамлета и взял меня.
Число 14 для меня святое
- Так вы остались в театре им.Маяковского и на десять лет оттянули свой роман с Малым театром.
- Да, почти на десять лет. Михаил Царев тогда на меня очень обиделся, потому что я отбросил Малый театр. И, когда я пришел туда в 1969 году, мне достались не самые лучшие роли. Почти два года я играл в массовке, я не стесняюсь об этом говорить. Зато потом мне доставались такие яркие роли, что представить себе трудно. Число 14 для меня магическое. В 83-м году 14 апреля я сыграл в «Агонии» главную роль, 14 мая сыграл Фиеско, 14 июня сыграл царя Федора. Я вспоминаю, когда я первый раз сыграл Гамлета. И знаете, когда это было? 14 сентября в Нижнем Новгороде! 14 — число для меня святое. (Улыбается.)
- Можете назвать себя исключительно драматическим актером? Или вы предпочитали менять актерские амплуа?
- У меня много трагических ролей: и Гамлет, и царь Федор, и Войницкий из «Дяди Вани», что ни роль, то умираешь. Хотя с возрастом, когда начинаешь пробовать себя и в той картине, и в этой, раскрываешься по-разному. Как-то даже пахана сыграл. Лицедейство, разноплановость меня влечет. Ты в себе открываешь все больше и больше талантов. Я могу играть и Гамлета, и идиота Луку Лукича Хлопова из «Ревизора». Но сейчас я чувствую, что созрел для серьезной роли, хочется сыграть ответственный разговор с жизнью.
Вера – вот что соединяет меня с душой каждого зрителя
- Ваши потомки были священниками, а насколько важно для актера быть боголюбивым, и связана ли актерская профессия с верой?
- По-моему, не только для актеров, но и для любого человека важно верить в Бога. Хотя и лицедейство, и священнодействие с точки зрения церкви несовместимы. Но, выходя на сцену, я молюсь, обращаюсь к высшей силе. Я думаю, что это необходимо, потому что театр – это очень духовно. Не знаю, как в кино, но в театре без веры никуда. Когда актер выходит на сцену, ему нужно, чтобы его душа соединилась с душой каждого зрителя. Ведь что такое зал? Это тысяча душ, соединенных в одну, которая облокотилась на рампу и тебя рассматривает. Они должны поверить в эту магию, которую ты несешь, чтобы у них возникли слезы или хохот. И если ты циник, то публика никогда тебе не поверит.
- Эдуард Евгеньевич, как бы вы определили то, чем вы занимаетесь? Что значит быть актером?
- Актеры все сумасшедшие… крыша должна чуть-чуть поехать, только чуть-чуть. (Смеется.) Я помню, Мильтинис так довел замечаниями, уколами своего актера Питера Найтиса, что тот схватил палку и бегал за ним по всему городу. Видите ли, проникнуть в чужую эпоху, прочувствовать персонажа, его характер могут только те люди, у которых есть дар, призвание, а они, как правило, очень отличаются от обычных людей.
КМ.ru, 21.3.2007
Эксклюзивное интервью специального корреспондента КМ.RU Марии Богданчиковой. Фото Игоря Варнавского. Видео Владимира Шпомера. Монтаж Ольги Рыжовой
Эдуард Марцевич приходит в театр за два часа до начала спектакля. Говорит, что важно отряхнуть пыль не только с уличных ботинок – перед сценой надо отряхнуть пыль с души. Он служит в Малом театре почти 40 лет! С этим местом связана вся жизнь выдающегося артиста. Он пережил в Малом и взлеты, и падения не только как актер, но и как режиссер. Но никогда не изменял ему и оставался верен даже тогда, когда хотелось все бросить и уйти навсегда.
С народным артистом мы встретились у него «дома». Так он называет свою гримерку, которая до маленького светильника на старинном зеркале пропитана духом театра.
В детстве мой отец-актер сомневался в том, что я профпригоден
- Вы выросли в актерской семье. Как в детстве вами воспринимался театр? Ваш отец как-то направлял вас в актерское русло, или вы выбрали эту профессию, несмотря на то что у вас театральные корни?
- Отец не мог управлять, он через три года ушел из семьи, и я остался с матерью. Но дружба с театром, где он работал, продолжалась. Товарищи отца часто бывали у нас дома, и я бывал нередко в театре еще маленьким. Я помню, в дни войны, когда шла пьеса «Жди меня», я ходил по сцене и смотрел на бутафорские яблоки, трогал их, рассматривал. Желание быть актером передалось мне генетически. Мне было три года, когда я забирался на сундук и устраивал целые спектакли перед гостями матери.
- После войны вы с мамой переехали в Вильнюс и снова встретились с отцом. Почему он не хотел вас принимать в драмкружок, которым руководил?
- Наверное, боялся, потому что всегда хочется, чтобы твой ребенок имел искру Божью, чтобы мог стать достойным продолжателем рода, профессии. Я помню, какой-то чтец заболел перед самым концертом и не пришел, тогда отец увел меня в подвал Дворца связи (кружок находился там) и сказал: «Читай!» Я читал стихотворение военных лет Виктора Гусева «Такой народ не будет побежден». Он послушал и сразу сказал: «Ну давай, поезжай». И мы с папиной труппой поехали в какие-то колхозы, маленькие городишки… У меня было хорошее детство.
- За профпригодность своих сыновей Филиппа и Кирилла, которые также пожелали в свое время пойти в театральный, переживали?
- Я не хотел, чтобы они были актерами, во-первых, потому что это сложная дорога, полная неожиданностей, препятствий, конфликтов и преодоления чьей-то зависти. Во-вторых, актер должен быть волевым человеком. Отец говорил, что настоящий актер должен знать наизусть всего «Онегина» и «Горе от ума». Поэтому приходится много заучивать, помнить текст.
- Но ваши сыновья оказались упрямцами и все-таки пошли в актеры, вас не послушав.
- О, они ужасно упрямы. Но они не могли жить без актерства и варились в театральном соусе, потому что у нас дома был свой театр, они были свидетелями всех репетиций, а сами любили устраивать кукольный театр. Мы садились в маленькой комнатке, ставили ширму и играли басни Крылова «Волк и ягненок», «Лисица и виноград».
- А как это — «домашний» театр в квартире? Никогда о таком не слышала.
- Я окончил высшие режиссерские курсы в Литве у Юозаса Мильтиниса. Но по приезде в Москву, Малый театр, где я работал актером, он не разрешил мне ставить собственные спектакли, поэтому пришлось заниматься этим дома. В квартире мы собирали друзей-зрителей, они сидели на диване, стульях, причем вся мебель подыгрывала постановкам. Было здорово. После спектаклей шли долгие беседы до четырех утра.
В нашей профессии «священнодействуй — или пошел вон!»
- Могло ли так получиться, что вы уйдете навсегда из Малого театра и займетесь «лабораторной режиссурой», педагогикой, а на сцену больше не вернетесь?
- Я думал о том, чтобы создать свой театр, но ничего не вышло. К тому же мне посоветовали не уходить из Малого театра. Говорили, что придет время, когда мне дадут и там поставить спектакли. Так оно и вышло
- Теперь один из ваших сыновей работает в Малом театре, задействован в вашем спектакле (Эдуард Марцевич – режиссер спектакля «Не было гроша, а вдруг алтын». — КМ.RU). С ним вы Марцевич-отец или Марцевич-режиссер?
- Без сомнения, режиссер! В театре мы держим с сыном дистанцию. Он даже не хочет со мной репетировать дома. Только официальные репетиции. Это верно, потому что театр – это профессия, где не дело слюни разводить. К профессии нужно относиться серьезно. Как Щепкин говорил: «Священнодействуй — или пошел вон!» (Смеется.)
- Не могу не задать этот вопрос. Как вам в 22 года удалось заполучить роль Гамлета? Юрий Соломин рассказывал, что в студенческие годы вы не расставались с томиком Шекспира.
- Я болел Гамлетом, не спал неделями. Меня даже бромом лечили, чтобы только заснул. (Смеется). На втором курсе я показал фрагмент из «Гамлета» однокурсникам и педагогам. Не всем понравилось, правда. Учителя говорили: «Очень интересно, но ничего не понятно». И я забыл о Гамлете, снимался в кино, тем более что меня должны были взять после Щепкинского училища в Малый театр. Но Охлопков, режиссер театра им.Маяковского, предложил мне попробоваться на роль Гамлета и взял меня.
Число 14 для меня святое
- Так вы остались в театре им.Маяковского и на десять лет оттянули свой роман с Малым театром.
- Да, почти на десять лет. Михаил Царев тогда на меня очень обиделся, потому что я отбросил Малый театр. И, когда я пришел туда в 1969 году, мне достались не самые лучшие роли. Почти два года я играл в массовке, я не стесняюсь об этом говорить. Зато потом мне доставались такие яркие роли, что представить себе трудно. Число 14 для меня магическое. В 83-м году 14 апреля я сыграл в «Агонии» главную роль, 14 мая сыграл Фиеско, 14 июня сыграл царя Федора. Я вспоминаю, когда я первый раз сыграл Гамлета. И знаете, когда это было? 14 сентября в Нижнем Новгороде! 14 — число для меня святое. (Улыбается.)
- Можете назвать себя исключительно драматическим актером? Или вы предпочитали менять актерские амплуа?
- У меня много трагических ролей: и Гамлет, и царь Федор, и Войницкий из «Дяди Вани», что ни роль, то умираешь. Хотя с возрастом, когда начинаешь пробовать себя и в той картине, и в этой, раскрываешься по-разному. Как-то даже пахана сыграл. Лицедейство, разноплановость меня влечет. Ты в себе открываешь все больше и больше талантов. Я могу играть и Гамлета, и идиота Луку Лукича Хлопова из «Ревизора». Но сейчас я чувствую, что созрел для серьезной роли, хочется сыграть ответственный разговор с жизнью.
Вера – вот что соединяет меня с душой каждого зрителя
- Ваши потомки были священниками, а насколько важно для актера быть боголюбивым, и связана ли актерская профессия с верой?
- По-моему, не только для актеров, но и для любого человека важно верить в Бога. Хотя и лицедейство, и священнодействие с точки зрения церкви несовместимы. Но, выходя на сцену, я молюсь, обращаюсь к высшей силе. Я думаю, что это необходимо, потому что театр – это очень духовно. Не знаю, как в кино, но в театре без веры никуда. Когда актер выходит на сцену, ему нужно, чтобы его душа соединилась с душой каждого зрителя. Ведь что такое зал? Это тысяча душ, соединенных в одну, которая облокотилась на рампу и тебя рассматривает. Они должны поверить в эту магию, которую ты несешь, чтобы у них возникли слезы или хохот. И если ты циник, то публика никогда тебе не поверит.
- Эдуард Евгеньевич, как бы вы определили то, чем вы занимаетесь? Что значит быть актером?
- Актеры все сумасшедшие… крыша должна чуть-чуть поехать, только чуть-чуть. (Смеется.) Я помню, Мильтинис так довел замечаниями, уколами своего актера Питера Найтиса, что тот схватил палку и бегал за ним по всему городу. Видите ли, проникнуть в чужую эпоху, прочувствовать персонажа, его характер могут только те люди, у которых есть дар, призвание, а они, как правило, очень отличаются от обычных людей.
КМ.ru, 21.3.2007
31.01.2007
Подробнее
КУ-КУ ДЛЯ ГОСПОДИНА ЧИНОВНИКА ИЗ ПЕТЕРБУРГА
Мода на Малый театр обеспечена золотым актерским запасом...
КУ-КУ ДЛЯ ГОСПОДИНА ЧИНОВНИКА ИЗ ПЕТЕРБУРГА
Мода на Малый театр обеспечена золотым актерским запасом
В минувшую субботу в Малом театре отмечали 90-летие Татьяны Петровны Панковой. Нынешняя мода на Малый не случайна.
Для юбилея выбрали «рядовой» спектакль, «На всякого мудреца довольно простоты», где Панкова играет Манефу.
Глядя на Панкову, слушая ее хрипловатый низкий голос, поражаешься ее жизнелюбию, самоиронии, юмору и одновременно – памяти, сохраняющей великие традиции Малого, традиции ремесла в том числе. И тут понимаешь, что нынешняя мода на Малый не случайна. Ремесло снова в цене, снова вызывает уважение.
В этом – одно из объяснений успеха «Ревизора» в постановке Юрия Соломина. Полгода спустя после премьеры – сумасшедшие аншлаги. Для Соломина режиссура – не поиски оригинальной формы. Режиссура для него заключена в поиске оригинального, то есть изначального, авторского смысла. «Ревизор» в Малом, как «Ревизор» у Гоголя, – это целая коллекция типов, не масок, а образов. Даже трактирный слуга (Евгений Куршинский) здесь имеет свою историю и запоминающийся характер. Тем более – Земляника (Александр Клюквин), внешне похожий на Василия Жуковского, с такими же растрепанными бачками, в сцене, предшествующей взятке, стоит, едва душа теплится, в руке дрожит цветок. Зачем цветок? Откуда цветок?.. Говоря словами Гоголя – так уж видно судьба. Без цветка его вообразить невозможно.
Премьерный спектакль Малого театра позволяет всю историю с приездом и отъездом ревизора рассказать или, вернее, увидеть глазами смотрителя училищ Хлопова (Эдуард Марцевич). Еще вернее – описывая только его реакции на происходящее. Либерал в полуваленках – таким он приходит в дом Городничего (Александр Потапов), когда тот приглашает к себе городскую верхушку, чтобы «упредить» – сказать о готовящемся визите ревизора из столицы. Впрочем, сам Городничий выходит к гостям в тапочках с милыми, детскими помпончиками. «ИнкогнИто», – по складам читает Городничий письмо от предупредительного своего товарища. «ИнкОгнито», – автоматически, тут же пугаясь своей смелости, поправляет начальника Хлопов. Когда же суетливые и вездесущие Бобчинский и Добчинский прибегают и докладывают свою историю, и если им, конечно, верить, «это и есть чиновник», Хлопов первый с шумом падает со стула. Он, конечно, либерал, и… собственно, именно поэтому новая информация заставляет его схватиться за живот и спешно оставить товарищей. Шутка, конечно, фарсовая, площадная, но очень кстати. И, кроме прочего, воспринимается еще и как привет из прошлогоднего Мольера; привет оправданный, так как Гоголь время от времени посматривал в сторону своего французского предшественника. В сцене взятки Хлопов вдруг начисто забывает собственную фамилию, пугается страшно, так же вдруг вспоминает и счастлив, как дитя.
Еще одна безусловная героиня соломинского «Ревизора» – Людмила Полякова в роли Анны Андреевны, жены Городничего. Фантастически нерастраченный государственный ум и такой же – всероссийских масштабов – темперамент. Кажется, никто и никогда не пытался всерьез отнестись к авторским «постскриптумам» – «Театральному разъезду» и «Развязке «Ревизора», где Гоголь впрямую не просто разъясняет, но буквально диктует смысл своей комедии. Соломин как будто бы решил отнестись к словам Гоголя как к режиссерской подсказке. В ожидании инкогнито из Петербурга, ревизора, чиновники начинают ревизию (собственно говоря, именно так написано у Гоголя), сами себя ревизуют. Тема внутреннего ревизора – пожалуй, и есть открытие спектакля Соломина. Да, Хлестаков – никакой не ревизор, но ревизия тем не менее проходит, всё, пусть на время, приводится в порядок, раскладывается по местам.
Этот высокий, можно сказать, философский смысл, правда, имеет еще одно объяснение, из числа «трудностей» спектакля, поставленного Юрием Соломиным и Василием Фёдоровым: в нем нет или почти нет Хлестакова. Дмитрий Солодовник пластичный, гибкий, симпатичный, но – пустой. Также впервые в Малом замечают, что Городничий по натуре – тот же Хлестаков: как Хлестаков спьяну презрительно отзывается про всяких елистратишек, так и Городничий, выдав дочь за ревизора, тут же мечтает о генеральстве, как будет ехать, а всякие городничие – сидеть и кусать локти в ожидании лошадей.
Григорий Заславский
«Независимая газета», 29.1.2007
Мода на Малый театр обеспечена золотым актерским запасом
В минувшую субботу в Малом театре отмечали 90-летие Татьяны Петровны Панковой. Нынешняя мода на Малый не случайна.
Для юбилея выбрали «рядовой» спектакль, «На всякого мудреца довольно простоты», где Панкова играет Манефу.
Глядя на Панкову, слушая ее хрипловатый низкий голос, поражаешься ее жизнелюбию, самоиронии, юмору и одновременно – памяти, сохраняющей великие традиции Малого, традиции ремесла в том числе. И тут понимаешь, что нынешняя мода на Малый не случайна. Ремесло снова в цене, снова вызывает уважение.
В этом – одно из объяснений успеха «Ревизора» в постановке Юрия Соломина. Полгода спустя после премьеры – сумасшедшие аншлаги. Для Соломина режиссура – не поиски оригинальной формы. Режиссура для него заключена в поиске оригинального, то есть изначального, авторского смысла. «Ревизор» в Малом, как «Ревизор» у Гоголя, – это целая коллекция типов, не масок, а образов. Даже трактирный слуга (Евгений Куршинский) здесь имеет свою историю и запоминающийся характер. Тем более – Земляника (Александр Клюквин), внешне похожий на Василия Жуковского, с такими же растрепанными бачками, в сцене, предшествующей взятке, стоит, едва душа теплится, в руке дрожит цветок. Зачем цветок? Откуда цветок?.. Говоря словами Гоголя – так уж видно судьба. Без цветка его вообразить невозможно.
Премьерный спектакль Малого театра позволяет всю историю с приездом и отъездом ревизора рассказать или, вернее, увидеть глазами смотрителя училищ Хлопова (Эдуард Марцевич). Еще вернее – описывая только его реакции на происходящее. Либерал в полуваленках – таким он приходит в дом Городничего (Александр Потапов), когда тот приглашает к себе городскую верхушку, чтобы «упредить» – сказать о готовящемся визите ревизора из столицы. Впрочем, сам Городничий выходит к гостям в тапочках с милыми, детскими помпончиками. «ИнкогнИто», – по складам читает Городничий письмо от предупредительного своего товарища. «ИнкОгнито», – автоматически, тут же пугаясь своей смелости, поправляет начальника Хлопов. Когда же суетливые и вездесущие Бобчинский и Добчинский прибегают и докладывают свою историю, и если им, конечно, верить, «это и есть чиновник», Хлопов первый с шумом падает со стула. Он, конечно, либерал, и… собственно, именно поэтому новая информация заставляет его схватиться за живот и спешно оставить товарищей. Шутка, конечно, фарсовая, площадная, но очень кстати. И, кроме прочего, воспринимается еще и как привет из прошлогоднего Мольера; привет оправданный, так как Гоголь время от времени посматривал в сторону своего французского предшественника. В сцене взятки Хлопов вдруг начисто забывает собственную фамилию, пугается страшно, так же вдруг вспоминает и счастлив, как дитя.
Еще одна безусловная героиня соломинского «Ревизора» – Людмила Полякова в роли Анны Андреевны, жены Городничего. Фантастически нерастраченный государственный ум и такой же – всероссийских масштабов – темперамент. Кажется, никто и никогда не пытался всерьез отнестись к авторским «постскриптумам» – «Театральному разъезду» и «Развязке «Ревизора», где Гоголь впрямую не просто разъясняет, но буквально диктует смысл своей комедии. Соломин как будто бы решил отнестись к словам Гоголя как к режиссерской подсказке. В ожидании инкогнито из Петербурга, ревизора, чиновники начинают ревизию (собственно говоря, именно так написано у Гоголя), сами себя ревизуют. Тема внутреннего ревизора – пожалуй, и есть открытие спектакля Соломина. Да, Хлестаков – никакой не ревизор, но ревизия тем не менее проходит, всё, пусть на время, приводится в порядок, раскладывается по местам.
Этот высокий, можно сказать, философский смысл, правда, имеет еще одно объяснение, из числа «трудностей» спектакля, поставленного Юрием Соломиным и Василием Фёдоровым: в нем нет или почти нет Хлестакова. Дмитрий Солодовник пластичный, гибкий, симпатичный, но – пустой. Также впервые в Малом замечают, что Городничий по натуре – тот же Хлестаков: как Хлестаков спьяну презрительно отзывается про всяких елистратишек, так и Городничий, выдав дочь за ревизора, тут же мечтает о генеральстве, как будет ехать, а всякие городничие – сидеть и кусать локти в ожидании лошадей.
Григорий Заславский
«Независимая газета», 29.1.2007
11.01.2007
Подробнее
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: ПОБОЛЬШЕ ДУШИ, СЕРДЦА - ЭТО ДАЕТ ЧЕЛОВЕКУ КРЫЛЬЯ
В канун Нового года народный артист России Эдуард Марцевич отметил свой 70-летний юбилей...
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: ПОБОЛЬШЕ ДУШИ, СЕРДЦА - ЭТО ДАЕТ ЧЕЛОВЕКУ КРЫЛЬЯ
В канун Нового года народный артист России Эдуард Марцевич отметил свой 70-летний юбилей. А в 1959 году яркий дебют в театре им. Маяковского сразу принес молодому актеру широкую известность. Редкая удача для студента театрального училища - сразу сыграть Гамлета... Потом были еще главные роли, режиссерские постановки в Малом театре. Актер снялся почти в 70 художественных и телевизионных фильмах, среди них широко известные картины «Отцы и дети», «Война и мир», «Идеальный муж», «Государственная граница», «Зеленый фургон».
- Эдуард Евгеньевич, вы сознательно выбрали актерскую дорогу?
- Это произошло как-то само собой. Родился и первые три месяца своей жизни провел в Тбилиси, затем семья жила в Баку. Мой отец, Евгений Михайлович Марцевич, профессиональный артист, работал в Бакинском драматическом театре, вел студию. С двух лет я выступал дома перед гостями, потом сочинял какие-то пьесы про партизан и революционеров, мы ставили их в школьной самодеятельности. После войны попал в Вильнюс. Отец тогда совмещал работу в Вильнюсском драматическом театре с преподаванием в драматическом кружке в клубе связи. Я записался во все кружки, какие было возможно: танцевальный, певческий, художественного чтения и конечно же драматический. Наверное, тогда окончательно и состоялся мой жизненный выбор. В Москву на вступительные экзамены в театральный вуз я отправился, в общем-то, смело, без колебаний, ведь у меня за плечами был большой опыт актерской работы в спектаклях строгого отца! Но вдруг на экзамене в ГИТИСе мне сказали: «Вы очень симпатичный молодой человек. У вас умные глаза. Но вам не стоит заниматься театральным искусством». К счастью, параллельно с экзаменами в ГИТИС шли туры в других театральных школах, и меня зачислили в Театральное училище им. М. С. Щепкина на курс знаменитого актера, режиссера и педагога Константина Александровича Зубова. Наш курс был талантливый, яркий, запоминающийся. Вместе со мной учились народные артисты России Нелли Корниенко и Станислав Любшин.
- Ваша творческая карьера также началась в театре им. Маяковского, хотя учились вы в Театральном училище при Малом театре...
- Судьба так распорядилась, что первые десять лет после училища я работал в театре им. Маяковского рядом с такими замечательными мастерами, как Евгений Самойлов, Галина Анисимова и другими. А получилось так, что незадолго до выпускных экзаменов в училище я увидел в концертном исполнении отрывок из трагедии Шекспира «Гамлет» с Евгением Валериановичем Самойловым в главной роли. Образ Гамлета-Самойлова из знаменитого спектакля 50-х годов, поставленного в театре им. Маяковского, меня потряс. Я все думал о роли Гамлета. Подготовил самостоятельно отрывок, показал его своим сокурсникам. Кто-то из «маяковцев» оказался на показе и предложил выступить в роли перед самим художественным руководителем театра Николаем Павловичем Охлопковым. А после выступления последовало приглашение на роль Гамлета в театр. Более счастливого человека, чем я был в те минуты, представить себе невозможно. Еще студент, еще не сдал выпускных экзаменов, а тут такое неожиданное и лестное предложение! Потом я играл центральные роли во многих ведущих спектаклях: «Иркутской истории» А. Арбузова, «Как поживаешь, парень?» В. Пановой, «Проводы белых ночей». А также ввелся в уже идущий спектакль «Царь Эдип» Софокла, где сыграл заглавную роль - одну из сложнейших в классическом репертуаре. Бог меня не обидел. Это была моя школа прикосновения к большому актерству. И конечно, встреча с таким великим режиссером, как Николай Павлович Охлопков, дала мне фундамент в моей профессии.
- Жизнь, карьера складываются удачно, но вы вдруг уходите из «Маяковки»...
- Я уехал сниматься в первом советско-итальянском фильме «Красная палатка» , в котором мне довелось играть с Клаудией Кардинале, Шоном Коннери, Юрием Соломиным, Никитой Михалковым и другими талантливыми актерами, а после съемок, в силу разных причин, в театр им. Маяковского уже не вернулся.
Перешел в Малый театр и с тех пор вот уже 38-й сезон работаю в нем. Сыграл Мешема в «Стакане воды» , Дон Жуана в «Каменном хозяине» , Аркадия Кирсанова в «Отцах и детях». Но мне тогда казалось актерства мало, и я уехал в Паневежис учиться режиссуре к Юозасу Мильтинису, литовскому Станиславскому. Впоследствии поставил более десяти спектаклей. Когда руководителем Малого театра стал Юрий Мефодьевич Соломин, он дал мне возможность поставить спектакли «Отец» А. Стриндберга, «Не было ни гроша да вдруг алтын» А. Островского, а пять лет назад поставил «Воскресение» по роману Л. Толстого. Эта пьеса-памфлет, в которой я стремился обнажить перед сегодняшним зрителем духовно-нравственные искания героев, показать перерождение человека.
- На ваш взгляд, эта тема не устарела?
- Ни в коем случае. Думаю, сейчас надо возвращаться к духовному, к человеческому. Необходимо возрождение, в том числе и в искусстве. В противном случае мы погрязнем в потрясании телом и поднимании ног, что свойственно первобытным людям. Может, я человек XX, а не XXI века и смотрю на жизнь в первую очередь с точки зрения духовности, души, разума, сердца.
- В свое время вы играли Аркадия Кирсанова в «Отцах и детях», Алешу в «Униженных и оскорбленных». Сейчас эти образы молодых людей актуальны?
- Это классические образы - добрые, чистые, живые, влюбленные молодые люди. Не хочу ничего плохого сказать о современной молодежи, но ей сейчас иногда не хватает именно этого. Хотелось бы видеть в них побольше души, сердца - это дает человеку крылья. Ведь когда рождается ребенок, он слаб, раним. Но его жизнь идет, и постепенно человек изменяется, надевает на себя защитный панцирь. Актерская задача - разбудить в нем доброту, человечность. Поэтому я и работаю в таком классическом театре, как Малый. В нем идет уже проверенный временем классический репертуар. Хотя не исключаю, чтобы на сцене были и эксперименты, новые актерские и режиссерские искания. У нас прекрасная молодежь в Малом театре, замечательные взаимоотношения актеров и какой-то домашний дух. Я люблю свой театр за то, что там все как родные.
- Чего вы не приемлете в людях?
- Предательства. Можно понять и простить, если человек совершил ошибку. Но когда предают люди, с которыми связывает многолетняя дружба, это отвратительно.
- Что, по-вашему, нужно для успеха в жизни?
- Прежде всего, необходимо почувствовать свое предназначение, поверить в него и служить ему. Тогда все получится.
- Вы сыграли немало отрицательных персонажей, даже негодяев. Не боялись, что это амплуа «приклеится»?
- Нет, мне было интересно играть острые, характерные роли, в том числе и отрицательные. Например, два года назад в телесериале «Боец» я сыграл роль этакого пахана в зоне строгого режима. Пришлось заучивать незнакомый лексикон, вникать в психологию героя, вживаться в образ. Для меня это было новым.
- В каких ролях заняты сейчас?
- Сейчас снимаюсь в фильме Сергея Соловьева «Анна Каренина» , где играю князя Щербацкого, отца Кити. Но . все же мне ближе театр. Я не мог бы посвятить свою жизнь только кино. Конечно, кино приносит большую популярность, но в театре есть живой, непосредственный контакт и взаимосвязь со зрителем, происходит оттачивание актерского мастерства. Мне это ближе.
- Что бы вы пожелали читателям нашей газеты в наступившем году?
- Сегодняшняя жизнь достаточно сложная. Поэтому необходимо, прежде всего, найти взаимопонимание друг с другом. Желаю всем спокойствия в душе, терпения, если есть какие-то трудности, и, конечно, здоровья, успехов в делах, благополучия.
Беседовала Татьяна Карпова
Источник: Россiя
Дата: 11.01.2007
В канун Нового года народный артист России Эдуард Марцевич отметил свой 70-летний юбилей. А в 1959 году яркий дебют в театре им. Маяковского сразу принес молодому актеру широкую известность. Редкая удача для студента театрального училища - сразу сыграть Гамлета... Потом были еще главные роли, режиссерские постановки в Малом театре. Актер снялся почти в 70 художественных и телевизионных фильмах, среди них широко известные картины «Отцы и дети», «Война и мир», «Идеальный муж», «Государственная граница», «Зеленый фургон».
- Эдуард Евгеньевич, вы сознательно выбрали актерскую дорогу?
- Это произошло как-то само собой. Родился и первые три месяца своей жизни провел в Тбилиси, затем семья жила в Баку. Мой отец, Евгений Михайлович Марцевич, профессиональный артист, работал в Бакинском драматическом театре, вел студию. С двух лет я выступал дома перед гостями, потом сочинял какие-то пьесы про партизан и революционеров, мы ставили их в школьной самодеятельности. После войны попал в Вильнюс. Отец тогда совмещал работу в Вильнюсском драматическом театре с преподаванием в драматическом кружке в клубе связи. Я записался во все кружки, какие было возможно: танцевальный, певческий, художественного чтения и конечно же драматический. Наверное, тогда окончательно и состоялся мой жизненный выбор. В Москву на вступительные экзамены в театральный вуз я отправился, в общем-то, смело, без колебаний, ведь у меня за плечами был большой опыт актерской работы в спектаклях строгого отца! Но вдруг на экзамене в ГИТИСе мне сказали: «Вы очень симпатичный молодой человек. У вас умные глаза. Но вам не стоит заниматься театральным искусством». К счастью, параллельно с экзаменами в ГИТИС шли туры в других театральных школах, и меня зачислили в Театральное училище им. М. С. Щепкина на курс знаменитого актера, режиссера и педагога Константина Александровича Зубова. Наш курс был талантливый, яркий, запоминающийся. Вместе со мной учились народные артисты России Нелли Корниенко и Станислав Любшин.
- Ваша творческая карьера также началась в театре им. Маяковского, хотя учились вы в Театральном училище при Малом театре...
- Судьба так распорядилась, что первые десять лет после училища я работал в театре им. Маяковского рядом с такими замечательными мастерами, как Евгений Самойлов, Галина Анисимова и другими. А получилось так, что незадолго до выпускных экзаменов в училище я увидел в концертном исполнении отрывок из трагедии Шекспира «Гамлет» с Евгением Валериановичем Самойловым в главной роли. Образ Гамлета-Самойлова из знаменитого спектакля 50-х годов, поставленного в театре им. Маяковского, меня потряс. Я все думал о роли Гамлета. Подготовил самостоятельно отрывок, показал его своим сокурсникам. Кто-то из «маяковцев» оказался на показе и предложил выступить в роли перед самим художественным руководителем театра Николаем Павловичем Охлопковым. А после выступления последовало приглашение на роль Гамлета в театр. Более счастливого человека, чем я был в те минуты, представить себе невозможно. Еще студент, еще не сдал выпускных экзаменов, а тут такое неожиданное и лестное предложение! Потом я играл центральные роли во многих ведущих спектаклях: «Иркутской истории» А. Арбузова, «Как поживаешь, парень?» В. Пановой, «Проводы белых ночей». А также ввелся в уже идущий спектакль «Царь Эдип» Софокла, где сыграл заглавную роль - одну из сложнейших в классическом репертуаре. Бог меня не обидел. Это была моя школа прикосновения к большому актерству. И конечно, встреча с таким великим режиссером, как Николай Павлович Охлопков, дала мне фундамент в моей профессии.
- Жизнь, карьера складываются удачно, но вы вдруг уходите из «Маяковки»...
- Я уехал сниматься в первом советско-итальянском фильме «Красная палатка» , в котором мне довелось играть с Клаудией Кардинале, Шоном Коннери, Юрием Соломиным, Никитой Михалковым и другими талантливыми актерами, а после съемок, в силу разных причин, в театр им. Маяковского уже не вернулся.
Перешел в Малый театр и с тех пор вот уже 38-й сезон работаю в нем. Сыграл Мешема в «Стакане воды» , Дон Жуана в «Каменном хозяине» , Аркадия Кирсанова в «Отцах и детях». Но мне тогда казалось актерства мало, и я уехал в Паневежис учиться режиссуре к Юозасу Мильтинису, литовскому Станиславскому. Впоследствии поставил более десяти спектаклей. Когда руководителем Малого театра стал Юрий Мефодьевич Соломин, он дал мне возможность поставить спектакли «Отец» А. Стриндберга, «Не было ни гроша да вдруг алтын» А. Островского, а пять лет назад поставил «Воскресение» по роману Л. Толстого. Эта пьеса-памфлет, в которой я стремился обнажить перед сегодняшним зрителем духовно-нравственные искания героев, показать перерождение человека.
- На ваш взгляд, эта тема не устарела?
- Ни в коем случае. Думаю, сейчас надо возвращаться к духовному, к человеческому. Необходимо возрождение, в том числе и в искусстве. В противном случае мы погрязнем в потрясании телом и поднимании ног, что свойственно первобытным людям. Может, я человек XX, а не XXI века и смотрю на жизнь в первую очередь с точки зрения духовности, души, разума, сердца.
- В свое время вы играли Аркадия Кирсанова в «Отцах и детях», Алешу в «Униженных и оскорбленных». Сейчас эти образы молодых людей актуальны?
- Это классические образы - добрые, чистые, живые, влюбленные молодые люди. Не хочу ничего плохого сказать о современной молодежи, но ей сейчас иногда не хватает именно этого. Хотелось бы видеть в них побольше души, сердца - это дает человеку крылья. Ведь когда рождается ребенок, он слаб, раним. Но его жизнь идет, и постепенно человек изменяется, надевает на себя защитный панцирь. Актерская задача - разбудить в нем доброту, человечность. Поэтому я и работаю в таком классическом театре, как Малый. В нем идет уже проверенный временем классический репертуар. Хотя не исключаю, чтобы на сцене были и эксперименты, новые актерские и режиссерские искания. У нас прекрасная молодежь в Малом театре, замечательные взаимоотношения актеров и какой-то домашний дух. Я люблю свой театр за то, что там все как родные.
- Чего вы не приемлете в людях?
- Предательства. Можно понять и простить, если человек совершил ошибку. Но когда предают люди, с которыми связывает многолетняя дружба, это отвратительно.
- Что, по-вашему, нужно для успеха в жизни?
- Прежде всего, необходимо почувствовать свое предназначение, поверить в него и служить ему. Тогда все получится.
- Вы сыграли немало отрицательных персонажей, даже негодяев. Не боялись, что это амплуа «приклеится»?
- Нет, мне было интересно играть острые, характерные роли, в том числе и отрицательные. Например, два года назад в телесериале «Боец» я сыграл роль этакого пахана в зоне строгого режима. Пришлось заучивать незнакомый лексикон, вникать в психологию героя, вживаться в образ. Для меня это было новым.
- В каких ролях заняты сейчас?
- Сейчас снимаюсь в фильме Сергея Соловьева «Анна Каренина» , где играю князя Щербацкого, отца Кити. Но . все же мне ближе театр. Я не мог бы посвятить свою жизнь только кино. Конечно, кино приносит большую популярность, но в театре есть живой, непосредственный контакт и взаимосвязь со зрителем, происходит оттачивание актерского мастерства. Мне это ближе.
- Что бы вы пожелали читателям нашей газеты в наступившем году?
- Сегодняшняя жизнь достаточно сложная. Поэтому необходимо, прежде всего, найти взаимопонимание друг с другом. Желаю всем спокойствия в душе, терпения, если есть какие-то трудности, и, конечно, здоровья, успехов в делах, благополучия.
Беседовала Татьяна Карпова
Источник: Россiя
Дата: 11.01.2007
08.01.2007
Подробнее
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: «ЧИНОВНИКИ – ЭТО АКТУАЛЬНО»
«Актер думает сердцем, а не мозгом. Режиссер думает структурально, тянет идею, а актер должен думать сердцем»
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: «ЧИНОВНИКИ – ЭТО АКТУАЛЬНО»
«Актер думает сердцем, а не мозгом. Режиссер думает структурально, тянет идею, а актер должен думать сердцем»
Премьер Малого театра Эдуард Марцевич отметил юбилей. Артист, которому исполнилось семьдесят, находится в хорошей творческой форме, много работает на сцене и снимается в кино. О консерватизме и о том, чего же нового в нем, в консерватизме, может быть, Эдуард Марцевич рассказывает корреспонденту газеты ВЗГЛЯД Андрею Морозову.
- Эдуард Евгеньевич, я заметил, что актеры Малого театра стали использовать мини-микрофоны на спектаклях. Он не мешает вам?
- Нет, не мешает. В этом есть элемент новизны для нашего театра. Несколько лет назад их использовал в «Свадьбе Кречинского» Виталий Соломин. Юрий Мефодьевич решил использовать этот прием в «Таинственном ящике» по пьесе Каратыгина.
Мне кажется, что это больше подчеркивает театральное зрелище. Я выхожу в зал и приглашаю зрителей на представление, в котором есть элементы карнавала, шоу.
Для того, чтобы все было слышно, чтобы забрать зал, и используются эти микрофоны. Это не просто рядовое исполнение еще одного водевиля, как в старом Малом театре.
- Малый театр славится своим консерватизмом. Но говорят, что от любого консерватизма попахивает нафталином. У вас нет ощущения, что им пахнет в вашем театре?
- Знаете, я сам за традиции, а по своим убеждениям немножко консервативен, ведь по гороскопу я Козерог. Я люблю все проверенное временем, испытанное им. Но во всем должна быть и новизна.
- Что же нового может быть в консерватизме?
- Новизна заключается именно в том, что, когда к нам в театр приходит зритель, есть возможность соприкосновения его сердца со своим. Ведь актер думает сердцем, а не мозгом. Это режиссер думает структурально, тянет идею, а актер должен думать сердцем.
Почему сегодня зритель гомерически хохочет на «Ревизоре» или смотрит затаив дыхание другой спектакль в Малом? Потому что все очень реалистично и безо всяческих закидонов, например, как чесание правого уха левой ногой.
Новизна спектаклей в том, насколько их тема звенит в сегодняшнем дне. Вот в «Ревизоре» мы затронули тему чиновничества. Чиновники – это сегодня актуально! Чуть раньше у нас поставили «Царя Бориса», а у нас был царь в лице президента. Теперь тот спектакль звенит меньше. Новизна Малого театра в том и состоит, что его спектакли помогают найти смысл в сегодняшнем дне.
- Вы уверены, что только традиционный театр, а не суперсовременный может отражать тему дня?
- Лично я против модернизма. Я не люблю, когда на сцене ругаются матом, когда в «Ревизоре» на сцене делают какую-то тюрьму. Таким режиссерам мне хочется сказать: «Ну напиши сам пьесу и ставь ее как хочешь». Автор писал одно, и время показало, что пьеса актуальна.
Например, тот же «Вишневый сад». Какой-то литовский режиссер вдруг ставит ее по принципу «не так, как у вас в России ее ставят, по-своему поставлю». Мне кажется, что это больше похоже на самовыявление или на игру в гениальность.
Я некоторое время изучал теорию Брехта; у него театр – это некая созерцательность, интеллектуальное осмысление. Я видел брехтовские спектакли и в Москве, и в Берлине. Но знаете… все это не наше, не русское.
- Что вы скажете о молодых актерах Малого? Удастся ли им сохранить его традиции и не попасться на удочку современности с ее беспринципностью и жаждой наживы?
- Юрий Мефодьевич в последнее время набирает в театр молодежь именно из Щепкинского училища и прямо тут, в театре, продолжает вести школу. Я вижу, как им нравятся традиции именно Малого театра.
Новое поколение артистов, как и новое поколение зрителей, делает этот театр современным. Публика часто стоя аплодирует после наших спектаклей. Жалко, что о нашем театре не пишут, а если пишут, то с некоей иронией. Я не люблю читать рецензии, хотя приятно, когда тебя хвалят.
Я глубоко уверен, что Соломин правильно делает, воспитывая огромную молодую труппу молодежи в театре. Они должны быть продолжателями дела, которому вот уже исполнилось 250 лет.
Среди них есть люди, которые преданы театру и сердцем, и душой. Старшее поколение должно им показывать пример служения в этом храме. Я видел в Италии францисканские монастыри, как там служат монахи…
- Простите, но то церковь, а тут – театр.
- Понимаете, есть искусство шоу-бизнеса, а есть служение духу, сердцу.
- Ваши родители были причастны к театру. Ваши сыновья тоже пошли в театр. Вы не предупреждали их о суровости актерской жизни, не отговаривали?
- Нет. Как ни странно, но я не переубеждал их и не отговаривал. Один сын закончил Щепкинское училище, пробовал себя в актерском деле, но потом закончил менеджерские курсы и сейчас служит заместителем директора театра Джигарханяна. Он у нас дома как квартирант – в театре пропадает с утра до ночи. Второй сын сейчас пришел в Малый.
- Вы предупреждали их, что актерский хлеб не простой и что актерство не самое прибыльное дело сегодня?
- Конечно. А что им, идти воровать?.. А как мы живем? Получаем зарплату, где-то роль в кино мелькнет, вдруг президент дал нам грант. Вот так и живем.
Я не понимаю, когда за один концерт получают гонорар 100 тыс. долларов. Не понимаю. Там (показывает в сторону. – А.М.) всего два метра, туда все не унесешь. Можно жить и просто, по-человечески. Я бывал в Америке на гастролях, жил в гостях у миллионеров… Знаете, это все чужое.
- Любая профессия учит человека чему-нибудь. Чему научила вас ваша профессия как мужчину, как человека?
- Научила выстаивать в жизни. Именно выстаивать, а не выживать. Главное в моей профессии – сохранить то, что дал Господь Бог. То, что он дал своим прикосновением, – талант, или, как говорят, искру Божию. Все хотят ее разбить, как бокал. Многие хотят, чтобы ее, этой искры, не было. Сохраняя ее, ты все время находишься в бойцовской форме, чтобы не дать никому дотронуться до нее. Не дай бог, чтобы чья-то грязная лапа залезла к тебе в душу и дотронулась до нее. Тогда ты уже не актер.
- Не удержусь спросить про вашу популярность. Знаю, что вы были кумиром сотен, тысяч советских женщин, что у вас были поклонницы. Как вы решали эту проблему в непростое советское время?
- В каком смысле «решал проблему»?.. Никак не решал. Просто нравиться женщинам – это одно, а вот чтобы со всеми… Ну я не петух же какой-то, чтобы со всеми!.. (Смеется.) Да, были какие-то романы. Но я женился, остепенился, пошли дети.
А вот после Гамлета были и угрозы, портили спектакли. Например, мне надо читать монолог «Быть или не быть», а в зале начинались какие-то шумы, зрители начинали требовать их прекратить. Или возвращаюсь я после спектакля домой, а кто-то сверху кидает в меня бутылку кефира. А что было в подъезде написано на стенах! Всякое было. Сейчас этого, слава богу, нет. Возраст!
- В одном из интервью вы рассказывали, как Лоуренс Оливье учил вас играть Гамлета. Что вам запомнилось из его трактовки?
- Его Гамлет был в том, что его надо было играть в 29 лет.
- Почему именно в 29?
- (Смеется). Потому что он играл его в 29, а не в 22, как я. Он так и сказал мне: «Гамлета надо играть в 29 лет». К сожалению, я только недавно увидел фильм, где он играл Гамлета. Кажется, лучше Гамлета я не видел.
- Даже наш Смоктуновский не то?
- Даже наш Смоктуновский. Иннокентий Михайлович – великий артист, он до кончика ногтей артист. Я его поклонник, но я сам играл Гамлета и, наверное, могу быть необъективен. Это все-таки дело вкуса.
Если говорить о любимых актерах, то из западных мне нравятся Оливье и Брандо, а из русских – Симонов и Смоктуновский. Они со мной одной крови, и я могу бесконечно смотреть их работы, получать удовольствие от их искусства.
Брандо – божественный актер! Его роль в «Крестном отце» – предел мечтаний. Он же ничего там практически не делал, но какое впечатление! А «Последнее танго в Париже»! Это что-то гениальное!
Когда мы снимали «Красную палатку» в Италии, то ходили в кинотеатры на его фильмы. Он был в черном костюме, играл какого-то разведчика. А Смоктуновский был актером и в жизни. Нет, не выпендрежник, у него природа была такая – он хотел, чтобы видели, как он взял яблоко и как он откусил его или как он ест пирожное, как пьет чай. Он делал все это красиво.
- В начале беседы вы сказали, что актер должен думать сердцем. Но ведь сердце не только что-то абстрактное, но и физический орган. Вдруг в какой-то момент оно не выдержит?
- И не выдерживает. Поэтому надо себе некую охрану сделать, например бывать у врачей. Они давление проверят: «Ой, 115 на…». Значит, надо валокординчика выпить. Надо охранять себя. Я до сорока лет вообще не болел, а потом как начались стрессы, стрессы…
Но актер все равно должен думать сердцем. Наше искусство эмоционально, а не рационально, да и время сейчас – время рационалистов. А когда ты на сцене… Какое это счастье, когда происходит соединение твоего сердца со зрителями, как они потом кричат «браво», несут цветы. А их аплодисменты! Все, что ты им отдал на сцене, всю энергию они возвращают тебе... Ой, господи, как это хорошо! И вот тогда после спектакля приходишь домой и можешь выпить рюмочку.
- Валокордина?
- Зачем? Водочки!.. Валокордин надо пить, когда погода плохая (смеется).
«Взгляд», 08.01.2007
«Актер думает сердцем, а не мозгом. Режиссер думает структурально, тянет идею, а актер должен думать сердцем»
Премьер Малого театра Эдуард Марцевич отметил юбилей. Артист, которому исполнилось семьдесят, находится в хорошей творческой форме, много работает на сцене и снимается в кино. О консерватизме и о том, чего же нового в нем, в консерватизме, может быть, Эдуард Марцевич рассказывает корреспонденту газеты ВЗГЛЯД Андрею Морозову.
- Эдуард Евгеньевич, я заметил, что актеры Малого театра стали использовать мини-микрофоны на спектаклях. Он не мешает вам?
- Нет, не мешает. В этом есть элемент новизны для нашего театра. Несколько лет назад их использовал в «Свадьбе Кречинского» Виталий Соломин. Юрий Мефодьевич решил использовать этот прием в «Таинственном ящике» по пьесе Каратыгина.
Мне кажется, что это больше подчеркивает театральное зрелище. Я выхожу в зал и приглашаю зрителей на представление, в котором есть элементы карнавала, шоу.
Для того, чтобы все было слышно, чтобы забрать зал, и используются эти микрофоны. Это не просто рядовое исполнение еще одного водевиля, как в старом Малом театре.
- Малый театр славится своим консерватизмом. Но говорят, что от любого консерватизма попахивает нафталином. У вас нет ощущения, что им пахнет в вашем театре?
- Знаете, я сам за традиции, а по своим убеждениям немножко консервативен, ведь по гороскопу я Козерог. Я люблю все проверенное временем, испытанное им. Но во всем должна быть и новизна.
- Что же нового может быть в консерватизме?
- Новизна заключается именно в том, что, когда к нам в театр приходит зритель, есть возможность соприкосновения его сердца со своим. Ведь актер думает сердцем, а не мозгом. Это режиссер думает структурально, тянет идею, а актер должен думать сердцем.
Почему сегодня зритель гомерически хохочет на «Ревизоре» или смотрит затаив дыхание другой спектакль в Малом? Потому что все очень реалистично и безо всяческих закидонов, например, как чесание правого уха левой ногой.
Новизна спектаклей в том, насколько их тема звенит в сегодняшнем дне. Вот в «Ревизоре» мы затронули тему чиновничества. Чиновники – это сегодня актуально! Чуть раньше у нас поставили «Царя Бориса», а у нас был царь в лице президента. Теперь тот спектакль звенит меньше. Новизна Малого театра в том и состоит, что его спектакли помогают найти смысл в сегодняшнем дне.
- Вы уверены, что только традиционный театр, а не суперсовременный может отражать тему дня?
- Лично я против модернизма. Я не люблю, когда на сцене ругаются матом, когда в «Ревизоре» на сцене делают какую-то тюрьму. Таким режиссерам мне хочется сказать: «Ну напиши сам пьесу и ставь ее как хочешь». Автор писал одно, и время показало, что пьеса актуальна.
Например, тот же «Вишневый сад». Какой-то литовский режиссер вдруг ставит ее по принципу «не так, как у вас в России ее ставят, по-своему поставлю». Мне кажется, что это больше похоже на самовыявление или на игру в гениальность.
Я некоторое время изучал теорию Брехта; у него театр – это некая созерцательность, интеллектуальное осмысление. Я видел брехтовские спектакли и в Москве, и в Берлине. Но знаете… все это не наше, не русское.
- Что вы скажете о молодых актерах Малого? Удастся ли им сохранить его традиции и не попасться на удочку современности с ее беспринципностью и жаждой наживы?
- Юрий Мефодьевич в последнее время набирает в театр молодежь именно из Щепкинского училища и прямо тут, в театре, продолжает вести школу. Я вижу, как им нравятся традиции именно Малого театра.
Новое поколение артистов, как и новое поколение зрителей, делает этот театр современным. Публика часто стоя аплодирует после наших спектаклей. Жалко, что о нашем театре не пишут, а если пишут, то с некоей иронией. Я не люблю читать рецензии, хотя приятно, когда тебя хвалят.
Я глубоко уверен, что Соломин правильно делает, воспитывая огромную молодую труппу молодежи в театре. Они должны быть продолжателями дела, которому вот уже исполнилось 250 лет.
Среди них есть люди, которые преданы театру и сердцем, и душой. Старшее поколение должно им показывать пример служения в этом храме. Я видел в Италии францисканские монастыри, как там служат монахи…
- Простите, но то церковь, а тут – театр.
- Понимаете, есть искусство шоу-бизнеса, а есть служение духу, сердцу.
- Ваши родители были причастны к театру. Ваши сыновья тоже пошли в театр. Вы не предупреждали их о суровости актерской жизни, не отговаривали?
- Нет. Как ни странно, но я не переубеждал их и не отговаривал. Один сын закончил Щепкинское училище, пробовал себя в актерском деле, но потом закончил менеджерские курсы и сейчас служит заместителем директора театра Джигарханяна. Он у нас дома как квартирант – в театре пропадает с утра до ночи. Второй сын сейчас пришел в Малый.
- Вы предупреждали их, что актерский хлеб не простой и что актерство не самое прибыльное дело сегодня?
- Конечно. А что им, идти воровать?.. А как мы живем? Получаем зарплату, где-то роль в кино мелькнет, вдруг президент дал нам грант. Вот так и живем.
Я не понимаю, когда за один концерт получают гонорар 100 тыс. долларов. Не понимаю. Там (показывает в сторону. – А.М.) всего два метра, туда все не унесешь. Можно жить и просто, по-человечески. Я бывал в Америке на гастролях, жил в гостях у миллионеров… Знаете, это все чужое.
- Любая профессия учит человека чему-нибудь. Чему научила вас ваша профессия как мужчину, как человека?
- Научила выстаивать в жизни. Именно выстаивать, а не выживать. Главное в моей профессии – сохранить то, что дал Господь Бог. То, что он дал своим прикосновением, – талант, или, как говорят, искру Божию. Все хотят ее разбить, как бокал. Многие хотят, чтобы ее, этой искры, не было. Сохраняя ее, ты все время находишься в бойцовской форме, чтобы не дать никому дотронуться до нее. Не дай бог, чтобы чья-то грязная лапа залезла к тебе в душу и дотронулась до нее. Тогда ты уже не актер.
- Не удержусь спросить про вашу популярность. Знаю, что вы были кумиром сотен, тысяч советских женщин, что у вас были поклонницы. Как вы решали эту проблему в непростое советское время?
- В каком смысле «решал проблему»?.. Никак не решал. Просто нравиться женщинам – это одно, а вот чтобы со всеми… Ну я не петух же какой-то, чтобы со всеми!.. (Смеется.) Да, были какие-то романы. Но я женился, остепенился, пошли дети.
А вот после Гамлета были и угрозы, портили спектакли. Например, мне надо читать монолог «Быть или не быть», а в зале начинались какие-то шумы, зрители начинали требовать их прекратить. Или возвращаюсь я после спектакля домой, а кто-то сверху кидает в меня бутылку кефира. А что было в подъезде написано на стенах! Всякое было. Сейчас этого, слава богу, нет. Возраст!
- В одном из интервью вы рассказывали, как Лоуренс Оливье учил вас играть Гамлета. Что вам запомнилось из его трактовки?
- Его Гамлет был в том, что его надо было играть в 29 лет.
- Почему именно в 29?
- (Смеется). Потому что он играл его в 29, а не в 22, как я. Он так и сказал мне: «Гамлета надо играть в 29 лет». К сожалению, я только недавно увидел фильм, где он играл Гамлета. Кажется, лучше Гамлета я не видел.
- Даже наш Смоктуновский не то?
- Даже наш Смоктуновский. Иннокентий Михайлович – великий артист, он до кончика ногтей артист. Я его поклонник, но я сам играл Гамлета и, наверное, могу быть необъективен. Это все-таки дело вкуса.
Если говорить о любимых актерах, то из западных мне нравятся Оливье и Брандо, а из русских – Симонов и Смоктуновский. Они со мной одной крови, и я могу бесконечно смотреть их работы, получать удовольствие от их искусства.
Брандо – божественный актер! Его роль в «Крестном отце» – предел мечтаний. Он же ничего там практически не делал, но какое впечатление! А «Последнее танго в Париже»! Это что-то гениальное!
Когда мы снимали «Красную палатку» в Италии, то ходили в кинотеатры на его фильмы. Он был в черном костюме, играл какого-то разведчика. А Смоктуновский был актером и в жизни. Нет, не выпендрежник, у него природа была такая – он хотел, чтобы видели, как он взял яблоко и как он откусил его или как он ест пирожное, как пьет чай. Он делал все это красиво.
- В начале беседы вы сказали, что актер должен думать сердцем. Но ведь сердце не только что-то абстрактное, но и физический орган. Вдруг в какой-то момент оно не выдержит?
- И не выдерживает. Поэтому надо себе некую охрану сделать, например бывать у врачей. Они давление проверят: «Ой, 115 на…». Значит, надо валокординчика выпить. Надо охранять себя. Я до сорока лет вообще не болел, а потом как начались стрессы, стрессы…
Но актер все равно должен думать сердцем. Наше искусство эмоционально, а не рационально, да и время сейчас – время рационалистов. А когда ты на сцене… Какое это счастье, когда происходит соединение твоего сердца со зрителями, как они потом кричат «браво», несут цветы. А их аплодисменты! Все, что ты им отдал на сцене, всю энергию они возвращают тебе... Ой, господи, как это хорошо! И вот тогда после спектакля приходишь домой и можешь выпить рюмочку.
- Валокордина?
- Зачем? Водочки!.. Валокордин надо пить, когда погода плохая (смеется).
«Взгляд», 08.01.2007
30.12.2006
Подробнее
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: «ТЕАТР – ЭТО СОПРИКОСНОВЕНИЕ С КОСМОСОМ»
Кажется, что Марцевичу подвластно все. Его любят зрители, уважают партнеры. О большом актере Малого театра рассказывают «Новости культуры»...
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: «ТЕАТР – ЭТО СОПРИКОСНОВЕНИЕ С КОСМОСОМ»
Сегодня юбилей отмечает Эдуард Марцевич. Актеру исполнилось 70 лет. Вдохновенное лицедейство, юмор и острая характерность. Кажется, что Марцевичу подвластно все. Его любят зрители, уважают партнеры. О большом актере Малого театра рассказывают «Новости культуры».
Он приходит в театр за два часа до начала спектакля. Говорит, важно отряхнуть не только пыль с уличных ботинок, перед сценой надо отряхнуть пыль с души. «Вообще, эта профессия – умение думать сердцем, не мозгом, а именно сердцем. Вот для меня лично – то свойство русского исповеднического начала в русском театре, которое было свойственно всегда. Это откровения самых глубинных болевых точек понимания жизни, человека, его места в обществе, его греха и добра. Это соприкосновение с космосом», – говорит народный артист России Эдуард Марцевич.
Это соприкосновение с космосом – из детства. Марцевич сам из актерской семьи. Вырос в театре. Чуть позже стал заниматься пением, танцами, а вот в чтецкий и драматический кружок отец не пускал, так как не верил в способности сына. Однако настойчивость юного Эдика победила. Как-то заболел актер, и на выездном концерте срочно потребовалась замена. Именно с этого момента началась актерская, пока еще самодеятельная, но уже карьера. Хорошая драматургия, ответственные роли. «Вот такую школу предыдущую я прошел, и в Москву когда приехал, то тут получил сразу удар. В ГИТИСе сказали: у вас умные глаза, но искусством театра вам заниматься не надо. Идите на математический факультет», – вспоминает Марцевич.
На математический не пошел, а пошел в Щепкинское училище и попал на курс знаменитого педагога Константина Зубова. После дипломного спектакля, «Оптимистической трагедии», о Марцевиче заговорили. Стало известно, что его примут в Малый театр. Но он был болен «Гамлетом», и когда Охлопков пригласил его на эту роль в Театр Маяковского, не раздумывал ни минуты. Шекспир, Софокл, Арбузов – это в театре. В кино – «Отцы и дети», «Аннушка», «Война и мир», «Красная палатка». После смерти Охлопкова, которого и по сей день считает самым главным учителем, Эдуард Марцевич вернулся в Малый.
«Все, что он делает, каждая роль все больше и больше доказывает, что мы имеем дело с очень крупным русским артистом», – утверждает народный артист России Юрий Соломин. Сегодня день Эдуарда Евгеньевича расписан по минутам: кино, телевидение, режиссура, но на первом месте, конечно, театр и пять сложнейших ролей классического русского репертуара. «Ведь что такое призвание или талант, или, там, способности? На мой взгляд, какая-то сила сверху и Господь Бог дал тебе какую-то искру для того, чтобы ты служил вот этому делу – театру», – убежден Марцевич.
«Культура», 29.12.2006
Сегодня юбилей отмечает Эдуард Марцевич. Актеру исполнилось 70 лет. Вдохновенное лицедейство, юмор и острая характерность. Кажется, что Марцевичу подвластно все. Его любят зрители, уважают партнеры. О большом актере Малого театра рассказывают «Новости культуры».
Он приходит в театр за два часа до начала спектакля. Говорит, важно отряхнуть не только пыль с уличных ботинок, перед сценой надо отряхнуть пыль с души. «Вообще, эта профессия – умение думать сердцем, не мозгом, а именно сердцем. Вот для меня лично – то свойство русского исповеднического начала в русском театре, которое было свойственно всегда. Это откровения самых глубинных болевых точек понимания жизни, человека, его места в обществе, его греха и добра. Это соприкосновение с космосом», – говорит народный артист России Эдуард Марцевич.
Это соприкосновение с космосом – из детства. Марцевич сам из актерской семьи. Вырос в театре. Чуть позже стал заниматься пением, танцами, а вот в чтецкий и драматический кружок отец не пускал, так как не верил в способности сына. Однако настойчивость юного Эдика победила. Как-то заболел актер, и на выездном концерте срочно потребовалась замена. Именно с этого момента началась актерская, пока еще самодеятельная, но уже карьера. Хорошая драматургия, ответственные роли. «Вот такую школу предыдущую я прошел, и в Москву когда приехал, то тут получил сразу удар. В ГИТИСе сказали: у вас умные глаза, но искусством театра вам заниматься не надо. Идите на математический факультет», – вспоминает Марцевич.
На математический не пошел, а пошел в Щепкинское училище и попал на курс знаменитого педагога Константина Зубова. После дипломного спектакля, «Оптимистической трагедии», о Марцевиче заговорили. Стало известно, что его примут в Малый театр. Но он был болен «Гамлетом», и когда Охлопков пригласил его на эту роль в Театр Маяковского, не раздумывал ни минуты. Шекспир, Софокл, Арбузов – это в театре. В кино – «Отцы и дети», «Аннушка», «Война и мир», «Красная палатка». После смерти Охлопкова, которого и по сей день считает самым главным учителем, Эдуард Марцевич вернулся в Малый.
«Все, что он делает, каждая роль все больше и больше доказывает, что мы имеем дело с очень крупным русским артистом», – утверждает народный артист России Юрий Соломин. Сегодня день Эдуарда Евгеньевича расписан по минутам: кино, телевидение, режиссура, но на первом месте, конечно, театр и пять сложнейших ролей классического русского репертуара. «Ведь что такое призвание или талант, или, там, способности? На мой взгляд, какая-то сила сверху и Господь Бог дал тебе какую-то искру для того, чтобы ты служил вот этому делу – театру», – убежден Марцевич.
«Культура», 29.12.2006
15.09.2009
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ТРУДОВЫМ ЮБИЛЕЕМ!
15 сентября исполняется 40 лет работы в Малом театре народного артиста России Эдуарда Евгеньевича Марцевича. От души поздравляем Эдуарда Евгеньевича и желаем ему крепкого здоровья и еще многих лет служения старейшим подмосткам России!
07.07.2009
«Звуковой архив Малого театра»АЛЕКСЕЙ ДУДАРЕВ «РЯДОВЫЕ»
«Звуковой архив Малого театра»
АЛЕКСЕЙ ДУДАРЕВ «РЯДОВЫЕ»
Предлагаем вашему вниманию запись спектакля, поставленного в 1985 году режиссером Борисом Львовым-Анохиным…
АЛЕКСЕЙ ДУДАРЕВ «РЯДОВЫЕ»
Предлагаем вашему вниманию запись спектакля, поставленного в 1985 году режиссером Борисом Львовым-Анохиным…
14.05.2009
«Звуковой архив Малого театра» ЛИЛИЯ ЮДИНА В СПЕКТАКЛЕ «ХИЩНИКИ» А.ПИСЕМСКОГО
«Звуковой архив Малого театра»
ЛИЛИЯ ЮДИНА В СПЕКТАКЛЕ «ХИЩНИКИ» А.ПИСЕМСКОГО
В день рождения Лилии Витальевны Юдиной мы знакомим посетителей сайта с записью спектакля, в котором актриса сыграла роль Вильгельмины Федоровны Вуланд…
ЛИЛИЯ ЮДИНА В СПЕКТАКЛЕ «ХИЩНИКИ» А.ПИСЕМСКОГО
В день рождения Лилии Витальевны Юдиной мы знакомим посетителей сайта с записью спектакля, в котором актриса сыграла роль Вильгельмины Федоровны Вуланд…
27.03.2009
«Звуковой архив Малого театра» «ТРИ ЖИЗНИ АЙСЕДОРЫ ДУНКАН»
«Звуковой архив Малого театра»
«ТРИ ЖИЗНИ АЙСЕДОРЫ ДУНКАН»
Предлагаем Вам послушать радиоспектакль по пьесе Зиновия Сагалова с участием Нелли Корниенко, Эдуарда Марцевича, Юрия Васильева и Геннадия Бортникова…
«ТРИ ЖИЗНИ АЙСЕДОРЫ ДУНКАН»
Предлагаем Вам послушать радиоспектакль по пьесе Зиновия Сагалова с участием Нелли Корниенко, Эдуарда Марцевича, Юрия Васильева и Геннадия Бортникова…
12.03.2009
«Звуковой архив Малого театра» ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ СТИХОТВОРЕНИЯ АПОЛЛОНА ГРИГОРЬЕВА
«Звуковой архив Малого театра»
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ СТИХОТВОРЕНИЯ АПОЛЛОНА ГРИГОРЬЕВА
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ СТИХОТВОРЕНИЯ АПОЛЛОНА ГРИГОРЬЕВА
29.12.2008
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
29 декабря – день рождения народного артиста России Эдуарда Евгеньевича Марцевича. От души поздравляем любимого артиста и желаем ему крепкого здоровья, хорошего новогоднего настроения и еще многих радостных встреч с благодарным зрителем на сцене Малого театра!
26.11.2008
«ГАМЛЕТА НАЧАЛ ГОТОВИТЬ С ПЕРВОГО КУРСА»
Сегодня у нас в гостях известный актер театра и кино, актер Малого театра, народный артист России, лауреат премии правительства России Эдуард МАРЦЕВИЧ.
15.04.2008
ГРАНИ ОДНОЙ РОЛИ
Эдуард Марцевич – Крутицкий в комедии А.Н.Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын»
ФОТО Дмитрия Бочарова
ФОТО Дмитрия Бочарова
07.04.2008
«Звуковой архив Малого театра» «ХОЛОПЫ» П.П.ГНЕДИЧА
«Звуковой архив Малого театра»
«ХОЛОПЫ» П.П.ГНЕДИЧА
7 апреля – день рождения народной артистки СССР, легендарной Елены Николаевны Гоголевой. Предлагаем послушать запись спектакля в постановке [link Lvov-AnohinB">Б.Львова-Анохина, в котором она сыграла одну из своих самых значительных ролей…
«ХОЛОПЫ» П.П.ГНЕДИЧА
7 апреля – день рождения народной артистки СССР, легендарной Елены Николаевны Гоголевой. Предлагаем послушать запись спектакля в постановке [link Lvov-AnohinB">Б.Львова-Анохина, в котором она сыграла одну из своих самых значительных ролей…
19.02.2008
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ О СОВРЕМЕННОМ ТЕАТРЕ
Конечно, поиск должен быть постоянным. Но все-таки, вероятно, необязательно делать из Чехова, Островского «новую драму»...
28.01.2008
«РЕВИЗОР» ПОЛУЧИЛ ПРЕМИЮ ПРАВИТЕЛЬСТВА РОССИИ
Стали известны имена лауреатов премии правительства России 2007 года в области культуры.
29.12.2007
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
29 декабря – день рождения народного артиста России Эдуарда Евгеньевича Марцевича. От души поздравляем любимого артиста и желаем ему крепкого здоровья, хорошего настроения и, конечно, еще многих и многих радостных встреч с благодарным зрителем!
29.08.2007
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ – НА СЦЕНЕ БОЛЬШОГО ЗАЛА КОНСЕРВАТОРИИ
29 августа в 18:05 смотрите на телеканале «Культура» запись оперы С.В.Рахманинова «Алеко». Народный артист России Эдуард Евгеньевич Марцевич читает отрывки из поэмы А.С.Пушкина «Цыганы»
19.06.2007
«Звуковой архив Малого театра» ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ РАССКАЗ ИВАНА БУНИНА «ЛЕГКОЕ ДЫХАНИЕ»
«Звуковой архив Малого театра»
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ РАССКАЗ ИВАНА БУНИНА «ЛЕГКОЕ ДЫХАНИЕ»
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ ЧИТАЕТ РАССКАЗ ИВАНА БУНИНА «ЛЕГКОЕ ДЫХАНИЕ»
22.03.2007
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: «АКТЕРЫ ВСЕ СУМАСШЕДШИЕ, У НИХ КРЫША ЧУТЬ-ЧУТЬ ЕДЕТ»
Эксклюзивное интервью специального корреспондента КМ.RU Марии Богданчиковой. Фото Игоря Варнавского. Видео Владимира Шпомера.
31.01.2007
КУ-КУ ДЛЯ ГОСПОДИНА ЧИНОВНИКА ИЗ ПЕТЕРБУРГА
Мода на Малый театр обеспечена золотым актерским запасом...
11.01.2007
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: ПОБОЛЬШЕ ДУШИ, СЕРДЦА - ЭТО ДАЕТ ЧЕЛОВЕКУ КРЫЛЬЯ
В канун Нового года народный артист России Эдуард Марцевич отметил свой 70-летний юбилей...
08.01.2007
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: «ЧИНОВНИКИ – ЭТО АКТУАЛЬНО»
«Актер думает сердцем, а не мозгом. Режиссер думает структурально, тянет идею, а актер должен думать сердцем»
30.12.2006
ЭДУАРД МАРЦЕВИЧ: «ТЕАТР – ЭТО СОПРИКОСНОВЕНИЕ С КОСМОСОМ»
Кажется, что Марцевичу подвластно все. Его любят зрители, уважают партнеры. О большом актере Малого театра рассказывают «Новости культуры»...
Художественный руководитель Малого театра —
народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Виртуальная экскурсия
Партнёры
О театре
Попечительский совет
Руководство театра
Актёры
Режиссеры
Художники
Оркестр
Репертуарный отдел
Режиссёрский отдел
Пресс-служба
Музейно-информационный центр
Художественно-постановочная часть
Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина
Филиал в Когалыме
Щепкинское училище
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2024 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнёры:
Информационная поддержка
