12.01.2010
Подробнее
ЮРИЙ СОЛОМИН СЫГРАЛ БУЛГАКОВСКОГО МОЛЬЕРА
Малый театр впервые обратился к наследию одного из самых ярких писателей двадцатого века – Михаила Булгакова.
ЮРИЙ СОЛОМИН СЫГРАЛ БУЛГАКОВСКОГО МОЛЬЕРА
Малый театр впервые обратился к наследию одного из самых ярких писателей двадцатого века – Михаила Булгакова.
На старейшей московской сцене в постановке Владимира Драгунова идёт пьеса «Мольер». Истинным талантам во все времена жилось непросто – эту известную мысль Булгаков развивает на примере биографии знаменитого французского комедианта, который, казалось бы, всегда был любим властью. Но высочайшее покровительство может ограничивать свободу творца сильнее, чем любые гонения…
Режиссёр Владимир Драгунов и художник Станислав Бенедиктов выстраивают на сцене семнадцатый век, проявляя себя настоящими мастерами иллюзии. Общей стилистике спектакля, его эмоциональной приподнятости, радостной взволнованности соответствует и музыка Григория Гоберника.
Конечно, булгаковский Мольер вовсе не тождественен Мольеру историческому. Это фигура скорее символическая, воплощение духа творчества писателя и актёра. Ему свойственны и слабости, и удивительные взлёты. Юрий Соломин в роли Мольера играет и хитрость художника, трагически зависящего от власти, и великолепную внутреннюю свободу, и страх одиночества, и великодушие… В этой работе множество нюансов, не поддающихся даже перечислению. Мольер-человек, друг, влюблённый, актёр, писатель… Тонкий психологизм актёра Юрия Соломина ни для кого не новость. Но особенно восхищает то, как он играет трагические сцены – вспышки горя, ярости, протеста, которые не могут не всколыхнуть душу каждого сидящего в зале.
В то же время «Мольер» – пьеса о театре, а следовательно, она требует слаженного ансамбля. В этой постановке играют вместе представители самых разных поколений артистов Малого театра, но чувствуется, что все они являются единой сплочённой командой. И мэтр отечественного театра и кино Борис Клюев в роли короля Людовика, и юная Маша Андреева, играющая ветреную Арманду, и Татьяна Лебедева, нашедшая подлинно трагические ноты для своей Мадлены, – равно убедительны. Каждая из красок, внесённых этими артистами в палитру спектакля, прекрасно сочетается с остальными.
И невольно приходит на ум мысль, что труппа Малого театра, к счастью, как и встарь, является одной из лучших трупп, ибо в ней можно найти блестящих артистов каждого амплуа и, соответственно, сыграть даже самую сложную пьесу. Вот бретёр и забияка по прозвищу Помолись (Антон Хомятов), вот очаровательная хрупкая Риваль (Наталья Верещенко), вот высокий и суровый «тёмный рыцарь» Лагранж (Александр Ермаков). Данные каждого артиста как нельзя более соответствуют создаваемому ими образу. И все вместе они рождают волшебную атмосферу спектакля.
Татьяна Семашко
«Парламентская газета», 18.12.2009
Малый театр впервые обратился к наследию одного из самых ярких писателей двадцатого века – Михаила Булгакова.
На старейшей московской сцене в постановке Владимира Драгунова идёт пьеса «Мольер». Истинным талантам во все времена жилось непросто – эту известную мысль Булгаков развивает на примере биографии знаменитого французского комедианта, который, казалось бы, всегда был любим властью. Но высочайшее покровительство может ограничивать свободу творца сильнее, чем любые гонения…
Режиссёр Владимир Драгунов и художник Станислав Бенедиктов выстраивают на сцене семнадцатый век, проявляя себя настоящими мастерами иллюзии. Общей стилистике спектакля, его эмоциональной приподнятости, радостной взволнованности соответствует и музыка Григория Гоберника.
Конечно, булгаковский Мольер вовсе не тождественен Мольеру историческому. Это фигура скорее символическая, воплощение духа творчества писателя и актёра. Ему свойственны и слабости, и удивительные взлёты. Юрий Соломин в роли Мольера играет и хитрость художника, трагически зависящего от власти, и великолепную внутреннюю свободу, и страх одиночества, и великодушие… В этой работе множество нюансов, не поддающихся даже перечислению. Мольер-человек, друг, влюблённый, актёр, писатель… Тонкий психологизм актёра Юрия Соломина ни для кого не новость. Но особенно восхищает то, как он играет трагические сцены – вспышки горя, ярости, протеста, которые не могут не всколыхнуть душу каждого сидящего в зале.
В то же время «Мольер» – пьеса о театре, а следовательно, она требует слаженного ансамбля. В этой постановке играют вместе представители самых разных поколений артистов Малого театра, но чувствуется, что все они являются единой сплочённой командой. И мэтр отечественного театра и кино Борис Клюев в роли короля Людовика, и юная Маша Андреева, играющая ветреную Арманду, и Татьяна Лебедева, нашедшая подлинно трагические ноты для своей Мадлены, – равно убедительны. Каждая из красок, внесённых этими артистами в палитру спектакля, прекрасно сочетается с остальными.
И невольно приходит на ум мысль, что труппа Малого театра, к счастью, как и встарь, является одной из лучших трупп, ибо в ней можно найти блестящих артистов каждого амплуа и, соответственно, сыграть даже самую сложную пьесу. Вот бретёр и забияка по прозвищу Помолись (Антон Хомятов), вот очаровательная хрупкая Риваль (Наталья Верещенко), вот высокий и суровый «тёмный рыцарь» Лагранж (Александр Ермаков). Данные каждого артиста как нельзя более соответствуют создаваемому ими образу. И все вместе они рождают волшебную атмосферу спектакля.
Татьяна Семашко
«Парламентская газета», 18.12.2009
Подробнее
«ДРАМА СУДЬБЫ», ИЛИ ПРИГЛАШЕНИЕ К МОЛЬЕРУ
Михаил Булгаков на сцене Малого театра
«ДРАМА СУДЬБЫ», ИЛИ ПРИГЛАШЕНИЕ К МОЛЬЕРУ
Михаил Булгаков на сцене Малого театра
«Проникая в далёкую эпоху, в «призрачный и сказочный Париж XVII века», Булгаков написал не просто «романтическую драму».
Он подключился к той ее разновидности, которую романтики называли «драмой судьбы».
Анатолий Смелянский.
Само по себе уже очень значимое событие в истории нашего театра: Малый театр впервые обратился к драматургии Михаила Булгакова, выбрав для постановки очень близкую его опыту и мировоззрению пьесу о великом драматурге и актёре Жане-Батисте Мольере. Разумеется – и об этом надо сказать сразу! – подступ к Мольеру невозможен без точно увиденного актёра-исполнителя, который рискнул бы взять на себя крайне сложную, многослойную, всю в эмоциональных конрастах и «подводных течениях» творческую задачу – привнести на сцену свое индивидуальное видение исторического характера, к которому с разной мерой успеха обращались и обращаются многие маститые мастера.
Достаточно, например, напомнить, что ещё недавно в МХТ шла эта пьеса (её первое название «Кабала святош»); сейчас в роли Мольера в Сатире выступил А.Ширвиндт, а в МХТ её играл О.Табаков. Имена говорят сами за себя. И вот сегодня – совершенно неожиданный и пронзительно убедительный Юрий Соломин… Но ещё очень важно иметь в труппе, приступая к новому сценическому решению шедевра Булгакова, исполнителя на роль короля Людовика XIV, с которым тесно связано очень многое в судьбе Мольера. И такой актёр в Малом есть: это Борис Клюев. Поэтому, обратившись к постановке, опытный и умный мастер, режиссёр Владимир Драгунов уже знал, какую гигантскую роль предстоит сыграть, нет, прожить на сцене этому талантливому дуэту. И актёры это глубоко осознавали тоже. И не только названный дуэт, но и ансамбль (правда, с разной мерой убедительности), начиная с главных персонажей (кстати, личностей исторически достоверных) и кончая теми, у кого была в моментальном мини-портрете буквально одна реплика (к примеру, Шарлатан с клавесином или Суфлёр)…
Крайне важно и ответственно было создать сценический «климат», обстановку разворота событий на сцене, и тут очень интересную сценографическую трактовку предложил художник Станислав Бенедиктов. Уже самое первое появление Мольера и его актёров на сцене, когда в зале спектакль смотрит сам король, — эта огромная, парадная люстра перед внутренним занавесом создаёт отличную иллюзию театра «Пале-Рояль». «Сцена» зримо и незримо присутствует в действии постоянно, при этом используется минимум чисто «декорационного» решения, но «игра» этим минимумом происходит очень ёмко и впечатляюще. Как, скажем, кресло или стол в центре сцены, где друг против друга сидят король и Мольер, когда король предлагает опекаемому им в то время драматургу и актёру поужинать с ним. Когда в самом финале сцены Людовик произносит вроде бы кротко и без нажима (но как, по сути, жёстко!) фразу о «Тартюфе»: «Так что я уж вас попрошу эту пьесу не играть», в ответ на неё в зале вспыхивают аплодисменты. Однако по лицу Мольера — Соломина, да и в улыбке короля–Клюева нельзя не увидеть и не почувствовать, что, как говорится в «Гамлете», не всё «спокойно в Датском королевстве».
Обращаясь к тому, каким мы видим Мольера в исполнении («прожитии») Юрия Соломина, хочется привести слова Анатолия Эфроса: «Он не умел жить легко. Он жил мучительно». И на наших глазах разворачивается не «романтическая драма», как называл свое многострадальное детище автор, а подлинная «драма судьбы». И сколько в ней, в этой драме?! И талант, и любовь, и предательство, и разочарование, и страдание, и счастье, и радость бытия на сцене и в любви к молоденькой жене Арманде Бежар, и порой наивность и отчаяние, и некая обречённость, и страсть к театру и творчеству, и такая пронзительная сердечная боль, что зрительское дыхание перехватывает!.. Каждое появление Соломина – удивительная органика, естественность, какой-то даже новый для него стремительный темперамент, а кроме того – пластика, в которой и характер, и настроение, и возраст – ведь на наших глазах проходит довольно много лет. И если бесспорный апофеоз Мольера — Соломина в предфинальном поразительном, страстном монологе, то мрачная сцена в подземелье – судилище «кабалы святош» — высокий драматизм, даже трагизм. И трагизм редкой впечатляющей силы!.. Взаимоотношения с внебрачной легкомысленной дочерью Армандой, ставшей его женой, за что Мольер был ещё более предан анафеме церковниками, а вместе с тем потерял и покровительство короля. Всё, что связано очень сложным контактом Мольера с Людовиком – эгоцентристом до мозга костей, тираном, страдающим манией величия, способным одаривать и изничтожать, — прожито этим самым дуэтом в спектакле предельно остро и ярко. Нет слов, без такого «многоликого» короля, каким его даже в мельчайших полутонах рисует Борис Клюев, спектакля столь значительной и многозначной глубины, наверное, не было бы вовсе. У Мольера на сцене немало соперников и предателей, когда дело касается даже его приёмного сына (очень интересно выступает в этой роли молодой Алексей Фаддеев) или наглого, блистательного аристократа и дуэлянта маркиза Д’Орсиньи (удачная работа Антона Хомятова). Теплом и даже нежностью «дышат» взаимоотношения героя с его слугой, тушильщиком свечей Жаном-Жаком Бутоном (этот характер совершенно непривычно раскрывает молодой, в отличие от обычного «возрастного» решения, актёр Максим Хрусталев). На высоком уровне, страстно и горько (так положено по судьбе героини) играет актрису Мадлену Бежар Татьяна Лебедева. И все эти роли, как говорится, решены «крупным планом». А вот очень важная роль главного врага Мольера Маркиза де Шаррона, архиепископа Парижа, к сожалению, «провисает». Зловещая фигура главы «кабалы святош» заявлена номинально (Александр Клюквин). Лукавый и лживый «чёрный» архиепископ не несёт в себе в нужной мере тот острый поворот темы творчества и тирании, таланта и трагедии, который заложен в Шарроне требованиями пьесы и который, как ни досадно, почему-то часто не даётся и другим актёрам в других версиях «Мольера».
Главное свершилось: несомненная творческая удача Юрия Соломина и Бориса Клюева. А значит, и несомненная удача режиссёра Владимира Драгунова. А значит – новый полёт полной страсти и глубинного смысла музыки Григория Гоберника. И нет сомнения в том, что, впервые обратившись к Булгакову и приблизив его проблематику и высокое дыхание к нам, к каждому из нас – в самых разных аспектах, театр сделал большое дело. И я считаю полезным закончить впечатления о премьере «Мольера» словами постановщика; его волнует прежде всего судьба человека: «Тема художника написана. От неё никуда не уйдёшь, хочешь не хочешь. Есть король и мастер, эта тема всё равно будет звучать. Другой вопрос – выпячивать её, делать её главной или нет. И я решил, что важнее выявить общечеловеческую тему».
Это не просто слова, они особо подчёркивают философскую стереоскопическую ценность и цельность происходящего на сцене. Это то, что мы видим, что чувствуем. И большое спасибо Малому театру за этот бесценный подарок. Всем спасибо. Всем…
Наталья ЛАГИНА
«Слово», 18.12.2009
Михаил Булгаков на сцене Малого театра
«Проникая в далёкую эпоху, в «призрачный и сказочный Париж XVII века», Булгаков написал не просто «романтическую драму».
Он подключился к той ее разновидности, которую романтики называли «драмой судьбы».
Анатолий Смелянский.
Само по себе уже очень значимое событие в истории нашего театра: Малый театр впервые обратился к драматургии Михаила Булгакова, выбрав для постановки очень близкую его опыту и мировоззрению пьесу о великом драматурге и актёре Жане-Батисте Мольере. Разумеется – и об этом надо сказать сразу! – подступ к Мольеру невозможен без точно увиденного актёра-исполнителя, который рискнул бы взять на себя крайне сложную, многослойную, всю в эмоциональных конрастах и «подводных течениях» творческую задачу – привнести на сцену свое индивидуальное видение исторического характера, к которому с разной мерой успеха обращались и обращаются многие маститые мастера.
Достаточно, например, напомнить, что ещё недавно в МХТ шла эта пьеса (её первое название «Кабала святош»); сейчас в роли Мольера в Сатире выступил А.Ширвиндт, а в МХТ её играл О.Табаков. Имена говорят сами за себя. И вот сегодня – совершенно неожиданный и пронзительно убедительный Юрий Соломин… Но ещё очень важно иметь в труппе, приступая к новому сценическому решению шедевра Булгакова, исполнителя на роль короля Людовика XIV, с которым тесно связано очень многое в судьбе Мольера. И такой актёр в Малом есть: это Борис Клюев. Поэтому, обратившись к постановке, опытный и умный мастер, режиссёр Владимир Драгунов уже знал, какую гигантскую роль предстоит сыграть, нет, прожить на сцене этому талантливому дуэту. И актёры это глубоко осознавали тоже. И не только названный дуэт, но и ансамбль (правда, с разной мерой убедительности), начиная с главных персонажей (кстати, личностей исторически достоверных) и кончая теми, у кого была в моментальном мини-портрете буквально одна реплика (к примеру, Шарлатан с клавесином или Суфлёр)…
Крайне важно и ответственно было создать сценический «климат», обстановку разворота событий на сцене, и тут очень интересную сценографическую трактовку предложил художник Станислав Бенедиктов. Уже самое первое появление Мольера и его актёров на сцене, когда в зале спектакль смотрит сам король, — эта огромная, парадная люстра перед внутренним занавесом создаёт отличную иллюзию театра «Пале-Рояль». «Сцена» зримо и незримо присутствует в действии постоянно, при этом используется минимум чисто «декорационного» решения, но «игра» этим минимумом происходит очень ёмко и впечатляюще. Как, скажем, кресло или стол в центре сцены, где друг против друга сидят король и Мольер, когда король предлагает опекаемому им в то время драматургу и актёру поужинать с ним. Когда в самом финале сцены Людовик произносит вроде бы кротко и без нажима (но как, по сути, жёстко!) фразу о «Тартюфе»: «Так что я уж вас попрошу эту пьесу не играть», в ответ на неё в зале вспыхивают аплодисменты. Однако по лицу Мольера — Соломина, да и в улыбке короля–Клюева нельзя не увидеть и не почувствовать, что, как говорится в «Гамлете», не всё «спокойно в Датском королевстве».
Обращаясь к тому, каким мы видим Мольера в исполнении («прожитии») Юрия Соломина, хочется привести слова Анатолия Эфроса: «Он не умел жить легко. Он жил мучительно». И на наших глазах разворачивается не «романтическая драма», как называл свое многострадальное детище автор, а подлинная «драма судьбы». И сколько в ней, в этой драме?! И талант, и любовь, и предательство, и разочарование, и страдание, и счастье, и радость бытия на сцене и в любви к молоденькой жене Арманде Бежар, и порой наивность и отчаяние, и некая обречённость, и страсть к театру и творчеству, и такая пронзительная сердечная боль, что зрительское дыхание перехватывает!.. Каждое появление Соломина – удивительная органика, естественность, какой-то даже новый для него стремительный темперамент, а кроме того – пластика, в которой и характер, и настроение, и возраст – ведь на наших глазах проходит довольно много лет. И если бесспорный апофеоз Мольера — Соломина в предфинальном поразительном, страстном монологе, то мрачная сцена в подземелье – судилище «кабалы святош» — высокий драматизм, даже трагизм. И трагизм редкой впечатляющей силы!.. Взаимоотношения с внебрачной легкомысленной дочерью Армандой, ставшей его женой, за что Мольер был ещё более предан анафеме церковниками, а вместе с тем потерял и покровительство короля. Всё, что связано очень сложным контактом Мольера с Людовиком – эгоцентристом до мозга костей, тираном, страдающим манией величия, способным одаривать и изничтожать, — прожито этим самым дуэтом в спектакле предельно остро и ярко. Нет слов, без такого «многоликого» короля, каким его даже в мельчайших полутонах рисует Борис Клюев, спектакля столь значительной и многозначной глубины, наверное, не было бы вовсе. У Мольера на сцене немало соперников и предателей, когда дело касается даже его приёмного сына (очень интересно выступает в этой роли молодой Алексей Фаддеев) или наглого, блистательного аристократа и дуэлянта маркиза Д’Орсиньи (удачная работа Антона Хомятова). Теплом и даже нежностью «дышат» взаимоотношения героя с его слугой, тушильщиком свечей Жаном-Жаком Бутоном (этот характер совершенно непривычно раскрывает молодой, в отличие от обычного «возрастного» решения, актёр Максим Хрусталев). На высоком уровне, страстно и горько (так положено по судьбе героини) играет актрису Мадлену Бежар Татьяна Лебедева. И все эти роли, как говорится, решены «крупным планом». А вот очень важная роль главного врага Мольера Маркиза де Шаррона, архиепископа Парижа, к сожалению, «провисает». Зловещая фигура главы «кабалы святош» заявлена номинально (Александр Клюквин). Лукавый и лживый «чёрный» архиепископ не несёт в себе в нужной мере тот острый поворот темы творчества и тирании, таланта и трагедии, который заложен в Шарроне требованиями пьесы и который, как ни досадно, почему-то часто не даётся и другим актёрам в других версиях «Мольера».
Главное свершилось: несомненная творческая удача Юрия Соломина и Бориса Клюева. А значит, и несомненная удача режиссёра Владимира Драгунова. А значит – новый полёт полной страсти и глубинного смысла музыки Григория Гоберника. И нет сомнения в том, что, впервые обратившись к Булгакову и приблизив его проблематику и высокое дыхание к нам, к каждому из нас – в самых разных аспектах, театр сделал большое дело. И я считаю полезным закончить впечатления о премьере «Мольера» словами постановщика; его волнует прежде всего судьба человека: «Тема художника написана. От неё никуда не уйдёшь, хочешь не хочешь. Есть король и мастер, эта тема всё равно будет звучать. Другой вопрос – выпячивать её, делать её главной или нет. И я решил, что важнее выявить общечеловеческую тему».
Это не просто слова, они особо подчёркивают философскую стереоскопическую ценность и цельность происходящего на сцене. Это то, что мы видим, что чувствуем. И большое спасибо Малому театру за этот бесценный подарок. Всем спасибо. Всем…
Наталья ЛАГИНА
«Слово», 18.12.2009
27.11.2009
Подробнее
КАБАЛА ПРЕОБРАЖЕНИЯ
В Малом театре впервые за всю его историю поставлена пьеса Михаила Булгакова «Мольер», или «Кабала святош», где в главной роли выступил художественный руководитель театра Юрий Соломин.
КАБАЛА ПРЕОБРАЖЕНИЯ
В Малом театре впервые за всю его историю поставлена пьеса Михаила Булгакова «Мольер», или «Кабала святош», где в главной роли выступил художественный руководитель театра Юрий Соломин.
В отличие от романа «Мастер и Маргарита», телевизионная версия которого транслируется сейчас по телеканалу «Россия», а мистика является главной составляющей происходящего, здесь ее нет. Как нет и других модных «завлекалочек» типа отравлений или убийств из-за наследства, зато есть великий Мольер, погребенный после смерти за оградой кладбища, как самоубийца. И все потому, что играл свои пьесы в Пале-Рояль и пошел против церкви, представив в «Тартюфе» священника, как оборотня.
Тем не менее с «Кабалой святош» у ее автора, начиная с 1929 года, тоже происходили необъяснимые явления. К постановке пьесу разрешают только в 1931 году, а в 1932-м Большой драматический театр в Ленинграде расторгает с Булгаковым договор. Далее — во МХАТе она репетируется несколько лет, и после громкой премьеры в феврале 1936 года через месяц спектакль снимают с репертуара. В чем же дело? Ведь в советской России всякая критика в адрес священнослужителей приветствовалась, не говоря о том, что весь пафос «Кабалы святош» направлен против лицемерных инквизиторов, собиравших компромат на сочинителя «Тартюфа» и в конце концов угробивших его. И помог им в этом не кто иной, как Людовик Великий. Конечно, Сталин, будучи главным куратором МХАТа, не называл себя, как Людовик, «королем-солнца», но он не мог допустить, чтобы какой-то писака возводил хулу на вождя всех народов.
К этой исторической справке я обратилась не случайно, так как сегодня ни государство, ни тем более церковь не давят на Мельпомену и цензура упразднена. Не случайно перед началом представления я сомневалась: не слишком ли поздно Малый театр обратился к столь злободневной пьесе при тоталитарном режиме, когда тема художник и власть была самой актуальной. К счастью, в процессе спектакля мои несвоевременные мысли были разбиты в пух и прах режиссером Владимиром Драгуновым, а также художником Станиславом Бенедиктовым, который исхитрился в рамках будуарного стиля с бесконечно опускающимися и поднимающимися занавесами, сконструировать плаху-помост со ступенями, ведущими вниз из мира света в мрак лжи и притворства.
Я не знаю, о чем думал Юрий Соломин, работая над ролью Мольера, но в итоге он сыграл гордого и талантливого художника, вынужденного пресмыкаться перед властью предержащей ради сохранения своего детища. По-моему, в эту роль вместилась вся творческая биография замечательного артиста и режиссера, иногда идущего против себя, дабы не навредить родному коллективу. Ведь отсутствие партийной цензуры не слишком облегчило существование Малого театра, поскольку объявилась другая цензура — власть денег и рынка, зажав в такие тиски, что низкой «испанский сапог» святой инквизиции не может сравниться с этим.
Начинается спектакль обескураживающе просто: посреди сверкающего великолепия сидит на полу усталый Мольер. Ему предстоит играть, причем блистательно, так как в зале сидит король, а сил уже нет. Но звучит третий звонок, собравшиеся актеры смотрят выжидательно: какие будут указания? Да все те же — публика должна животики надорвать, поэтому прочь хандру, прочь горькие размышления, звон монет в финале спектакля поднимет всем настроение. И так каждый день, а тут еще надо сочинять пьесы, поскольку меценат-король ждет новых комедий и его желание — закон. Эту роль великолепно исполнил вальяжный и сановитый Борис Клюев. Истинный дипломат и хитрец, с ухмылкой бросающий кость своему придворному драматургу. Захочет — приголубит, пригласит разделить трапезу, а не захочет — втопчет в грязь, когда «святые» отцы предъявят неоспоримые доказательства, будто Мольер женат на дочери, ведь на «солнце» Франции не должно быть темных пятен. О, как это все знакомо нашим деятелям театра, и тем, кто ползает на брюхе, и тем, кто сохраняет нейтралитет с властью.
В этом спектакле перед Юрием Соломиным стояла еще одна сложная задача: как сыграть любовь немолодого Мольера к юной девушке, чтобы это было не карикатурно, а по-настоящему задевало тонкие струны души. Что касается правдоподобия чувств, то и тут равных Соломину трудно найти. Фактически он изображает непредсказуемую страсть, с которой не в силах справиться убеленный сединами мужчина. Именно поэтому Мольер не хочет верить в измены ветреной Арманды (Мария Андреева) и готов простить ей все, только бы иллюзия молодости продолжилась бесконечно. Но тут Булгаков готовит Мольеру новые испытания -пережить инцест, разлуку с верной Мадлен, поразительно тонко сыгранной Татьяной Лебедевой и сохранившей тайну рождения их дочери, предательство лучшего ученика Муаррона в исполнении подающего большие надежды Алексея Фаддеева.
Создается такое ощущение, что из Мольера выпили все соки, ему нечем дышать, руки и ноги не слушаются, все — пора опускать занавес. Да нет, рано еще, роковой час наступит позже, во время спектакля. Судьба подарит гениальному драматургу последний кусочек счастья, о котором мечтают все актеры: он простится с жизнью на сцене. И все-таки после окончания спектакля не возникает похоронного настроения, ибо по своей внутренней сути он необыкновенно светлый и даже ироничный. Да, да, ершистый и ироничный, так как артисты изображают в том числе и себя, готовых простить партнеру любую гадость, кроме плохой игры.
Любовь Лебедина
«Трибуна», 26 ноября 2009 года
В Малом театре впервые за всю его историю поставлена пьеса Михаила Булгакова «Мольер», или «Кабала святош», где в главной роли выступил художественный руководитель театра Юрий Соломин.
В отличие от романа «Мастер и Маргарита», телевизионная версия которого транслируется сейчас по телеканалу «Россия», а мистика является главной составляющей происходящего, здесь ее нет. Как нет и других модных «завлекалочек» типа отравлений или убийств из-за наследства, зато есть великий Мольер, погребенный после смерти за оградой кладбища, как самоубийца. И все потому, что играл свои пьесы в Пале-Рояль и пошел против церкви, представив в «Тартюфе» священника, как оборотня.
Тем не менее с «Кабалой святош» у ее автора, начиная с 1929 года, тоже происходили необъяснимые явления. К постановке пьесу разрешают только в 1931 году, а в 1932-м Большой драматический театр в Ленинграде расторгает с Булгаковым договор. Далее — во МХАТе она репетируется несколько лет, и после громкой премьеры в феврале 1936 года через месяц спектакль снимают с репертуара. В чем же дело? Ведь в советской России всякая критика в адрес священнослужителей приветствовалась, не говоря о том, что весь пафос «Кабалы святош» направлен против лицемерных инквизиторов, собиравших компромат на сочинителя «Тартюфа» и в конце концов угробивших его. И помог им в этом не кто иной, как Людовик Великий. Конечно, Сталин, будучи главным куратором МХАТа, не называл себя, как Людовик, «королем-солнца», но он не мог допустить, чтобы какой-то писака возводил хулу на вождя всех народов.
К этой исторической справке я обратилась не случайно, так как сегодня ни государство, ни тем более церковь не давят на Мельпомену и цензура упразднена. Не случайно перед началом представления я сомневалась: не слишком ли поздно Малый театр обратился к столь злободневной пьесе при тоталитарном режиме, когда тема художник и власть была самой актуальной. К счастью, в процессе спектакля мои несвоевременные мысли были разбиты в пух и прах режиссером Владимиром Драгуновым, а также художником Станиславом Бенедиктовым, который исхитрился в рамках будуарного стиля с бесконечно опускающимися и поднимающимися занавесами, сконструировать плаху-помост со ступенями, ведущими вниз из мира света в мрак лжи и притворства.
Я не знаю, о чем думал Юрий Соломин, работая над ролью Мольера, но в итоге он сыграл гордого и талантливого художника, вынужденного пресмыкаться перед властью предержащей ради сохранения своего детища. По-моему, в эту роль вместилась вся творческая биография замечательного артиста и режиссера, иногда идущего против себя, дабы не навредить родному коллективу. Ведь отсутствие партийной цензуры не слишком облегчило существование Малого театра, поскольку объявилась другая цензура — власть денег и рынка, зажав в такие тиски, что низкой «испанский сапог» святой инквизиции не может сравниться с этим.
Начинается спектакль обескураживающе просто: посреди сверкающего великолепия сидит на полу усталый Мольер. Ему предстоит играть, причем блистательно, так как в зале сидит король, а сил уже нет. Но звучит третий звонок, собравшиеся актеры смотрят выжидательно: какие будут указания? Да все те же — публика должна животики надорвать, поэтому прочь хандру, прочь горькие размышления, звон монет в финале спектакля поднимет всем настроение. И так каждый день, а тут еще надо сочинять пьесы, поскольку меценат-король ждет новых комедий и его желание — закон. Эту роль великолепно исполнил вальяжный и сановитый Борис Клюев. Истинный дипломат и хитрец, с ухмылкой бросающий кость своему придворному драматургу. Захочет — приголубит, пригласит разделить трапезу, а не захочет — втопчет в грязь, когда «святые» отцы предъявят неоспоримые доказательства, будто Мольер женат на дочери, ведь на «солнце» Франции не должно быть темных пятен. О, как это все знакомо нашим деятелям театра, и тем, кто ползает на брюхе, и тем, кто сохраняет нейтралитет с властью.
В этом спектакле перед Юрием Соломиным стояла еще одна сложная задача: как сыграть любовь немолодого Мольера к юной девушке, чтобы это было не карикатурно, а по-настоящему задевало тонкие струны души. Что касается правдоподобия чувств, то и тут равных Соломину трудно найти. Фактически он изображает непредсказуемую страсть, с которой не в силах справиться убеленный сединами мужчина. Именно поэтому Мольер не хочет верить в измены ветреной Арманды (Мария Андреева) и готов простить ей все, только бы иллюзия молодости продолжилась бесконечно. Но тут Булгаков готовит Мольеру новые испытания -пережить инцест, разлуку с верной Мадлен, поразительно тонко сыгранной Татьяной Лебедевой и сохранившей тайну рождения их дочери, предательство лучшего ученика Муаррона в исполнении подающего большие надежды Алексея Фаддеева.
Создается такое ощущение, что из Мольера выпили все соки, ему нечем дышать, руки и ноги не слушаются, все — пора опускать занавес. Да нет, рано еще, роковой час наступит позже, во время спектакля. Судьба подарит гениальному драматургу последний кусочек счастья, о котором мечтают все актеры: он простится с жизнью на сцене. И все-таки после окончания спектакля не возникает похоронного настроения, ибо по своей внутренней сути он необыкновенно светлый и даже ироничный. Да, да, ершистый и ироничный, так как артисты изображают в том числе и себя, готовых простить партнеру любую гадость, кроме плохой игры.
Любовь Лебедина
«Трибуна», 26 ноября 2009 года
16.04.2009
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра» ВАСИЛИЙ БОЧКАРЕВ – ОГЮСТ МЕРКАДЕ В КОМЕДИИ ОНОРЕ ДЕ БАЛЬЗАКА «ДЕЛЕЦ»
«Звуковой архив Малого театра»
ВАСИЛИЙ БОЧКАРЕВ – ОГЮСТ МЕРКАДЕ В КОМЕДИИ ОНОРЕ ДЕ БАЛЬЗАКА «ДЕЛЕЦ»
В день творческого юбилея Василия Ивановича Бочкарева мы предлагаем вам послушать запись спектакля, в котором, по единодушному признанию зрителей, артист сыграл одну из лучших своих ролей…
ВАСИЛИЙ БОЧКАРЕВ – ОГЮСТ МЕРКАДЕ В КОМЕДИИ ОНОРЕ ДЕ БАЛЬЗАКА «ДЕЛЕЦ»
В день творческого юбилея Василия Ивановича Бочкарева мы предлагаем вам послушать запись спектакля, в котором, по единодушному признанию зрителей, артист сыграл одну из лучших своих ролей…
«Звуковой архив Малого театра»
ВАСИЛИЙ БОЧКАРЕВ – ОГЮСТ МЕРКАДЕ В КОМЕДИИ ОНОРЕ ДЕ БАЛЬЗАКА «ДЕЛЕЦ»
В день творческого юбилея Василия Ивановича Бочкарева мы предлагаем вам послушать запись спектакля, в котором, по единодушному признанию зрителей, артист сыграл одну из лучших своих ролей…
Оноре де Бальзак
«ДЕЛЕЦ»
Комедия в 2-х действиях
Действие 1 (67 Мб)
Действие 2 (50 Мб)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ
Огюст Меркаде – В.И. Бочкарёв
Г-жа Меркаде – Т.Н. Лебедева
Жюли, их дочь – Е.М. Базарова
Адольф Минар, возлюблённый Жюли – С.А. Коршунов
Верделен, друг Меркады – В.А. Сафронов
Гуляр, кредитор Меркаде – Б.В. Клюев
Пьеркен, кредитор Меркаде – В.А. Коняев
Бредиф, домовладелец – В.В.Петров
Бершю, распорядитель на бирже – А.К. Вахтеров
Жюстен, слуга Меркаде – П.Д. Складчиков
Режиссер-постановщик – Владимир Драгунов
Художник-постановщик – Лариса Ломакина
Композитор – Григорий Гоберник
ВАСИЛИЙ БОЧКАРЕВ – ОГЮСТ МЕРКАДЕ В КОМЕДИИ ОНОРЕ ДЕ БАЛЬЗАКА «ДЕЛЕЦ»
В день творческого юбилея Василия Ивановича Бочкарева мы предлагаем вам послушать запись спектакля, в котором, по единодушному признанию зрителей, артист сыграл одну из лучших своих ролей…
Оноре де Бальзак
«ДЕЛЕЦ»
Комедия в 2-х действиях
Действие 1 (67 Мб)
Действие 2 (50 Мб)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ
Огюст Меркаде – В.И. Бочкарёв
Г-жа Меркаде – Т.Н. Лебедева
Жюли, их дочь – Е.М. Базарова
Адольф Минар, возлюблённый Жюли – С.А. Коршунов
Верделен, друг Меркады – В.А. Сафронов
Гуляр, кредитор Меркаде – Б.В. Клюев
Пьеркен, кредитор Меркаде – В.А. Коняев
Бредиф, домовладелец – В.В.Петров
Бершю, распорядитель на бирже – А.К. Вахтеров
Жюстен, слуга Меркаде – П.Д. Складчиков
Режиссер-постановщик – Владимир Драгунов
Художник-постановщик – Лариса Ломакина
Композитор – Григорий Гоберник
31.01.2009
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
31 января - день рождения заслуженной артистки России Татьяны Николаевны Лебедевой. От души и с огромным удовольствием поздравляем Татьяну Николаевну и желаем ей крепкого здоровья, удачи и новых ролей на родной сцене Малого театра!
22.01.2009
Подробнее
БОЯРЕ ДУМАЮТ НЕ О РОДИНЕ
Уроки для нас от «Дмитрия Самозванца и Василия Шуйского» в постановке Малого театра
БОЯРЕ ДУМАЮТ НЕ О РОДИНЕ
Уроки для нас от «Дмитрия Самозванца и Василия Шуйского» в постановке Малого театра
На недавнем очередном всероссийском фестивале «Островский в Доме Островского», который регулярно проводится Малым театром для показа лучших спектаклей по пьесам великого русского драматурга со всей страны, заключительным аккордом стала постановка, представленная самими организаторами этого большого театрального смотра.
Новое обращение Малого к драматургии своего главного автора уже по достоинству оценено московскими зрителями, а теперь и участники театрального фестиваля из многих российских городов подтвердили заслуженный успех своих столичных коллег.
Но начинать разговор об этом спектакле надо с выбора пьесы. Почему Дом Островского обратился на сей раз не к испытанному фонду тех работ любимого классика, которые чаще всего ставятся и постоянно на слуху, а к произведению, даже название которого далеко не всем известно? Между тем если Александра Николаевича Островского называют иногда русским Шекспиром, то без этой пьесы, как и без всего пласта его исторических драм, обоснование такого звания будет неполным. Речь в данном случае идет о драматической хронике «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский».
Помню, еще несколько лет назад, когда беседовал я с Юрием Мефодьевичем Соломиным о планах Малого театра на перспективу, он очень многозначительно заметил, что в репертуаре, наверное, появится скоро пьеса Островского довольно неожиданная. «Историческая, – сказал он, – но звучащая весьма злободневно». И стал развивать мысль о том, какое богатство содержит в себе историческая драматургия великого писателя, сколько в ней важных для современности тем.
Собственно, поворот Островского к русской истории в 60-х годах позапрошлого века тоже был продиктован задачами современности. В стране менялся социальный уклад, возникали вопросы о том, что ждет теперь народ в России, какие силы и куда его поведут, что сам он может и не окажется ли в очередной раз коварно обманутым… Словом, проблема власти и народа опять была на самом острие.
А едва ли не наибольшей остроты в предшествующей отечественной истории достигала она в Смутное время XVII века. Пушкин гениальной своей художнической интуицией вовсе не случайно именно туда обратился за «Борисом Годуновым». По времени изображаемых событий, как и по духу, «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» Островского – прямое продолжение пушкинской трагедии.
Впрочем, сдвинув время, начал он писать свой исторический цикл – тоже не случайно! – можно сказать, с конца. Начал «Козьмой Мининым». Почему? Наверное, хотелось создать образ настоящего народного вождя. И, кстати, когда мы с Юрием Мефодьевичем беседовали об исторической драматургии А.Н.Островского, его «Козьма Минин» уже несколько лет с успехом шел на сцене МХАТа имени М. Горького. То есть Татьяна Васильевна Доронина актуальность этой пьесы точно поняла. И вот теперь в Смутное время переносит нас Малый театр.
Режиссер Владимир Драгунов, работавший над «Дмитрием Самозванцем и Василием Шуйским», взял за основу сценическую редакцию драматической хроники, которая создана здесь, в театре. Это, пожалуй, стало абсолютно необходимым: объем пьесы превышает нынешнюю возможность реализовать ее на сцене за один вечер полностью. Не скрою, некоторые утраты в связи с вынужденным сокращением текста вызывают огорчение. И особенно это относится к характеристике народной массы, которая у Островского гораздо более многообразна, колоритна, индивидуализирована. Вообще – из-за «экономии», наверное, – народ в спектакле выглядит, к сожалению, недостаточно массово.
Но зато великолепно вылеплены центральные образы спектакля – в первую очередь те, которые и дали название пьесе. Режиссер сосредоточивает основное внимание на разработке линии Самозванца – Шуйского, их глубокого и емкого психологического столкновения, а исполнители: заслуженный артист России Борис Невзоров (Шуйский) и молодой артист Алексей Фаддеев (Самозванец) — очень интересно, по-моему, решают свои творческие задачи.
Столкновение этих двух исторических личностей в спектакле (да так оно было, конечно, и в истории) – это фактически столкновение двух лицедейств. Каждый из них предстает перед окружающими далеко не тем, кто он есть внутри, в душе, по сути. Каждый играет, вынужден играть, причем почти все время, определенную роль.
И до чего здорово играет ее: перед Самозванцем и боярами, перед народом и самим собой тот же изощренный, многоопытный Шуйский в исполнении Бориса Невзорова! Как он страстен, тверд и убедителен в своих монологах, как умен и тонок в неожиданных ходах, порой ведь буквально на грани жизни и смерти! Не поверить и не довериться такому, кажется, просто невозможно. Фигура мощная и прямо-таки всепокоряющая влиятельностью своей, потому забываешь о внешней непохожести на исторического персонажа.
Но что движет этим родовитым боярином? Чем вдохновляется он во всей неуемной энергичности и целеустремленности? Заботой о Родине и народе, про который нет-нет да и заходит разговор и к которому постоянно приходится апеллировать, ибо без него в затеянной борьбе трудно обойтись? Нет, народ – только средство да еще барометр социальных настроений, кои надо учитывать. Самое же заветное, что жарко вспыхнуло в этом безусловно сильном и одаренном человеке, ощутившем близость возможной власти, он выдохнет сам для себя после беседы с тремя купцами, которые, судя по всему, теперь пойдут за ним и поддержат его:
Сегодня трое, завтра будет больше,
А через месяц вся Москва – моя.
Вот она, главная-то цель и потаенная заветная мечта, жившая в нем, разумеется, давно, еще при Годунове, но сейчас воспылавшая от мысли о реальности ее осуществления:
Почувствовать себя хоть раз
владыкой,
Почувствовать, что между мной
и Богом
Ни власти нет, ни силы!» О!..
Невзоров произносит этот монолог, как и все другие, в том числе доверительно обращаясь к залу, то есть к народу, на пределе искренности. Но если в других его речах искренность эта – зачастую искусное изображение Шуйским себя в зависимости от обстоятельств, то здесь он сам как есть сполна:
Решился я! Отныне каждый помысл
И каждый шаг ведут меня
к престолу;
Умом, обманом, даже
преступленьем
Добьюсь венца. О Господи! помилуй
Нас, грешников!
Он добьется. Однако замечательно найденное В. Драгуновым вместе с художником Л. Ломакиной решение финала спектакля выразительно скажет нам о недолгом предстоящем царствовании Василия IV и о продолжении трагедии, которое ждет впереди не только его, но и всю страну. Этот мрак черноты, куда, как в бездну, взглянет ставший царем боярин Василий Иванович, ужасающей черноты, начинающей на глазах озаряться тревожными сполохами пожарищ, пригнет в тяжкой задумчивости буйну голову очередного претендента на русский престол, когда ему сказать бы с радостью: «Достиг я высшей власти!»
Увы, как и у царя Бориса, не получится с радостью.
В режиссерских заметках Владимира Драгунова я прочитал, что Шуйский представляется ему «лидером, способным очень многое изменить к лучшему». Имеется в виду – во благо страны. «Вопрос только в том, хватит ли у него сил», – оговаривается режиссер-постановщик.
А, по-моему, суть не в силах человеческих, не в силах характера – больше их, чем проявляет этот Василий Шуйский, с глубоким дыханием созданный актерским талантом Б.Невзорова, трудно даже представить. Суть именно в том внутреннем движителе, который раскручивает его стремление к власти. Этот движитель – все-таки власть как таковая, а вовсе не благо народа и Отечества, про кои по необходимости, конечно же, он говорит. Не только с народом, а и с самим собой, но… по дежурной, так сказать, необходимости, думая больше совсем о другом. Однажды признается:
По выбору и ложь и правда служат
У нас в руках орудием для блага
Народного. Нужна народу правда –
И мы даем ее; мы правду прячем,
Когда обман народу во спасенье.
Но во спасение ли Родины и народа его обман? Разве так будет у Минина, всей душой призвавшего соотечественников отдать последнее на алтарь освобождения Руси и отдавшего за это все? Минин – плоть от плоти народа своего; Шуйский – боярин, неотрывно думающий о родовых привилегиях и правителем становящийся не народным, а боярским. Но среди них, среди «элиты» того времени, как и средь нынешней, немало других претендентов на ту же роль. В спектакле это олицетворено триумвиратом бояр, проходящим сквозь все действие и сыгранным как закулисная сила, многое реально решающая: Голицын – народный артист России Борис Клюев, Татищев – народный артист Владимир Сафронов и Мстиславский – заслуженный артист России Владимир Носик. Каждый из них – «сам с усам», да и фамилии какие! Так что, скажем, Василий Голицын, блестяще сыгранный Б.Клюевым, думает про себя ничуть не ниже, чем самолюбивый Василий Шуйский – про себя. Он, Голицын, о последнем и скажет в конце: «Не царствовать ему!»
Поставивший пьесу Островского В.Драгунов в своих размышлениях подчеркивает, что спектакль – не о начале семнадцатого века, а прежде всего интересует его как режиссера начало века двадцать первого. Что ж, вот тема «элиты», тогдашнего и сегодняшнего боярства, чуждого народу, – одна из первых исторических аналогий и ассоциаций с нынешним днем, которая на спектакле возникает.
Ну а Самозванец, кому бояре вроде бы должны противостоять, несет еще одну неизбежную ассоциацию: Кремль, Москва, Россия – и чуждые Руси люди и обычаи, внедряемые вместе с этим лжецарем. Вы можете вспомнить американских советников по экономике и выборам в Кремле совсем недавнего времени. Можете вспомнить если не костел, то каток и рок-концерты на Красной площади. Да многое что можете вспомнить, начиная с телешабашей на западный манер и заполонившей все и вся попсы, голосящей нечто абсолютно чужое, неприемлемое, казалось бы, для души русского человека. Но вот что-то долгонько принимаемое…
И все это теперь – на фоне разговоров власти о патриотизме и даже объявленного Дня народного единства.
Может, спектакль Малого театра побудит зрителей задуматься об этом?
Самозванец в исполнении Алексея Фаддеева головокружительно упоен тем положением, которое подарила ему судьба. И не очень-то он озабочен делами государственными, если то красота Ксении Годуновой немедленно влечет его, то всего себя вкладывает в покорение Марины Мнишек. По виду – красив и очень обаятелен, поэтому труднейшая сцена объяснения его со своей «лжематерью» инокиней Марфой, то есть истинной матерью подлинного царевича Дмитрия, психологически тонко сыгранная заслуженной артисткой России Татьяной Лебедевой, убеждает неожиданным исходом: не своего сына мать признает за своего. Факт исторический становится впечатляющим художественным фактом.
А что касается народа, он верит в Лжедмитрия до тех пор, пока видит в нем спасенного и ставшего жертвой узурпации законного царского наследника. Когда же приведенные им в Москву иноземцы помогают русским людям открыть глаза на реальность, они один за другим откачиваются от Самозванца. И героическая сцена, когда Осипов, «убогий смерд, дьячишко из приказа», идя на неизбежную смерть, бросает разоблачительный вызов «служителю сатаны, сидящему на престоле всероссийском», становится одной из сильнейших в спектакле. Мастерство режиссера соединяется здесь с эмоциональным накалом, который несет заслуженный артист России Сергей Кагаков. А для Самозванца, конечно, такое столкновение с мужеством и самоотверженностью добровольного русского мученика – предвестие полного краха.
Не требует ли время и сегодня от русских людей самоотверженного героизма, чтобы вопреки хитрости боярской вернуть Родину на истинный ее путь? О многом заставляют думать Александр Николаевич Островский и этот спектакль по его пьесе на сцене Малого театра.
Виктор КОЖЕМЯКО
«Слово», 12.12.2008
Уроки для нас от «Дмитрия Самозванца и Василия Шуйского» в постановке Малого театра
На недавнем очередном всероссийском фестивале «Островский в Доме Островского», который регулярно проводится Малым театром для показа лучших спектаклей по пьесам великого русского драматурга со всей страны, заключительным аккордом стала постановка, представленная самими организаторами этого большого театрального смотра.
Новое обращение Малого к драматургии своего главного автора уже по достоинству оценено московскими зрителями, а теперь и участники театрального фестиваля из многих российских городов подтвердили заслуженный успех своих столичных коллег.
Но начинать разговор об этом спектакле надо с выбора пьесы. Почему Дом Островского обратился на сей раз не к испытанному фонду тех работ любимого классика, которые чаще всего ставятся и постоянно на слуху, а к произведению, даже название которого далеко не всем известно? Между тем если Александра Николаевича Островского называют иногда русским Шекспиром, то без этой пьесы, как и без всего пласта его исторических драм, обоснование такого звания будет неполным. Речь в данном случае идет о драматической хронике «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский».
Помню, еще несколько лет назад, когда беседовал я с Юрием Мефодьевичем Соломиным о планах Малого театра на перспективу, он очень многозначительно заметил, что в репертуаре, наверное, появится скоро пьеса Островского довольно неожиданная. «Историческая, – сказал он, – но звучащая весьма злободневно». И стал развивать мысль о том, какое богатство содержит в себе историческая драматургия великого писателя, сколько в ней важных для современности тем.
Собственно, поворот Островского к русской истории в 60-х годах позапрошлого века тоже был продиктован задачами современности. В стране менялся социальный уклад, возникали вопросы о том, что ждет теперь народ в России, какие силы и куда его поведут, что сам он может и не окажется ли в очередной раз коварно обманутым… Словом, проблема власти и народа опять была на самом острие.
А едва ли не наибольшей остроты в предшествующей отечественной истории достигала она в Смутное время XVII века. Пушкин гениальной своей художнической интуицией вовсе не случайно именно туда обратился за «Борисом Годуновым». По времени изображаемых событий, как и по духу, «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» Островского – прямое продолжение пушкинской трагедии.
Впрочем, сдвинув время, начал он писать свой исторический цикл – тоже не случайно! – можно сказать, с конца. Начал «Козьмой Мининым». Почему? Наверное, хотелось создать образ настоящего народного вождя. И, кстати, когда мы с Юрием Мефодьевичем беседовали об исторической драматургии А.Н.Островского, его «Козьма Минин» уже несколько лет с успехом шел на сцене МХАТа имени М. Горького. То есть Татьяна Васильевна Доронина актуальность этой пьесы точно поняла. И вот теперь в Смутное время переносит нас Малый театр.
Режиссер Владимир Драгунов, работавший над «Дмитрием Самозванцем и Василием Шуйским», взял за основу сценическую редакцию драматической хроники, которая создана здесь, в театре. Это, пожалуй, стало абсолютно необходимым: объем пьесы превышает нынешнюю возможность реализовать ее на сцене за один вечер полностью. Не скрою, некоторые утраты в связи с вынужденным сокращением текста вызывают огорчение. И особенно это относится к характеристике народной массы, которая у Островского гораздо более многообразна, колоритна, индивидуализирована. Вообще – из-за «экономии», наверное, – народ в спектакле выглядит, к сожалению, недостаточно массово.
Но зато великолепно вылеплены центральные образы спектакля – в первую очередь те, которые и дали название пьесе. Режиссер сосредоточивает основное внимание на разработке линии Самозванца – Шуйского, их глубокого и емкого психологического столкновения, а исполнители: заслуженный артист России Борис Невзоров (Шуйский) и молодой артист Алексей Фаддеев (Самозванец) — очень интересно, по-моему, решают свои творческие задачи.
Столкновение этих двух исторических личностей в спектакле (да так оно было, конечно, и в истории) – это фактически столкновение двух лицедейств. Каждый из них предстает перед окружающими далеко не тем, кто он есть внутри, в душе, по сути. Каждый играет, вынужден играть, причем почти все время, определенную роль.
И до чего здорово играет ее: перед Самозванцем и боярами, перед народом и самим собой тот же изощренный, многоопытный Шуйский в исполнении Бориса Невзорова! Как он страстен, тверд и убедителен в своих монологах, как умен и тонок в неожиданных ходах, порой ведь буквально на грани жизни и смерти! Не поверить и не довериться такому, кажется, просто невозможно. Фигура мощная и прямо-таки всепокоряющая влиятельностью своей, потому забываешь о внешней непохожести на исторического персонажа.
Но что движет этим родовитым боярином? Чем вдохновляется он во всей неуемной энергичности и целеустремленности? Заботой о Родине и народе, про который нет-нет да и заходит разговор и к которому постоянно приходится апеллировать, ибо без него в затеянной борьбе трудно обойтись? Нет, народ – только средство да еще барометр социальных настроений, кои надо учитывать. Самое же заветное, что жарко вспыхнуло в этом безусловно сильном и одаренном человеке, ощутившем близость возможной власти, он выдохнет сам для себя после беседы с тремя купцами, которые, судя по всему, теперь пойдут за ним и поддержат его:
Сегодня трое, завтра будет больше,
А через месяц вся Москва – моя.
Вот она, главная-то цель и потаенная заветная мечта, жившая в нем, разумеется, давно, еще при Годунове, но сейчас воспылавшая от мысли о реальности ее осуществления:
Почувствовать себя хоть раз
владыкой,
Почувствовать, что между мной
и Богом
Ни власти нет, ни силы!» О!..
Невзоров произносит этот монолог, как и все другие, в том числе доверительно обращаясь к залу, то есть к народу, на пределе искренности. Но если в других его речах искренность эта – зачастую искусное изображение Шуйским себя в зависимости от обстоятельств, то здесь он сам как есть сполна:
Решился я! Отныне каждый помысл
И каждый шаг ведут меня
к престолу;
Умом, обманом, даже
преступленьем
Добьюсь венца. О Господи! помилуй
Нас, грешников!
Он добьется. Однако замечательно найденное В. Драгуновым вместе с художником Л. Ломакиной решение финала спектакля выразительно скажет нам о недолгом предстоящем царствовании Василия IV и о продолжении трагедии, которое ждет впереди не только его, но и всю страну. Этот мрак черноты, куда, как в бездну, взглянет ставший царем боярин Василий Иванович, ужасающей черноты, начинающей на глазах озаряться тревожными сполохами пожарищ, пригнет в тяжкой задумчивости буйну голову очередного претендента на русский престол, когда ему сказать бы с радостью: «Достиг я высшей власти!»
Увы, как и у царя Бориса, не получится с радостью.
В режиссерских заметках Владимира Драгунова я прочитал, что Шуйский представляется ему «лидером, способным очень многое изменить к лучшему». Имеется в виду – во благо страны. «Вопрос только в том, хватит ли у него сил», – оговаривается режиссер-постановщик.
А, по-моему, суть не в силах человеческих, не в силах характера – больше их, чем проявляет этот Василий Шуйский, с глубоким дыханием созданный актерским талантом Б.Невзорова, трудно даже представить. Суть именно в том внутреннем движителе, который раскручивает его стремление к власти. Этот движитель – все-таки власть как таковая, а вовсе не благо народа и Отечества, про кои по необходимости, конечно же, он говорит. Не только с народом, а и с самим собой, но… по дежурной, так сказать, необходимости, думая больше совсем о другом. Однажды признается:
По выбору и ложь и правда служат
У нас в руках орудием для блага
Народного. Нужна народу правда –
И мы даем ее; мы правду прячем,
Когда обман народу во спасенье.
Но во спасение ли Родины и народа его обман? Разве так будет у Минина, всей душой призвавшего соотечественников отдать последнее на алтарь освобождения Руси и отдавшего за это все? Минин – плоть от плоти народа своего; Шуйский – боярин, неотрывно думающий о родовых привилегиях и правителем становящийся не народным, а боярским. Но среди них, среди «элиты» того времени, как и средь нынешней, немало других претендентов на ту же роль. В спектакле это олицетворено триумвиратом бояр, проходящим сквозь все действие и сыгранным как закулисная сила, многое реально решающая: Голицын – народный артист России Борис Клюев, Татищев – народный артист Владимир Сафронов и Мстиславский – заслуженный артист России Владимир Носик. Каждый из них – «сам с усам», да и фамилии какие! Так что, скажем, Василий Голицын, блестяще сыгранный Б.Клюевым, думает про себя ничуть не ниже, чем самолюбивый Василий Шуйский – про себя. Он, Голицын, о последнем и скажет в конце: «Не царствовать ему!»
Поставивший пьесу Островского В.Драгунов в своих размышлениях подчеркивает, что спектакль – не о начале семнадцатого века, а прежде всего интересует его как режиссера начало века двадцать первого. Что ж, вот тема «элиты», тогдашнего и сегодняшнего боярства, чуждого народу, – одна из первых исторических аналогий и ассоциаций с нынешним днем, которая на спектакле возникает.
Ну а Самозванец, кому бояре вроде бы должны противостоять, несет еще одну неизбежную ассоциацию: Кремль, Москва, Россия – и чуждые Руси люди и обычаи, внедряемые вместе с этим лжецарем. Вы можете вспомнить американских советников по экономике и выборам в Кремле совсем недавнего времени. Можете вспомнить если не костел, то каток и рок-концерты на Красной площади. Да многое что можете вспомнить, начиная с телешабашей на западный манер и заполонившей все и вся попсы, голосящей нечто абсолютно чужое, неприемлемое, казалось бы, для души русского человека. Но вот что-то долгонько принимаемое…
И все это теперь – на фоне разговоров власти о патриотизме и даже объявленного Дня народного единства.
Может, спектакль Малого театра побудит зрителей задуматься об этом?
Самозванец в исполнении Алексея Фаддеева головокружительно упоен тем положением, которое подарила ему судьба. И не очень-то он озабочен делами государственными, если то красота Ксении Годуновой немедленно влечет его, то всего себя вкладывает в покорение Марины Мнишек. По виду – красив и очень обаятелен, поэтому труднейшая сцена объяснения его со своей «лжематерью» инокиней Марфой, то есть истинной матерью подлинного царевича Дмитрия, психологически тонко сыгранная заслуженной артисткой России Татьяной Лебедевой, убеждает неожиданным исходом: не своего сына мать признает за своего. Факт исторический становится впечатляющим художественным фактом.
А что касается народа, он верит в Лжедмитрия до тех пор, пока видит в нем спасенного и ставшего жертвой узурпации законного царского наследника. Когда же приведенные им в Москву иноземцы помогают русским людям открыть глаза на реальность, они один за другим откачиваются от Самозванца. И героическая сцена, когда Осипов, «убогий смерд, дьячишко из приказа», идя на неизбежную смерть, бросает разоблачительный вызов «служителю сатаны, сидящему на престоле всероссийском», становится одной из сильнейших в спектакле. Мастерство режиссера соединяется здесь с эмоциональным накалом, который несет заслуженный артист России Сергей Кагаков. А для Самозванца, конечно, такое столкновение с мужеством и самоотверженностью добровольного русского мученика – предвестие полного краха.
Не требует ли время и сегодня от русских людей самоотверженного героизма, чтобы вопреки хитрости боярской вернуть Родину на истинный ее путь? О многом заставляют думать Александр Николаевич Островский и этот спектакль по его пьесе на сцене Малого театра.
Виктор КОЖЕМЯКО
«Слово», 12.12.2008
Подробнее
«КАСАТКА» А. Н. ТОЛСТОЙ
Малый театр Режиссер – Виталий Иванов. Премьера - ноябрь 2008 г.
«КАСАТКА» А. Н. ТОЛСТОЙ
Малый театр Режиссер – Виталий Иванов. Премьера - ноябрь 2008 г.
Первое, что бросается в глаза, — роскошь интерьеров. И это не просто желание сделать всем «красиво», но оправданное сценографическое решение: один из персонажей, Абрам Желтухин, говорит, что отель, где живут главные герои, князь Анатолий и его любовница Мария Семеновна, сценический псевдоним Касатка, очень-очень хороший. В самом деле — золоченые рамы зеркал, бронзовые канделябры, почти как настоящие, а уж диваны, драпировки — все по высшему разряду. Не хуже и имение старой тетушки Варвары: увитые плющом и цветами беседки, опрятные деревянные заборы...
Пьеса Алексея Толстого — не самый выдающийся образец русской драматургии Серебряного века, но и не такая уж пустая, как может показаться на первый невнимательный взгляд. Обидно бывает, когда в ней видят лишь банальный водевильчик из жизни обедневшего дворянства и распутной богемы. Постановка Виталия Иванова, конечно, тоже дает понять, что «Касатка» — прежде всего комедия. И не просто авантюрная, хотя основной сюжет, конечно, связан с двойной романтической интригой (промотавшийся князь приезжает со своей спутницей, дамой полусвета, в имение тетки Варвары, где встречает простую девушку Раю и влюбляется в нее, а жених Раи, воспитанник тетки, в свою очередь, увлекается любовницей князя, то и другое — взаимно). Но и сатирическая составляющая в «Касатке» важна.
Однако режиссер не ограничивается одними лишь юмором и иронией. В прошлом сезоне Малый на основной своей сцене выпустил спектакль «Власть тьмы» по другому Толстому — Льву Николаевичу. Мрачную пьесу про детоубийство ставил Юрий Соломин, но и в ней нашел немало светлых и даже забавных моментов. Иванов идет обратным путем — от беззаботной комедийности к драматизму, социальной и исторической проблематике, хотя и не зацикливается на «серьезном». Герой Александра Коршунова — разорившийся аристократ, «облезлый барин». Раиса (Ольга Жевакина) — не такая уж наивная и не слишком обаятельная девица. Даже тетка Варвара, самый, казалось бы, комический персонаж, сыграна Татьяной Лебедевой со всей возможной суровостью. Лишь к третьему акту (у Толстого он четвертый, но спектакль идет с двумя антрактами) режиссер и актеры окончательно определяются с жанром — и начинают играть комедию в чистом виде. На счастье, появляется еще один персонаж — смотритель пристани Панкрат, эпизодический, но яркий и по-настоящему смешной. Впрочем, заглавная героиня Елены Харитоновой уже с первых сцен задает тон всему действию: она и в трудные, «кризисные» по-нынешнему говоря, моменты остается хозяйкой положения. А когда еще и гитару в руки берет да начинает петь романсы — ей просто нет равных. Как в такую не влюбиться?
Вячеслав ШАДРОНОВ
«Театральная касса», декабрь 2008
Малый театр Режиссер – Виталий Иванов. Премьера - ноябрь 2008 г.
Первое, что бросается в глаза, — роскошь интерьеров. И это не просто желание сделать всем «красиво», но оправданное сценографическое решение: один из персонажей, Абрам Желтухин, говорит, что отель, где живут главные герои, князь Анатолий и его любовница Мария Семеновна, сценический псевдоним Касатка, очень-очень хороший. В самом деле — золоченые рамы зеркал, бронзовые канделябры, почти как настоящие, а уж диваны, драпировки — все по высшему разряду. Не хуже и имение старой тетушки Варвары: увитые плющом и цветами беседки, опрятные деревянные заборы...
Пьеса Алексея Толстого — не самый выдающийся образец русской драматургии Серебряного века, но и не такая уж пустая, как может показаться на первый невнимательный взгляд. Обидно бывает, когда в ней видят лишь банальный водевильчик из жизни обедневшего дворянства и распутной богемы. Постановка Виталия Иванова, конечно, тоже дает понять, что «Касатка» — прежде всего комедия. И не просто авантюрная, хотя основной сюжет, конечно, связан с двойной романтической интригой (промотавшийся князь приезжает со своей спутницей, дамой полусвета, в имение тетки Варвары, где встречает простую девушку Раю и влюбляется в нее, а жених Раи, воспитанник тетки, в свою очередь, увлекается любовницей князя, то и другое — взаимно). Но и сатирическая составляющая в «Касатке» важна.
Однако режиссер не ограничивается одними лишь юмором и иронией. В прошлом сезоне Малый на основной своей сцене выпустил спектакль «Власть тьмы» по другому Толстому — Льву Николаевичу. Мрачную пьесу про детоубийство ставил Юрий Соломин, но и в ней нашел немало светлых и даже забавных моментов. Иванов идет обратным путем — от беззаботной комедийности к драматизму, социальной и исторической проблематике, хотя и не зацикливается на «серьезном». Герой Александра Коршунова — разорившийся аристократ, «облезлый барин». Раиса (Ольга Жевакина) — не такая уж наивная и не слишком обаятельная девица. Даже тетка Варвара, самый, казалось бы, комический персонаж, сыграна Татьяной Лебедевой со всей возможной суровостью. Лишь к третьему акту (у Толстого он четвертый, но спектакль идет с двумя антрактами) режиссер и актеры окончательно определяются с жанром — и начинают играть комедию в чистом виде. На счастье, появляется еще один персонаж — смотритель пристани Панкрат, эпизодический, но яркий и по-настоящему смешной. Впрочем, заглавная героиня Елены Харитоновой уже с первых сцен задает тон всему действию: она и в трудные, «кризисные» по-нынешнему говоря, моменты остается хозяйкой положения. А когда еще и гитару в руки берет да начинает петь романсы — ей просто нет равных. Как в такую не влюбиться?
Вячеслав ШАДРОНОВ
«Театральная касса», декабрь 2008
25.09.2008
Подробнее
«Пресса о гастролях Малого театра» ЗРИТЕЛИ РАДОВАЛИСЬ И ПЛАКАЛИ ВМЕСТЕ С ГЕРОЯМИ ОСТРОВСКОГО
«Пресса о гастролях Малого театра»
ЗРИТЕЛИ РАДОВАЛИСЬ И ПЛАКАЛИ ВМЕСТЕ С ГЕРОЯМИ ОСТРОВСКОГО
Трудно себе представить, что в наше время искушенного помпезными и бездушными теле- и театральными шоу зрителя можно заставить горевать и ликовать вместе с героями немудреной пьесы Александра Островского.
ЗРИТЕЛИ РАДОВАЛИСЬ И ПЛАКАЛИ ВМЕСТЕ С ГЕРОЯМИ ОСТРОВСКОГО
Трудно себе представить, что в наше время искушенного помпезными и бездушными теле- и театральными шоу зрителя можно заставить горевать и ликовать вместе с героями немудреной пьесы Александра Островского.
«Пресса о гастролях Малого театра»
ЗРИТЕЛИ РАДОВАЛИСЬ И ПЛАКАЛИ ВМЕСТЕ С ГЕРОЯМИ ОСТРОВСКОГО
Трудно себе представить, что в наше время искушенного помпезными и бездушными теле- и театральными шоу зрителя можно заставить горевать и ликовать вместе с героями немудреной пьесы Александра Островского. Однако артистам Малого театра удалось увлечь и повести за собой владимирскую публику, которая даже всплакнула на комедии «Бедность не порок».
Сюжет пьесы банален. Бедный приказчик купца Гордея Карпыча Торцова Митя влюбился в дочь своего хозяина без надежды на взаимность. По воле драматурга судьба проявила по отношению к нему сначала благосклонность, а потом низвергла в пучину отчаяния: Любовь Гордеевна неожиданно ответила взаимностью, но строгий папаша тут же спроворил ее за своего богатого приятеля Африкана Савича Коршунова. Вопреки замыслу расчетливого отца влюбленных (и зрителей) ждет весьма неправдоподобный хэппи-энд: преодолев все напасти, они на радость обиженным самодуром родственникам воссоединяются, а отец вдруг прозревает и понимает, как был неправ.
Сыграть этот лубочный сюжет (действие которого разворачивается к тому же во время святок) достоверно, не впав в скоморошество, очень трудно. Тем более что режиссер-постановщик и исполнитель одной из главных ролей в спектакле народный артист России Александр Коршунов исповедует открытость и искренность существования актеров в этой пьесе.
- Мне хотелось открыть те родники, в которых нуждается сейчас наш зритель, — сказал он владимирским журналистам на пресс-конференции. — Внутренний посыл при постановке спектакля у нас был примерно такой: «За ваше и наше здоровье!»
Воспроизведение многокрасочной и полифоничной ткани жизни в пьесе «Бедность не порок» достигается всеми доступными режиссеру средствами. На замысел работает панорамный задник, выполненный по мотивам картины Кустодиева, уютная, легко трансформирующаяся декорация, музыкальная, шумовая, звуковая партитуры, очень деликатно прописанные, прекрасно выверенные и сбалансированные. Зритель то слышит далекий лай собаки, то пение подвыпивших купчиков и пиликанье гармошки, то балалаечный наигрыш, то смех и крики колядующей молодежи. Мельчайшие детали «среды обитания» персонажей предстают перед публикой во всем их многообразии.
Аналогичный подход, очевидно, требовался и от актеров при подготовке ролей. Уточним, что большая часть из них сыграна недавними выпускниками «Щепки», которые для достижения органичного существования в воссоздаваемой действительности, помимо ведения основной темы роли, должны были лихо отплясывать, свободно владеть народными музыкальными инструментами и петь — так, как делали это русские люди в эпоху Островского. Азарт, универсализм и погруженность в предложенный режиссером материал именно молодежной части приехавшего на гастроли состава труппы Малого театра не дает оторвать взгляд от сцены.
Вкусно, с хорошим куражом и психологическим наполнением ведут свои партии Г. Скряпкин (Митя), Д. Курочка (Яша Гуслин), С. Потапов (Гриша Разлюляев), поражая то голосовыми данными, то пластическими способностями, а то и вовсе недюжинными акробатическими навыками. Не менее достоверны Л. Ещенко (Любовь Гордеевна), Е. Порубель и О. Жевакина (подруги Любови Гордеевны), но ровно до тех пор, пока на сцене рядом с ними не появляется харизматичная и голосистая И. Жерякова (Анна Ивановна, молодая вдова). Такому певческому дару позавидовали бы солисты многих народных коллективов!
Кстати, о песнях. В пьесе использован аутентичный этнографический материал, подобранный музыкальным консультантом-этнографом Б. Ефремовым и подготовленный с помощью хормейстера Г. Гусевой. Все это делает постановку поистине уникальной. «Однако как вы спелись!» — говорит персонаж одного из популярных ретрофильмов Велюров. Хочется вслед за ним адресовать это молодым актерам труппы. Возможно, именно фактор «спетости» так влияет на «сыгранность», что явно на пользу спектаклю.
Несколько слов о мастерах сцены. Именно их яркое искусство раскололо в третьем действии зрительный зал пополам: часть публики в дело и не в дело хлопала и кричала «браво» преподлейшему Африкану Савичу Коршунову (заслуженный артист России К.Демин), а вторая от души сочувствовала горькому пьянице Любиму Карпычу Торцову (народный артист России А. Коршунов), разоренному в свое время Африканом. Дикие нравы, сударь, в нашем городе!
Благодаря душещипательным монологам старой няньки Арины (заслуженная артистка России З. Андреева) и жены Гордея Карпыча Пелагеи Егоровны (заслуженная артистка России Т. Лебедева) женская половина зала едва сдерживала слезы, удивляясь себе и тому, что «зацепило». Всех спас счастливый конец и неправдоподобное преображение из изверга в человеколюбца главного движителя пьесы, самодура Гордея Карпыча Торцова. Но заслуженному артисту России Д. Кознову удалось тактично обыграть и эту прихоть авторской фантазии. Столь талантливое прочтение Островского наверняка заставляет публику обращаться к нему вновь и вновь. Во всяком случае, в столице на эту постановку лишних билетиков не достать.
Автор: Ольга РОМАНОВА
Источник: Призыв (Владимир)
Дата: 23.09.2008
ЗРИТЕЛИ РАДОВАЛИСЬ И ПЛАКАЛИ ВМЕСТЕ С ГЕРОЯМИ ОСТРОВСКОГО
Трудно себе представить, что в наше время искушенного помпезными и бездушными теле- и театральными шоу зрителя можно заставить горевать и ликовать вместе с героями немудреной пьесы Александра Островского. Однако артистам Малого театра удалось увлечь и повести за собой владимирскую публику, которая даже всплакнула на комедии «Бедность не порок».
Сюжет пьесы банален. Бедный приказчик купца Гордея Карпыча Торцова Митя влюбился в дочь своего хозяина без надежды на взаимность. По воле драматурга судьба проявила по отношению к нему сначала благосклонность, а потом низвергла в пучину отчаяния: Любовь Гордеевна неожиданно ответила взаимностью, но строгий папаша тут же спроворил ее за своего богатого приятеля Африкана Савича Коршунова. Вопреки замыслу расчетливого отца влюбленных (и зрителей) ждет весьма неправдоподобный хэппи-энд: преодолев все напасти, они на радость обиженным самодуром родственникам воссоединяются, а отец вдруг прозревает и понимает, как был неправ.
Сыграть этот лубочный сюжет (действие которого разворачивается к тому же во время святок) достоверно, не впав в скоморошество, очень трудно. Тем более что режиссер-постановщик и исполнитель одной из главных ролей в спектакле народный артист России Александр Коршунов исповедует открытость и искренность существования актеров в этой пьесе.
- Мне хотелось открыть те родники, в которых нуждается сейчас наш зритель, — сказал он владимирским журналистам на пресс-конференции. — Внутренний посыл при постановке спектакля у нас был примерно такой: «За ваше и наше здоровье!»
Воспроизведение многокрасочной и полифоничной ткани жизни в пьесе «Бедность не порок» достигается всеми доступными режиссеру средствами. На замысел работает панорамный задник, выполненный по мотивам картины Кустодиева, уютная, легко трансформирующаяся декорация, музыкальная, шумовая, звуковая партитуры, очень деликатно прописанные, прекрасно выверенные и сбалансированные. Зритель то слышит далекий лай собаки, то пение подвыпивших купчиков и пиликанье гармошки, то балалаечный наигрыш, то смех и крики колядующей молодежи. Мельчайшие детали «среды обитания» персонажей предстают перед публикой во всем их многообразии.
Аналогичный подход, очевидно, требовался и от актеров при подготовке ролей. Уточним, что большая часть из них сыграна недавними выпускниками «Щепки», которые для достижения органичного существования в воссоздаваемой действительности, помимо ведения основной темы роли, должны были лихо отплясывать, свободно владеть народными музыкальными инструментами и петь — так, как делали это русские люди в эпоху Островского. Азарт, универсализм и погруженность в предложенный режиссером материал именно молодежной части приехавшего на гастроли состава труппы Малого театра не дает оторвать взгляд от сцены.
Вкусно, с хорошим куражом и психологическим наполнением ведут свои партии Г. Скряпкин (Митя), Д. Курочка (Яша Гуслин), С. Потапов (Гриша Разлюляев), поражая то голосовыми данными, то пластическими способностями, а то и вовсе недюжинными акробатическими навыками. Не менее достоверны Л. Ещенко (Любовь Гордеевна), Е. Порубель и О. Жевакина (подруги Любови Гордеевны), но ровно до тех пор, пока на сцене рядом с ними не появляется харизматичная и голосистая И. Жерякова (Анна Ивановна, молодая вдова). Такому певческому дару позавидовали бы солисты многих народных коллективов!
Кстати, о песнях. В пьесе использован аутентичный этнографический материал, подобранный музыкальным консультантом-этнографом Б. Ефремовым и подготовленный с помощью хормейстера Г. Гусевой. Все это делает постановку поистине уникальной. «Однако как вы спелись!» — говорит персонаж одного из популярных ретрофильмов Велюров. Хочется вслед за ним адресовать это молодым актерам труппы. Возможно, именно фактор «спетости» так влияет на «сыгранность», что явно на пользу спектаклю.
Несколько слов о мастерах сцены. Именно их яркое искусство раскололо в третьем действии зрительный зал пополам: часть публики в дело и не в дело хлопала и кричала «браво» преподлейшему Африкану Савичу Коршунову (заслуженный артист России К.Демин), а вторая от души сочувствовала горькому пьянице Любиму Карпычу Торцову (народный артист России А. Коршунов), разоренному в свое время Африканом. Дикие нравы, сударь, в нашем городе!
Благодаря душещипательным монологам старой няньки Арины (заслуженная артистка России З. Андреева) и жены Гордея Карпыча Пелагеи Егоровны (заслуженная артистка России Т. Лебедева) женская половина зала едва сдерживала слезы, удивляясь себе и тому, что «зацепило». Всех спас счастливый конец и неправдоподобное преображение из изверга в человеколюбца главного движителя пьесы, самодура Гордея Карпыча Торцова. Но заслуженному артисту России Д. Кознову удалось тактично обыграть и эту прихоть авторской фантазии. Столь талантливое прочтение Островского наверняка заставляет публику обращаться к нему вновь и вновь. Во всяком случае, в столице на эту постановку лишних билетиков не достать.
Автор: Ольга РОМАНОВА
Источник: Призыв (Владимир)
Дата: 23.09.2008
31.01.2008
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
31 января – день рождения заслуженной артистки России Татьяны Николаевны Лебедевой. От души поздравляем замечательную актрису и желаем ей крепкого здоровья, благополучия и, конечно, неиссякаемого творческого вдохновения!
29.10.2007
Подробнее
ВАРИАЦИЯ НА ВЕЧНУЮ ТЕМУ
«Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» А. Н. Островского в Малом театре
ВАРИАЦИЯ НА ВЕЧНУЮ ТЕМУ
«Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» А. Н. Островского в Малом театре
И тема эта, как легко догадаться из названия спектакля, — власть. Или точнее — борьба за нее, которая по определению безнравственна.
Для того чтобы зрители еще раз убедились в истинности этого, казалось бы, не требующего никаких дополнительных доказательств постулата, режиссер Владимир Драгунов выбрал произведение любимого автора Малого театра. Произведение не слишком известное, в отличие от его же классических комедий и драм, давно не появлявшееся не только в репертуаре Малого, но и иных столичных коллективов. Кажется, с тех самых пор, как едва ли не полвека назад Борис Львов-Анохин ставил «драматическую хронику» Островского в Центральном театре Советской Армии (кстати, роль Самозванца у Львова-Анохина исполнял молодой Алексей Баталов, и об этом факте сегодня способен вспомнить, пожалуй, лишь Владимир Зельдин, поделившийся с нами подобной, весьма ценной информацией на страницах своей книги «Моя профессия: Дон Кихот»).
Историк по первому образованию Драгунов прочитал пьесу А. Н. Островского внимательно и, что самое важное, не равнодушно. В результате чего представил нам не банальную и, как это, увы, порой случается в Малом театре отнюдь не тяжеловесную сценическую иллюстрацию написанного Островским, а чрезвычайно динамичный театральный вариант «Дмитрия Самозванца и Василия Шуйского». Режиссера поддержала и художник Лариса Ломакина, также вопреки ожиданиям публики предложившая оригинальный, в меру условный принцип оформления спектакля.
Костюмы в полном согласии с традициями старейшей российской сцены соответствуют периоду русской Смуты, а именно началу семнадцатого столетия. Дом же Шуйского, Кремлевские палаты, Архангельский собор и другие места действия, упоминающиеся в тексте Островского, здесь заменяет ряд свисающих с колосников холщовых полотнищ с опаленными концами и проекциями видов старой Москвы.
Все это вкупе с отсутствием сугубо бытовых деталей и богатого антуража помогает сосредоточиться исключительно на основной теме спектакля, героями которого являются сильные, донельзя амбициозные персонажи (к коим, разумеется, относятся не только непосредственно Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский, но и Петр Басманов, и пан Юрий Мнишек с дочерью Мариной), личные интересы которых неизменно превалируют над государственными. Естественно, что никому из них особо не симпатизируешь.
А вот театр оказывается явно на стороне Шуйского. Недаром же, его играет обаятельнейший Борис Невзоров, в чьей трактовке, мягко говоря, противоречивый персонаж Островского предстает настоящим былинным богатырем, чуть ли не спасителем Отечества от злостных происков просвещенной Европы.
На фоне такого Шуйского Самозванец выглядит не более чем лихим авантюристом. Правда, если следовать логике построения роли, предложенной Алексеем Фаддеевым, поступками Самозванца все же больше движет любовь к Марине Мнишек. Завоевать ее руку и сердце для этого отчаянного человека — дело чести, ради которого он способен на все. Вероятно, поэтому столь захватывающим становится дуэт Самозванца-Фаддеева и Марины-Натальи Верещенко.
Сильное эмоциональное впечатление производит также сцена встречи Самозванца с царицей Марфой — матерью убитого царевича Дмитрия, вследствие тяжелой внутренней борьбы (все ее мельчайшие оттенки органично передает Татьяна Лебедева) признающей Самозванца своим сыном. Мудрая, проницательная женщина Марфа-Лебедева с трудом, но, тем не менее, принимает условия жесточайшей игры, будучи абсолютно уверенной в том, что в ней не будет победителей.
Ведь дорога к главному «призу», то есть царскому трону, обагрена кровью (на что указывает эффектная, но все-таки чересчур нарочитая финальная мизансцена спектакля). Однако устранивший конкурента Василий Шуйский готов на этот путь вступить. А мы уже в который раз не можем не согласиться с Лионом Фейхтвангером, сравнившим стремление к господству над людьми с «живительным и стойким огнем».
Майя Фолкинштейн.
«Дом Актера» №117 за 2007 год.
«Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» А. Н. Островского в Малом театре
И тема эта, как легко догадаться из названия спектакля, — власть. Или точнее — борьба за нее, которая по определению безнравственна.
Для того чтобы зрители еще раз убедились в истинности этого, казалось бы, не требующего никаких дополнительных доказательств постулата, режиссер Владимир Драгунов выбрал произведение любимого автора Малого театра. Произведение не слишком известное, в отличие от его же классических комедий и драм, давно не появлявшееся не только в репертуаре Малого, но и иных столичных коллективов. Кажется, с тех самых пор, как едва ли не полвека назад Борис Львов-Анохин ставил «драматическую хронику» Островского в Центральном театре Советской Армии (кстати, роль Самозванца у Львова-Анохина исполнял молодой Алексей Баталов, и об этом факте сегодня способен вспомнить, пожалуй, лишь Владимир Зельдин, поделившийся с нами подобной, весьма ценной информацией на страницах своей книги «Моя профессия: Дон Кихот»).
Историк по первому образованию Драгунов прочитал пьесу А. Н. Островского внимательно и, что самое важное, не равнодушно. В результате чего представил нам не банальную и, как это, увы, порой случается в Малом театре отнюдь не тяжеловесную сценическую иллюстрацию написанного Островским, а чрезвычайно динамичный театральный вариант «Дмитрия Самозванца и Василия Шуйского». Режиссера поддержала и художник Лариса Ломакина, также вопреки ожиданиям публики предложившая оригинальный, в меру условный принцип оформления спектакля.
Костюмы в полном согласии с традициями старейшей российской сцены соответствуют периоду русской Смуты, а именно началу семнадцатого столетия. Дом же Шуйского, Кремлевские палаты, Архангельский собор и другие места действия, упоминающиеся в тексте Островского, здесь заменяет ряд свисающих с колосников холщовых полотнищ с опаленными концами и проекциями видов старой Москвы.
Все это вкупе с отсутствием сугубо бытовых деталей и богатого антуража помогает сосредоточиться исключительно на основной теме спектакля, героями которого являются сильные, донельзя амбициозные персонажи (к коим, разумеется, относятся не только непосредственно Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский, но и Петр Басманов, и пан Юрий Мнишек с дочерью Мариной), личные интересы которых неизменно превалируют над государственными. Естественно, что никому из них особо не симпатизируешь.
А вот театр оказывается явно на стороне Шуйского. Недаром же, его играет обаятельнейший Борис Невзоров, в чьей трактовке, мягко говоря, противоречивый персонаж Островского предстает настоящим былинным богатырем, чуть ли не спасителем Отечества от злостных происков просвещенной Европы.
На фоне такого Шуйского Самозванец выглядит не более чем лихим авантюристом. Правда, если следовать логике построения роли, предложенной Алексеем Фаддеевым, поступками Самозванца все же больше движет любовь к Марине Мнишек. Завоевать ее руку и сердце для этого отчаянного человека — дело чести, ради которого он способен на все. Вероятно, поэтому столь захватывающим становится дуэт Самозванца-Фаддеева и Марины-Натальи Верещенко.
Сильное эмоциональное впечатление производит также сцена встречи Самозванца с царицей Марфой — матерью убитого царевича Дмитрия, вследствие тяжелой внутренней борьбы (все ее мельчайшие оттенки органично передает Татьяна Лебедева) признающей Самозванца своим сыном. Мудрая, проницательная женщина Марфа-Лебедева с трудом, но, тем не менее, принимает условия жесточайшей игры, будучи абсолютно уверенной в том, что в ней не будет победителей.
Ведь дорога к главному «призу», то есть царскому трону, обагрена кровью (на что указывает эффектная, но все-таки чересчур нарочитая финальная мизансцена спектакля). Однако устранивший конкурента Василий Шуйский готов на этот путь вступить. А мы уже в который раз не можем не согласиться с Лионом Фейхтвангером, сравнившим стремление к господству над людьми с «живительным и стойким огнем».
Майя Фолкинштейн.
«Дом Актера» №117 за 2007 год.
07.09.2007
Подробнее
КОРРЕКЦИЯ ГЕРОЯ
Что перед нами — прекрасная Традиция Малого театра или всего лишь устоявшиеся режиссерские пристрастия? Во всяком случае, спектакль Малого театра «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» по пьесе А.Островского (режиссер — Владимир Драгунов) вновь подарил зрителю встречу с историческим прошлым страны.
КОРРЕКЦИЯ ГЕРОЯ
Что перед нами — прекрасная Традиция Малого театра или всего лишь устоявшиеся режиссерские пристрастия? Во всяком случае, спектакль Малого театра «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» по пьесе А.Островского (режиссер — Владимир Драгунов) вновь подарил зрителю встречу с историческим прошлым страны. Выбран один из тяжелых периодов русской истории — смутное лихолетье. Короткий срок правления Лжедмитрия (1605-1606).
Атмосфера тревоги и ожидания в Москве. Противостояние Василия Шуйского. Его путь к власти. Обагренный трон. Повторяющийся виток Истории.
Пустота сцены. Минимум театрального реквизита. Разнообразие вносят лишь спускающиеся сверху белые полотна с архитектурными рисунками зданий московских церквей, соборов и палат (художник-постановщик Лариса Ломакина).
В центре — фигура Лжедмитрия. Его играют по очереди Алексей Фаддеев и Глеб Подгородинский. На уровне актерской игры существенного различия не наблюдается, но весьма ощутим разный стартовый настрой и трактовка сценического образа. Фаддеев более склонен к романтизации своего персонажа, в котором даже на краю гибели продолжает бурлить горячий нерв благородства, граничащего с холодом загнанного и опустошенного безответной любовью молодца. У Подгородинского Самозванец более опытен, изощрен и ловок, но, как ни странно, он мельче. Актер, акцентируя метаморфозы души, дает образ в развитии от положительного посыла к разрушительному финалу. Когда впервые появляется вступивший на престол Дмитрий (Г.Подгородинский), пытаясь сохранить хладнокровие, заметно, что чувства героя неустойчивы, а желание быть справедливым быстро пройдет. В сцене суда над Василием Шуйским царь, «обыграв демократию», хитро делает политический ход, отдав решение на откуп боярам, ставя их перед проблемой выбора. Интриганом здесь скорее выглядит сам Дмитрий. Иной подход у Фаддеева, который в царском решении своего героя выдает внутреннюю неуверенность самозванца в принятии жестокого приговора — внешне повелевая, он втайне не желает проливать кровь. В этой разнице двойной актерской игры в маске одного героя — магия театрального искусства.
В сцене при встрече с матерью, которая должна признать в царе своего сына, Подгородинским более тщательно «прописана технология» убеждения и ходы обольщения для преодоления сопротивления Марфы (Татьяна Лебедева). Иной ракурс души самозванца у Фаддеева, им в этой сцене скорее сыграна импровизация общения. Апеллируя к материнским чувствам, самозванец почти не надеется на положительный результат, хотя — парадокс — почти верит в свое царское происхождение. Убеждая Марфу назваться его родной матерью, Дмитрий ищет путь к ее сердцу, случайно «зацепив и натянув» нужную струну. Это тонкая психологическая сцена, в которой Татьяна Лебедева трагически сыграла дрогнувшую душу несчастной матери. Царствуй, «сын»! Наконец, по-разному трактуется еще одна решающая сцена — объяснение с Мариной Мнишек. Роль Мнишек исполняют Елена Харитонова и Наталья Верещенко. Марина Харитоновой грубее и откровеннее в своих властолюбивых аппетитах. Наталья Верещенко предложила рисунок более острый и едкий. Насмешливо припоминая Дмитрию его прошлое холопство, она жестко ставит его перед дилеммой. Что выбирать — царскую власть, долг служения или открывшиеся перспективы любви? Любовь ослепляет Лжедмитрия-Фаддеева. Душа царя перестает быть самостоятельной — перед нами безудержная страсть, не вникающая в политические тонкости. В игре Подгородинского все прозаичней: согласие на коронование — это деловой способ-сделка, чтобы заполучить любимую женщину. Жест протянутой руки вдруг дает возможность выбрать иной жребий, а именно — освободиться от бремени царства, отдавшись во власть Мнишек. Как непохожа эта неосознанная расчетливость на ту же самую сцену, где Фаддеевым сыграна безнадежность страстной безответной любви, которая в отчаянии согласна на любые условия.
Вслед за Лжедмитрием главной фигурой судьбы (и в спектакле, и в русской истории) становится Шуйский. Будущего Василия IV Ивановича, царя московского (1606-1610), а в спектакле просто боярина Василия Шуйского сыграл Борис Невзоров. Это работа большого мастера. Монументальность — смысловой фундамент, заложенный в рисунке характера. Хотя на протяжении всего спектакля Борис Невзоров и пытается снизить уровень пафосных речей до бытовой интонации, зритель заворожен дородностью, проницательным умом, закрытостью его героя. Слова боярина о том, что род Шуйских «чести не терял», даже на фоне его брата, трусливого Дмитрия Ивановича Шуйского (Сергей Вещев), звучат весьма убедительно. Но... актерское обаяние Невзорова затушевывает истинное лицо персонажа. Здесь стоит сделать небольшое отступление. Практически все ведущие крупные историки: и Костомаров, и Соловьев, и Ключевский — были единодушны в негативной оценке Шуйского. По историческим источникам, Василий Шуйский был невероятно хитрым и изобретательным, очень скользким человеком. Однако в постановке Драгунова эти важные краски оказались совершенно не востребованными. Перед нами только положительный герой — прямой, мужественный человек. Сцена покаяния Василия Шуйского сыграна негромко, проникновенно и глубоко продуманно. Здесь мы скорее видим благородство Ивана Петровича Шуйского из «Царя Федора Иоанновича», недоуменно вспоминая предыдущие лукавые признания Василия Шуйского из спектакля «Царь Борис». Хотя Голицын в спектакле В.Драгунова говорит о боярине без прикрас: «Нет, Шуйский пригодился б, Что ни толкуй! Он плут и пройдоха...». Шуйский прекрасно знает, что выиграет партию у незрелого птенца, не ведающего и не чтящего преданий русской старины. История опять повторит повороты — новоявленный царь приблизит к себе нашего героя, как когда-то Иоанн IV благосклонно отнесся к Годунову. Результат тот же. Шуйский медленно, но неумолимо идет к престолу. Вот проявленное человеческое достоинство боярина в сцене суда, а затем рвущийся внутренний бунт после приговора от шутки «мальчишки-царя» Самозванца над его жизнью. Пьяный от вновь предоставленной свободы, протрезвевший, будучи совсем не пьяным, оставшись в живых и оправившись от насмешки, Василий Иванович решает не форсировать события, а более тонко вести свою подрывную работу. Наконец-то в спектакле появляются истинные ноты Шуйского — хитрая игривость интонации: «Аи, не дождутся!» или удовлетворенно-насмешливый смешок из-под прикрывающей овчины при боярском посещении.
С этой точки событий, главным лицом спектакля становится Шуйский. Ровной, почти безразличной интонацией он предлагает царю насилие и выселение богатых горожан. Басманов как политик прекрасно понимает, что эти «советы — гибель» -исход подобных действий в обострении противоречий с последующим бунтом. К сожалению, превалируют только темные сценические штрихи для исполнителя роли Петра Федоровича Басманова (Владимир Богин). Неудивительно, ведь почему-то Басманов произносит в спектакле порой фразы Вельского или десятского. Видоизменена и сцена суда. Если в пьесе Островского множество голосов призывают к смертной казни Шуйского, то в спектакле бояре молчат, а вершит судьбу обвиняемого лишь Басманов. Открытое коварство Басманова в контрасте уклончивого Шуйского. Побеждает сильнейший? Главенствует мудрый расчет? Почему же в финале Василий Шуйский, окутанный красным бархатом света, замер в вопрошающем одиночестве? Заключительная голицынская реплика вослед новому венценосцу: «Не царствовать ему!» — по своей сути убийственный вердикт. Шуйский стоит на дороге, пропитанной кровью Прошлого и уже вновь покрытой кровавыми брызгами Настоящего. Каждый создатель сценического произведения имеет право на свое художественное видение любого события. Разумеется. Можно с пониманием отнестись к мнению режиссера В.Драгунова, считающего, что он де реабилитирует доброе имя Василия Шуйского, постоянного участника почти всех политических заговоров, которого еще в 1587 году высылали из Москвы за стремление развести царя Федора Иоанновича с бездетной Ириной. Мало заявить, что «историческая репутация не всегда соответствует действительности», как это сделал Драгунов, предупреждая возражения историков (узнать о режиссерской позиции Владимира Драгунова можно из мартовского номера газеты Малого театра — № 17, стр.2). То, что допустимо, например, в диссертации при наличии весомых научных аргументов, невозможно в живой пьесе с историческим прошлым!
Думается, что замысел постановщика все-таки не смог переплавить дух пьесы Островского, изменить тотальный подтекст, где Шуйский подан как один из источников Смуты. Мнению В.Драгунова сопротивляется сама душа пьесы, оркестровка персонажей, сопротивляется напряжение правды, которое вложил в нее драматург. И хотя режиссер пошел на прямые изъятия в тексте, наперекор автору, зияния остались, и они дышат холодом, даже несмотря на то, что все озарено победой. «Восстанавливать репутацию» за счет драматурга, скорректировав и «приноровив по своему разумению» образ героя пьесы, — не самое удачное решение. Зритель Малого театра привык к бережному отношению к авторскому тексту в Доме Островского. Тем более к драматургии самого Александра Николаевича. Но достаточно прочитать саму пьесу, чтобы убедиться — убраны фрагменты, которые противоречат позиции постановщика, решившего показать московской публике настоящего политического «лидера». Как, например, в монологе-размышлении Василия Шуйского изъята главенствующая мысль о целях и средствах будущего венценосца: «Отныне каждый помысл И каждый шаг ведут меня к престолу; Умом, обманом, даже преступленьем Добьюсь венца». В нашем театральном мире достаточно постановщиков, увы, наплевательски относящихся к историческому Прошлому своих отцов и дедов, что-то вещающих о неправдоподобном Настоящем времени и мнящих себя пророками режиссуры Будущего. Страдая амнезией, они с упрямством патефонной иглы ведут заезженную партию, на каждой очередной фальшивой ноте порой теряя даже своих почитателей. Разумеется, такой контингент господ-товарищей в Малом замечен никогда не был. Но Владимир Драгунов не является приглашенным режиссером театра, которому можно списать видимые несуразности из-за незнания сценического воплощения, например, трилогии А.К.Толстого на сцене Малого. Еще в 1995 году им же поставлена первая часть трилогии «Смерть Иоанна Грозного» - спектакль «Царь Иоанн Грозный». Вот где корень проблемы. Проигнорирована годами выстроенная репертуарная политика театра, который новым спектаклем хронологически продолжает тему исторической линии развития государства все с теми же действующими лицами. Предложено спорное историческое прочтение личности Василия Шуйского, которое весьма смущает. Вспоминается даже не историография персоналии В.И.Шуйского и тем более не блистательный штрих А.Пушкина — «лукавый царедворец». Вспоминается даже не сам текст Островского, чью пьесу прочитал далеко не каждый зритель и в которой этот персонаж представлен отнюдь не идеальным, ведь мысли и желания Шуйского у Островского достаточно откровенны: «Я не брезглив, мне всякий друг, кто нужен. И сволочь хороша». Зрители вспоминают предыдущие исторические спектакли с «рабочим стажем» свыше десяти лет, которые, кстати, живут и поныне на сцене Малого. Противоречие очевидно!
Однако нужно отдать должное исполнителю роли Василия Шуйского. Борис Невзоров всего за пять спектаклей (предполагаю, что даже не сознательно) существенно изменил статику характера персонажа на более пластичный рисунок. Видимо, драматургия и театрально-историческая память порой заставляют сменить ракурс, направленный вразрез с имеющимся «сценическим наследием-багажом». Малый театр России сегодня по своему статусу в нашей стране может позволить выстраивать ход исторических событий, абсолютно игнорируя конъюнктурно-временные соображения, последовательно продолжать линию сценического изучения глубинных основ государственного развития нашей страны. Такое рыцарское поведение, скорее всего, не прибавляет любви недоброжелателей традиционного театра, но вызывает глубокое уважение, которое сейчас имеет далеко не каждый, пожинающий лишь былую славу театр. Одна из задач национального театра — с архивной страстью беречь волю автора и охранять ее смысл, заложенный в пьесе, даже если он кому-то кажется ошибочным. И случай с Шуйским, увы, пересмотру не подлежит, это один из одиозных русских правителей прошлого. Во всяком случае, пересмотреть его оценку руками и устами классиков не удалось.
Ирина Решетникова
9-99/2007 СТРАСТНОЙ БУЛЬВАР. 1О
Что перед нами — прекрасная Традиция Малого театра или всего лишь устоявшиеся режиссерские пристрастия? Во всяком случае, спектакль Малого театра «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» по пьесе А.Островского (режиссер — Владимир Драгунов) вновь подарил зрителю встречу с историческим прошлым страны. Выбран один из тяжелых периодов русской истории — смутное лихолетье. Короткий срок правления Лжедмитрия (1605-1606).
Атмосфера тревоги и ожидания в Москве. Противостояние Василия Шуйского. Его путь к власти. Обагренный трон. Повторяющийся виток Истории.
Пустота сцены. Минимум театрального реквизита. Разнообразие вносят лишь спускающиеся сверху белые полотна с архитектурными рисунками зданий московских церквей, соборов и палат (художник-постановщик Лариса Ломакина).
В центре — фигура Лжедмитрия. Его играют по очереди Алексей Фаддеев и Глеб Подгородинский. На уровне актерской игры существенного различия не наблюдается, но весьма ощутим разный стартовый настрой и трактовка сценического образа. Фаддеев более склонен к романтизации своего персонажа, в котором даже на краю гибели продолжает бурлить горячий нерв благородства, граничащего с холодом загнанного и опустошенного безответной любовью молодца. У Подгородинского Самозванец более опытен, изощрен и ловок, но, как ни странно, он мельче. Актер, акцентируя метаморфозы души, дает образ в развитии от положительного посыла к разрушительному финалу. Когда впервые появляется вступивший на престол Дмитрий (Г.Подгородинский), пытаясь сохранить хладнокровие, заметно, что чувства героя неустойчивы, а желание быть справедливым быстро пройдет. В сцене суда над Василием Шуйским царь, «обыграв демократию», хитро делает политический ход, отдав решение на откуп боярам, ставя их перед проблемой выбора. Интриганом здесь скорее выглядит сам Дмитрий. Иной подход у Фаддеева, который в царском решении своего героя выдает внутреннюю неуверенность самозванца в принятии жестокого приговора — внешне повелевая, он втайне не желает проливать кровь. В этой разнице двойной актерской игры в маске одного героя — магия театрального искусства.
В сцене при встрече с матерью, которая должна признать в царе своего сына, Подгородинским более тщательно «прописана технология» убеждения и ходы обольщения для преодоления сопротивления Марфы (Татьяна Лебедева). Иной ракурс души самозванца у Фаддеева, им в этой сцене скорее сыграна импровизация общения. Апеллируя к материнским чувствам, самозванец почти не надеется на положительный результат, хотя — парадокс — почти верит в свое царское происхождение. Убеждая Марфу назваться его родной матерью, Дмитрий ищет путь к ее сердцу, случайно «зацепив и натянув» нужную струну. Это тонкая психологическая сцена, в которой Татьяна Лебедева трагически сыграла дрогнувшую душу несчастной матери. Царствуй, «сын»! Наконец, по-разному трактуется еще одна решающая сцена — объяснение с Мариной Мнишек. Роль Мнишек исполняют Елена Харитонова и Наталья Верещенко. Марина Харитоновой грубее и откровеннее в своих властолюбивых аппетитах. Наталья Верещенко предложила рисунок более острый и едкий. Насмешливо припоминая Дмитрию его прошлое холопство, она жестко ставит его перед дилеммой. Что выбирать — царскую власть, долг служения или открывшиеся перспективы любви? Любовь ослепляет Лжедмитрия-Фаддеева. Душа царя перестает быть самостоятельной — перед нами безудержная страсть, не вникающая в политические тонкости. В игре Подгородинского все прозаичней: согласие на коронование — это деловой способ-сделка, чтобы заполучить любимую женщину. Жест протянутой руки вдруг дает возможность выбрать иной жребий, а именно — освободиться от бремени царства, отдавшись во власть Мнишек. Как непохожа эта неосознанная расчетливость на ту же самую сцену, где Фаддеевым сыграна безнадежность страстной безответной любви, которая в отчаянии согласна на любые условия.
Вслед за Лжедмитрием главной фигурой судьбы (и в спектакле, и в русской истории) становится Шуйский. Будущего Василия IV Ивановича, царя московского (1606-1610), а в спектакле просто боярина Василия Шуйского сыграл Борис Невзоров. Это работа большого мастера. Монументальность — смысловой фундамент, заложенный в рисунке характера. Хотя на протяжении всего спектакля Борис Невзоров и пытается снизить уровень пафосных речей до бытовой интонации, зритель заворожен дородностью, проницательным умом, закрытостью его героя. Слова боярина о том, что род Шуйских «чести не терял», даже на фоне его брата, трусливого Дмитрия Ивановича Шуйского (Сергей Вещев), звучат весьма убедительно. Но... актерское обаяние Невзорова затушевывает истинное лицо персонажа. Здесь стоит сделать небольшое отступление. Практически все ведущие крупные историки: и Костомаров, и Соловьев, и Ключевский — были единодушны в негативной оценке Шуйского. По историческим источникам, Василий Шуйский был невероятно хитрым и изобретательным, очень скользким человеком. Однако в постановке Драгунова эти важные краски оказались совершенно не востребованными. Перед нами только положительный герой — прямой, мужественный человек. Сцена покаяния Василия Шуйского сыграна негромко, проникновенно и глубоко продуманно. Здесь мы скорее видим благородство Ивана Петровича Шуйского из «Царя Федора Иоанновича», недоуменно вспоминая предыдущие лукавые признания Василия Шуйского из спектакля «Царь Борис». Хотя Голицын в спектакле В.Драгунова говорит о боярине без прикрас: «Нет, Шуйский пригодился б, Что ни толкуй! Он плут и пройдоха...». Шуйский прекрасно знает, что выиграет партию у незрелого птенца, не ведающего и не чтящего преданий русской старины. История опять повторит повороты — новоявленный царь приблизит к себе нашего героя, как когда-то Иоанн IV благосклонно отнесся к Годунову. Результат тот же. Шуйский медленно, но неумолимо идет к престолу. Вот проявленное человеческое достоинство боярина в сцене суда, а затем рвущийся внутренний бунт после приговора от шутки «мальчишки-царя» Самозванца над его жизнью. Пьяный от вновь предоставленной свободы, протрезвевший, будучи совсем не пьяным, оставшись в живых и оправившись от насмешки, Василий Иванович решает не форсировать события, а более тонко вести свою подрывную работу. Наконец-то в спектакле появляются истинные ноты Шуйского — хитрая игривость интонации: «Аи, не дождутся!» или удовлетворенно-насмешливый смешок из-под прикрывающей овчины при боярском посещении.
С этой точки событий, главным лицом спектакля становится Шуйский. Ровной, почти безразличной интонацией он предлагает царю насилие и выселение богатых горожан. Басманов как политик прекрасно понимает, что эти «советы — гибель» -исход подобных действий в обострении противоречий с последующим бунтом. К сожалению, превалируют только темные сценические штрихи для исполнителя роли Петра Федоровича Басманова (Владимир Богин). Неудивительно, ведь почему-то Басманов произносит в спектакле порой фразы Вельского или десятского. Видоизменена и сцена суда. Если в пьесе Островского множество голосов призывают к смертной казни Шуйского, то в спектакле бояре молчат, а вершит судьбу обвиняемого лишь Басманов. Открытое коварство Басманова в контрасте уклончивого Шуйского. Побеждает сильнейший? Главенствует мудрый расчет? Почему же в финале Василий Шуйский, окутанный красным бархатом света, замер в вопрошающем одиночестве? Заключительная голицынская реплика вослед новому венценосцу: «Не царствовать ему!» — по своей сути убийственный вердикт. Шуйский стоит на дороге, пропитанной кровью Прошлого и уже вновь покрытой кровавыми брызгами Настоящего. Каждый создатель сценического произведения имеет право на свое художественное видение любого события. Разумеется. Можно с пониманием отнестись к мнению режиссера В.Драгунова, считающего, что он де реабилитирует доброе имя Василия Шуйского, постоянного участника почти всех политических заговоров, которого еще в 1587 году высылали из Москвы за стремление развести царя Федора Иоанновича с бездетной Ириной. Мало заявить, что «историческая репутация не всегда соответствует действительности», как это сделал Драгунов, предупреждая возражения историков (узнать о режиссерской позиции Владимира Драгунова можно из мартовского номера газеты Малого театра — № 17, стр.2). То, что допустимо, например, в диссертации при наличии весомых научных аргументов, невозможно в живой пьесе с историческим прошлым!
Думается, что замысел постановщика все-таки не смог переплавить дух пьесы Островского, изменить тотальный подтекст, где Шуйский подан как один из источников Смуты. Мнению В.Драгунова сопротивляется сама душа пьесы, оркестровка персонажей, сопротивляется напряжение правды, которое вложил в нее драматург. И хотя режиссер пошел на прямые изъятия в тексте, наперекор автору, зияния остались, и они дышат холодом, даже несмотря на то, что все озарено победой. «Восстанавливать репутацию» за счет драматурга, скорректировав и «приноровив по своему разумению» образ героя пьесы, — не самое удачное решение. Зритель Малого театра привык к бережному отношению к авторскому тексту в Доме Островского. Тем более к драматургии самого Александра Николаевича. Но достаточно прочитать саму пьесу, чтобы убедиться — убраны фрагменты, которые противоречат позиции постановщика, решившего показать московской публике настоящего политического «лидера». Как, например, в монологе-размышлении Василия Шуйского изъята главенствующая мысль о целях и средствах будущего венценосца: «Отныне каждый помысл И каждый шаг ведут меня к престолу; Умом, обманом, даже преступленьем Добьюсь венца». В нашем театральном мире достаточно постановщиков, увы, наплевательски относящихся к историческому Прошлому своих отцов и дедов, что-то вещающих о неправдоподобном Настоящем времени и мнящих себя пророками режиссуры Будущего. Страдая амнезией, они с упрямством патефонной иглы ведут заезженную партию, на каждой очередной фальшивой ноте порой теряя даже своих почитателей. Разумеется, такой контингент господ-товарищей в Малом замечен никогда не был. Но Владимир Драгунов не является приглашенным режиссером театра, которому можно списать видимые несуразности из-за незнания сценического воплощения, например, трилогии А.К.Толстого на сцене Малого. Еще в 1995 году им же поставлена первая часть трилогии «Смерть Иоанна Грозного» - спектакль «Царь Иоанн Грозный». Вот где корень проблемы. Проигнорирована годами выстроенная репертуарная политика театра, который новым спектаклем хронологически продолжает тему исторической линии развития государства все с теми же действующими лицами. Предложено спорное историческое прочтение личности Василия Шуйского, которое весьма смущает. Вспоминается даже не историография персоналии В.И.Шуйского и тем более не блистательный штрих А.Пушкина — «лукавый царедворец». Вспоминается даже не сам текст Островского, чью пьесу прочитал далеко не каждый зритель и в которой этот персонаж представлен отнюдь не идеальным, ведь мысли и желания Шуйского у Островского достаточно откровенны: «Я не брезглив, мне всякий друг, кто нужен. И сволочь хороша». Зрители вспоминают предыдущие исторические спектакли с «рабочим стажем» свыше десяти лет, которые, кстати, живут и поныне на сцене Малого. Противоречие очевидно!
Однако нужно отдать должное исполнителю роли Василия Шуйского. Борис Невзоров всего за пять спектаклей (предполагаю, что даже не сознательно) существенно изменил статику характера персонажа на более пластичный рисунок. Видимо, драматургия и театрально-историческая память порой заставляют сменить ракурс, направленный вразрез с имеющимся «сценическим наследием-багажом». Малый театр России сегодня по своему статусу в нашей стране может позволить выстраивать ход исторических событий, абсолютно игнорируя конъюнктурно-временные соображения, последовательно продолжать линию сценического изучения глубинных основ государственного развития нашей страны. Такое рыцарское поведение, скорее всего, не прибавляет любви недоброжелателей традиционного театра, но вызывает глубокое уважение, которое сейчас имеет далеко не каждый, пожинающий лишь былую славу театр. Одна из задач национального театра — с архивной страстью беречь волю автора и охранять ее смысл, заложенный в пьесе, даже если он кому-то кажется ошибочным. И случай с Шуйским, увы, пересмотру не подлежит, это один из одиозных русских правителей прошлого. Во всяком случае, пересмотреть его оценку руками и устами классиков не удалось.
Ирина Решетникова
9-99/2007 СТРАСТНОЙ БУЛЬВАР. 1О
18.05.2007
Подробнее
«ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ», МАЛЫЙ ТЕАТР Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет.
«ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ», МАЛЫЙ ТЕАТР
Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет.
Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет.
«ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ», МАЛЫЙ ТЕАТР
Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет. Вот и Малый театр сыграл уже вторую в этом сезоне премьеру по Островскому. Эта постановка – своего рода раритет, ведь о пьесе «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» мало кто знает, а в России ее ставили последний раз почти сто лет назад. Это произведение – чуть ли не единственная историческая хроника драматурга – является своего рода продолжением пушкинского «Бориса Годунова», повествуя о событиях, происходящих после восшествия на трон Лжедмитрия.
Главных героев в спектакле двое – это можно понять уже из самого названия пьесы. На противостоянии двух персонажей – Дмитрия Самозванца и боярина Василия Шуйского – и строится конфликт произведения. В роли Шуйского – Борис Невзоров, с этого сезона ставший актером труппы Малого театра и сыгравший судью в «ревизоре». Самозванца играет Глеб Подгородинский – ведущий артист Малого и один из самых интересных театральных актеров своего поколения в Москве.
Оба исполнителя создают два глубоких, неоднозначных образа. Шуйский – Невзоров – хитрый боярин, глубоко уверенный в самозванстве Лжедмитрия и вреде его пребывания на престоле для российского народа. Но поступки Шуйского, готового пойти на клятвопреступление и предательство ради достижения высшей цели, вызывают мало симпатии: им нет достаточно уверенного оправдания. В то время как Дмитрий – Подгородинский гораздо более привлекателен как личность: он молод, хорош собой, чувствителен и даже если и сомневается в своем происхождении, то по крайней мере преисполнен самого благородного пыла в стремлении мудро управлять государством. Одна из самых сильных сцен спектакля – объяснение Дмитрия с царицей Марфой, последней женой Ивана Грозного, матерью убитого Годуновым царевича. Царица не узнает в Дмитрии своего умершего сына, ее сердце молчит – но ей так хочется прижать к груди хоть этого, незнакомого, но готового откликнуться на материнскую ласку молодого человека. И Дмитрий отнюдь не из корыстолюбивых побуждений стремится привлечь на свою сторону царицу: сам сирота, он мечтает обрести мать. Татьяна Лебедева (царица Марфа) и Глеб Подгородинский глубоко и мощно играют эту сцену, достигая наивысшего эмоционального накала.
Малый театр славен своей замечательной актерской ансамблевостью, и в этом спектакле каждая роль, даже крохотная, исполнена артистами филигранно. Одно наслаждение наблюдать за игрой Бориса Клюева, Владимира Сафронова и Владимира Носика в роли хитрых бояр, чье многозначительное молчание и красноречивые взгляды говорят больше, чем их льстивые слова. Очень хорош в небольшой, но запоминающейся роли Ивана-калачника Антон Хомятов, ярко и с темпераментом играющий буйного русского молодца. И конечно, большой актерской удачей можно назвать роль Дмитрия Самозванца в исполнении Глеба Подгородинского. В ней все выверено и отточено до малейшей мелочи, до интонации, до жеста. Дмитрий Подгородинского гораздо более глубок и умен, чем думают о нем Шуйский и бояре и даже его ненадежные союзники поляки. Самозванца в спектакле Малого театре приводят к гибели его доверчивость и излишняя эмоциональность, а будь он хоть чуточку хладнокровнее, глядишь и история России сложилась бы совсем по-другому.
Валерия Гуменюк
«Театральная касса», май 2007
Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет. Вот и Малый театр сыграл уже вторую в этом сезоне премьеру по Островскому. Эта постановка – своего рода раритет, ведь о пьесе «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» мало кто знает, а в России ее ставили последний раз почти сто лет назад. Это произведение – чуть ли не единственная историческая хроника драматурга – является своего рода продолжением пушкинского «Бориса Годунова», повествуя о событиях, происходящих после восшествия на трон Лжедмитрия.
Главных героев в спектакле двое – это можно понять уже из самого названия пьесы. На противостоянии двух персонажей – Дмитрия Самозванца и боярина Василия Шуйского – и строится конфликт произведения. В роли Шуйского – Борис Невзоров, с этого сезона ставший актером труппы Малого театра и сыгравший судью в «ревизоре». Самозванца играет Глеб Подгородинский – ведущий артист Малого и один из самых интересных театральных актеров своего поколения в Москве.
Оба исполнителя создают два глубоких, неоднозначных образа. Шуйский – Невзоров – хитрый боярин, глубоко уверенный в самозванстве Лжедмитрия и вреде его пребывания на престоле для российского народа. Но поступки Шуйского, готового пойти на клятвопреступление и предательство ради достижения высшей цели, вызывают мало симпатии: им нет достаточно уверенного оправдания. В то время как Дмитрий – Подгородинский гораздо более привлекателен как личность: он молод, хорош собой, чувствителен и даже если и сомневается в своем происхождении, то по крайней мере преисполнен самого благородного пыла в стремлении мудро управлять государством. Одна из самых сильных сцен спектакля – объяснение Дмитрия с царицей Марфой, последней женой Ивана Грозного, матерью убитого Годуновым царевича. Царица не узнает в Дмитрии своего умершего сына, ее сердце молчит – но ей так хочется прижать к груди хоть этого, незнакомого, но готового откликнуться на материнскую ласку молодого человека. И Дмитрий отнюдь не из корыстолюбивых побуждений стремится привлечь на свою сторону царицу: сам сирота, он мечтает обрести мать. Татьяна Лебедева (царица Марфа) и Глеб Подгородинский глубоко и мощно играют эту сцену, достигая наивысшего эмоционального накала.
Малый театр славен своей замечательной актерской ансамблевостью, и в этом спектакле каждая роль, даже крохотная, исполнена артистами филигранно. Одно наслаждение наблюдать за игрой Бориса Клюева, Владимира Сафронова и Владимира Носика в роли хитрых бояр, чье многозначительное молчание и красноречивые взгляды говорят больше, чем их льстивые слова. Очень хорош в небольшой, но запоминающейся роли Ивана-калачника Антон Хомятов, ярко и с темпераментом играющий буйного русского молодца. И конечно, большой актерской удачей можно назвать роль Дмитрия Самозванца в исполнении Глеба Подгородинского. В ней все выверено и отточено до малейшей мелочи, до интонации, до жеста. Дмитрий Подгородинского гораздо более глубок и умен, чем думают о нем Шуйский и бояре и даже его ненадежные союзники поляки. Самозванца в спектакле Малого театре приводят к гибели его доверчивость и излишняя эмоциональность, а будь он хоть чуточку хладнокровнее, глядишь и история России сложилась бы совсем по-другому.
Валерия Гуменюк
«Театральная касса», май 2007
27.04.2007
Подробнее
СМУТНОЕ ВРЕМЯ: УРОК - НЕ ВПРОК?
Есть спектакли, после которых хочется поразмыслить над вечными вопросами, достать из шкафа запылившиеся тома, сравнить разные мнения, поговорить, поспорить...
СМУТНОЕ ВРЕМЯ: УРОК - НЕ ВПРОК?
Есть спектакли, после которых хочется поразмыслить над вечными вопросами, достать из шкафа запылившиеся тома, сравнить разные мнения, поговорить, поспорить... Именно таков спектакль Малого театра «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский», поставленный Владимиром Драгуновым по драматической хронике А.Н. Островского. На старейшей московской сцене - вновь история государства Российского.
Вспомнить сегодня о Смутном времени - значит затронуть множество животрепещущих тем: борьба за власть, патриотизм, ответственность правителей перед народом. Но все эти темы могут не прозвучать, если мы не увидим на сцене живых лиц и характеров. К счастью, Малому театру это не грозит, ибо он всегда славится отменной актерской игрой.
Итак, начало XVII века. На троне - Лжедмитрий, захвативший власть с помощью поляков. Он считает, что стране пора перенимать прогрессивный западный опыт, народ же к этому не готов. Роль Самозванца в очередь исполняют Глеб Подгородинский и Алексей Фаддеев - и абсолютно по-разному. У Подгородинского Дмитрий порою выглядит гордым и злым мальчишкой, рвущимся к власти любой ценой. Главное для него - «победы и короны». Даже любви он не просит, а требует. И вместе с тем ощущаешь беспредельное одиночество Лжедмитрия, какую-то невидимую стену между ним и окружающим миром. У Фаддеева рисунок роли более романтический, этот юноша действительно хочет быть добрым и милостивым государем. Порывистый и увлекающийся, он вызывает сочувствие. В спектакле есть замечательная сцена: самозванец уговаривает вдовствующую царицу Марфу признать его своим сыном. И эта сильная женщина, запугать которую невозможно (психологически убедительная работа Татьяны Лебедевой), поддается на уговоры. Если Лжедмитрий в исполнении Глеба Подгородинского, как тонкий психолог, ломает ее волю, то в исполнении Алексея Фаддеева он вызывает у царицы жалость и искреннее желание помочь. Мы видим двух людей, которые внезапно ощутили свое сиротство во враждебном мире.
Борис Невзоров первый раз играет в Малом театре главную роль - Василия Шуйского, знатного боярина, который добивается трона, чтобы царствовать по-старому. Для достижения своей цели Василий подталкивает импульсивного Лжедмитрия к ошибочным действиям и стравливает людей между собой. Образ столь сложный и многогранный - непростой экзамен даже для такого известного, опытного актера. И он выдерживает этот экзамен с блеском. Сцена покаяния Шуйского перед народом вызывает овацию в зрительном зале. Герой Невзорова - человек умный, хитрый, порой циничный, коварный интриган, но все же настоящий патриот, который в трудную минуту забывает о себе ради спасения страны. И пусть этот образ не вполне совпадает с мнением историков - главное, что он живой и яркий. Его не назовешь «рыцарем без страха и упрека», но ведь и грешный человек иногда способен на подвиг. Столь же противоречивый характер у подручного Василия Шуйского - Калачника (заметная работа Антона Хомятова), воплощающего собой «народ московский». В нем, как и в самом Шуйском, непостижимым образом сочетаются искренность и смелость с хитростью и лукавством. И даже исполнителям совсем маленьких ролей здесь удается создать яркие характеры - к примеру, как нельзя более хорош Виктор Андрианов, играющий Десятского - полицейского тех времен.
Весь спектакль - это повествование о том, как люди, желающие добра стране, все глубже затягивают ее в водоворот междоусобицы. И «новатор» Лжедмитрий, и «консерватор» Шуйский оказываются слепыми царьками, которые ведут Россию к пропасти. Не правда ли, история способна научить многому? Вот только бы мы воспринимали ее уроки!..
Оформление (художник Лариса Ломакина) очень аскетично. Пожалуй, в спектакле не хватает зримого образа Московской Руси. Зато музыка (композитор Григорий Гоберник), хотя и звучит абсолютно современно, погружает нас в атмосферу далекого прошлого. Следишь за развитием действия - и ловишь себя на мысли, что слишком мало знаем мы о времени Смуты. Не в этом ли сила искусства, чтобы заставить нас вновь обратиться к страницам прошлого и извлечь из них что-то важное для себя?
Автор: Татьяна СЕМАШКО
Источник: Московская среда
Дата: 25.04.2007
Есть спектакли, после которых хочется поразмыслить над вечными вопросами, достать из шкафа запылившиеся тома, сравнить разные мнения, поговорить, поспорить... Именно таков спектакль Малого театра «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский», поставленный Владимиром Драгуновым по драматической хронике А.Н. Островского. На старейшей московской сцене - вновь история государства Российского.
Вспомнить сегодня о Смутном времени - значит затронуть множество животрепещущих тем: борьба за власть, патриотизм, ответственность правителей перед народом. Но все эти темы могут не прозвучать, если мы не увидим на сцене живых лиц и характеров. К счастью, Малому театру это не грозит, ибо он всегда славится отменной актерской игрой.
Итак, начало XVII века. На троне - Лжедмитрий, захвативший власть с помощью поляков. Он считает, что стране пора перенимать прогрессивный западный опыт, народ же к этому не готов. Роль Самозванца в очередь исполняют Глеб Подгородинский и Алексей Фаддеев - и абсолютно по-разному. У Подгородинского Дмитрий порою выглядит гордым и злым мальчишкой, рвущимся к власти любой ценой. Главное для него - «победы и короны». Даже любви он не просит, а требует. И вместе с тем ощущаешь беспредельное одиночество Лжедмитрия, какую-то невидимую стену между ним и окружающим миром. У Фаддеева рисунок роли более романтический, этот юноша действительно хочет быть добрым и милостивым государем. Порывистый и увлекающийся, он вызывает сочувствие. В спектакле есть замечательная сцена: самозванец уговаривает вдовствующую царицу Марфу признать его своим сыном. И эта сильная женщина, запугать которую невозможно (психологически убедительная работа Татьяны Лебедевой), поддается на уговоры. Если Лжедмитрий в исполнении Глеба Подгородинского, как тонкий психолог, ломает ее волю, то в исполнении Алексея Фаддеева он вызывает у царицы жалость и искреннее желание помочь. Мы видим двух людей, которые внезапно ощутили свое сиротство во враждебном мире.
Борис Невзоров первый раз играет в Малом театре главную роль - Василия Шуйского, знатного боярина, который добивается трона, чтобы царствовать по-старому. Для достижения своей цели Василий подталкивает импульсивного Лжедмитрия к ошибочным действиям и стравливает людей между собой. Образ столь сложный и многогранный - непростой экзамен даже для такого известного, опытного актера. И он выдерживает этот экзамен с блеском. Сцена покаяния Шуйского перед народом вызывает овацию в зрительном зале. Герой Невзорова - человек умный, хитрый, порой циничный, коварный интриган, но все же настоящий патриот, который в трудную минуту забывает о себе ради спасения страны. И пусть этот образ не вполне совпадает с мнением историков - главное, что он живой и яркий. Его не назовешь «рыцарем без страха и упрека», но ведь и грешный человек иногда способен на подвиг. Столь же противоречивый характер у подручного Василия Шуйского - Калачника (заметная работа Антона Хомятова), воплощающего собой «народ московский». В нем, как и в самом Шуйском, непостижимым образом сочетаются искренность и смелость с хитростью и лукавством. И даже исполнителям совсем маленьких ролей здесь удается создать яркие характеры - к примеру, как нельзя более хорош Виктор Андрианов, играющий Десятского - полицейского тех времен.
Весь спектакль - это повествование о том, как люди, желающие добра стране, все глубже затягивают ее в водоворот междоусобицы. И «новатор» Лжедмитрий, и «консерватор» Шуйский оказываются слепыми царьками, которые ведут Россию к пропасти. Не правда ли, история способна научить многому? Вот только бы мы воспринимали ее уроки!..
Оформление (художник Лариса Ломакина) очень аскетично. Пожалуй, в спектакле не хватает зримого образа Московской Руси. Зато музыка (композитор Григорий Гоберник), хотя и звучит абсолютно современно, погружает нас в атмосферу далекого прошлого. Следишь за развитием действия - и ловишь себя на мысли, что слишком мало знаем мы о времени Смуты. Не в этом ли сила искусства, чтобы заставить нас вновь обратиться к страницам прошлого и извлечь из них что-то важное для себя?
Автор: Татьяна СЕМАШКО
Источник: Московская среда
Дата: 25.04.2007
04.04.2007
Подробнее
НА ВОЛНЕ СМУТЫ
Драматическая хроника «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» подобна величественным многофигурным композициям Сурикова, словно переливающимся через ограничивающие полотна рамы...
НА ВОЛНЕ СМУТЫ
Драматическая хроника «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» подобна величественным многофигурным композициям Сурикова, словно переливающимся через ограничивающие полотна рамы. Но Малый театр не побоялся этой сложности, и режиссер Владимир Драгунов поставил «Дмитрия Самозванца».
Перед нами – вереница лиц и характеров. Здесь люди всех сословий, из царских палат действие переносится на площадь, а оттуда в простую избу, а потом в монастырскую келью… Но Островский не был бы Островским, если бы это были просто картинки прошлого, если бы в пьесе не было живой и горькой правды. Именно поэтому пьеса и сейчас может послужить пособием для тех, кто пытается захватить власть.
Основной конфликт заложен в названии: столкновение двух политиков, противников, обладателей двух диаметрально противоположных мировоззрений. Дмитрий Самозванец на протяжении пьесы власть теряет, а Василий Шуйский прибирает ее к рукам. Дмитрий хочет внести в российскую жизнь новшества и перемены, Шуйский мечтает вернуться к старому. Дмитрием руководят эмоции и импульсы, у Шуйского во всем холодный, трезвый расчет. Дмитрий готов прощать врагов. Шуйский не забывает и не прощает – никому и ничего. За каждым из них стоят определенные силы. И, занятые своей борьбой, они все глубже погружают Россию в состояние смуты.
Загадочная мелодия флейты (композитор Григорий Гоберник) уводит зрителя в глубину веков. Господствующий цвет – тревожный, красный, на его фоне проступают контуры старинных зданий, изображенных словно на обгоревших листах бумаги. Это и пожар смуты, и напоминание о том, что все, что мы видим, – лишь чудом уцелевшие страницы летописи. Скупая сценография Ларисы Ломакиной лишь обозначает место действия, как в шекспировском театре над сценой висели надписи: «лес», «дворец», «берег моря». Необычайным и смелым новшеством для Малого театра кажутся и безбородые бояре (при том, что костюмы приближены к эпохе). А потому игра артистов в классической, подробной и обстоятельной реалистической манере идет несколько вразрез с условностью оформления спектакля.
У Бориса Невзорова (Василий Шуйский), безусловно, положительное обаяние. И несколько парадоксальным кажется, что ему поручена роль Василия Шуйского, которого еще Пушкин окрестил «лукавым царедворцем». Того самого, который, по выражению Василия Ключевского, «шагу не ступил, не солгав». Который при всех царях плел крамолы и заговоры, но выживал, потому что предавал своих сообщников. Который, наконец, недобросовестно вел следственное дело о гибели царевича Дмитрия…
Впрочем, одно дело – Шуйский исторический, и совсем другое – сценический. В чем состоит смысл назначения на эту роль актера с имиджем простого «справного мужика» из рассказов наших писателей-деревенщиков? По-видимому, в том, что режиссер хотел в какой-то мере поспорить с Островским и представить Шуйского на самом деле тем самым русским мужиком, который если и хитрит и подличает, так только во имя блага народа и отечества. Материал, однако, сопротивляется, и положительного героя из Шуйского не получилось, а получился политик, на удивление современного типа. И современность его – в том цинизме, который ради благозвучия обозначают словом «прагматизм».
Во-первых, Шуйский прекрасно понимает, что такое «пиар», хотя и не знает такого слова: у Шуйского есть специальные люди – пропагандисты и агитаторы, сеющие в народе нужные Шуйскому идеи и настроения. Во-вторых, четко сознает, на кого может опереться, кто обижен или недоволен нынешним режимом. В-третьих, умеет сталкивать людей между собой и провоцировать конфликты, подталкивая легкомысленного Дмитрия на заведомо непопулярные решения. А в-четвертых, не гнушается никем и ничем для совершения переворота, прибегая к помощи «сидельцев бражных тюрем» и «цепных воров с Варварского крестца». И в-пятых, знает, каким надо казаться – своим в доску. Так что тот самый «справный мужик» в итоге оказывается маской для одурачивания мужиков настоящих.
Надо сказать, что Борис Невзоров, влекомый логикой роли, во всем этом убедителен и достоверен. А если мы в какие-то моменты не можем понять, искренен его Шуйский или фальшив, то это, может быть, так и нужно, поскольку актер играет человека, который сам был хорошим актером и умел одурачить даже самых прожженных и матерых своих соперников.
Дмитрий же, в исполнении Алексея Фаддеева, искренен во всем, а потому во всем и проигрывает. Он хочет прощать и миловать, но в стране, которая еще хорошо помнит Ивана Грозного, этого никто не может оценить. В пьесе несколько раз всплывает имя Грозного, которое нависает над эпохой, как тень. И люди вспоминают о нем со страхом и почтением. И в конце Самозванец прозревает: «Вам нужен Грозный!» Не доброты от царя ждут люди, а твердой руки. Не христианской милости, а величия и строгого соблюдения обрядов. А именно этого молодому царю и не хватает – он не заботится, как бы мы сегодня сказали, об имидже, он хочет быть героем, а не казаться им. Простых людей больше всего волнует внешнее благочестие, а царь, видите ли, постом ест телятину. Не случайно режиссер вкладывает Дмитрию в уста подлинные слова Самозванца – выстраданное обвинение русским в отсутствии подлинной веры. Фаддеев – один из немногих сегодня молодых актеров, которым удаются романтические ноты, он ярко играет и любовь, и негодование, и отчаяние, заражая своими чувствами зрительный зал.
Все окружающие Дмитрия и Шуйского стремятся разыграть собственную карту. Пожалуй, только царица Марфа, сильно сыгранная Татьяной Лебедевой, бескорыстно стремится помочь Самозванцу – своему мнимому сыну. Сподвижник Дмитрия Петр Басманов (Владимир Богин) хочет сохранить мир и порядок методами Ивана Грозного, казня людей налево и направо. Родовитые бояре пытаются урвать свой кусок от пирога власти. Им, конечно же, принадлежит главная роль в возведении Самозванца на престол. Правда, вскоре бояре списывают его со счетов и начинают думать о новом кандидате в цари. Шуйский кажется им вполне подходящим – до поры до времени. Знатные поляки, в том числе и невеста молодого царя, Марина Мнишек (Наталья Верещенко), разумеется, все поставили на Дмитрия и пытаются извлечь из ситуации как можно большую выгоду. Секретарь Лжедмитрия, строгий и сдержанный Бучинский (Василий Дахненко), работает на Папу Римского. То ли он помогает Дмитрию, то ли следит за ним… Фанатику католичества противостоит ревнитель православия дьяк Осипов (Сергей Кагаков). Он считает себя мучеником за веру, но сам кипит яростью и ненавистью ко всему иноземному…
Довольно загадочной кажется фигура Калачника, темпераментно сыгранного Антоном Хомятовым: с одной стороны, это человек из народа – поборник православной веры, мститель за брата, с другой – «человек в штатском», тайный агент Шуйского, провокатор и шпион. Похоже на то, что его торговля калачами только «прикрытие». Один раз за весь спектакль мы видим лоток на его плече, да и то пустой. Калачник называет себя «народом», но он, пожалуй, ох как непрост…
А что же простой народ? В массе своей он растерян, простодушен и доверчиво воспринимает все, что ему говорят. Именно на доверчивость народную надеется Василий Шуйский – и выигрывает. Самозванец же со всем своим романтическим геройством остается для народа безнадежно чужим – просто потому, что не умеет найти подход к массам. А массы, направляемые умелыми руками, неуклонно движутся к бунту – вполне беспощадному, но не совсем бессмысленному. Во всяком случае, бунт имеет немалый смысл для того, кто его разжигает. И всех персонажей увлекает за собой мощный поток Смуты. Кто-то идет ко дну, кому-то удается удержаться на плаву, но мы-то знаем: это ненадолго, стихия не пощадит никого…
Но где, в самом деле – где тот герой, который, позабыв о собственных меркантильных интересах, примется за спасение России от смуты и хаоса, лжи и коррупции? Что ж, не стоит отчаиваться. Ведь у Островского есть пьеса и о Козьме Минине…
Татьяна Семашко
«Политический журнал», 2 апреля 2007
Драматическая хроника «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» подобна величественным многофигурным композициям Сурикова, словно переливающимся через ограничивающие полотна рамы. Но Малый театр не побоялся этой сложности, и режиссер Владимир Драгунов поставил «Дмитрия Самозванца».
Перед нами – вереница лиц и характеров. Здесь люди всех сословий, из царских палат действие переносится на площадь, а оттуда в простую избу, а потом в монастырскую келью… Но Островский не был бы Островским, если бы это были просто картинки прошлого, если бы в пьесе не было живой и горькой правды. Именно поэтому пьеса и сейчас может послужить пособием для тех, кто пытается захватить власть.
Основной конфликт заложен в названии: столкновение двух политиков, противников, обладателей двух диаметрально противоположных мировоззрений. Дмитрий Самозванец на протяжении пьесы власть теряет, а Василий Шуйский прибирает ее к рукам. Дмитрий хочет внести в российскую жизнь новшества и перемены, Шуйский мечтает вернуться к старому. Дмитрием руководят эмоции и импульсы, у Шуйского во всем холодный, трезвый расчет. Дмитрий готов прощать врагов. Шуйский не забывает и не прощает – никому и ничего. За каждым из них стоят определенные силы. И, занятые своей борьбой, они все глубже погружают Россию в состояние смуты.
Загадочная мелодия флейты (композитор Григорий Гоберник) уводит зрителя в глубину веков. Господствующий цвет – тревожный, красный, на его фоне проступают контуры старинных зданий, изображенных словно на обгоревших листах бумаги. Это и пожар смуты, и напоминание о том, что все, что мы видим, – лишь чудом уцелевшие страницы летописи. Скупая сценография Ларисы Ломакиной лишь обозначает место действия, как в шекспировском театре над сценой висели надписи: «лес», «дворец», «берег моря». Необычайным и смелым новшеством для Малого театра кажутся и безбородые бояре (при том, что костюмы приближены к эпохе). А потому игра артистов в классической, подробной и обстоятельной реалистической манере идет несколько вразрез с условностью оформления спектакля.
У Бориса Невзорова (Василий Шуйский), безусловно, положительное обаяние. И несколько парадоксальным кажется, что ему поручена роль Василия Шуйского, которого еще Пушкин окрестил «лукавым царедворцем». Того самого, который, по выражению Василия Ключевского, «шагу не ступил, не солгав». Который при всех царях плел крамолы и заговоры, но выживал, потому что предавал своих сообщников. Который, наконец, недобросовестно вел следственное дело о гибели царевича Дмитрия…
Впрочем, одно дело – Шуйский исторический, и совсем другое – сценический. В чем состоит смысл назначения на эту роль актера с имиджем простого «справного мужика» из рассказов наших писателей-деревенщиков? По-видимому, в том, что режиссер хотел в какой-то мере поспорить с Островским и представить Шуйского на самом деле тем самым русским мужиком, который если и хитрит и подличает, так только во имя блага народа и отечества. Материал, однако, сопротивляется, и положительного героя из Шуйского не получилось, а получился политик, на удивление современного типа. И современность его – в том цинизме, который ради благозвучия обозначают словом «прагматизм».
Во-первых, Шуйский прекрасно понимает, что такое «пиар», хотя и не знает такого слова: у Шуйского есть специальные люди – пропагандисты и агитаторы, сеющие в народе нужные Шуйскому идеи и настроения. Во-вторых, четко сознает, на кого может опереться, кто обижен или недоволен нынешним режимом. В-третьих, умеет сталкивать людей между собой и провоцировать конфликты, подталкивая легкомысленного Дмитрия на заведомо непопулярные решения. А в-четвертых, не гнушается никем и ничем для совершения переворота, прибегая к помощи «сидельцев бражных тюрем» и «цепных воров с Варварского крестца». И в-пятых, знает, каким надо казаться – своим в доску. Так что тот самый «справный мужик» в итоге оказывается маской для одурачивания мужиков настоящих.
Надо сказать, что Борис Невзоров, влекомый логикой роли, во всем этом убедителен и достоверен. А если мы в какие-то моменты не можем понять, искренен его Шуйский или фальшив, то это, может быть, так и нужно, поскольку актер играет человека, который сам был хорошим актером и умел одурачить даже самых прожженных и матерых своих соперников.
Дмитрий же, в исполнении Алексея Фаддеева, искренен во всем, а потому во всем и проигрывает. Он хочет прощать и миловать, но в стране, которая еще хорошо помнит Ивана Грозного, этого никто не может оценить. В пьесе несколько раз всплывает имя Грозного, которое нависает над эпохой, как тень. И люди вспоминают о нем со страхом и почтением. И в конце Самозванец прозревает: «Вам нужен Грозный!» Не доброты от царя ждут люди, а твердой руки. Не христианской милости, а величия и строгого соблюдения обрядов. А именно этого молодому царю и не хватает – он не заботится, как бы мы сегодня сказали, об имидже, он хочет быть героем, а не казаться им. Простых людей больше всего волнует внешнее благочестие, а царь, видите ли, постом ест телятину. Не случайно режиссер вкладывает Дмитрию в уста подлинные слова Самозванца – выстраданное обвинение русским в отсутствии подлинной веры. Фаддеев – один из немногих сегодня молодых актеров, которым удаются романтические ноты, он ярко играет и любовь, и негодование, и отчаяние, заражая своими чувствами зрительный зал.
Все окружающие Дмитрия и Шуйского стремятся разыграть собственную карту. Пожалуй, только царица Марфа, сильно сыгранная Татьяной Лебедевой, бескорыстно стремится помочь Самозванцу – своему мнимому сыну. Сподвижник Дмитрия Петр Басманов (Владимир Богин) хочет сохранить мир и порядок методами Ивана Грозного, казня людей налево и направо. Родовитые бояре пытаются урвать свой кусок от пирога власти. Им, конечно же, принадлежит главная роль в возведении Самозванца на престол. Правда, вскоре бояре списывают его со счетов и начинают думать о новом кандидате в цари. Шуйский кажется им вполне подходящим – до поры до времени. Знатные поляки, в том числе и невеста молодого царя, Марина Мнишек (Наталья Верещенко), разумеется, все поставили на Дмитрия и пытаются извлечь из ситуации как можно большую выгоду. Секретарь Лжедмитрия, строгий и сдержанный Бучинский (Василий Дахненко), работает на Папу Римского. То ли он помогает Дмитрию, то ли следит за ним… Фанатику католичества противостоит ревнитель православия дьяк Осипов (Сергей Кагаков). Он считает себя мучеником за веру, но сам кипит яростью и ненавистью ко всему иноземному…
Довольно загадочной кажется фигура Калачника, темпераментно сыгранного Антоном Хомятовым: с одной стороны, это человек из народа – поборник православной веры, мститель за брата, с другой – «человек в штатском», тайный агент Шуйского, провокатор и шпион. Похоже на то, что его торговля калачами только «прикрытие». Один раз за весь спектакль мы видим лоток на его плече, да и то пустой. Калачник называет себя «народом», но он, пожалуй, ох как непрост…
А что же простой народ? В массе своей он растерян, простодушен и доверчиво воспринимает все, что ему говорят. Именно на доверчивость народную надеется Василий Шуйский – и выигрывает. Самозванец же со всем своим романтическим геройством остается для народа безнадежно чужим – просто потому, что не умеет найти подход к массам. А массы, направляемые умелыми руками, неуклонно движутся к бунту – вполне беспощадному, но не совсем бессмысленному. Во всяком случае, бунт имеет немалый смысл для того, кто его разжигает. И всех персонажей увлекает за собой мощный поток Смуты. Кто-то идет ко дну, кому-то удается удержаться на плаву, но мы-то знаем: это ненадолго, стихия не пощадит никого…
Но где, в самом деле – где тот герой, который, позабыв о собственных меркантильных интересах, примется за спасение России от смуты и хаоса, лжи и коррупции? Что ж, не стоит отчаиваться. Ведь у Островского есть пьеса и о Козьме Минине…
Татьяна Семашко
«Политический журнал», 2 апреля 2007
29.03.2007
Подробнее
СПРОСИТЕ ИСТОРИЮ
«Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» в Малом театре
СПРОСИТЕ ИСТОРИЮ
«Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» в Малом театре
В наши дни, когда только ленивый не берется за переделку классики, Малый театр, словно остров в океане, остается верен себе и не поддается сомнительным экспериментам.
Здесь, правда, к сожалению, иногда случается и скучно, и недостаточно талантливо, но зато не бывает стыдно. Вот и сейчас режиссер Владимир Драгунов он хоть и не возглавляет сомнительные рейтинговые списки коллег, но не первый раз достойно делает свое дело, — предложил собственную версию драматической хроники А. Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский», что почти век бережно хранилась в собрании сочинений драматурга, как говорят в таких случаях, до востребования.
Классика тем и замечательна, что с годами не ,теряет своей привлекательности, а лишь терпеливо дожидается, когда же снова понадобится современникам?
Речь идет не о насилии над ней, тем более, не о пресловутой попытке связать события четырех столетий давности со злобой дня. Но о способности увидеть и услышать в самом произведении мотивы, которые по разным причинам оставались в тени или до того пугали цензуру, что о них лучше было и не вспоминать вовсе. Не шли же у нас десятилетиями «Макбет», «Ричард 111» и даже «Гамлет»: кому нужны эти аллюзии или сомнения, когда мы твердо знали: «Наш паровоз, вперед лети! В коммуне — остановка!..»
Режиссер В. Драгунов, конечно, произвел некоторые купюры — сегодня спектакль не может длиться 5 часов! Но он поставил пьесу А. Н. Островского, обратив свое внимание на моменты, которые оказались особенно созвучны нашему времени. Прежде всего режиссера заинтересовали проблемы выбора дальнейшего пути развития России, ее государственного обустройства в один из самых драматических периодов, вошедших в историю под названием «смутного времени»: окончилась династия Рюриковичей, на престол претендовали многие, но в конце концов впасть на триста лет перешла в руки к Романовым...
В пьесе Островского выбран конкретный эпизод: московский Кремль занял Григорий Отрепьев. Он выдает себя за законного наследника царевича Дмитрия, младшего сына Ивана Грозного. С помощью поляков и некоторых предателей ему удается воспользоваться безвременьем и сесть на трон. Островский дает понять, что Дмитрий Самозванец не просто авантюрист. Да, он безусловно тщеславен, одержим манией престолонаследования, но при этом умеет держать удар, достаточно понаторел в придворных интригах и постоянно разыгрывает сложнейшие шахматные партии, путая планы не только своих врагов, но и союзников.
С одной стороны, поляки, Ватикан, Западная Европа в целом, стремящиеся прибрать к рукам Россию, с другой, — боярские династии, не желающие ничего менять в многовековом укладе державы. Главное достоинство новой работы Малого театра — в ее неторопливой обстоятельности, в серьезном, вдумчивом, заинтересованном отношении к истории, без истерик, шутовства, гаерничества, с уважением к каждому слову, поступку и даже взгляду, который иногда бывает выразительнее пространных монологов. Никто никуда не торопится, полагая, что лучше семь раз отмерить, прежде чем один отрезать, касается ли это вынесения смертного приговора или призывов к бунту.
Сценическое пространство практически избавлено от любых подробностей. Художник Лариса Ломакина с помощью деталей лишь обозначает место действия, ни на минуту не останавливая его. Благодаря частым переменам создается впечатление, будто мы смотрим фильм, а не спектакль. Костюмы точно воспроизводят эпоху, однако не превращают представление в сугубо этнографическое зрелище. Потому что режиссер и художник заняты, прежде всего, исследованием исторических событий, отстаивая собственный взгляд, опираясь на свидетельства современников и мнение ученых. Но что важно отметить особо — режиссеру удалось добиться такого ансамбля, когда не только исполнители больших и малых ролей, но и бессловесные участники народных сцен ведут себя как оркестранты, что с удовольствием подчиняются дирижерской палочке. (Жаль только, что некоторые из них не дают себе труда воспользоваться если не гримом, то хотя бы общим тоном.) Впрочем, дирижерской палочке с таким же энтузиазмом подчиняются и композитор Григорий Гоберник, и художник по свету Дамир Исмагилов. Все вместе они образуют заветное сообщество, лишний раз свидетельствующее о том, что искусство театра по природе своей дело коллективное. И что не менее существенно: обращаясь к прошлому, не стоит его насиловать. Куда Спектакль отмечен рядом актерских удач, что далеко не всегда определяется размерами роли. К ним, на мой взгляд, могут быть отнесены работы Алексея Фаддеева (Дмитрий Самозванец), Бориса Невзорова (Василий Шуйский), Владимира Богина (Басманов), Татьяны Лебедевой (Марфа), Натальи Верещенко (Марина Мнишек), Виктора Андрианова (Десятский), Юрия Ильина (Повар).
Плодотворнее в подобных случаях набраться терпения и попытаться допросить историю в надежде, что она, опираясь на свой опыт, сама объяснит современность, а может быть чуть-чуть намекнет и на будущее...
Борис ПОЮРОВСКИЙ
«Москвичка»,28.3.2007
«Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» в Малом театре
В наши дни, когда только ленивый не берется за переделку классики, Малый театр, словно остров в океане, остается верен себе и не поддается сомнительным экспериментам.
Здесь, правда, к сожалению, иногда случается и скучно, и недостаточно талантливо, но зато не бывает стыдно. Вот и сейчас режиссер Владимир Драгунов он хоть и не возглавляет сомнительные рейтинговые списки коллег, но не первый раз достойно делает свое дело, — предложил собственную версию драматической хроники А. Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский», что почти век бережно хранилась в собрании сочинений драматурга, как говорят в таких случаях, до востребования.
Классика тем и замечательна, что с годами не ,теряет своей привлекательности, а лишь терпеливо дожидается, когда же снова понадобится современникам?
Речь идет не о насилии над ней, тем более, не о пресловутой попытке связать события четырех столетий давности со злобой дня. Но о способности увидеть и услышать в самом произведении мотивы, которые по разным причинам оставались в тени или до того пугали цензуру, что о них лучше было и не вспоминать вовсе. Не шли же у нас десятилетиями «Макбет», «Ричард 111» и даже «Гамлет»: кому нужны эти аллюзии или сомнения, когда мы твердо знали: «Наш паровоз, вперед лети! В коммуне — остановка!..»
Режиссер В. Драгунов, конечно, произвел некоторые купюры — сегодня спектакль не может длиться 5 часов! Но он поставил пьесу А. Н. Островского, обратив свое внимание на моменты, которые оказались особенно созвучны нашему времени. Прежде всего режиссера заинтересовали проблемы выбора дальнейшего пути развития России, ее государственного обустройства в один из самых драматических периодов, вошедших в историю под названием «смутного времени»: окончилась династия Рюриковичей, на престол претендовали многие, но в конце концов впасть на триста лет перешла в руки к Романовым...
В пьесе Островского выбран конкретный эпизод: московский Кремль занял Григорий Отрепьев. Он выдает себя за законного наследника царевича Дмитрия, младшего сына Ивана Грозного. С помощью поляков и некоторых предателей ему удается воспользоваться безвременьем и сесть на трон. Островский дает понять, что Дмитрий Самозванец не просто авантюрист. Да, он безусловно тщеславен, одержим манией престолонаследования, но при этом умеет держать удар, достаточно понаторел в придворных интригах и постоянно разыгрывает сложнейшие шахматные партии, путая планы не только своих врагов, но и союзников.
С одной стороны, поляки, Ватикан, Западная Европа в целом, стремящиеся прибрать к рукам Россию, с другой, — боярские династии, не желающие ничего менять в многовековом укладе державы. Главное достоинство новой работы Малого театра — в ее неторопливой обстоятельности, в серьезном, вдумчивом, заинтересованном отношении к истории, без истерик, шутовства, гаерничества, с уважением к каждому слову, поступку и даже взгляду, который иногда бывает выразительнее пространных монологов. Никто никуда не торопится, полагая, что лучше семь раз отмерить, прежде чем один отрезать, касается ли это вынесения смертного приговора или призывов к бунту.
Сценическое пространство практически избавлено от любых подробностей. Художник Лариса Ломакина с помощью деталей лишь обозначает место действия, ни на минуту не останавливая его. Благодаря частым переменам создается впечатление, будто мы смотрим фильм, а не спектакль. Костюмы точно воспроизводят эпоху, однако не превращают представление в сугубо этнографическое зрелище. Потому что режиссер и художник заняты, прежде всего, исследованием исторических событий, отстаивая собственный взгляд, опираясь на свидетельства современников и мнение ученых. Но что важно отметить особо — режиссеру удалось добиться такого ансамбля, когда не только исполнители больших и малых ролей, но и бессловесные участники народных сцен ведут себя как оркестранты, что с удовольствием подчиняются дирижерской палочке. (Жаль только, что некоторые из них не дают себе труда воспользоваться если не гримом, то хотя бы общим тоном.) Впрочем, дирижерской палочке с таким же энтузиазмом подчиняются и композитор Григорий Гоберник, и художник по свету Дамир Исмагилов. Все вместе они образуют заветное сообщество, лишний раз свидетельствующее о том, что искусство театра по природе своей дело коллективное. И что не менее существенно: обращаясь к прошлому, не стоит его насиловать. Куда Спектакль отмечен рядом актерских удач, что далеко не всегда определяется размерами роли. К ним, на мой взгляд, могут быть отнесены работы Алексея Фаддеева (Дмитрий Самозванец), Бориса Невзорова (Василий Шуйский), Владимира Богина (Басманов), Татьяны Лебедевой (Марфа), Натальи Верещенко (Марина Мнишек), Виктора Андрианова (Десятский), Юрия Ильина (Повар).
Плодотворнее в подобных случаях набраться терпения и попытаться допросить историю в надежде, что она, опираясь на свой опыт, сама объяснит современность, а может быть чуть-чуть намекнет и на будущее...
Борис ПОЮРОВСКИЙ
«Москвичка»,28.3.2007
31.01.2007
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
31 января – день рождения заслуженной артистки России Татьяны Николаевны Лебедевой. От души присоединяемся к многочисленным поздравлениям в адрес актрисы и желаем ей крепкого здоровья, благополучия и прекрасного творческого самочувствия!
27.12.2006
Подробнее
ЛЮБОВЬ НЕ КУПИШЬ
Конфликт расчета и романтики в новой постановке Александра Коршунова «Бедность не порок»…
ЛЮБОВЬ НЕ КУПИШЬ
Конфликт расчета и романтики в новой постановке Александра Коршунова «Бедность не порок»…
Александра Коршунова трудно назвать невоспетым героем. Он – один из ведущих актёров Малого, режиссер, поставивший здесь за последние десять лет несколько очень интересных спектаклей. Его «Трудовой хлеб» был номинирован на «Золотую Маску». И всё же Коршунову свойственно спокойно заниматься своим делом, не привлекая к себе особого внимания.
Вот почему среди множества московских спектаклей, сопровождаемых крикливой рекламой, вы можете пропустить «Бедности не порок», сделав в этом случае огромную ошибку.
Как известно, автором «Бедности не порок» является Александр Островский, бытописатель российских нравов. Малый во многом является Домом, который построил Островский, и большая часть написанных им пьес включена в репертуар театра. Коршунов относится к Островскому с особой любовью. За последние несколько лет он осуществил как минимум четыре постановки по его пьесам.
«Бедность не порок» – типичный Островский и квинтэссенция режиссуры Коршунова. Пьеса противопоставляет бедность и богатство, чувствительность и хамство, молодость и старость, глупость и мудрость. Главные человеческие добродетели и пороки показаны под увеличительным стеклом, возвышенные характеры, с одной стороны символизируют русскую культуру, с другой – понятны и близки всем народам. Коршунов берет то, что предлагает Островский, придает этому эмоциональное толкование, не боясь вывести на первый план сентиментальность пьесы, ее склонность к морализаторству. В тот вечер, когда я был на спектакле, публика горячо аплодировала, когда зло было наказано, и устроила овацию, когда добродетель получила справедливое вознаграждение.
Митя (Григорий Скряпкин) – скромный юноша, приказчик на службе у богатого провинциального купца Гордея Торцова (Дмитрий Кознов). Его знают как хорошего и чувствительного молодого человека его друзья и родственники. Но главное – на него обратила внимание единственная дочь Гордея, красавица Любовь (Любовь Ещенко). Сам же Митя заболел этой распространенной среди молодых людей болезнью – писать стихи. Конечно же, вдохновляет его на это Любовь. Мать Любови Пелагея (Татьяна Лебедева) приглашает Митю на традиционное рождественское празднество у себя в доме. Он заверяет ее, что придет. Затем происходит свидание двух нерешительных влюбленных, полное намеков, недомолвок и восторга. Сердца открылись и огонь вспыхнул. Судьба их будет решена в этот вечер.
Нет, нет, не так быстро. Все не так просто, как склонны считать молодые влюбленные. В коморке у Мити появляется нежданный гость. Это Любим, брат Гордея, который когда-то уехал в Москву, чтобы там прославиться и разбогатеть. Но вернулся с позором, пьяницей без копейки денег. Любим знает, что у Мити он может рассчитывать на то, что ему дадут сколько-то денег, с сочувствием выслушают и приютят на ночлег. Но он не может сразу успокоиться и заснуть, он должен высказаться, рассказать долгую историю своих похождений и унижений. А Митя слишком тактичен, чтобы не дать ему выговориться.
Коршунов сам играет роль Любима, которая стала одной из лучших в начавшемся сезоне. Это сгусток энергии и острой иронии. Но важнее всего то, что ему удается придать своему опозоренному герою глубокое чувство внутреннего достоинства. Он, может быть, выбыл из жизненной гонки, но это не совсем опустившийся человек. Коршунов являет нам энциклопедическое толкование человека, которого судьба поставила в тупик, а он из последних сил стремится сохранить свою личность.
Однако самое большое испытание Мите еще предстоит. К всеобщему изумлению, отец Любови приводит на семейный праздник одного из своих московских друзей. Это Африкан Савич (Кирилл Демин), скользкий тип, преисполненный самомнения фабрикант, привыкший к тому, что все делается так, как ему захочется. И причина, по которой он явился, состоит в том, чтобы получить – не попросить, а получить – руку Любови. Для него это рутинная сделка. Он даст ей деньги и общественное положение. Она даст ему юность и красоту. Неважно, что ей это не интересно. Он получит свое, несмотря ни на что.
Итак, обозначены рубежи действия, жребий брошен. Гордей, само имя которого намекает на то, что его владелец страдает от избытка гордыни, не намерен позволить дочери или жены помешать сделке, которая даст ему влиятельного родственника в Москве. У Пелагеи нет власти над мужем, а у Любови в этом деле нет права голоса. Только чудо может предотвратить несчастье, которое вот-вот погубит Митю и Любовь.
И снова появляется Любим. Оказывается, некогда его обобрал Африкан Савич, и он тогда же превратился в шута. Когда Любим узнает, что племянницу собираются отдать этому негодяю как вещь, он поднимает бунт и все становится на свои места. И в этой сцене Коршунов пребывает в своей стихии, перелетая из угла в угол сцены и разжигая фейерверки в разных местах в одно и то же мгновение.
Своим успехом «Бедность не порок» обязана не только таланту Коршунова-актера. Столь же тщательно Коршунов-режиссер управляет разноплановой пьесой Островского. Впечатляет то, каким образом он преобразил морализаторское сочинение в оживленное зрелище. Сцена святочного веселья в доме Торцова становится многоуровневым концертом с играми, танцами и песнями. И когда вы это наблюдаете, у вас появляется ощущение, что Коршунова так и подмывало забросить пьесу и отдаться на волю сладкого соблазна веселья ради веселья. Однако в последний момент, когда уже кажется, что сюжетная линия вот-вот пропадет, Коршунов рывком возвращает ее на место. Переходы между отдельными сценами осуществляются через праздничную музыку, танцы и шалости; все это исполняется энергично и четко.
Работы многих актеров вызывают восхищение. Любовь в исполнении Ещенко кажется хрупкой птичкой, но в ней присутствует такая женская пылкость и очарование, от которых голова молодого человека идет кругом. Скромняга Митя в исполнении Скряпкина приводит в изумление всех, кроме себя самого: как смело он противостоит матери и отцу Любови в защиту своей любви. Козновский Гордей особенно красочен в момент, когда до него доходит, что его планы замечательного замужества дочери провалились, и ему, скрепя сердце, приходится признать себя негодяем. В роли Митиного бесшабашного друга Гриши Разлюляева – Сергей Потапов, настоящий гейзер космической сумятицы.
Удивительную атмосферу создают декорации Ольги Коршуновой: роскошный зимний русский пейзаж, в котором ощущение ледяного холода достигается сочетанием ярко-белых падающих снежинок и холодного голубого света. Вращающаяся сцена представляет зрителю детально разработанные и реалистические интерьеры – Митино убогое обиталище, несколько нарядно обставленных комнат в доме Торцова.
«Бедность не порок» — это традиционный театр, от пяток до макушки. И в этом одно из его главных достоинств. Коршунов создал трогательную и веселую картину русской жизни, при виде которой вы качаете головой и в то же время пританцовываете.
Джон Фридман
«The Moscow Times»
Конфликт расчета и романтики в новой постановке Александра Коршунова «Бедность не порок»…
Александра Коршунова трудно назвать невоспетым героем. Он – один из ведущих актёров Малого, режиссер, поставивший здесь за последние десять лет несколько очень интересных спектаклей. Его «Трудовой хлеб» был номинирован на «Золотую Маску». И всё же Коршунову свойственно спокойно заниматься своим делом, не привлекая к себе особого внимания.
Вот почему среди множества московских спектаклей, сопровождаемых крикливой рекламой, вы можете пропустить «Бедности не порок», сделав в этом случае огромную ошибку.
Как известно, автором «Бедности не порок» является Александр Островский, бытописатель российских нравов. Малый во многом является Домом, который построил Островский, и большая часть написанных им пьес включена в репертуар театра. Коршунов относится к Островскому с особой любовью. За последние несколько лет он осуществил как минимум четыре постановки по его пьесам.
«Бедность не порок» – типичный Островский и квинтэссенция режиссуры Коршунова. Пьеса противопоставляет бедность и богатство, чувствительность и хамство, молодость и старость, глупость и мудрость. Главные человеческие добродетели и пороки показаны под увеличительным стеклом, возвышенные характеры, с одной стороны символизируют русскую культуру, с другой – понятны и близки всем народам. Коршунов берет то, что предлагает Островский, придает этому эмоциональное толкование, не боясь вывести на первый план сентиментальность пьесы, ее склонность к морализаторству. В тот вечер, когда я был на спектакле, публика горячо аплодировала, когда зло было наказано, и устроила овацию, когда добродетель получила справедливое вознаграждение.
Митя (Григорий Скряпкин) – скромный юноша, приказчик на службе у богатого провинциального купца Гордея Торцова (Дмитрий Кознов). Его знают как хорошего и чувствительного молодого человека его друзья и родственники. Но главное – на него обратила внимание единственная дочь Гордея, красавица Любовь (Любовь Ещенко). Сам же Митя заболел этой распространенной среди молодых людей болезнью – писать стихи. Конечно же, вдохновляет его на это Любовь. Мать Любови Пелагея (Татьяна Лебедева) приглашает Митю на традиционное рождественское празднество у себя в доме. Он заверяет ее, что придет. Затем происходит свидание двух нерешительных влюбленных, полное намеков, недомолвок и восторга. Сердца открылись и огонь вспыхнул. Судьба их будет решена в этот вечер.
Нет, нет, не так быстро. Все не так просто, как склонны считать молодые влюбленные. В коморке у Мити появляется нежданный гость. Это Любим, брат Гордея, который когда-то уехал в Москву, чтобы там прославиться и разбогатеть. Но вернулся с позором, пьяницей без копейки денег. Любим знает, что у Мити он может рассчитывать на то, что ему дадут сколько-то денег, с сочувствием выслушают и приютят на ночлег. Но он не может сразу успокоиться и заснуть, он должен высказаться, рассказать долгую историю своих похождений и унижений. А Митя слишком тактичен, чтобы не дать ему выговориться.
Коршунов сам играет роль Любима, которая стала одной из лучших в начавшемся сезоне. Это сгусток энергии и острой иронии. Но важнее всего то, что ему удается придать своему опозоренному герою глубокое чувство внутреннего достоинства. Он, может быть, выбыл из жизненной гонки, но это не совсем опустившийся человек. Коршунов являет нам энциклопедическое толкование человека, которого судьба поставила в тупик, а он из последних сил стремится сохранить свою личность.
Однако самое большое испытание Мите еще предстоит. К всеобщему изумлению, отец Любови приводит на семейный праздник одного из своих московских друзей. Это Африкан Савич (Кирилл Демин), скользкий тип, преисполненный самомнения фабрикант, привыкший к тому, что все делается так, как ему захочется. И причина, по которой он явился, состоит в том, чтобы получить – не попросить, а получить – руку Любови. Для него это рутинная сделка. Он даст ей деньги и общественное положение. Она даст ему юность и красоту. Неважно, что ей это не интересно. Он получит свое, несмотря ни на что.
Итак, обозначены рубежи действия, жребий брошен. Гордей, само имя которого намекает на то, что его владелец страдает от избытка гордыни, не намерен позволить дочери или жены помешать сделке, которая даст ему влиятельного родственника в Москве. У Пелагеи нет власти над мужем, а у Любови в этом деле нет права голоса. Только чудо может предотвратить несчастье, которое вот-вот погубит Митю и Любовь.
И снова появляется Любим. Оказывается, некогда его обобрал Африкан Савич, и он тогда же превратился в шута. Когда Любим узнает, что племянницу собираются отдать этому негодяю как вещь, он поднимает бунт и все становится на свои места. И в этой сцене Коршунов пребывает в своей стихии, перелетая из угла в угол сцены и разжигая фейерверки в разных местах в одно и то же мгновение.
Своим успехом «Бедность не порок» обязана не только таланту Коршунова-актера. Столь же тщательно Коршунов-режиссер управляет разноплановой пьесой Островского. Впечатляет то, каким образом он преобразил морализаторское сочинение в оживленное зрелище. Сцена святочного веселья в доме Торцова становится многоуровневым концертом с играми, танцами и песнями. И когда вы это наблюдаете, у вас появляется ощущение, что Коршунова так и подмывало забросить пьесу и отдаться на волю сладкого соблазна веселья ради веселья. Однако в последний момент, когда уже кажется, что сюжетная линия вот-вот пропадет, Коршунов рывком возвращает ее на место. Переходы между отдельными сценами осуществляются через праздничную музыку, танцы и шалости; все это исполняется энергично и четко.
Работы многих актеров вызывают восхищение. Любовь в исполнении Ещенко кажется хрупкой птичкой, но в ней присутствует такая женская пылкость и очарование, от которых голова молодого человека идет кругом. Скромняга Митя в исполнении Скряпкина приводит в изумление всех, кроме себя самого: как смело он противостоит матери и отцу Любови в защиту своей любви. Козновский Гордей особенно красочен в момент, когда до него доходит, что его планы замечательного замужества дочери провалились, и ему, скрепя сердце, приходится признать себя негодяем. В роли Митиного бесшабашного друга Гриши Разлюляева – Сергей Потапов, настоящий гейзер космической сумятицы.
Удивительную атмосферу создают декорации Ольги Коршуновой: роскошный зимний русский пейзаж, в котором ощущение ледяного холода достигается сочетанием ярко-белых падающих снежинок и холодного голубого света. Вращающаяся сцена представляет зрителю детально разработанные и реалистические интерьеры – Митино убогое обиталище, несколько нарядно обставленных комнат в доме Торцова.
«Бедность не порок» — это традиционный театр, от пяток до макушки. И в этом одно из его главных достоинств. Коршунов создал трогательную и веселую картину русской жизни, при виде которой вы качаете головой и в то же время пританцовываете.
Джон Фридман
«The Moscow Times»
26.12.2006
Подробнее
ТЕПЛОМ И СВЕТОМ ЛЮБЯЩЕЙ ДУШИ
В Малом театре – «Бедность не порок»
ТЕПЛОМ И СВЕТОМ ЛЮБЯЩЕЙ ДУШИ
В Малом театре – «Бедность не порок»
Вслед за «Ревизором» в постановке Юрия Соломина Малый театр ознаменовал свое 250-летие премьерой спектакля по А. Н. Островскому - «Бедность не порок». Осуществил эту новую работу на сцене филиала народный артист России Александр Коршунов.
ЕСЛИ ПРИЗНАТЬ за истину (а это так!), что всякий спектакль начинается уже с выбора пьесы, то здесь, по-моему, режиссер оказался очень точен. Чего мог искать один из талантливых интерпретаторов Островского в его драматургии сегодня? Пожалуй, именно того, что на нынешней сцене почти отсутствует. Назовите это русским духом или атмосферой русской народной культуры, но нельзя не согласиться: в комедии «Бедность не порок», раннем и в чем-то не самом совершенном создании великого драматурга, уничтоженное чуть не напрочь современным антинациональным театром живет.
И вот после глубинной трагической «Пучины» зрелого Островского берет Александр Коршунов пьесу, вроде бы несравнимую по психологическому мастерству. Но находит в ее простодушной наивности столько поэзии - народной, русской, исконной, так любовно и увлеченно переносит ее на сцену, создавая завораживающий образ чуда, творимого в зимние святочные вечера, что чудо это захватывает и пленяет зал с поистине волшебным очарованием.
Достойные союзники при этом у режиссера. Начиная с гениальной свиридовской мелодии, отдаленно возникающей в затемненном зрительном зале еще до открытия занавеса, словно откуда-то из неземной выси. А затем, когда занавес раскроется, вы будете восхищены пастельной картиной заснеженного городка в морозных отсветах наступающего вечера, и этим будто затерянным в сугробах домом со старинным фонарем у крыльца, и озорно летящими снежками пробегающих в игре парней и девушек. Сценография Ольги Коршуновой в сочетании с режиссерской пантомимой-заставкой, тоже дающей определенный настрой, сразу вводят вас в тот реальный и вместе с тем полусказочный мир, который у Островского не случайно открывается чтением «Бовы Королевича» маленьким Егорушкой.
Ну а далее талантливыми соавторами драматурга и режиссера-постановщика станут все причастные к музыкальному, песенному и танцевальному решению спектакля, поскольку их-то роль тут необыкновенно велика. Назову хотя бы некоторых: А.Н. Котов - музыкальная постановка, Г.В. Гусева - хормейстер, Б.С. Ефремов - музыкальный консультант-этнограф, А.А. Лещинский - балетмейстер, П.С. Казьмирук - педагог-хореограф. Замечательны и солисты оркестра Малого театра, ставшие полноправными участниками сценического действа, и студенты Щепкинского училища, в очередной раз доказавшие, особенно в сценах святочной вечерки с ряжеными, что учат их как надо и чему надо.
После первого спектакля, показанного зрителям, довелось мне слышать разговор критиков: не перебор ли «этнографии», не сократить ли эти сцены, где звучат русские обрядовые, игровые, лирические песни? Посмотрев еще один спектакль, почти два месяца спустя, я сокращений не заметил. И хорошо! Но если они все-таки были, умоляю: не нужно больше укорачивать то, что, вне всяких сомнений, составляет одну из важнейших основ успеха этой постановки - в нынешних условиях по-своему редкостной. Пусть-ка назовут мне среди московских театральных премьер на сегодня что-нибудь в этом духе равное. Походите, поищите в заполонившей сцены холодной «концептуалистской» зауми, а по сути - многозначительной пустоте, выдаваемой за «нечто»...
Нет уж, дайте возможность людям сполна насладиться русской поэтической стихией, воссоздаваемой во всей ее красоте и самобытности. Я начал с этой темы, а не с актерских работ вовсе не потому, что они в спектакле где-то на втором плане. Актерский ансамбль заслуживает высокой оценки. Но дело еще в том, что основной конфликт, вокруг которого развертывается драматическое действие, туго сплетен с темой русского искусства, о которой я говорю. Вернее - с отношением к русскому искусству и русской культуре в целом, которое остро волновало Александра Николаевича Островского полтора столетия назад, а теперь приобрело характер вопроса окончательного: быть или не быть?
И это куда больше, нежели вопрос только моды, о чем с горечью говорит у Островского Пелагея Егоровна, осуждая новоявленные пристрастия мужа: «Перенял... все эти штуки-то, перенял». Это вопрос, если угодно, идеологии в культуре, которую можно сформулировать одной фразой той же Пелагеи Егоровны: «Теперь все ему наше русское не мило...»
Вполне относится такое нынче не к одному лишь сегодняшнему Гордею Карпычу или даже целому сонму гордеев карпычей, для которых безоговорочный пример во всем - «агличин», то бишь иностранец. Вы про телевидение, задающее тон стране, населению, обществу, можете с полной очевидностью сказать, что все русское ему не мило. И где услышите лучшие русские хоры или лучших певцов, исполняющих русские, советские песни?
Конечно, современный Гордей Карпыч словами своего предтечи полуторавековой давности отвечает мне сейчас: «Разве в этом образование-то состоит, что дурацкие песни петь? « Русские - в их понимании обязательно дурацкие. Чтобы образованность, «цивилизованность» свою показать, нужно восторгаться, к примеру, «Битлз» и называть их «глотком свободы». Ведь именно это произнес недавно заезжему «агличину» сам российский президент.
У Островского в пьесе русские песни возникают вместе со стихами Кольцова, которые тоже словно духовный пароль. На спектакле Малого кто-то, наверное, с радостью вспоминает, а кто-то и просто впервые узнает, что был, оказывается, такой народный поэт на Руси.
А песни актеры поют великолепно! Душой поют. Стоит только Мите, пытающемуся развеять свою тоску-кручину (его с наивной и угловатой искренностью играет Григорий Скряпкин), пригласить дружков: «Давайте-ка лучше сядемте в кучку да полегоньку песенку споем» - и замрет зал от их спонтанного трио, в котором солирует Денис Курочка, исполняющий Яшу Гуслина, а подпевает еще Сергей Потапов в роли бесшабашного Гриши Разлюляева. Он-то вдобавок и пляшет как искрометно! С молодой вдовой Аннушкой в блестящем воплощении Ирины Жеряковой у них получается славный дуэт.
Пишу особо обо всем этом, поскольку речь в данном случае не о вставных «концертных» номерах, а о сущностной линии авторского замысла. Такое исполнение народных песен и танцев призвано опровергнуть агрессивную установку Гордея Торцова на перенимаемую моду, убедительно подтверждая правоту его жены, которая любит «по-старому... да по-нашему, по-русскому».
В этом спектакле, кстати, Пелагея Егоровна - заслуженная артистка России Татьяна Лебедева - моложе, чем обычно принято ее представлять. Но и тут есть какая-то своя художественная логика. Они с нянькой Любови Гордеевны - Ариной, которую играет заслуженная артистка России Зинаида Андреева, хоть и не правомочны крутой окорот Гордею дать, но в острейшую минуту, когда решается Любина судьба, с молчаливой отчаянностью наступают на него с двух сторон, и мы больше верим в неожиданную возможность последовавшего исхода.
У самой Любы, как и у Мити, - трудная роль. Нужно играть любовь чистую, возвышенную, какая и тогда, я думаю, понятна была не всем, а нынче в глазах многих едва ли не вовсе становится анахронизмом. Но Любовь Ещенко очень достоверно передает целомудренность чувств своей героини.
Тема отношения к отечественной культуре неотделима в пьесе и спектакле от темы нравственной. Она уже в заголовке: «Бедность не порок». Это провозглашает один из любимых героев Островского и Малого театра Любим Торцов, роль которого здесь взял на себя сам постановщик - актер превосходный.
«Хорошо тому на свете жить, у кого нету стыда в глазах!» - говорит Любим. А у него есть, да еще какой. Надрывающий душу, что мы кожей чувствуем, слушая пронзительные исповеди незадачливого купеческого брата, которые со сдержанной страстью обращает к нам Александр Коршунов. Если уж по полной правде, они вольно или невольно обращены (полемически!) и к нынешним «новым русским». Достаточно вспомнить современную Хакамаду с ее людоедским афоризмом: «Быть бедным неприлично». Воровать - ничего, если удачливо, а быть бедным, но честным, вишь ты, все же порок. Такая мораль!
Хакамадину мораль - не столь демонстративно, однако весьма зловеще - несет в спектакле фабрикант Африкан Савич Коршунов, исполняемый заслуженным артистом России Кириллом Деминым. Сквозь кошачьи вкрадчивые повадки и приглушенные интонации «доброго старичка» вдруг проглянет в сцене объяснения с Любой такой оскал зла, что аж сердце кровью обольется. Эвон перекличка фабрикантов-то через века! За деньги - все. И что стоит, скажем, киллера нанять, ежели встал кто поперек дороги...
Пожалуй, Гордей Карпыч Торцов, каким ярко играет его заслуженный артист России Дмитрий Кознов, при всем классическом самодурстве купца из «темного царства», до африкановской «высоты» в чем-то еще не дотягивает. Его цилиндр и броский малиновый сюртук, тотчас вызывающий ассоциацию с малиновыми пиджаками эпохи второго пришествия капитализма в Россию, да и все это хамство вперемежку с рьяным подобострастием к будущему «зятюшке» изнутри отмечены все же печатью какой-то неуверенности в себе, своего рода неполноценности.
Он пугает, а нам не страшно. Смешно - это да. Ведь мы смотрим комедию, происходящую к тому же во время Святок. Когда возможны всякие чудеса. Вот и чудо образумления самодура случилось. Некоторая психологическая немотивированность пьесы в финале максимально компенсирована средствами актерскими и режиссерскими.
Добро побеждает. И побеждает в конечном счете чудо погружения в русскую культуру, которое творит на сцене великий Малый театр.
Автор: Виктор КОЖЕМЯКО.
Источник: Правда-КПРФ
Дата: 26.12.2006
В Малом театре – «Бедность не порок»
Вслед за «Ревизором» в постановке Юрия Соломина Малый театр ознаменовал свое 250-летие премьерой спектакля по А. Н. Островскому - «Бедность не порок». Осуществил эту новую работу на сцене филиала народный артист России Александр Коршунов.
ЕСЛИ ПРИЗНАТЬ за истину (а это так!), что всякий спектакль начинается уже с выбора пьесы, то здесь, по-моему, режиссер оказался очень точен. Чего мог искать один из талантливых интерпретаторов Островского в его драматургии сегодня? Пожалуй, именно того, что на нынешней сцене почти отсутствует. Назовите это русским духом или атмосферой русской народной культуры, но нельзя не согласиться: в комедии «Бедность не порок», раннем и в чем-то не самом совершенном создании великого драматурга, уничтоженное чуть не напрочь современным антинациональным театром живет.
И вот после глубинной трагической «Пучины» зрелого Островского берет Александр Коршунов пьесу, вроде бы несравнимую по психологическому мастерству. Но находит в ее простодушной наивности столько поэзии - народной, русской, исконной, так любовно и увлеченно переносит ее на сцену, создавая завораживающий образ чуда, творимого в зимние святочные вечера, что чудо это захватывает и пленяет зал с поистине волшебным очарованием.
Достойные союзники при этом у режиссера. Начиная с гениальной свиридовской мелодии, отдаленно возникающей в затемненном зрительном зале еще до открытия занавеса, словно откуда-то из неземной выси. А затем, когда занавес раскроется, вы будете восхищены пастельной картиной заснеженного городка в морозных отсветах наступающего вечера, и этим будто затерянным в сугробах домом со старинным фонарем у крыльца, и озорно летящими снежками пробегающих в игре парней и девушек. Сценография Ольги Коршуновой в сочетании с режиссерской пантомимой-заставкой, тоже дающей определенный настрой, сразу вводят вас в тот реальный и вместе с тем полусказочный мир, который у Островского не случайно открывается чтением «Бовы Королевича» маленьким Егорушкой.
Ну а далее талантливыми соавторами драматурга и режиссера-постановщика станут все причастные к музыкальному, песенному и танцевальному решению спектакля, поскольку их-то роль тут необыкновенно велика. Назову хотя бы некоторых: А.Н. Котов - музыкальная постановка, Г.В. Гусева - хормейстер, Б.С. Ефремов - музыкальный консультант-этнограф, А.А. Лещинский - балетмейстер, П.С. Казьмирук - педагог-хореограф. Замечательны и солисты оркестра Малого театра, ставшие полноправными участниками сценического действа, и студенты Щепкинского училища, в очередной раз доказавшие, особенно в сценах святочной вечерки с ряжеными, что учат их как надо и чему надо.
После первого спектакля, показанного зрителям, довелось мне слышать разговор критиков: не перебор ли «этнографии», не сократить ли эти сцены, где звучат русские обрядовые, игровые, лирические песни? Посмотрев еще один спектакль, почти два месяца спустя, я сокращений не заметил. И хорошо! Но если они все-таки были, умоляю: не нужно больше укорачивать то, что, вне всяких сомнений, составляет одну из важнейших основ успеха этой постановки - в нынешних условиях по-своему редкостной. Пусть-ка назовут мне среди московских театральных премьер на сегодня что-нибудь в этом духе равное. Походите, поищите в заполонившей сцены холодной «концептуалистской» зауми, а по сути - многозначительной пустоте, выдаваемой за «нечто»...
Нет уж, дайте возможность людям сполна насладиться русской поэтической стихией, воссоздаваемой во всей ее красоте и самобытности. Я начал с этой темы, а не с актерских работ вовсе не потому, что они в спектакле где-то на втором плане. Актерский ансамбль заслуживает высокой оценки. Но дело еще в том, что основной конфликт, вокруг которого развертывается драматическое действие, туго сплетен с темой русского искусства, о которой я говорю. Вернее - с отношением к русскому искусству и русской культуре в целом, которое остро волновало Александра Николаевича Островского полтора столетия назад, а теперь приобрело характер вопроса окончательного: быть или не быть?
И это куда больше, нежели вопрос только моды, о чем с горечью говорит у Островского Пелагея Егоровна, осуждая новоявленные пристрастия мужа: «Перенял... все эти штуки-то, перенял». Это вопрос, если угодно, идеологии в культуре, которую можно сформулировать одной фразой той же Пелагеи Егоровны: «Теперь все ему наше русское не мило...»
Вполне относится такое нынче не к одному лишь сегодняшнему Гордею Карпычу или даже целому сонму гордеев карпычей, для которых безоговорочный пример во всем - «агличин», то бишь иностранец. Вы про телевидение, задающее тон стране, населению, обществу, можете с полной очевидностью сказать, что все русское ему не мило. И где услышите лучшие русские хоры или лучших певцов, исполняющих русские, советские песни?
Конечно, современный Гордей Карпыч словами своего предтечи полуторавековой давности отвечает мне сейчас: «Разве в этом образование-то состоит, что дурацкие песни петь? « Русские - в их понимании обязательно дурацкие. Чтобы образованность, «цивилизованность» свою показать, нужно восторгаться, к примеру, «Битлз» и называть их «глотком свободы». Ведь именно это произнес недавно заезжему «агличину» сам российский президент.
У Островского в пьесе русские песни возникают вместе со стихами Кольцова, которые тоже словно духовный пароль. На спектакле Малого кто-то, наверное, с радостью вспоминает, а кто-то и просто впервые узнает, что был, оказывается, такой народный поэт на Руси.
А песни актеры поют великолепно! Душой поют. Стоит только Мите, пытающемуся развеять свою тоску-кручину (его с наивной и угловатой искренностью играет Григорий Скряпкин), пригласить дружков: «Давайте-ка лучше сядемте в кучку да полегоньку песенку споем» - и замрет зал от их спонтанного трио, в котором солирует Денис Курочка, исполняющий Яшу Гуслина, а подпевает еще Сергей Потапов в роли бесшабашного Гриши Разлюляева. Он-то вдобавок и пляшет как искрометно! С молодой вдовой Аннушкой в блестящем воплощении Ирины Жеряковой у них получается славный дуэт.
Пишу особо обо всем этом, поскольку речь в данном случае не о вставных «концертных» номерах, а о сущностной линии авторского замысла. Такое исполнение народных песен и танцев призвано опровергнуть агрессивную установку Гордея Торцова на перенимаемую моду, убедительно подтверждая правоту его жены, которая любит «по-старому... да по-нашему, по-русскому».
В этом спектакле, кстати, Пелагея Егоровна - заслуженная артистка России Татьяна Лебедева - моложе, чем обычно принято ее представлять. Но и тут есть какая-то своя художественная логика. Они с нянькой Любови Гордеевны - Ариной, которую играет заслуженная артистка России Зинаида Андреева, хоть и не правомочны крутой окорот Гордею дать, но в острейшую минуту, когда решается Любина судьба, с молчаливой отчаянностью наступают на него с двух сторон, и мы больше верим в неожиданную возможность последовавшего исхода.
У самой Любы, как и у Мити, - трудная роль. Нужно играть любовь чистую, возвышенную, какая и тогда, я думаю, понятна была не всем, а нынче в глазах многих едва ли не вовсе становится анахронизмом. Но Любовь Ещенко очень достоверно передает целомудренность чувств своей героини.
Тема отношения к отечественной культуре неотделима в пьесе и спектакле от темы нравственной. Она уже в заголовке: «Бедность не порок». Это провозглашает один из любимых героев Островского и Малого театра Любим Торцов, роль которого здесь взял на себя сам постановщик - актер превосходный.
«Хорошо тому на свете жить, у кого нету стыда в глазах!» - говорит Любим. А у него есть, да еще какой. Надрывающий душу, что мы кожей чувствуем, слушая пронзительные исповеди незадачливого купеческого брата, которые со сдержанной страстью обращает к нам Александр Коршунов. Если уж по полной правде, они вольно или невольно обращены (полемически!) и к нынешним «новым русским». Достаточно вспомнить современную Хакамаду с ее людоедским афоризмом: «Быть бедным неприлично». Воровать - ничего, если удачливо, а быть бедным, но честным, вишь ты, все же порок. Такая мораль!
Хакамадину мораль - не столь демонстративно, однако весьма зловеще - несет в спектакле фабрикант Африкан Савич Коршунов, исполняемый заслуженным артистом России Кириллом Деминым. Сквозь кошачьи вкрадчивые повадки и приглушенные интонации «доброго старичка» вдруг проглянет в сцене объяснения с Любой такой оскал зла, что аж сердце кровью обольется. Эвон перекличка фабрикантов-то через века! За деньги - все. И что стоит, скажем, киллера нанять, ежели встал кто поперек дороги...
Пожалуй, Гордей Карпыч Торцов, каким ярко играет его заслуженный артист России Дмитрий Кознов, при всем классическом самодурстве купца из «темного царства», до африкановской «высоты» в чем-то еще не дотягивает. Его цилиндр и броский малиновый сюртук, тотчас вызывающий ассоциацию с малиновыми пиджаками эпохи второго пришествия капитализма в Россию, да и все это хамство вперемежку с рьяным подобострастием к будущему «зятюшке» изнутри отмечены все же печатью какой-то неуверенности в себе, своего рода неполноценности.
Он пугает, а нам не страшно. Смешно - это да. Ведь мы смотрим комедию, происходящую к тому же во время Святок. Когда возможны всякие чудеса. Вот и чудо образумления самодура случилось. Некоторая психологическая немотивированность пьесы в финале максимально компенсирована средствами актерскими и режиссерскими.
Добро побеждает. И побеждает в конечном счете чудо погружения в русскую культуру, которое творит на сцене великий Малый театр.
Автор: Виктор КОЖЕМЯКО.
Источник: Правда-КПРФ
Дата: 26.12.2006
23.11.2006
Подробнее
ТАКОЕ ЗНАКОМОЕ, ЗАБЫТОЕ НАМИ СЧАСТЬЕ
И снова Островский в Доме Островского. В Малом театре премьера – «Бедность не порок».
ТАКОЕ ЗНАКОМОЕ, ЗАБЫТОЕ НАМИ СЧАСТЬЕ
И снова Островский в Доме Островского. В Малом театре премьера – «Бедность не порок». Это очень наивная пьеса — и столь же наивный, трогательный спектакль. Спектакль о самых простых вещах. О первой любви. О зимних праздниках. О том, как хорошо собраться вместе январским вечером у елки. И еще — что надо прощать друг друга. И что Божий мир прекрасен, когда идет снег. И вообще, всегда прекрасен, несмотря ни на что.
У режиссера и актера Александра Коршунова свое, личное отношение к пьесам Островского. Он умеет находить в них то, что созвучно его душе. И мы услышали щемящую ноту «Трудового хлеба», были очарованы лукаво-простодушным «День на день не приходится», всей душой сочувствовали героям горькой «Пучины». И вот, наконец, «Бедность не порок». Ранний Островский — еще совсем молодой, добрый и веселый. Да и в спектакле занята в основном молодежь и артисты среднего поколения — причем многие исполнители куда моложе своих героев.
Гордей Торцов, которому по пьесе должно быть «под шестьдесят», непохож на пожилого неповоротливого купчину. В исполнении Дмитрия Кознова он яростен и стремителен. Его жена (артистка Татьяна Лебедева) — настоящая русская красавица, даром что кокетливо называет себя «старухой». Главного злодея, которого играет Кирилл Демин, окружающие тоже все время именуют «старичком», а это импозантный, щегольски одетый мужчина средних лет. Так почему же главная героиня, Любовь Торцова, отвергает его, предпочитая бедно го недотепу Митю? А потому. Для нее главное в человеке — душа. И когда разговаривают влюбленные Люба и Митя (их необычайно трогательно играют молодые артисты Любовь Ещенко и Григорий Скряпкин), мы действительно чувствуем, что душа у каждого из них поет...
И все многочисленные песни, которыми наполнен спектакль, — это не вставные номера. Это тоже голос души — когда невозможно по-иному выразить боль или радость.
Художник Ольга Коршунова создала на сцене настоящую зимнюю сказку. Дом укутан снегом. А внутри — уют, даже в бедной каморке с обледенелым окошком. Вот наш бедный приказчик Митя читает в письме: «И я тебя люблю». — И, ошалев от счастья, выскакивает на улицу, а там играют в снежки и звучит гармошечка...
Забытое, почти детское счастье, знакомое каждому. Может быть, многие из нас уже не помнят его, но так приятно и сладко вернуть его хотя бы на краткое время спектакля.
Автор: ТАТЬЯНА СЕМАШКО
Источник: Парламентская газета
Дата: 22.11.2006
И снова Островский в Доме Островского. В Малом театре премьера – «Бедность не порок». Это очень наивная пьеса — и столь же наивный, трогательный спектакль. Спектакль о самых простых вещах. О первой любви. О зимних праздниках. О том, как хорошо собраться вместе январским вечером у елки. И еще — что надо прощать друг друга. И что Божий мир прекрасен, когда идет снег. И вообще, всегда прекрасен, несмотря ни на что.
У режиссера и актера Александра Коршунова свое, личное отношение к пьесам Островского. Он умеет находить в них то, что созвучно его душе. И мы услышали щемящую ноту «Трудового хлеба», были очарованы лукаво-простодушным «День на день не приходится», всей душой сочувствовали героям горькой «Пучины». И вот, наконец, «Бедность не порок». Ранний Островский — еще совсем молодой, добрый и веселый. Да и в спектакле занята в основном молодежь и артисты среднего поколения — причем многие исполнители куда моложе своих героев.
Гордей Торцов, которому по пьесе должно быть «под шестьдесят», непохож на пожилого неповоротливого купчину. В исполнении Дмитрия Кознова он яростен и стремителен. Его жена (артистка Татьяна Лебедева) — настоящая русская красавица, даром что кокетливо называет себя «старухой». Главного злодея, которого играет Кирилл Демин, окружающие тоже все время именуют «старичком», а это импозантный, щегольски одетый мужчина средних лет. Так почему же главная героиня, Любовь Торцова, отвергает его, предпочитая бедно го недотепу Митю? А потому. Для нее главное в человеке — душа. И когда разговаривают влюбленные Люба и Митя (их необычайно трогательно играют молодые артисты Любовь Ещенко и Григорий Скряпкин), мы действительно чувствуем, что душа у каждого из них поет...
И все многочисленные песни, которыми наполнен спектакль, — это не вставные номера. Это тоже голос души — когда невозможно по-иному выразить боль или радость.
Художник Ольга Коршунова создала на сцене настоящую зимнюю сказку. Дом укутан снегом. А внутри — уют, даже в бедной каморке с обледенелым окошком. Вот наш бедный приказчик Митя читает в письме: «И я тебя люблю». — И, ошалев от счастья, выскакивает на улицу, а там играют в снежки и звучит гармошечка...
Забытое, почти детское счастье, знакомое каждому. Может быть, многие из нас уже не помнят его, но так приятно и сладко вернуть его хотя бы на краткое время спектакля.
Автор: ТАТЬЯНА СЕМАШКО
Источник: Парламентская газета
Дата: 22.11.2006
12.01.2010
ЮРИЙ СОЛОМИН СЫГРАЛ БУЛГАКОВСКОГО МОЛЬЕРА
Малый театр впервые обратился к наследию одного из самых ярких писателей двадцатого века – Михаила Булгакова.
27.11.2009
КАБАЛА ПРЕОБРАЖЕНИЯ
В Малом театре впервые за всю его историю поставлена пьеса Михаила Булгакова «Мольер», или «Кабала святош», где в главной роли выступил художественный руководитель театра Юрий Соломин.
16.04.2009
«Звуковой архив Малого театра» ВАСИЛИЙ БОЧКАРЕВ – ОГЮСТ МЕРКАДЕ В КОМЕДИИ ОНОРЕ ДЕ БАЛЬЗАКА «ДЕЛЕЦ»
«Звуковой архив Малого театра»
ВАСИЛИЙ БОЧКАРЕВ – ОГЮСТ МЕРКАДЕ В КОМЕДИИ ОНОРЕ ДЕ БАЛЬЗАКА «ДЕЛЕЦ»
В день творческого юбилея Василия Ивановича Бочкарева мы предлагаем вам послушать запись спектакля, в котором, по единодушному признанию зрителей, артист сыграл одну из лучших своих ролей…
ВАСИЛИЙ БОЧКАРЕВ – ОГЮСТ МЕРКАДЕ В КОМЕДИИ ОНОРЕ ДЕ БАЛЬЗАКА «ДЕЛЕЦ»
В день творческого юбилея Василия Ивановича Бочкарева мы предлагаем вам послушать запись спектакля, в котором, по единодушному признанию зрителей, артист сыграл одну из лучших своих ролей…
31.01.2009
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
31 января - день рождения заслуженной артистки России Татьяны Николаевны Лебедевой. От души и с огромным удовольствием поздравляем Татьяну Николаевну и желаем ей крепкого здоровья, удачи и новых ролей на родной сцене Малого театра!
22.01.2009
БОЯРЕ ДУМАЮТ НЕ О РОДИНЕ
Уроки для нас от «Дмитрия Самозванца и Василия Шуйского» в постановке Малого театра
25.09.2008
«Пресса о гастролях Малого театра» ЗРИТЕЛИ РАДОВАЛИСЬ И ПЛАКАЛИ ВМЕСТЕ С ГЕРОЯМИ ОСТРОВСКОГО
«Пресса о гастролях Малого театра»
ЗРИТЕЛИ РАДОВАЛИСЬ И ПЛАКАЛИ ВМЕСТЕ С ГЕРОЯМИ ОСТРОВСКОГО
Трудно себе представить, что в наше время искушенного помпезными и бездушными теле- и театральными шоу зрителя можно заставить горевать и ликовать вместе с героями немудреной пьесы Александра Островского.
ЗРИТЕЛИ РАДОВАЛИСЬ И ПЛАКАЛИ ВМЕСТЕ С ГЕРОЯМИ ОСТРОВСКОГО
Трудно себе представить, что в наше время искушенного помпезными и бездушными теле- и театральными шоу зрителя можно заставить горевать и ликовать вместе с героями немудреной пьесы Александра Островского.
31.01.2008
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
31 января – день рождения заслуженной артистки России Татьяны Николаевны Лебедевой. От души поздравляем замечательную актрису и желаем ей крепкого здоровья, благополучия и, конечно, неиссякаемого творческого вдохновения!
07.09.2007
КОРРЕКЦИЯ ГЕРОЯ
Что перед нами — прекрасная Традиция Малого театра или всего лишь устоявшиеся режиссерские пристрастия? Во всяком случае, спектакль Малого театра «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» по пьесе А.Островского (режиссер — Владимир Драгунов) вновь подарил зрителю встречу с историческим прошлым страны.
18.05.2007
«ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ», МАЛЫЙ ТЕАТР Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет.
«ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ», МАЛЫЙ ТЕАТР
Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет.
Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет.
27.04.2007
СМУТНОЕ ВРЕМЯ: УРОК - НЕ ВПРОК?
Есть спектакли, после которых хочется поразмыслить над вечными вопросами, достать из шкафа запылившиеся тома, сравнить разные мнения, поговорить, поспорить...
04.04.2007
НА ВОЛНЕ СМУТЫ
Драматическая хроника «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» подобна величественным многофигурным композициям Сурикова, словно переливающимся через ограничивающие полотна рамы...
31.01.2007
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
31 января – день рождения заслуженной артистки России Татьяны Николаевны Лебедевой. От души присоединяемся к многочисленным поздравлениям в адрес актрисы и желаем ей крепкого здоровья, благополучия и прекрасного творческого самочувствия!
27.12.2006
ЛЮБОВЬ НЕ КУПИШЬ
Конфликт расчета и романтики в новой постановке Александра Коршунова «Бедность не порок»…
23.11.2006
ТАКОЕ ЗНАКОМОЕ, ЗАБЫТОЕ НАМИ СЧАСТЬЕ
И снова Островский в Доме Островского. В Малом театре премьера – «Бедность не порок».
Художественный руководитель Малого театра —
народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Виртуальная экскурсия
Партнёры
О театре
Попечительский совет
Руководство театра
Актёры
Режиссеры
Художники
Оркестр
Репертуарный отдел
Режиссёрский отдел
Пресс-служба
Музейно-информационный центр
Художественно-постановочная часть
Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина
Филиал в Когалыме
Щепкинское училище
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2024 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнёры:
Информационная поддержка
