Дорогие друзья!

Сегодня мы отмечаем юбилей одного из старейшин Малого театра – народного артиста России Юрия Ивановича Каюрова. За полвека служения этим подмосткам Юрий Иванович исполнил 26 ролей и многие из них стали выдающимися событиями в жизни нашего театра. Рассказать о некоторых работах Юрия Ивановича мы решили, обратившись к рецензиям на спектакли с его участием, и выбрали для вас самые интересные и достойные внимания фрагменты.

«Бешеные деньги» А.Н.Островского

Режиссёр-постановщик Леонид Варпаховский, 1969 г.

***

«В работе над классикой, как правило, открываются новые грани актёрских дарований. Весьма интересно, например, следить, как на сцене Малого театра в спектакле «Бешеные деньги» ведёт необычную психологическую дуэль с Лидией Чебоксаровой (Элина Быстрицкая и Нелли Корниенко) исполнитель роли Василькова Юрий Каюров. Перед нами чистосердечный и по-своему обаятельный человек, который в отношениях с женщиной стремится утвердить высокие нравственные нормы. Потому всё, что у Островского связано с «расчётом», «бюджетом» и «делом», Каюров подаёт как аргументы внутреннего поединка, как средство обуздания Лидии, как форму наступления на её бездумность и расточительность – во имя иного характера супружеских отношений» (Л.Солнцева, «Правда», 9 января 1971 г.).

[GALLERY:635]

***

«Мы видим комедию положений, легко и свободно сопряжённую с комедией характеров. Вспоминается классическая комедия Шекспира – «Укрощение строптивой».

Методично и последовательно Савва Васильков (Юрий Каюров), представитель нарождающегося сословия «деловых людей», укрощает свою «строптивую» жену, аристократку Лидию Чебоксарову (Элина Быстрицкая). Но если Петруччио укрощал Катарину остроумием и силой характера, то делец новой формации Васильков умело использует власть денег. Он детски доверчив, простодушен и непосредственен в своей влюблённости, но там, где речь идёт о деньгах, о его капитале, наивности и простодушию не остаётся места.

Мудрец и великий человековед Островский понимал силу васильковых, но не идеализировал их. И Васильков, оскорблённый до глубины души, готовый стреляться с Кучумовым (Владимир Кенигсон), с Телятевым (Никита Подгорный), со всем светом, готовый в отчаянии застрелить себя, не забывает всё же (одновременно и яростно, и механически) пересчитать деньги, одолженные ему Телятевым. В этой сцене удивительно тонко сочетаются фарс и подлинная трагедия» (Р.Тамарина, «Огни Алатау», 14 июня 1969 г.).

***

«В спектакле нет положительного героя, наличие которого могло бы превратить пьесу в неудачный вариант «Укрощения строптивой» или в апофеоз буржуазного здравого смысла. Персонажами «человеческой комедии» оказываются все действующие лица.

Интересно, неожиданно и смело играет Юрий Каюров. Созданный актёром портрет «делового человека» Василькова точно вписан в галерею комедийных образов спектакля. Васильков лишён человеческой значительности, широты и размаха. В острокомедийной манере актёр рисует тип самоуверенного, по-своему даже чувствительного и сентиментального, но осторожно-расчётливого человека, которого ничто не может заставить забыть о его «бюджете». Что-то мещанское есть в его внешности, в вульгарности его манер, в суетливости его движений. И, наконец, в Василькове, вопреки его моралистическим сентенциям, чувствуется какая-то плутоватость. А потому особенно выразительно звучит его фраза: «В практический век честным быть не только лучше, но и выгоднее».

С большой комической экспрессией, почти в эксцентрическом плане проводит Каюров сцену, когда Васильков молча подсчитывает сумму долгов своей жены, и нарастающее в его душе чувство недовольства и раздражения проявляется во всё более размашистых и резких ударах по костяшкам счетов. В комедийные тона окрашена и «драматическая» сцена, когда после разрыва с женой Васильков пытается застрелиться, а затем отправляется с Телятевым в «злачные места», смешно засовывая во внутренний карман большой дуэльный пистолет»(Б.Асеев, «Известия», 26 декабря 1969 г.).

***

«Нельзя, немыслимо жить в мире иллюзий, говорил своей пьесой Островский. Однако и та реальность, то «настоящее время», выразителем, и даже певцом которого в комедии выступает Васильков, не вызывает у драматурга восторга. «Бешеные деньги» – комедия без героя.Васильков на это звание не тянет. Да, в нём есть способность к человеческим чувствам, к дружескому сочувствию, к любви – но лишь пока это в рамках «бюджета». Он честен – но только потому, что это ему выгодно. Юрий Каюров очень уместно подчёркивает в Василькове качества дельца (даже в облике его есть что-то купеческое), довлеющие над всеми остальными сторонами его характера, и та самоуверенная «победительность», с которой Васильков Каюрова вступает в спектакль и которая и позже, несмотря на все перипетии отношений с Лидией, почти не покидает его, она, эта победительность, вовсе не восхищает. Даже страшновато от неё становится.

Притом взгляд Василькова на реальный мир тоже ведь не совсем лишён иллюзий. Ему страшно хочется быть хорошим. Он себя таким и чувствует. Но драматург ставит за спиной Василькова холодного и готового на любое преступление циника Глумова (Вячеслав Езепов), который, как и Васильков, принимает нормы нового «порядка вещей», лишь доводя их до логического завершения. Жизненная формула Василькова – «если мне хорошо, значит всем хорошо» – наивна, жизненная формула Глумова – «если мне хорошо, то на остальных наплевать» – цинична, но в основе той и другой – убеждённый в своей правоте эгоизм» (П.Косенко, «Казахстанская правда», 28 июня 1969 г.).

***

«Юрий Каюров умело соединяет в едином жанровом ключе многообразие характера Василькова. Этот напористый, оборотливый делец, который в первые дни после свадьбы с любимой женщиной беззастенчиво подсчитывает её расходы, предстаёт перед нами в различных сферах своей внешней и внутренней жизни. Актёр то приоткрывает историю сентиментально-расчётливого восхищения Василькова Лидией, то заставляет своего героя беседовать со старым слугой в интонациях на редкость доверительных, хотя очень сдержанных, то вдруг обнажает его сокрушительную деловую хватку. Причём надо отдать должное Леониду Варпаховскому и Юрию Каюрову – они точно расставили все акценты, которые создают своеобразие характера Василькова, и умно нанизали их на основное, несколько ироническое, но по-своему уважительное отношение к этому персонажу» (И.Михайлова, «Московский комсомолец»-№ 276 (9502), 23 ноября 1969 г.).

«Фальшивая монета» М.Горького

Режиссёр-постановщик Борис Бабочкин, 1972 г.

***

«Особое место занимает в пьесе Стогов (артист Юрий Каюров). Кто он? Фальшивомонетчик, втягивающий в своё опасное занятие часовщика Яковлева, или агент полиции? Очевидно, что он был любовником Полины, но по каким причинам они расстались и была ли она участницей его предприятий? Артист как бы поднимает этот персонаж над бытом. Тот, кого он играет, скорее лицо от автора, убедительно доказывающее всё ничтожество тех, с кем приходится ему иметь дело. В нём заключено что-то, если угодно, потустороннее, даже мистическое» (Ю.Дмитриев, «Вечерняя Москва»-№143 (14796), 21 июня 1972 г.).

***

«Наташа в исполнении Людмилы Щербининой вызывает симпатии к своей героине. И вправду, Наташа обладает трезвым умом, она достаточно чётко видит мерзость окружающей её жизни. Но ничего, кроме злой насмешки надо всем, включая собственную судьбу, она не может этой жизни противопоставить. В спектакле старательно подчёркивается стремление Наташи вырваться из этого мира. Нарочито выделяется её фраза о том, что она надеялась найти в Стогове чуть ли не учителя жизни. Но ведь, право же, более чем наивно предполагать такое в Стогове. Скорее, Наташа попросту примирилась с той жизнью, которую ведёт, и в ней процесс умирания души зашёл слишком далеко.

И, наконец, Стогов – фигура, по поводу которой больше всего размышляли комментаторы пьесы, гадая, кто бы он мог быть: агент полиции, фальшивомонетчик или, чего доброго, уездный Мефистофель.Спектакль не оставляет на сей счёт сомнений: Стогов Юрия Каюрова – агент полиции, ловящий фальшивомонетчиков на фальшивые монеты, и, рассказывая об этом Наташе, он говорит сущую правду. Сложность каюровского Стогова отнюдь не в его инфернальности. Если она и есть, эта сложность, то в том же самом – мы являемся свидетелями, как погибают в Стогове Каюрова последние остатки человеческих чувств. Он пришёл в дом Яковлева за Полиной, чтобы спасти её, упрятав самого Яковлева в тюрьму. Но оказалось, что не это ему нужно, ему интересна Наташа. Впрочем, и Наташа тоже не очень нужна. И вот он, умный человек, служащий в полиции, теряет последние светлые проблески в душе»(А.Вольфсон, «Театральная жизнь»-№1, 1973 г.).

***

«Важно подчеркнуть, что «Фальшивая монета», даже если не принимать во внимание её загадочных персонажей – Стогова и Лузгина, требует иной сценической формы, чем многие пьесы Горького.

Постановщик и исполнители не уклонились от разгадывания загадок. Мне ещё не приходилось видеть такого достоверного во всех своих словах и поступках Стогова, как в исполнении Юрия Каюрова. Артист не оставляет своей игрой сомнений в том, что Стогов, вопреки «догадкам» Яковлева, – и не дьявол, и не преступник, а сыщик, ищущий фальшивомонетчиков. Постепенно проясняется (в той мере, в какой это допускают метания мысли персонажа, сходящего на наших глазах с ума) и Лузгин в не менее убедительном исполнении Дмитрия Павлова. И всё же с этими персонажами остаётся связанным ощущение какой-то тайны, беспокоящей зрителей. Она и должна их беспокоить: «Фальшивая монета» – не из тех произведений, которые дают отдых душе…

Главная загадка пьесы не в том, кто такой Стогов, а в завораживающей силе золотого кружочка (он словно оживает в руках Каюрова, Бабятинского и других исполнителей) – кружочка, который переходит, перекатывается от персонажа к персонажу, овладевая, подобно бальзаковской «шагреневой коже», их душами. И главная тайна пьесы не в том, кто такой Лузгин, а в трагедии, таящейся в обещанном им фантастическом богатстве. То, что сумасшедший ощущает эту трагедию острее, чем нормальные мещане, говорит о многом. Мир, в котором даже пожар и даже сумасшествие лучше, чем повседневная скука; мир, в котором самым ненормальным является его нормальное состояние – вот та наиреальнейшая фантастика мещанского бытия, которую замечательно передаёт спектакль Малого театра»(Б.Бялик, «Литературная газета»-№5, июль 1972 г.).

«Русские люди» К.М.Симонова

Режиссёр-постановщик Борис Равенских, 1975 г.

***

«На полотне, оформляющем спектакль «Русские люди», часто возникают лица ребёнка и старой женщины. Увеличенные фотодокументы действуют так, как и должны действовать. Становится не по себе от этих печальных и суровых глаз. Они напоминают симоновское стихотворение «Если дорог тебе твой дом…». Так сразу определена точка, до которой должна подняться игра актёров, так сразу создан сильно действующий фон. Работа над романтико-героической пьесой всегда трудна. Характеры в ней даны крупно, устремления противоположны, поступки очевидны. От актёра требуется в этом случае максимум профессионального такта, чтобы в исполнении своей роли и вобщем ансамбле предельно точно чувствовать единый тон и искомую высоту. В данном случае речь идёт о создании с помощью контрастов героического русского характера.

Он зримо и отчётливо обнаруживает свои черты в поступках различных людей. Высоко чувство человеческого достоинства у Марфы Петровны (Софья Фаддеева). Чиста и искренна Валя (Наталья Титаева). Человечен и твёрд Сафонов (Юрий Каюров). Эти герои живут испепеляющей ненавистью к захватчикам. Во имя самого святого, дорогого советским людям они готовы отдать жизнь»(А.Кузичева, «Московская правда», 13 июня 1975 г.).

***

««Русские люди» увидены Борисом Равенских как народная трагедия, в которой не важны бытовые подробности, в которой прежде всего торжествует человек и его любовь к Родине. Вполне реальные у Симонова персонажи – капитан Сафонов, разведчица Валя, фельдшер Глоба, старик, идущий воевать, хотя года его «вышли» ещё в «ту германскую» – стали фигурами символическими, образами легендарными, олицетворяющими то или иное поэтическое понятие. Они перешли прямо из быта войны в народную память.

Зрительный зал лучше всех подсказывает режиссёру минуты его побед. С какой радостью встречают актёров, создавших в этом спектакле великолепный ансамбль: Софью Фадееву, так сыгравшую простую женщину, что вспоминается сильный, гневный плакат военных лет «Родина-мать зовёт!»; Юрия Каюрова, показавшего в своём Сафонове процесс становления героического характера; Наталью Титаеву, удивительно искреннюю в роли разведчицы Вали, искрящейся жизнью на пороге смерти; Ивана Любезнова, заставившего в маленькой роли старика-патриота вспомнить корифеев Малого театра, поднимавших эпизод до звучания центральной темы;Галину Кирюшину, соединившую трагический быт с патетической ораторией; Романа Филиппова, по-новому увидевшего характер военного фельдшера Глобы, чей наигранный цинизм скрывает могучий интерес к жизни, которую он, тем не менее, отдаётради счастья других;Николая Анненкова, органически вписавшего своего героя – старого служаку – в народную эпопею…» (И.Вишневская, «Правда», 23 июня 1975 г.).

***

«Театр и спорит со стилистикой произведения Константина Симонова, и следует ей. Верность творческой манере драматурга режиссёр и актёры проявляют в трактовке почти всех персонажей – русских людей, попавших в окружение и пытающихся пробиться к своим. В психологическом истолковании этих героев преобладают сдержанность, строгость, глубина, которых требует от театра пьеса.

Правда войны, чуждая эффекту и позе, живёт в капитане Сафонове – Юрии Каюрове. Какая уж тут поза! Ему бы только успевать расставлять людей на самых опасных участках обороны, да продумывать очередные операции для прорыва и наступления. Хотя и предлагает порой режиссёр исполнителю эффектные мизансцены, которые тот добросовестно выполняет, но суть образа совершенно в другом.

Будни войны – тяжкий, изнурительный труд. Тут требуется огромная выдержка, необычайные стойкость и сила духа. Сафонов в исполнении Каюрова – человек, усталый до крайности, но деятельный и целеустремлённый. Его сила – в вере в справедливость народной борьбы, в непоколебимой вере в победу» (А.Образцова).

***

«В спектакле много смелого, есть размах, хотя много и пустот. Однако я помню вещи и моменты великие – например, как плачет, закрыв лицо шапкой, Николай Анненков – майор Васин, слыша военный марш, под звуки которого Сафонов даёт ему назначение.

Это всё психологическая правда (крупно, мажорно высказанная) о русских людях – от «бывшего» Васина до рабочего-большевика Сафонова, в котором благодаря художественной, интуитивной памяти Юрия Каюрова воссозданы настоящий дух и стиль целого поколения, особый психологический склад рабочей деловитости, мягкой точности действия и человечного обаяния. Я далека от стремления всё пересказывать, но ведь нельзя не вспомнить, что и Валя – Наталья Титаева с её чистотой недотроги, с её розовеющим от смущения личиком – это подлинная девичья психология 40-х годов. Это чистота, строгость, неподступность комсомолки. И уже поэтому может Сафонов поручить ей всё, что понадобится для дела. Для Родины» (Н.Велехова, «Литературная газета», 20 августа 1975 г.).

«Зыковы» М.Горького

Режиссёр-постановщик Леонид Хейфец, 1985 г.

***

«Прежде чем в памяти появляются подробности, частности спектакля «Зыковы», возникает его целостный образ: дом, тронутый приметами увядания, бациллами распада, смерти. Жилище лесопромышленника Антипы – обширное и гулко-мертвенное, где обитает он с сыном и своей овдовевшей сестрой Софьей. Режиссёр Леонид Хейфец и художник Давид Боровский следуют ремаркам автора – пространство изменяется, расширяется, обнаруживая неопределённую зыбкость причудливого купеческого особняка. Однако для создателей спектакля важнее передать мотив разрушающегося быта и бытия – главной темой постановки становится исчезающая красота домашнего уюта, где можно безбоязненно открыться друг другу. Будто рушится некий уклад привычной жизни, которому – всякий на свой лад – подчиняются многие обитатели горьковских сцен. Кроме нескольких, отважившихся на сопротивление. На свой манер бунтует Антипа, пытающийся нарушить ход вещей, уводящий из-под венца невесту своего сына – Юрий Каюров играет жест отчаяния человека, который явно «не на той улице родился», но переживает закат Российской империи как свою собственную гибель» (М.Швыдкой, «Литературная газета»-№4 (3070), 22 января 1986 г.).

***

«Смотришь этот спектакль и вспоминаешь, что есть такое понятие – искусство медленного чтения. Это значит – вдумчивого, всеохватного, не пропускающего ни одного из затронутых автором мотивов. Именно так вчитался режиссёр Леонид Хейфец в «Зыковых». Пристальность, им при этом проявленная, совсем по-новому осветила пьесу Максима Горького, приглушив в ней лежащую на поверхности тему купеческого оскудения.

Зыковы в спектакле – не только клан, семья; множественное число тут понято шире – это как бы общее для всех персонажей, кроме, может быть, деляги Хеверна (Валерий Бабятинский) состояние души, вызванное тягостным, мучительным недоумением перед жизнью, так грубо, варварски обманувшей ожидания. «Это всё от того, что образовалось смятение понятий и никто не знает точно, где его место», – проницательно замечает конторский служащий Тараканов (Геннадий Сергеев). Смятением понятий охвачены герои спектакля. Острое чувство тупика, бездорожья, изжитости всех духовных ценностей их постоянно преследует.

Вот старший Зыков – Юрий Каюров. Спектакль берёт его уже на излёте: ушла энергия, иссякли силы, затосковал, забросил дела Антипа. Когда затосковал, когда забросил – после того, как его женой стала Павла (Светлана Аманова) или ещё до того? Ещё до того – уверенно отвечает актёр. Потому и нет дерзости, мощи в этом его поступке: увёл невесту у сына от неприкаянности сердечной, в надежде вылечиться, вернуть себя – прежнего, которая тут же улетучивается: не за ту соломинку он схватился. Угнетённо, растерянно бродит по дому Антипа, думая свою невесёлую думу» (З.Владимирова, «Вечерняя Москва», 22 января 1986 г.).

***

«Кто такой Антипа Зыков у Юрия Каюрова? Вроде бы должен быть сильным, самодуром, жестоким, но уж энергичным и целеустремлённым сверх всякой меры. Да нет, не так это всё.

Жалко себя Антипе. Сильным если и был, то когда-то, а сейчас никак не может вспомнить, зачем столько работал, загребал, богател. Слова о том, что от его дела люди кормятся, или что уж работать-то он умеет, произносит скучно, без настроения. Собственно, и не произносит, а как бы повторяет в сотый, что ли, раз…

Жалко себя Антипе, не знает он чего-то главного, а теперь уж и времени не так много осталось – вдруг и не узнает? Страшновато.

Власть и богатство перестал Антипа ощущать, но кое-что осталось: нетерпеливость, капризная убеждённость, что уж когда осчастливить-то собираешься, то зачем слушать и вникать? Мало ли он за жизнь и обидел людей, не слушая и не вникая, а обида-то ведь хуже счастья…» (М.Аргус, «Московский комсомолец», 10 декабря 1985 г.).

«Фома Гордеев» М.Горького

Режиссёр-постановщик Борис Львов-Анохин, 1981 г.

***

«В роли Якова Маякина зрелый мастер Юрий Каюров обнаруживает новое для себя качество, соединяя острую характерность с глубиной психологического и философского осмысления роли. Маякин Каюрова – убеждённый, талантливый представитель своего класса. Он по-своему человечен в отношениях с Фомой, пока видит в нём продолжателя своего дела. Но как только чувства вступают в противоречие с интересами бизнеса, Маякин становится беспощаден» (Ю.Мочалов, «Московский комсомолец», 28 мая 1982 г.)

***

«Яков Маякин – значительная актёрская работа Юрия Каюрова, редкостная по своему проникновению в авторский замысел, по своему соответствию, внутреннему и внешнему, той жизненной исторической первооснове, которая послужила Горькому для создания этого литературного образа. Яков Маякин-Каюров, как говаривали когда-то, проходит в новой постановке «Фомы Гордеева» первым сюжетом.

Каюровский Маякин в своих отношениях с Фомой ровен, мягок, терпелив, даже по-отечески ласков и сердечен – ведь Яков искренне любит крестника, желает ему добра, хочет поскорее увидеть его своим единомышленником и союзником в делах. Однако за всем этим явственно проступают железная воля, «мозговитость» этого ловкого, изворотливого, цепкого хозяина. Фигурально выражаясь, Маякин Каюрова душит Фому в своих объятиях. И всё отчётливее выявляется в этом Маякине его поначалу глухое, сдерживаемое недовольство Фомой, раздражение тем, что тот не хочет его понять, идёт наперекор своему «благодетелю». Когда же Фома открыто восстаёт против мира насилия и несправедливости, вот тогда-то чаша терпения Маякина-Каюрова переполняется, и он безжалостно и бесповоротно вычёркивает непокорного «безумца» из своей жизни, из своих далеко идущих планов, вырывает его из сердца, приговаривает, обрекает Фому» (Н.Лейкин, «Театральная жизнь», февраль 1982 г.).

***

«Самая сложная из всех, социально точная, социально беспощадная фигура – Яков Маякин, крёстный отец Фомы. Думается мне, что это одна из значительнейших работ Юрия Каюрова за последние годы. Актёр играет циника, «апостола приобретательства». В чёрном костюме по моде начала века, в бархатном халате и неслышных туфлях,прячущий глаза за стёклышками очков, Маякин напоминает всезнающего Мефистофеля. Он уловитель и совратитель душ. Не торопящий события, с иронией и снисходительностью наблюдает Маякин за озорством и бунтом юного Фомы, любуется его незаурядностью, ждёт, когда перебродит в крестнике молодое вино, а убедившись, что Фома «не годен» для дела, беспощадно убирает его с дороги» (В.Максимова, «Советская Россия», 3 декабря 1981 г.).

***

«Перед Юрием Каюровым в роли Маякина стоят задачи не менее сложные, чем перед Василием Бочкарёвым – Фомой. Яков – талантливый промышленник и политик, философ и деспот, краснобай и консерватор. Рисунок роли предельно прост как в режиссёрском, так и в актёрском решении. Но этот мудрец и бестия от эпизода к эпизоду становится нам всё интереснее. Он с одинаковой лёгкостью завладевает вниманием партнёров, словно берёт их в кулак, и таким же образом распространяет своё «волевое поле» на зрительный зал. Рассуждения Маякина о поступательном движении общества представляют собой причудливую смесь реакционности и прогресса» (Н.Ширяева, «Советская культура»-№92 (5516), 17 ноября 1981 г.).

***

«Маякин, каким задумал его Борис Львов-Анохин и сыграл Юрий Каюров, мог бы, как инженер Суслов в «Дачниках», уверить: «Я сам когда-то философствовал… Я сказал в своё время все модные слова…»

Каюров «вывел» Маякина из прежних своих героев. Я имею в виду Василькова и Лопахина. В чём-то они очень похожи. Та же любезность и вежливость. Та же точность жестов, движений. Маякину-Каюрову важно погубить Фому, как Сальери было важно погубить Моцарта. Фома – «колыбель смысла»; бунт Фомы оскверняет дело, которому Маякин служит всю жизнь, и поэтому Маякин безжалостен: другого выхода нет. Он ставит перед собой задачу психологического подчинения Фомы Гордеева. Сразу ли рождается такая мысль? Нет, не сразу: Каюров прекрасно даёт это понять.

Отношения героев носят обычный человеческий характер. По вечерам они ходят на реку, вместе пьют чай и всё говорят, говорят…

Маякин-Каюров поистине непобедим. Его финальный монолог звучит как гимн купечеству. Маякин славит себя, славит дело своё иот души сочувствует Фоме, который, избитый, связанный, стонет у праздничного стола» (А.Караулов, «Театр»-№9, 1982 г.).

«Вишнёвый сад» А.П.Чехова

Режиссёр-постановщик Игорь Ильинский (спектакль возобновлён в 2013 г.)

***

«Дорогим, близким и любимым автором стал для Каюрова и Чехов, в пьесах которого он создал ряд запоминающихся образов, по силе воздействия и глубине не уступающих его горьковским персонажам. Лопахин в «Вишнёвом саде», телепостановке Леонида Хейфеца, профессор Серебряков в спектаклях Малого театра «Леший» и «Дядя Ваня», обделённый жизнью «старый ребёнок», трогательно-беспомощный приживал граф Шабельский в «Иванове». Но, пожалуй, самое остро-щемящее, пронзительно-горькое чувство из всех чеховских образов Каюрова вызывает его трагически обречённый Фирс в спектакле «Вишнёвый сад»» (Н.Пашкина, «Малый театр»-№ 6-7, 2017 г.).

Фрагменты рецензий нашла и отобрала Ольга Петренко

30 сентября народному артисту России Юрию Ивановичу Каюрову исполняется 95 лет! От души поздравляем Юрия Ивановича с юбилеем и желаем ему крепкого здоровья, бодрости духа и долгих лет жизни!
Сегодня мы предлагаем нашим зрителям посмотреть несколько спектаклей с участием юбиляра: «Русские люди» К.Симонова и «Сон героини» А.Галина.

30 сентября Юрию Ивановичу Каюрову исполняется 95 лет. Известный, любимый многими и многими артист театра и кино. Наверное, есть некая задумка природы в том, что родился он именно в этот день Веры, Надежды, Любови и матери их Софьи, ведь именно эти качества определили духовный склад ума и души, нравственную основу щедрой личности, в судьбе которой было многое.

После окончания Ленинградского театрального института, куда он поступил довольно легко благодаря занятиям в студии Ирины Мейерхольд и Василия Меркурьева, где, по словам Каюрова, «они учили нас быть правдивыми и естественными», Юрий Иванович получил распределение в Саратовский театр драмы. Молодого артиста оценили, он играл серьезные роли, требовавшие профессионализма: Ведерникова («Годы странствий») и Марата («Мой бедный Марат») А. Арбузова, Алексея («Оптимистическая трагедия» Вс. Вишневского), Часовникова («Океан» А. Штейна), Незнамова («Без вины виноватые») и Карандышева («Бесприданница») А.Н. Островского, Михаила («Зыковы» М. Горького)... Видеть своими глазами ни один из этих спектаклей не довелось, но сохранились рецензии, зрительские восторженные отзывы, а главное - в этом сухом списке предстает очевидное: насколько различные характеры воплощал артист.

Уже в 1961 году Юрий Иванович Каюров был приглашен на роль Ленина в художественный фильм «В начале века», после чего его персональная лениниана продолжалась в кинематографе рекордное количество раз. И именно благодаря этой знаковой роли Каюров был приглашен в Малый театр - артисту предложили роль вождя революции в спектакле «Джон Рид» Евг. Симонова (1967). С этого момента и наступило настоящее узнавание подлинного масштаба артиста столичной театральной публикой.

В кинематографе Юрий Каюров играл, как правило, крупных партийных чиновников, секретарей парткомов, генералов, следователей - старался в каждом персонаже досконально исследовать характер, даже если предложенный сценарий, в принципе, не слишком в том нуждался. Человек любознательный, постоянно пополнявший образование в «смежных» областях искусства, глубоко интересующийся музыкой, живописью, архитектурой, Юрий Каюров в каждой «знаковой» роли все равно оказывался человеком мыслящим, неоднозначным. В полной мере проявлялось это в его поистине завидном театральном репертуаре и в немногочисленных, к сожалению, телевизионных работах. Их можно пересматривать с восхищением!.. Лопахин из «Вишневого сада» А.П. Чехова, поставленный на телевидении Леонидом Хейфецем. Он был очень необычный, этот Ермолай Алексеевич, с деловой хваткой и пальцами музыканта. В нем словно постоянно искали и не находили примирения, равновесия происхождение и воспринятое от семьи владельцев вишневого сада. Татьяна Шах-Азизова писала: «Рядом с этим Гаевым и против него стоит Лопахин Каюрова, против импрессионистической смены настроений - цельность и твердость характера, четко обрисованного, с ощутимым внутренним стержнем... В Лопахине чувствуется масштаб - «громаднейшего ума человек», как аттестует его восторженный Пищик. Странная же, тенью мелькающая в его глазах робость, как говорится, остаточное явление: не столько робость существа от рода низшего - перед тем, кто выше, сколько, быть может, робость от тайной, скрываемой влюбленности». Странное, на первый взгляд, сопоставление: робость Лопахина, отмеченная критиком, и одна из запомнившихся сцен из фильма «Шестое июля», когда Ленин, опустив голову, просит прощения у посла за убийство Мирбаха, а потом, выйдя, словно сквозь зубы произносит: пусть в следующий раз просит прощения тот, кто убивал...

Пройдут десятилетия, и Юрий Каюров сыграет в спектакле Бориса Морозова «Леший» А.П. Чехова профессора Серебрякова. Это было время, когда чеховская драматургия приобретала на подмостках театров звучание жесткое и даже жестокое. В спектакле Бориса Морозова Серебряков, привыкший видеть себя исключительной личностью, представал жалким, раздавленным подагрой и недостаточным почитанием окружения человеком, которому необходима как воздух аудитория. А ее не было - Серебряков Каюрова вызывал раздражение, презрение. Позже в «Дяде Ване» Сергея Соловьева Юрий Каюров сыграет другого Серебрякова, потому что и Антон Павлович Чехов в переработке пьесы изменил свое отношение к персонажу и, главным образом, изменилось время: зрительская аудитория уже умела воспринимать этого героя и с иронией, и с юмором, и с долей снисхождения. И здесь артист не пожалел красок для того, чтобы вызвать в зале непростые, смешанные чувства и мысли...

Позже последовали и другие чеховские персонажи - Фирс в «Вишневом саде», Шабельский в последней режиссерской и актерской работе Виталия Соломина «Иванов». Это дало некоторым критикам основание говорить о Юрии Каюрове как о «типичном чеховском» артисте. Но с теми же основаниями можно было считать его артистом репертуара А.Н. Островского, М. Горького, потому что до сих пор, десятилетия спустя невозможно забыть мощнейшего Антипу Зыкова в поставленных Леонидом Хейфецем «Зыковых», Маякина («Фома Гордеев», постановка Б. Львова-Анохина), Стогова («Фальшивая монета», постановка Б. Бабочкина), Рябинина («Достигаев и другие», постановка Б. Бабочкина). Об этих работах исчерпывающе точно писала Светлана Овчинникова: «Есть в театральном искусстве такая математическая закономерность: актер либо «умножает» роль на себя - и тогда получается «произведение» (не случайно этот термин употребим и в искусстве, и в математике), либо «делит» - и тогда в результате лишь частное... У Каюрова всегда получается «произведение». Этими же словами можно и нужно охарактеризовать и роль Саввы Василькова в спектакле «Бешеные деньги» А.Н. Островского в постановке Леонида Варпаховского. Трудно забыть, каким атмосферным, волнующим был этот спектакль, как «на равных» существовали в душе Василькова деловитость, расчетливость и нежнейшее чувство к Лидии Чебоксаровой-Элине Быстрицкой! Каждый взгляд героя на эту неприступную красавицу вызывал острое сопереживание сильному, нескрываемому чувству и... тем жестоким и необходимым урокам, которым он вынужден был подвергнуть ее, чтобы покорить... А еще был мудрый, рассудительный, все вокруг подмечающий Карп в «Лесе» А.Н.Островского...

Нарушая композицию этого воспоминательного портрета замечательного артиста, необходимо все же вернуться к телевизионным спектаклям. Граф Альбафиорита в «Трактирщице» К. Гольдони (режиссер Александр Белинский, 1975) в исполнении Каюрова покорял каким-то фантастическим сочетанием чувства собственного достоинства, тщательным сокрытием своей нищеты, почти женским кокетством и... иронией артиста, мастерски смешавшего все эти черты в своем персонаже и словно время от времени лукаво выглядывающего из-под маски.

Как ни углубляться памятью в далекие годы, даже просто назвать все роли Юрия Ивановича Каюрова не получится. Но можно ли не упомянуть хотя бы вскользь блистательного Полония из «Убийства Гонзаго» Н. Йорданова или льстивого и хитрого Хермана Израэля («Король Густав Васа»), доктора Боткина («... И аз воздам» С. Кузнецова). Это именно ему принадлежали едва ли не самые знаковые слова пьесы: «Вам чужд имперский блеск России, ее державная поступь. Вам еще придется вернуться на путь абсолютной власти, но в кощунственном и кровавом искажении ее идеи. Абсолютная власть, лишенная Божьего благословения, - ничего страшнее мир не знал». И еще были роли злобного и жалкого одновременно Нила Андреевича Тычкова («Обрыв» И.А. Гончарова), мудрого Старика («Воскресение» по Л.Н. Толстому), сохранившего в душе молодость Адика («Старый добрый ансамбль» И. Губача), очень непростого Джорджа Тальбота («Мария Стюарт» Ф. Шиллера), жизнерадостного, не на шутку увлеченного балами и вечеринками глухого князя Тугоуховского («Горе от ума» А.С. Грибоедова).

Есть особые радость и грусть в воспоминаниях. Что-то уходит навсегда, не оставляя по себе памяти, а что-то заставляет время от времени вернуться и увидеть это прошедшее ностальгически, с дистанции времени, опыта, сегодняшнего дня, театрального и не только...

Еще два года назад Юрий Иванович Каюров выходил в ролях Фирса и князя Тугоуховского на сцену, ставшую для него родной, подарившую счастье творчества, работу с разными режиссерами и коллегами по цеху. Но он с нами - и в этом благодарная зрительская память. Пусть продлятся годы этого мудрого, светлого человека!

"Страстной бульвар, 10", выпуск №1-251/2022

Он прославился благодаря воплощению образа Владимира Ильича Ленина в кино. А в настоящей жизни успел послужить на борту революционного крейсера "Аврора". Гостем очередного выпуска ток-шоу "Мой герой" на канале "ТВ Центр" стал актёр театра и кино Юрий Каюров.

Дорогие друзья!

Следующий спектакль о Великой Отечественной войне, который мы хотим предложить вам посмотреть, - это "Русские люди" К.Симонова. Постановка Бориса Равенских, оформление Евгения Куманькова. Спектакль был поставлен к 30-летию Победы, в 1975 году, критики называли его "сценическим гимном мужеству народа в борьбе с фашизмом".

М.Бабаева
«О пьесе Н.Симонова и спектакле Малого театра»
«Между 1940 и 1952 годами я написал девять пьес — лучшей из них считаю «Русские люди», — рассказывал в своей автобиографии Константин Симонов.
Эта пьеса — не только лучшее драматургическое произведение писателя. Она вошла в число трех наиболее значительных пьес о Великой Отечественной войне и встала рядом с такими значительными произведениями, как «Фронт» А.Корнейчука и «Нашествие» Л.Леонова. Созданные в 1942 году и поставленные всеми театрами нашей страны, они воевали в общем строю. Их оружием была правда, суровая и мужественная. Она волновала людей, звала на подвиг.
И сегодня, по прошествии десятилетий, возвышенная простота «Русских людей» волнует и трогает сердца не меньше, чем в то тяжелое, горестное время, когда смерть была обыденностью, когда весь народ переживал величайший подъем духовных и физических сил в беспримерной в истории человечества схватке с фашизмом.
О них, о русских людях, несмотря на все испытания — горечь отступления, гибель друзей и близких, — сохранивших волю к победе, несгибаемость духовной мощи рассказал в своей пьесе молодой Симонов.
Как и пьесу А. Корнейчука, симоновскую пьесу — от первого слова до последнего — печатали на страницах «Правды» рядом со сводками Совинформбюро. «Русских людей» читали все и везде — в тылу, после изнурительного рабочего дня, и на фронте, в коротких передышках между боями. «Хорошо помню, — вспоминал автор, — как в дни самых тяжелых неудач, мы, люди, которым надлежало через газету рассказывать народу о том, что происходит на фронте, искали и в большом количестве находили тех, рассказ о которых вселял веру в победу».
Первые наброски будущей пьесы, торопливо записываемые в свободные минуты полустершимся карандашом военного корреспондента, и стали началом этого рассказа о самых обыкновенных, встретившихся автору на нескончаемых военных дорогах людских судьбах. Из сплетения характеров, столкновения идей, жизненных фактов, истории любви и ненависти вырастает рассказанная простыми словами очевидца драматическая повесть о народном подвиге, названная двумя единственно верными, всеисчерпывающими словами — «Русские люди»... О подвиге армии, страны, народа, простых солдат, командиров, вчерашних студентов, людей всех профессий, вплоть до сугубо штатских, таких, например, как писатель Панин.
Панин — герой не главный, он один из многих. Одним из представителей этой «кабинетной» профессии, ставших военными корреспондентами, был и молодой поэт, очеркист и начинающий тогда драматург Константин Симонов. Двадцати с небольшим лет, только начав публиковаться и будучи по преимуществу лирическим поэтом, Симонов связал свою литературную и человеческую судьбу с армией. Он сам не раз называл армию своей «школой жизни».
Дни и ночи, месяцы и годы — Халхин-Гол, Монголия, война с белофиннами. С карандашом и блокнотом прошел молодой Симонов военными дорогами, сражаясь рядом с будущими героями своих романов, поэм, пьес и киносценариев. Все четыре года Великой Отечественной он был фронтовым журналистом, корреспондентом «Правды» и воинских газет. «Армия — это прежде всего люди, — говорил он,— это люди, которые первыми принимают на себя тяжелое бремя... в полном сознании того, что первая же минута войны может стать последней минутой их жизни».
«Русские люди» — первый его художественный отклик на события войны, рожденный нелегкими испытаниями, мыслями о том, как и что выявляет война в людях, в народе. Как очищает и высветляет она или, напротив, окончательно разрушает человеческие души.
Театральная судьба пьесы необыкновенна. Она была поставлена практически всеми театрами страны. Ряд спектаклей буквально потряс крупнейшими актерскими открытиями (Б.Добронравов — Сафонов и А.Грибов — Глоба во МХАТе, Д.Орлов — Глоба в Московском театре драмы и другие).
Достаточно необычен и приход молодого драматурга с новой своей пьесой в театр. Режиссер Н.Горчаков получил от автора будущей пьесы (которая предполагалась к постановке в Московском театре драмы) не полный текст, а лишь первый акт, и с ним, с этим первым действием, приступил к работе в единственном из театральных коллективов, еще не эвакуировавшемся из прифронтовой Москвы.
Не прекращались бомбежки, зрители, сидевшие в холодном зале в шинелях и полушубках, в любую минуту готовы были покинуть театр по сигналу боевой тревоги... И, наконец, репетиции новой пьесы по наброску, по четверти текста. Ведь, занеся этот текст в театр и торопливо условившись о следующем сроке, драматург должен был спешить, чтобы не пропустить уходившую ночью на фронт, в действующую армию, корреспондентскую машину. Ему предстояло дописывать пьесу в обстановке, весьма далекой от «кабинетной тиши», и пока полным ходом шли репетиции, пьеса эпизод за эпизодом публиковалась в «Правде» — и сразу же по всей стране появлялись спектакли... При всем различии индивидуальностей и режиссеры, и актеры были застрахованы от творческих ошибок основной особенностью симоновской пьесы — дыханием подлинности. В ней практически нет главных и неглавных персонажей. Предметом сценического рассказа стала душа народная.
О ней, об этой могучей силе народного патриотизма, несгибаемой воле к победе, о том, что не исключительностью отдельных людей, а единством всех в одной цели определяется течение событий, развитие сюжета, судьбы героев, различия характеров, и писал в 1942 году в своем специальном «письме в театр» автор К. Симонов: «Попробуйте представить себе, что вы — двадцать два человека, занятые в пьесе, — принуждены защищать от врага театральное здание, в котором вы репетируете... Когда человеку суждено драться, то даже невольно он станет именно на то место в обороне, к которому по своей природе он больше всего приспособлен и на котором он может оказать больше всего пользы».
В этом своем военном «письме в театр» драматург говорил о скромной роли своей пьесы относительно огромного эпоса, который еще будет рожден войной: «Это будет толстый том, в середину которого пьеса вплетена, как тоненькая тетрадка».
«Тоненькая тетрадка» всего в семьдесят границ машинописного текста... Но страницы ее не поблекли и сегодня. Пьесу Симонова ставят и будут ставить, не просто бережно сохраняя память о том, чем она была для советских людей в начале Великой Отечественной войны. Ее ставят и будут ставить, потому что пьеса эта не утратила своей художественной ценности, и поныне она звучит как торжественный гимн доблести и мужеству, отваге в бою и любви, любви на войне, среди грохота, пепла и смертельной опасности, любви, подобной песне, пропетой негромким, полным глубокого раздумья голосом...
Именно так звучит музыкальный лейтмотив (песня И.Катаева на слова М.Анчарова в исполнении артиста В.Никулина «Ты припомни, Россия...») спектакля «Русские люди» в Малом театре, поставленного в мае 1975 года выдающимся советским режиссером народным артистом СССР, лауреатом Государственной премии Борисом Равенских, — сдержанно, мужественно и лирично.
Равенских — режиссер масштабных театральных форм, автор спектаклей высокого патетического звучания, своеобразный интерпретатор классической драматургии, ученик Вс.Э.Мейерхольда. Среди его лучших работ — «Власть тьмы» по драме Л.Толстого, «Метель» Л.Леонова, инсценировка по роману Н.Островского «Как закалялась сталь» (сценическая композиция «Драматическая песня»).
Присутствуя на репетициях Б.Равенских, автор согласился с трактовкой своей пьесы, казалось бы, во многом отходившей от принципов «негромкости», сформулированных им самим еще в 1942 году. Спектакль, яркий, пронизанный патетической музыкой Чайковского и Рахманинова, приобретший едва ли не симфоническое звучание, строится на контрастах обыденности и пафоса. Каждая роль стала как бы увеличенным портретом симоновского героя — человека на войне. «Крупным планом» показывает спектакль и героизм, и трусость, и национальный масштаб истинно русских характеров, и мелкотравчатое малодушие потерявшихся в момент решающего выбора людишек. Садистское фиглярство Розенберга — и страшную, крысиную его в корчах смерть. Мучительные раздумья и крепчайшую веру Сафонова. Девичью нежность и беззащитность Вали — и ее же солдатскую неустрашимость перед лицом гибели. Старуху Марфу Петровну, с брезгливым презрением плюющую врагу в лицо, — и иконописную строгость красавицы Марии Николаевны, ни на секунду не теряющей самообладания перед упоенно лицедействующим фашистом...
В дни 30-летия великой Победы впервые прозвучал на сцене Малого театра этот сценический гимн мужеству народа в борьбе с фашизмом. Спектакль не сходит со сцены и сегодня, захватывая души зрителей, пробуждая память, тревожа совесть, вызывая восторг и преклонение перед подвигом народа в Великой Отечественной войне.

Отнять пальму первенства у Юрия Каюрова, вероятно, никому не удастся: на его счету шестнадцать кино- и телефильмов, где он исполнил роль Ленина. Плюс два спектакля в родном Малом театре. А в третьем, уже совсем недавно, Каюров фактически изобразил… самого себя — известного актера, который когда-то играл Ленина. В преддверии годовщины Октябрьской революции «Культура» расспросила артиста о главной роли в его жизни.

культура: Юрий Иванович, на улицах Вас узнают по-прежнему?
Каюров: К счастью, да. До сих пор. Вспоминают разные картины, и ленинские в том числе, и всегда очень тепло.
культура: Вам не кажется, что роль вождя пролетариата была предопределена свыше — военную службу Вы проходили не где-нибудь, а на «Авроре»?
Каюров: Во время Великой Отечественной крейсер, включенный в систему противовоздушной обороны Ленинграда, получил повреждения и сел на грунт. Я попал на этот легендарный корабль, когда его подняли и отбуксировали на судоремонтный завод, располагавшийся на Васильевском острове. Шел 1946 год, мне тогда было 17 лет, и я никак не мог определиться, чем заниматься в жизни. Какое-то время учился в Куйбышевском военно-морском авиационном училище, но понял: это не мое. Меня отчислили и отправили служить на «Аврору». Задача оказалась несложная — отскребать ржавчину. Зато когда крейсер привели в порядок (он должен был стать учебной базой Нахимовского училища), мне довелось выстрелить из того самого орудия — 7 ноября 1947-го этот залп был сигналом к началу праздничного салюта в честь 30-летия революции.
культура: Выходит, бурного кинобудущего ничто не предвещало?
Каюров: Напротив. «Аврора» в то время жила насыщенной кинематографической жизнью. Она участвовала в съемках фильма «Крейсер «Варяг», и мы с азартом бегали в массовке. Роль капитана играл Борис Ливанов. Кто бы мог подумать, что спустя много лет мы с ним снова встретимся на съемочной площадке — в «Кремлевских курантах». Но тогда я ничего о Ливанове не знал. Потом была картина «Счастливого плавания!», где главную роль исполнял Николай Константинович Черкасов. До сих пор помню, как он приходил на съемку, гримировался и, пока в кадр не позовут, устраивался на полубаке вздремнуть, прикрыв голову капитанской фуражкой. Но мысли об актерской профессии пробудило во мне не кино.
культура: Как же так?
Каюров: А так! Вы же знаете, в те времена популярны были разнообразные «народные университеты». Помполит по фамилии Бабурин регулярно водил нас на занятия в такой университет, работавший во Дворце культуры имени Кирова. Вот в этом ДК я и наткнулся на объявление о наборе в театральную студию. В театр ходил редко, что это такое, представлял слабо, все решило природное любопытство. Руководили студией Ирина Всеволодовна Мейерхольд, дочь великого режиссера, и Василий Васильевич Меркурьев — выдающиеся педагоги. Они и дали мне путевку в жизнь, настояв, чтобы по окончании службы я поступал в театральный.
культура: После Ленинградского театрального института Вы оказались в Саратове. Как же Вас обнаружили московские киношники?
Каюров: А актеров тогда искали не только по столицам. К нам в Саратов приехала помощник режиссера картины «В начале века». Ходила по театрам, смотрела «ленинские» спектакли. У нас был такой, но играл я в нем совсем не Владимира Ильича. Тем не менее она вызвала меня на пробы. Гримировал уникальный мастер, его весь Советский Союз знал — Антон Осипович Анджан. Он работал с Щукиным на фильме «Ленин в 1918 году», с Борисом Бабочкиным на «Чапаеве». Сделал так, что я стал похож на молодого тридцатилетнего Ильича. Анатолий Михайлович Рыбаков приглядел другого актера, но окончательное решение было за худсоветом «Мосфильма», который возглавлял Пырьев. Соискателей оказалось много, пробы вместе с ним смотрели Алексей Яковлевич Каплер, Михаил Ильич Ромм — имена-то какие! Вот Иван Александрович и выбрал меня. Благодаря ему получил главную роль всей творческой жизни. Я много интересного сыграл и в театре, и в кино, но все, что связано с Лениным, стоит особняком. С этим для меня ничто не сравнится.

культура: Как к роли готовились? О чем думали?
Каюров: Волновался, конечно, страшно. Впрочем, нас в институте учили работать тщательно и скрупулезно. Пересмотрел все сохранившиеся документальные кадры, все художественные фильмы, в первую очередь «Ленин в Октябре» с Борисом Щукиным и «Человек с ружьем» с Максимом Штраухом.
культура: Образ, созданный Щукиным, считался эталонным, ведь это первое появление Ильича в художественном кино. Со времени смерти Ленина прошло всего 13 лет, и еще были живы люди, не просто видевшие, но знавшие его. Однако, похоже, Вы не особо ориентировались на эталон.
Каюров: Я абсолютно сознательно уходил от точного копирования. Даже не грассировал почти. И пальцы за жилет не закладывал, да и жилет на мне был не всегда. Мы снимали в другое время, в 1960-м, и прекрасно понимали: абсолютное внешнее сходство — не главное. Когда через три года делали для телевидения «Сквозь ледяную мглу», это уже считалось в порядке вещей.
культура: В этой картине события разворачиваются в 1906–1907 годах, и Владимир Ильич там скорее философ, нежели политик. Но передать работу мысли безумно сложно. Не зря же Вячеслав Тихонов отшучивался, что в сценах раздумий Штирлица повторял таблицу умножения. А каким приемом пользовались Вы?
Каюров: Да не было у меня никаких приемов! Просто погружался в материал, в само время и, главное, в работы, написанные Лениным в период, о котором мы снимали. Например, готовясь к съемкам фильма «Шестое июля», штудировал «Очередные задачи Советской власти», созданные в марте того же года. Мне нравилось во все это вникать. Ильич думал о том, о чем писал, а я — о прочитанном у него. Подобное погружение, вероятно, срабатывало.
культура: У Щукина, судя по воспоминаниям очевидцев, ключом к образу стал ленинский смех. А у Вас?
Каюров: Нет универсального ключика, которым можно «открыть» этого персонажа. Они каждый раз разные. Даже в том случае, когда Ильич появляется только в эпизодах. Не секрет: по юбилейным датам эпизоды с участием Ленина вставлялись куда только было возможно. В 1969-м на Киевской киностудии Евгений Матвеев снимал фильм о лейтенанте Шмидте «Почтовый роман». Дело шло к столетию вождя, и руководство настоятельно рекомендовало сделать так, чтобы Ленин появился на экране. Евгений Семенович протестовал, но в конце концов его заставили, и замечательный сценарист Даниил Храбровицкий дописал очень симпатичную сцену Ленина и Дзержинского, беседующих об отважном очаковце. Понимаю, не ответил на вопрос, но раскладывать актерскую работу по полочкам, на мой взгляд, занятие бессмысленное.
культура: В Малый театр, где Вы служите уже более полувека, попали благодаря Владимиру Ильичу?
Каюров: Да, так получилось, что в ноябре 1967 года меня пригласили в Малый — нужен был исполнитель на роль Ленина в спектакль о Джоне Риде, который по своей пьесе поставил руководивший тогда театром Евгений Рубенович Симонов. Я колебался — любил Саратов, свой театр, где у меня было много замечательных ролей. Жена настояла — давай рискнем, осуществим мечту трех чеховских сестер. Так мы и оказались в Москве.
культура: «Шестое июля», картина о восстании левых эсеров в 1918 году, стоит в кинолениниане особняком: мастерская стилизация под хронику, сюжет держится на чистой политике — убийство Мирбаха, арест Дзержинского. Получился крутой, как теперь сказали бы, политический боевик.
Каюров: Вы говорите из сегодняшнего дня. Тогда мы рассуждали иначе. Для меня это фильм о человеке, вынужденном действовать в чрезвычайных обстоятельствах, принимая на себя ответственность не только за свои, но и за чужие ошибки и заблуждения. Мы хотели показать лидера, способного принимать решения и отвечать за их последствия. Режиссер картины Юлий Карасик был потрясающим профессионалом. Он с меня буквально не слезал: тут надо так, а здесь — эдак! Иногда это приводило в отчаяние, но в итоге именно он из меня выжал такого Ленина.

культура: При внимательном рассмотрении приходится признать, что кинолениниана отнюдь не была «серийным производством», из картины в картину штампующим один и тот же образ.
Каюров: В своих лучших проявлениях — безусловно! Художнику штамповка не интересна.
культура: С течением времени играть Владимира Ильича становилось легче или сложнее?
Каюров: Я бы так вопрос не ставил. Скорее, каждый раз, как в первый. Конечно, накапливалась информация, приходило понимание, поэтому человеческое волнение уходило, оставалось только творческое, без которого наша профессия невозможна.
культура: Что Вам самому казалось в Вашем герое наиболее важным?
Каюров: Трудно выделить какое-то одно качество. В «Кремлевских курантах» это был человек, умеющий видеть свет во тьме — не терять присутствия духа и веры в себя, даже когда твои планы всем кажутся несбыточными. Очень ценное для человека качество в любые времена. В фильме «Ленин в Париже» есть сцена, когда Владимир Ильич узнает о самоубийстве Лафарга и его жены. Удрученный, он задает вопрос, который может показаться риторическим: кто им дал право распоряжаться своими жизнями? Умение идти до конца, не сдаваться мне лично очень по душе. Я всегда старался, чтобы это был человек из плоти и крови, а не овеществленная легенда.
культура: Когда начался пересмотр советской истории, изменилось что-то в Вашем отношении?
Каюров: Герой художественного произведения и реальное историческое лицо — далеко не одно и то же. Меня всегда удивляет самоуверенность людей, которые, сидя на диване, говорят об ошибках, допущенных Лениным, рассуждают о том, как надо и как не надо управлять государством. Стараюсь не впускать в себя этот негатив. Я любил своего персонажа и хотел, чтобы его полюбили зрители.

культура: Выходит, прав старый гример Семен из спектакля «Сон героини», говоривший Вашему персонажу, заслуженному артисту, всю жизнь игравшему вождя: «Мы его любили таким, каким вы его сыграли»?
Каюров: Александр Галин написал замечательную пьесу о крахе легенды, которая питала и возвышала сердца и души. Я с удовольствием играл в этом спектакле. Мы не обладали той информацией, которую можно найти сегодня. Но дело не только в том, что нам-де не были известны темные стороны его биографии, а государственная пропаганда сделала из него идеального человека. Пропаганда тут ни при чем. В любые времена необходимо знать: есть те, кто готов бороться за наше счастье! Разве не об этом свидетельствует история, не на этом стоят многие религиозные учения, и в первую очередь христианство? Для рожденных в СССР подобной фигурой оказался Ленин. Мы прожили в Советском Союзе большую часть жизни, и хотя его теперь не существует, это не означает, что мы должны отказаться от своей Родины. У Андрея Дементьева есть замечательное стихотворение: «Грядущее не примирить с минувшим. / Не подружить «сегодня» / И «вчера». / Я кораблем остался затонувшим / В той жизни, / Что, как шторм, уже прошла. / Но память к кораблю тому вернулась. / Рискованная, как аквалангист. / Она вплыла в мою былую юность, / И снова я наивен, / Добр и чист...»
культура: Номер, в котором будет опубликована наша беседа, юбилейный, «Культуре» исполняется 90 лет.
Каюров: Ваша газета всегда лежит на моем столе. К сожалению, поблизости от дома киоски исчезли, выйти купить самому уже не получается, но и ее, и журнал «Свой» стараются приносить все, кто меня навещает. Из каждого номера можно узнать столько интересного, прежде неведомого — такие биографии человеческие! Читаешь и думаешь: как же богата Россия замечательными людьми!

Виктория Пешкова, "Культура", 7 ноября 2019 года

Кирилл Лавров исполнил роль Ленина в пяти фильмах, Михаил Ульянов — в шести. Юрий Каюров — в 18. До него вождем «работали» только Штраух и Щукин. Каюрову, кажется, на роду было написано войти в историю советского кино именно Лениным: он даже служил на «Авроре». И характерный прищур у него в жизни — как у Ильича.

— Какой прищур? — изумился Юрий Иванович, когда мы встретились в его квартире в Брюсовом переулке. — А-а! Да это северный… Я же вологодский. Вон, видите, на фотографии — и у сына такой разрез глаз. К слову, когда обсуждали мою кандидатуру на роль в фильме «В начале века», Михаил Ильич Ромм сказал: «По-моему, глаза у этого артиста даже больше ленинские, чем у моего любимого Бориса Васильевича Щукина». Когда утверждали на худсовете, помог Пырьев, он тогда возглавлял «Мосфильм». Режиссер Рыбаков уже решил снимать артиста Белова из Тулы. Мои фотопробы сделали просто так, как бы про запас. Но Пырьев посмотрел всех и спрашивает: «А вот этот, последний, кто такой?» Ему говорят: «Артист Каюров. Из Саратова». Он: «Ну-ка, покажите мне его еще раз… Вот! Он у тебя будет играть!»

Как?! Он до сих пор не член партии?!

В то время играть вождя мирового пролетариата было для любого артиста особой честью. Но и большой ответственностью. При этом никаких сверхусловий Каюрову не ставили. В 1961 году он даже коммунистом не был. Вступил в партию, когда уже работал в Малом театре и все ленинские роли сыграл.

— Правда, в 1974 году Фурцева не дала мне звание Народного артиста. Наш театр как раз отмечал 150-летие, ко мне подошел парторг и говорит: «Как же так? Ленина играешь, а до сих пор не в партии! Давай, вступай!» Народным-то быть хотелось, ну и согласился. А когда Фурцевой принесли список («Каюров даже в КПСС вступает»), она не удержалась: «Как?! Он до сих пор не член партии?!» И вычеркнула меня. Народным я стал только через пять лет.
После первого фильма о Ленине Юрий Каюров вернулся в Саратовский театр. Но сказать, что жизнь его резко изменилась после «особо важной» роли, нельзя. Ни госдачи не выдали, ни машины. Даже в Москву на ПМЖ не позвали…

— Помните, что сказал Горький на первом съезде писателей (говорит, подражая Горькому, окая): у советского писателя только одна привилегия — писать хорошо. Вот и у артиста одна привилегия: играть хорошо. Подумаешь, Ленина сыграл! Что тут такого? Потом, правда, меня избрали депутатом Моссовета, но это то уже совсем другая история. А вот, когда говорили, мол, Ленина больше никому не давать, пусть он играет это и была самая большая привилегия.

В Москву он все-таки переехал. И «виноват» в этом был все тот же… Владимир Ильич. Малому театру нужен был Ленин. Каюрова стали всюду разыскивать. А он тут как тут!

— Приехал в столицу, встретил друга Игоря Горбачева из Александринки (театр как раз гастролировал в Москве). Спрашиваю: «Как бы попасть к тебе на спектакль?» Он: «Подойди к администратору Малого театра…» А тот, услышав, что я Каюров, так обрадовался: «Мы ведь тебя обыскались! Хотим к нам пригласить…» Вот так неожиданность!

Мать честная! В Париже не был!

В Малом театре Каюров с удовольствием играл классический репертуар. Но «Ленин» в кино его не отпускал. Он даже пытался отказывать режиссерам…

— Вот не хотел сниматься в «Кремлевских курантах», а мне говорят: «Есть мнение: отказываться не надо». Вызвали к директору «Мосфильма», а он: «Юрий Иванович, мы поможем!» Что ж, стиснул зубы — согласился. В фильме «Доверие», напротив, хотел сыграть, а не удалось. В театре я в то время репетировал пьесу Константина Симонова «Русские люди» и, получается, ради съемок должен был от спектакля отказаться. А это же невозможно! Вместо меня «Лениным» стал Кирилл Лавров. Его вождь был элегантным, одетым в костюм песочного цвета, меняющим модные шляпы. Ну Кирилл Лавров — он и есть Кирилл Лавров, лицо очень узнаваемое. Это меня воспринимали просто как исполнителя роли Ленина. Иногда даже путали. Однажды иду по улице. Стоят трое выпивших. Среди них — женщина, увидела меня и говорит: «Ой, кто идет! Он же Ленина играет!.. Это ж Кирилл Лавров!» В 1991, в дни путча, возвращаюсь домой. Навстречу — тоже трое. Один: «О, этот Ленина играл. Его посадить надо!..» Бывало, правда, и по-другому. Сидим как-то с супругой на скамейке у дома-музея Горького. Вдруг выходят школьники с учительницей. Она увидела меня и говорит: «Дети, а вы знаете, кто здесь сидит? Это же знаменитый писатель… Юрий Бондарев!» Потом спрашивает: какие, мол, у вас планы? Да какие, говорю, планы, вот обдумываю сюжет для нового романа…

Сейчас в это сложно поверить, но бывали в истории советского кино случаи, когда запрещали фильмы о Ленине. Говорят, если бы не чехословацкие события, картина «Шестое июля» так никогда и не вышла бы.

— У Ромма («Ленин в 1918 году») левые эсеры такие — бррр-р-р-р, «зарежем щас всех». А в «Шестом июля» они слишком положительные, хорошие люди, с приятными лицами, без ножей за пазухой. И актеры достойные: Демидова, Джигарханян…

Шел 1968 год. Лето. Министр кинематографии Романов посмотрел фильм, после чего вышел из зала с режиссером Карасиком, ничего не сказав. Съемочная группа застыла в оцепенении: ну все, закрыли! А Романов показал «Шестое июля» Брежневу на даче, и тот распорядился отправить картину в Карловы Вары: мол, поглядите, подумайте.

— На фестивале мы получили специальный приз жюри, потом нас выдвинули на Ленинскую премию. Но нашлись люди, которые возмутились: «Кого вы показываете? Что это за Ленин, который ходит по Кремлю, не зная, что делать…» Мне-то хотелось показать вождя таким, чтобы люди любили. Но сбили птицу влет! В журнале «Огонек» появилась статья кандидатов исторических наук, и пошло-поехало! В последний момент нас сняли с Ленинской премии. Очень обидно. К счастью, приятных моментов в работе было больше. В 1980 году, например, узнав, что Юткевич собирается снимать «Ленина в Париже», подумал: мать честная, в Париже не был! Обратился к знакомому, который знал режиссера: «Хочу играть у него Ленина». Он передал, а Юткевич говорит: «Конечно, Каюров!» Замечательное было время! Фильм, правда, получился средним, хотя и получил госпремию.

Брежнева читал под фонограмму

Вообще-то государственные премии Каюров получал трижды. Плюс орден Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, орден Почета. Есть медали. Но надевать их актер не любит. И, как ни странно, ни разу не был на приемах у руководителей страны.

— Помню, очень хотелось, чтобы мой первый фильм посмотрел Никита Хрущев. Я даже во сне увидел, как он меня хвалит: «Молодец, Каюров!» К сожалению, это был только сон… Произведения Брежнева я читал по телевидению и по радио, выходил на сцену Дворца съездов в день какого-то юбилея Леонида Ильича. Жутко боялся, конечно. Шесть тысяч человек, мало ли что случится: горло пересохнет, собьюсь. Меня тогда успокоили: «Будешь читать под фонограмму». Но встретиться и с ним не удалось. Он ведь приезжал на работу всего на полтора часа. А тут еще вызывать Каюрова,интересоваться (подражает Брежневу): «Как твои дела?»

Спрос на Ленина был и в советских республиках, и в соцстранах. Юрий Каюров работал в Монголии, Болгарии…

— На студии имени Довженко снимали «Почтовый роман», там Ленин такой интересный! Женя Матвеев пытался было поправить меня, но я не дал: «Знаешь, я уже не один раз играл, давай сам попробую…» А монголы почему-то жутко перепугались, увидев меня. Относились, правда, прекрасно, во-о-от такую пачку тугриков дали: я не знал, что с ними делать. Накупил дубленок всем. И из Болгарии привез: себе, жене, сыну. Тогда ведь они были редкостью, тем более — в Саратове. Вот вам и привилегии!

Тем не менее именно «Ленин» не позволил Юрию Каюрову сниматься часто, играть то, что хочется. Отрицательные роли «Владимиру Ильичу» просто запрещали. В одном фильме, к примеру, предложили побыть шофером-леваком, полубандитом. А на студии возразили: «Нет! Актеру, игравшему Ленина, эту роль давать нельзя». К счастью, у Каюрова всегда был Малый театр. Там и наверстывал упущенное в кино…

Татьяна Ульянова, "Аргументы и факты", 22 апреля 2018 года

От души поздравляем народного артиста России Юрия Ивановича Каюрова с награждением орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени – за большой вклад в развитие российской культуры и искусства, многолетнюю плодотворную деятельность. Указ об этом подписан Президентом России В.В.Путиным 2 марта 2018 года. Желаем Юрию Ивановичу крепкого здоровья, бодрости духа и еще многих радостных встреч с благодарным зрителем на подмостках Малого театра!

Его искусство не броско. Открытые страсти, бурные внешние проявления, повышенная экспрессивность сценических приемов чужды актеру. Более того он принципиально избегает излишней красочности и подчеркнутой театральности. Его обостренное чувство жизненной правды и строгий художественный вкус не допускают ничего слишком эффектного, преувеличенно-яркого. Сценические средства, которые использует артист, чаще всего строгие, точно выверенные, лаконичные, почти скупые. Но это нисколько не мешает редкой выразительности создаваемых им образов, их энергетической ёмкости и убедительности. «Негромкое» сценическое существование актера вызывает сильнейший эмоциональный отклик и порой острую до слез, до комка в горле, до боли в сердце реакцию. Даже в не очень больших ролях, он оказывает какое-то магическое воздействие, глубоко захватывающее и невероятно волнующее. Речь идет о Юрии Ивановиче Каюрове, народном артисте России, трижды Лауреате Государственных премий, который уже полвека беззаветно, душой и сердцем, достойно и гордо служит сцене Малого театра.

За долгую творческую жизнь Юрий Иванович создал в театре, кино и на телевидении большое количество замечательных современных и классических образов, с большой убедительностью играя и вымышленных персонажей и реально существующих людей, исторических личностей. Его приглашали в свои фильмы известные мастера кино, постановщики Юлий Карасик, Евгений Матвеев, Кира Муратова, Вениамин Дорман, Сергей Микаэлян, Василий Ордынский, Даниил Храбровицкий, Леонид Пчёлкин, Глеб Панфилов… С ним заинтересованно работали лучшие театральные режиссеры страны Бабочкин, Равенских, Варпаховский, Хейфец, Львов-Анохин, Морозов, Женовач...

Биография Юрия Каюрова во многом типична для людей его поколения и вместе с тем уникальна. Его предки, деды и прадеды, крестьянствовали на русском Севере. Мать и отец тоже начинали свою жизнь на Вологодской земле, под Белозерском, но позднее на крутых изломах истории страны оказались в Череповце, где и родился их сын Юра. Отца, ставшего советским служащим, в 1937 репрессировали. Но, к счастью, чудом избежав расстрела, через два года он был отпущен. В первые дни войны Иван Дмитриевич Каюров ушел в народное ополчение и в декабре 1941 года погиб, защищая Тихвин. Став старшим мужчиной в семье, желая помочь матери, Юрий, не доучившись до конца 7-го класса, поступил в ремесленное училище, окончив которое получил направление на ленинградский завод «Вулкан». Работал там для фронта, для Победы и мечтал сам успеть попасть на фронт. Для этого подал документы в Куйбышевское военноморское авиационное училище. День Победы он встретил курсантом, стоя на посту. Завершал военно-морскую службу Юра в Ленинграде на борту легендарного крейсера «Аврора», а демобилизовавшись, сразу же понес заявление в Ленинградский театральный институт. На первый взгляд, необоснованное решение юноши стать актером, на самом деле не было спонтанным, оно созрело давно.

Занимаясь в театральной студии, которую вели режиссер Ирина Мейерхольд, дочь Всеволода Мейерхольда, и известный, всеми любимый артист Василий Меркурьев, он вдруг почувствовал в себе призвание артиста. В театральный вуз Каюрова приняли сразу на второй курс, и он попал в класс профессоров И. Е. Серебрякова и Е. И. Тиме. Талантом, женственностью и красотой Елизаветы Ивановны Тиме восхищалось несколько поколений театралов северной столицы. Прима бывшего Александрийского театра, в прошлом великосветская дама, она была не только замечательной артисткой и прекрасным педагогом, но добрым, чутким человеком, заботившимся о нуждах студентов. Глубокую благодарность за опеку, которую проявили к молодому человеку педагоги, Юрий Иванович сохранил на всю жизнь. В своей книге «Куда уходят годы…» Юрий Иванович с нескрываемым восхищением рассказывает о том, как его тогда потрясли высочайший образовательный уровень, эрудиция и профессиональное мастерство его наставников и как до глубины сердца тронула их забота о нем. Окончив учебу, Каюров поступил на службу в Саратовский драматический театр имени К. Маркса, который возглавлял режиссер Николай Бондарев, ставший, по признанию Юрия Ивановича, одним из самых любимых театральных режиссеров за всю его профессиональную жизнь. Труппа в театре была замечательная, если не сказать, уникальная: Вацлав Янович Дворжецкий, Аркадий Высоцкий, Карганов, Муратов, Шутова...

Еще работая в Саратове, актер сыграл в фильме «В начале века» молодого В. И. Ульянова-Ленина. И после успешного кинодебюта началась его знаменитая «лениана». Долгие годы воплощал Каюров на экране вождя партии большевиков и первого главы Советского государства на разных этапах его политической биографии. В роли Ленина он снялся в телевизионной картине «Сквозь ледяную мглу», в художественных фильмах: «Шестое июля», «Исход», «Кремлевские куранты», «Посланники вечности», «Почтовый роман», «Поэма о крыльях», «Ленин в Париже» …

Эта роль оказалась судьбоносной для Каюрова. Она многое ему дала. Карьерный рост, общественное признание, популярность у зрителей, государственные награды, работу с интересными режиссерами… Наконец, на столичную сцену, в Малый театр артист перешел тоже благодаря этой знаковой для него роли. Заметив работу Каюрова в фильме «Сквозь ледяную мглу», его пригласили сыграть роль Ленина в спектакле «Джон Рид», автором и постановщиком которого был Евгений Симонов, в ту пору главный режиссер Малого театра. Но вместе с тем, как это нередко случается, знаменитая роль, с которой начали ассоциировать самого исполнителя, в какой-то момент стала мешать его творческому развитию. Порой актеров навсегда как бы приклеивают к убедительно и глубоко созданным им образам и в ролях иного плана видеть уже не могут или не хотят. И получается, что роль, прославившая и высоко поднявшего исполнителя, в какой-то момент начинает его ограничивать, тормозить. А тем более, когда речь идет об образе Ленина, к которому в нашей стране в советские годы внимание было особо пристальное и особо пристрастное. Поэтому, каким бы широким ни был истинный творческий диапазон Юрия Каюрова, многих ролей в кино, которые полагались ему по праву, он не дождался. Но совсем пройти мимо мощной, масштабной индивидуальности артиста кинематографисты не смогли, и ему удалось воплотить на экране иные, не только ленинские образы. Множество интересных, многоплановых, разнообразных ролей сыграл Каюров в художественных фильмах «Пропавшая экспедиция», «Золотая речка», «Пламя», «Вдовы», «Белый снег России», «Романовы. Венценосная семья»… Замечательные работы были у него и в телевизионных лентах «Инженер Прончатов», «И это все о нем», «Главный конструктор», «Трактирщица», «Взятка», «Петербургские тайны»…

Свой творческий путь на сцене Каюров начинал как актер ярко выраженной социальной направленности. Блистательно владея мастерством создания точно очерченных сценических портретов современников, за 15 лет работы в Саратовском театре он создал множество интересных сценических образов в произведениях отечественных авторов. Вступив в 1967 году в труппу Малого театра, где почти сразу же занял лидирующее положение, Каюров продолжил активно развивать в своем творчестве социальную тему. Сыграв Ленина в спектаклях «Джон Рид» и «Признание», актер также создал на сцене Малого театра несколько замечательных, глубоко проработанных и убедительно вылепленных образов своих современников, людей его поколения. Среди них журналист-редактор Пальчиков в «Вечернем свете» Алексея Арбузова, художник Васильев в спектакле «Выбор» по роману Юрия Бондарева, старый актёр Шубин в трагикомедии Александра Галина «Сон героини» … Но, пожалуй, лучшим среди воплощенных на сцене Малого современных персонажей Каюрова был капитан Сафонов в «Русские людях». В поставленном к 30-летию Победы героикоромантическом спектакле он играл героя войны просто, без излишнего пафоса. Как и хотел режиссер Борис Равенских, образ созданный актером, вырастал в спектакле до героической метафоры, но при этом его мужественный, волевой и бесстрашный Сафонов, не превращаясь в памятник, оставался обаятельным и абсолютно живым человеком. Это не мешало общему замыслу спектакля Равенских, но придавало его, решенной как патетическая народная трагедия, постановке высшую степень достоверности.

Колоритные, впечатляющие образы создал Каюров и в произведениях иностранных авторов, в спектаклях «Убийство Гонзаго» Н. Иорданова, «Король Густав Васа» А. Стриндберга, «Старый, добрый ансамбль» И. Губача… Но поскольку Малый — это театр, где главенствует классика, в особенности отечественная, то, в творческом активе артиста Юрия Каюрова, конечно же, преобладают роли русского классического репертуара. И в них большой мастер психологического реализма, способный создавать масштабные, впечатляющие характеры, особенно преуспел. С русской классикой на сцене Юрий Каюров впервые встретился еще в саратовском театре, где сыграл Незнамова и Карандышева, сложнейшие роли из пьес Островского, которые обычно достаются первым артистам труппы. В Москве сценическое освоение любимого автора Малого театра он продолжил, работая над ролью Василькова. В комедии «Бешеные деньги», поставленной тонким интерпретатором классических произведений Леонидом Варпаховским, Каюров создал образ, который можно назвать художественным открытием, новой страницей в истории сценического воплощения одного из самых неоднозначных характеров драматурга. Еще у Островского Каюров сыграл Кулигина в драме «Гроза», Лупачева в комедии «Красавецмужчина», Карпа в «Лесе». Особое место среди классических образов, созданных Каюровым, занимают горьковские персонажи: Пятеркин в «Вассе Железновой», которого он сыграл еще в институте, Михаил Зыков в спектакле Саратовского театра, а также четыре самобытных незабываемых характера, воплощенные им с глубоким постижением и безукоризненным мастерством на сцене Малого театра. Сначала возникли умный, проницательный большевик Рябинин и загадочный, непостижимый Стогов в спектаклях «Достигаев и другие» и «Фальшивая монета», поставленных легендарным Бабочкиым. Потом в инсценировке романа «Фома Гордеев», осуществленной Борисом Львовым-Анохиным, Каюров с блеском сыграл хитроумного Якова Маякина, предпринимателя, ради дела легко переступающего через своего крестника.

Но, пожалуй, наилучшим постижением горьковского характера стал его Антипа Зыков — еще один «хозяин жизни», вдруг смертельно затосковавший, поддавшись гнетущему чувству неудовлетворенности собой, своей деятельностью и всей жизнью в целом. Растерянность, смятенность, глубокую драму Антипы, утратившего вдохновляющую его когда-то жизненную цель, Каюров передавал, как всегда, без излишней экспрессии, без яростных криков и истерик. В чуждом какимлибо сантиментам, сдержанном по колориту, строгом по языку спектакле режиссера Леонида Хейфеца, это было бы совсем уж неуместно. Но смертельная тоска, охватившая Антипу, его глубоко запрятанная боль, ощущались в «Зыковых» сильно и остро и без ярких внешних проявлений главного героя. Не отличался Антипа Каюрова ни бесшабашной удалью, ни безудержной стихийностью характера, ни огневым, гневным темпераментом. Не было у него и многих других завоевывающих качеств, которыми с избытком наделяли старшего Зыкова прежние исполнители этой роли. Герой Каюрова оказался жестче, суше, не так раскован и открыт, хотя и не утратил искренности и остроты восприятия, не потерял любопытства к жизни. Жизнь порядком измотала его. Он устал… очень устал. Хотя сил и нерастраченной энергии еще столько, что молодым за ним не угнаться. Вот только бы знать — зачем ему сила дана? Во имя чего, для кого он так старается? Кто оценит? Кто продолжит дело, начатое им на пустом месте? Непреодолимым соблазном вставала на пути Антипы молоденькая Павла. Не смог он устоять, поверил обманчивой надежде. Но не принесли ему пустые иллюзии ни счастья, ни радости, ни морального удовлетворения. Не прибавилось Антипе уверенности и силы, не снизошли мир и спокойствие на его душу. Только еще хуже, еще горше, еще тяжелее стало. В финале спектакля герой Каюрова оставался один на сцене в сгущенной, звенящей от напряжения, тревожной тишине. И непонятно было, сможет ли он, преодолев разочарование, вновь восстановить себя, сумеет ли приобщиться к благой, животворящей вере. Оглушенный непроницаемой тишиной, долго стоял он в глубокой задумчивости, вопрошающе глядя вперед, пока медленно и бесшумно смыкающийся занавес не скрывал его от нас.

Дорогим, близким и любимым автором стал для Каюрова и Чехов, в пьесах которого он создал ряд запоминающихся образов, по силе воздействия и глубине не уступающих его горьковским персонажам. Лопахин в «Вишневом саде», телепостановке Леонида Хейфеца, профессор Серебряков в спектаклях Малого театра «Леший» и «Дядя Ваня», поставленных соответственно Борисом Морозовым и Сергеем Соловьевым. А также обделенный жизнью, «старый ребенок», трогательно-беспомощный приживал, граф Шабельский в «Иванове» — последней режиссерской работе Виталия Соломина. Но, пожалуй, самое остро-щемящее, пронзительно-горькое чувство из всех чеховских образов Каюрова вызывает его трагически обреченный, престарелый Фирс в спектакле Игоря Ильинского «Вишневый сад». Именно в этой роли Юрий Иванович отмечал в сентябре свой 90-летний юбилей. Мудрого, чуть нелепого и трогательного, как малое дитя, Фирса, Юрий Иванович продолжает играть на сцене и сейчас. Играет он и князя Тугоуховского в «Горе от ума», неожиданно проявляя в этой роли обычно несвойственную ему тягу к лицедейству и веселому сценическому озорству. Кого бы ни исполнял артист, неспешно, несуетно, но властно и последовательно он овладевает вниманием зала и не отпускает его до последней своей реплики на сцене, до последнего жеста или взгляда.

Магию искусства Юрия Каюрова трудно понять, еще сложнее объяснить. Но силе властной заразительности его игры невозможно противостоять. Хотелось бы пожелать Юрию Ивановичу Каюрову здоровья, вдохновения, творческих и физических сил! А нам всем еще не раз увидеть этого умного и тонкого, глубокого и точного художника в новой интересной роли!

Наталия Пашкина, "Малый театр", 2017 №6-7

Малый театр, 1 октября 2017 года

"Вишневый сад" А.П.Чехова
Видеорепортаж Евгения Павлова

1 октября Малый театр отметил 90-летие народного артиста России Юрия Ивановича Каюрова. После спектакля "Вишневый сад", в котором юбиляр сыграл роль старого лакея Фирса, на сцены поднялась труппа во главе с художественным руководителем Малого театра Юрием Соломиным. Фоторепортаж Николая Антипова.

[GALLERY:357]

Старейшему актёру Малого театра, народному артисту РСФСР Юрию Каюрову исполнилось 90. Юбилей он отметил на сцене - сыграл Фирса в спектакле "Вишнёвый сад". В честь такого события постановку на один вечер перенесли из филиала на Большой Ордынке в главное здание на Театральной площади. Репортаж Алии Шарифуллиной.

"Мне 90, но я по-прежнему полон не только энергии, но азарта выходить на сцену", - говорит актер. Сегодня Юрий Каюров занят в двух постановках Малого театра. Юбилей актера совпал и с юбилеем спектакля "Вишневый сад". 35 лет назад его поставил Игорь Ильинский, сам играл Фирса. Теперь, эту роль исполняет Каюров. "Я уже пятый по счету Фирс", - говорит актер.

"Фирс, написано у Чехова в перечне ролей, - слуга Раневской. 87 лет. … Когда я получил эту роль, мне не было столько лет. Я еще думал - до возраста Фирса я не дотяну. Роль замечательная. Он любит этот дом, любит этих людей, которые живут в нем", - отметил Юрий Каюров.

Как и Фирс, более пятидесяти лет служивший в одном доме, Юрий Каюров - полвека предан Малому театру. Сюда он пришел в 67-м, благодаря роли Ленина. Впервые вождя пролетариата Каюров - тогда еще актер Саратовского театра драмы - сыграл в 61-м, в картине Анатолия Рыбакова "В начале века".
На роль молодого Ульянова его утвердил сам директор "Мосфильма" Иван Пырьев. С тех пор, Каюров играл Ленина в кино и театре - 18 раз. Несмотря на этот своеобразный рекорд, Каюров не стал заложником одного амплуа.

На его счету - десятки ролей. В основном - в русской классике. Говорит: "Я не шекспировский артист!" И вспоминает слова Станиславского: образ актера должен пройти определенный путь: "чтобы трудное стало привычным, привычное - легким, а легкое - прекрасным".
"Все сделано, и в кино все сказано, и в театре почти все сказано", - говорит Юрий Каюров.

В юбилейный вечер, артиста долго не отпускали со сцены.

30 сентября отмечает юбилей старейший актёр Малого театра – народному артисту России Юрию Ивановичу Каюрову исполняется 90 лет. Выдающийся мастер, горячо любимый многими поколениями зрителей, Юрий Иванович на протяжении полувека входит в число ведущих мастеров нашего театра. Знаковой в его творческой биографии ролью стал Владимир Ильич Ленин. В общей сложности Каюров сыграл вождя мирового пролетариата 18 раз – в 16 фильмах и 2 спектаклях.

Социальный герой по своей актёрской природе, Юрий Каюров не привязан к конкретному амплуа, с одинаковым успехом играя как в постановках по классике – эталонным стало его исполнение Василькова в «Бешеных деньгах» А.Н.Островского – так и современной драматургии.

1 октября артист отметит юбилей, сыграв роль Фирса в комедии А.П.Чехова «Вишнёвый сад». Малый театр от всей души поздравляет Юрия Ивановича Каюрова и желает ему крепкого здоровья, бодрости духа и ещё многих встреч с благодарными зрителями на сценических подмостках!

[GALLERY:356]