08.09.2006
Подробнее
ДА НЕ ПРОСИТЕ ВЫ ДЕНЕГ!
ДА НЕ ПРОСИТЕ ВЫ ДЕНЕГ!
Что такое сегодня «национальный театр»?
Что такое сегодня «национальный театр»?
ДА НЕ ПРОСИТЕ ВЫ ДЕНЕГ!
Что такое сегодня «национальный театр»?
ФОТОГАЛЕРЕЯ
Солидный возраст, которого достиг российский профессиональный театр, склонил творческую общественность к самоанализу. В Дом Островского – Малый театр – съехались делегаты от Украины, Белоруссии, некоторых областей России.
Самая многочисленная и самая вежливая делегация прибыла из Японии – гости честно прослушали многочасовой разговор на чужом языке.
От москвичей интересы национального театра представляла весьма показательная делегация – Юрий Соломин, Владимир Андреев, Татьяна Доронина, Владимир Зельдин и Николай Губенко. Последний (проговорился Соломин) – потому что вовремя тормозил все, что можно притормозить в Думе (вовремя предупреждая коллег) в отношении театральной реформы, которая то ли еще не началась, то ли уже закончилась, но которой уже чуть ли не маленьких детей пугают.
От Петербурга – Валерий Фокин, худрук Александринки, которого вообще-то трудно представить заседающим на каких-то симпозиумах и конференциях. Но, как говорится, положение обязывает.
От критики – Инна Вишневская, Инна Соловьева и Борис Любимов; все с самыми продуманными и весомыми выступлениями.
Получился разговор в духе «скажи мне, что такое «национальный театр», и я скажу тебе, кто ты».
Хозяин форума Юрий Соломин возмутился из-за того, что 32 актера Малого, представленные к наградам, не были утверждены чиновниками. («Кому они отказали!») И посетовал, что провалилась грандиозная затея начать праздничный марафон с берегов Балтии и Тихого океана и встретиться где-нибудь в Сибири.
Известная мастерица афоризмов и каламбуров, а также блестящий знаток высокохудожественных баек Инна Вишневская внесла в разговор долю шального стоицизма. «Хватит жаловаться! Не надо вам искать патологоанатомов от режиссуры. Все у вас уже было – и свои Серебренниковы да Чусовы, и Хлестакова увозили в сумасшедший дом, и Чацкого арестовывали прямо на сцене. И в рецензии писали, что в театре удачно вышел образ российского гражданина Малюты Скуратова.
Мы привыкли восхищаться Щепкиным – кто-то его, говорят, даже видел. А у нас между тем есть свой Щепкин – Соломин.
Смотрела я тут, как он Фамусова играет, и думала: вот, Фамусов невыездной, сидел себе тихо, работал, хоть что-то делал. А тут приехал из-за границы Чацкий его поучать. Мой друг Войнович вот так же приезжает оттуда и спрашивает меня: а почему же ты на площадь не вышла?! Знаете, в чем ваше главное достоинство – живете долго! Нигде нет такого амплуа – старухи Малого. Супрематизм, декаданс или Серебряный век – все это умирает быстро. А у вас искусство вечное.
Только навсегда перестаньте просить денег!» «Мы не можем ждать милости от природы», – парировал красный от смущения Соломин.
«Сумароков тоже писал Елизавете: «У такого-то актера платья нет никакого» или еще что-то в этом роде. Писал, писал. А на одной из записок стоит ее резолюция «Надоел. А не в сумасшедший ли его дом?» Так что вы осторожнее».
Владимир Зельдин противопоставил современные интерпретации вечной классике. Вот «Евгений Онегин» Дмитрия Чернякова – спектакль он не видел, но попытку самоубийства Онегина и гибель Ленского от несчастного случая осуждает – «не надо такого новшества!» Главными пессимистами, что неудивительно, оказались Татьяна Доронина и Николай Губенко.
Татьяна Васильевна спрогнозировала, что очень скоро все забудут юбилейные торжества и начнут снова «крыть любой реалистический театр, который работает на формирование человека». А «бытовой мат станет нормой языка». А спасение – в драматическом театре, который выше балета, оперы и музыки. В общем, любите ли вы театр, как люблю его я? Николай Николаевич признался, что «за 10 лет диктата режиссуры наелся авангарда», поблагодарил «Щепку» за великолепные кадры для своего театра и призвал театральное сообщество к солидарности: «Дорониной в беде никто не сказал: «Руку, товарищ!» «Мы должны хранить корневые основы, «тайны ремесла», – Валерий Фокин сразу поднял разговор на другую ступень. – Сегодня время до того бурное, что сместились, стерлись все критерии. Мы видим повсеместно попытку уйти от большого объема, который, конечно же, в первую очередь дает классика. Причем попытки эти бывают и талантливыми. Но профессионал через 10 минут понимает все отмычки и приемы и начинает скучать. Однако большинство, молодая публика принимают вот это за театр. Театр оказался в одном прейскуранте с ночным клубом.
Но, простите, нельзя вечером ходить в бордель, а утром в церковь – так не бывает.
Мы хотим возобновить в Александринке систему детских абонементов и растить новое поколение театралов, привитых настоящим театром от массовой культуры».
Ольга Фукс
«Вечерняя Москва», 8.9.2006
Что такое сегодня «национальный театр»?
ФОТОГАЛЕРЕЯ
Солидный возраст, которого достиг российский профессиональный театр, склонил творческую общественность к самоанализу. В Дом Островского – Малый театр – съехались делегаты от Украины, Белоруссии, некоторых областей России.
Самая многочисленная и самая вежливая делегация прибыла из Японии – гости честно прослушали многочасовой разговор на чужом языке.
От москвичей интересы национального театра представляла весьма показательная делегация – Юрий Соломин, Владимир Андреев, Татьяна Доронина, Владимир Зельдин и Николай Губенко. Последний (проговорился Соломин) – потому что вовремя тормозил все, что можно притормозить в Думе (вовремя предупреждая коллег) в отношении театральной реформы, которая то ли еще не началась, то ли уже закончилась, но которой уже чуть ли не маленьких детей пугают.
От Петербурга – Валерий Фокин, худрук Александринки, которого вообще-то трудно представить заседающим на каких-то симпозиумах и конференциях. Но, как говорится, положение обязывает.
От критики – Инна Вишневская, Инна Соловьева и Борис Любимов; все с самыми продуманными и весомыми выступлениями.
Получился разговор в духе «скажи мне, что такое «национальный театр», и я скажу тебе, кто ты».
Хозяин форума Юрий Соломин возмутился из-за того, что 32 актера Малого, представленные к наградам, не были утверждены чиновниками. («Кому они отказали!») И посетовал, что провалилась грандиозная затея начать праздничный марафон с берегов Балтии и Тихого океана и встретиться где-нибудь в Сибири.
Известная мастерица афоризмов и каламбуров, а также блестящий знаток высокохудожественных баек Инна Вишневская внесла в разговор долю шального стоицизма. «Хватит жаловаться! Не надо вам искать патологоанатомов от режиссуры. Все у вас уже было – и свои Серебренниковы да Чусовы, и Хлестакова увозили в сумасшедший дом, и Чацкого арестовывали прямо на сцене. И в рецензии писали, что в театре удачно вышел образ российского гражданина Малюты Скуратова.
Мы привыкли восхищаться Щепкиным – кто-то его, говорят, даже видел. А у нас между тем есть свой Щепкин – Соломин.
Смотрела я тут, как он Фамусова играет, и думала: вот, Фамусов невыездной, сидел себе тихо, работал, хоть что-то делал. А тут приехал из-за границы Чацкий его поучать. Мой друг Войнович вот так же приезжает оттуда и спрашивает меня: а почему же ты на площадь не вышла?! Знаете, в чем ваше главное достоинство – живете долго! Нигде нет такого амплуа – старухи Малого. Супрематизм, декаданс или Серебряный век – все это умирает быстро. А у вас искусство вечное.
Только навсегда перестаньте просить денег!» «Мы не можем ждать милости от природы», – парировал красный от смущения Соломин.
«Сумароков тоже писал Елизавете: «У такого-то актера платья нет никакого» или еще что-то в этом роде. Писал, писал. А на одной из записок стоит ее резолюция «Надоел. А не в сумасшедший ли его дом?» Так что вы осторожнее».
Владимир Зельдин противопоставил современные интерпретации вечной классике. Вот «Евгений Онегин» Дмитрия Чернякова – спектакль он не видел, но попытку самоубийства Онегина и гибель Ленского от несчастного случая осуждает – «не надо такого новшества!» Главными пессимистами, что неудивительно, оказались Татьяна Доронина и Николай Губенко.
Татьяна Васильевна спрогнозировала, что очень скоро все забудут юбилейные торжества и начнут снова «крыть любой реалистический театр, который работает на формирование человека». А «бытовой мат станет нормой языка». А спасение – в драматическом театре, который выше балета, оперы и музыки. В общем, любите ли вы театр, как люблю его я? Николай Николаевич признался, что «за 10 лет диктата режиссуры наелся авангарда», поблагодарил «Щепку» за великолепные кадры для своего театра и призвал театральное сообщество к солидарности: «Дорониной в беде никто не сказал: «Руку, товарищ!» «Мы должны хранить корневые основы, «тайны ремесла», – Валерий Фокин сразу поднял разговор на другую ступень. – Сегодня время до того бурное, что сместились, стерлись все критерии. Мы видим повсеместно попытку уйти от большого объема, который, конечно же, в первую очередь дает классика. Причем попытки эти бывают и талантливыми. Но профессионал через 10 минут понимает все отмычки и приемы и начинает скучать. Однако большинство, молодая публика принимают вот это за театр. Театр оказался в одном прейскуранте с ночным клубом.
Но, простите, нельзя вечером ходить в бордель, а утром в церковь – так не бывает.
Мы хотим возобновить в Александринке систему детских абонементов и растить новое поколение театралов, привитых настоящим театром от массовой культуры».
Ольга Фукс
«Вечерняя Москва», 8.9.2006
07.09.2006
Подробнее
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МЫ НЕ НУЖДАЕМСЯ В РЕФОРМЕ»
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МЫ НЕ НУЖДАЕМСЯ В РЕФОРМЕ»
В Москве и Петербурге торжественно отпраздновали 250-летие со дня основания русского государственного театра....
В Москве и Петербурге торжественно отпраздновали 250-летие со дня основания русского государственного театра....
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МЫ НЕ НУЖДАЕМСЯ В РЕФОРМЕ»
В Москве и Петербурге торжественно отпраздновали 250-летие со дня основания русского государственного театра. Его официальная история началась с указа императрицы Елизаветы Петровны, подписанного в 1756 году. Накануне празднования юбилея академического Малого театра России его художественный руководитель Юрий Соломин рассказал корреспонденту «НИ» о проблемах и надеждах театра.
– Юрий Мефодьевич, в 2004 году Малый театр торжественно отмечал 170-летие. Почему он вдруг стал на 80 лет старше?
– 172 года назад было построено здание Малого театра, но театр гораздо старше. Когда Елизавета подписала свой указ, актеры уже играли в Москве. Спектакли играли и студенты Московского университета, но тогда ни у кого не было своего помещения и они выступали где придется. Потом для них построили Петровский театр, где показывали оперы и драматические спектакли, где выступали актеры, певцы и танцовщики. А потом решили, что для драматического театра нужно отдельное здание. И купец Варгин отдал свой дом на Театральной площади, который в 1824 году превратился в Малый театр. В труппу влились Мочалов, Щепкин, который стал великим актером еще в крепостном театре. А статисты, игравшие в спектаклях Большого и Малого театров, долго бегали по подземному ходу из одного здания в другое.
В 1924 году Советская власть, чтобы укрепить свои позиции, решила отпраздновать столетие Малого театра, которое почему-то приняли за столетие русского театра. Но нельзя же все связывать со зданием. Если когда-нибудь решат отметить столетие «Мастерской Петра Фоменко», с какого дня начнут исчисление? С того дня, когда Петр Наумович начал занятия со своим курсом, из которого потом вырос этот театр? Со дня постановки первого спектакля? Или со дня, когда актеры этого театра играли в разных залах, надеясь, что для них построят здание? Театр Женовача уже существует, актеры играют спектакли, хотя здания еще нет. Вот о чем идет речь. Просто надо знать историю. Поэтому мы никуда не лезем, ничего не просим и не говорим, что мы первые. А если мы первые, то это и так все видят.
– Исторические факты подтверждают, что театр в Москве существовал до постройки Малого театра?
– Конечно. Например, известно, что пожар Москвы в 1812 году начался с Арбата. Первым загорелось здание театра. Значит, на Арбате находился какой-то драматический театр. Потом за поджог Москвы французы расстреляли трех человек, один из них был артистом. К сожалению, все забыли этот известный исторический факт. Может быть, этот человек был не артистом, а техническим работником. Но вошел в историю как артист. В России очень много театров, возраст которых перевалил за 200 лет. Например, известно, что Наполеон, наступая на Москву, сжег здание Смоленского театра. Но наверняка актеры играли там и раньше. Однако, несмотря на солидный возраст, русский театр на сегодняшний день находится в плачевном состоянии.
– По вашему мнению, почему ситуация складывается именно так?
– Прежде всего из-за театральной реформы, которая кому-то стала необходима. Театр в ней не нуждается. Актеры, режиссеры и другие работники театра не видят в ней необходимости. Я понимал, что к этому все идет. Несколько лет назад, когда возникли первые волнения и собиралась театральная общественность, я тоже приехал. Кто-то из журналистов спросил меня: «А вы-то зачем приехали? Ведь Малого театра реформа не коснется». Я ответил: «Вы басни Крылова читали? Неприятности начинаются с мелочей, а если на них не обращать внимания, они начинают разрастаться». Чиновники, которые хотят управлять театром, плохо разбираются в театральном деле, в театральной экономике. Например, я ничего не понимаю в медицине и верю любой медсестре, потому что у нее белый халат. Я ведь не берусь лечить людей и не лезу в медицину.
– А если театрами займется серьезный экономист?
– У театрального дела своя особая, очень тонкая специфика. Многие вещи создаются годами, десятилетиями. Все строится на человеческих взаимоотношениях. Конечно, можно все разрушить, уничтожить, но зачем пилить сук, на котором сидишь? Ведь в конечном счете, когда все развалится, нам опять придется строить все заново. Это все мы проходили на нашем веку.
Не надо трогать театр, искусство и культуру. Они были созданы естественным путем, а технические нововведения могут все разрушить. Помните, как ученые жалели, что открыли атомную энергию? Хотели, как лучше, а получилось, как всегда, и в итоге возникла атомная бомба. Опыт нас учит, что ничего не нужно насильственно менять, но многие никак не могут этого понять. Мне кажется, мы сейчас подходим к какой-то черте. То же самое происходит в образовании, медицине. Хорошо хоть, что на телевидении появились передачи о лекарствах. Миллионы людей тратят на лекарства огромные деньги, не зная, что их на самом деле травят.
– Думаете, протесты людей театра смогут что-то исправить?
– Надеюсь. Хотя, если голос поднимают театральные люди, все считают, что это несерьезно. Подумаешь, комики, шуты. Но ведь мы воспитываем подрастающее поколение. Без культуры, без искусства это сделать невозможно, и это нужно понимать. Так было всегда. Русский театр создала великая литература, и от его влияния невозможно отмахнуться.
– Правда ли, что Малому театру в связи с юбилеем выделили гораздо меньше средств на ремонт, чем Александринскому?
– Это действительно так, но это нормально. Потому что мы делали ремонт театра раньше. Я знал, что Александринскому театру потребуется гораздо больше средств, за долгие годы там ни разу ничего не ремонтировали. Закулисная часть и гримерки были в очень плохом состоянии. Я это хорошо знаю, поскольку Малый театр играл там лет пять назад.
– В Александринке во время ремонта нашли оригинальные росписи лож, в радиорубке обнаружили куски старинных перил, построенных еще при Росси. В Малом театре во время ремонта тоже что-нибудь нашли?
– Нет, ведь это уже не первый ремонт. И мы уже знаем, где что было. Кроме того, мы не искали, а спасали здание Малого театра от ЦУМа, который подстроил нам ловушку. Из-за его строительства в нашем здании появились трещины. Нам закрыли окна в репетиционном зале и даже не извинились. Я сам ходил ко всем чиновникам, но ничего не смог добиться, это какой-то заколдованный круг.
– Правда ли, что в Малом театре откроется музей?
– У нас уже есть музей, и в нем очень много интересных экспонатов. Правда, сейчас он находится на четвертом этаже, туда очень трудно подняться и неудобно пускать посетителей. Я мечтаю на следующий год, когда будет реконструкция верхнего помещения, перевести музей вниз. Туда, где сейчас находится кафе, а кафе перенести еще ниже. Правда, для этого надо реставрировать подвалы, в Малом театре они очень глубокие.
СПРАВКА
Актер и режиссер Юрий СОЛОМИН родился 18 июня 1935 года в Чите. В 1957 году окончил Театральное училище имени Щепкина и стал актером академического Малого театра. С 1961 года преподает в Театральном училище имени Щепкина, с 1980 года – профессор. В кино снимается с 1960 года. Особую популярность ему принесли роли в фильмах «Адъютант его превосходительства», «Дерсу Узала», «Хождение по мукам», «Блокада», «Обыкновенное чудо», «Летучая мышь», «Сны о России», «ТАСС уполномочен заявить...». С 1980 года режиссер, а с 1988-го – художественный руководитель Малого театра. В 1990–1992 годах Юрий Соломин был министром культуры России. Президент Ассоциации русских драматических театров. Народный артист СССР и Киргизии. Лауреат Государственной премии России (2001), лауреат премии «Золотой овен» за выдающийся вклад в развитие отечественного кино.
ТИМ РЫЖОВ
«Новые известия», 7.9.2006
В Москве и Петербурге торжественно отпраздновали 250-летие со дня основания русского государственного театра. Его официальная история началась с указа императрицы Елизаветы Петровны, подписанного в 1756 году. Накануне празднования юбилея академического Малого театра России его художественный руководитель Юрий Соломин рассказал корреспонденту «НИ» о проблемах и надеждах театра.
– Юрий Мефодьевич, в 2004 году Малый театр торжественно отмечал 170-летие. Почему он вдруг стал на 80 лет старше?
– 172 года назад было построено здание Малого театра, но театр гораздо старше. Когда Елизавета подписала свой указ, актеры уже играли в Москве. Спектакли играли и студенты Московского университета, но тогда ни у кого не было своего помещения и они выступали где придется. Потом для них построили Петровский театр, где показывали оперы и драматические спектакли, где выступали актеры, певцы и танцовщики. А потом решили, что для драматического театра нужно отдельное здание. И купец Варгин отдал свой дом на Театральной площади, который в 1824 году превратился в Малый театр. В труппу влились Мочалов, Щепкин, который стал великим актером еще в крепостном театре. А статисты, игравшие в спектаклях Большого и Малого театров, долго бегали по подземному ходу из одного здания в другое.
В 1924 году Советская власть, чтобы укрепить свои позиции, решила отпраздновать столетие Малого театра, которое почему-то приняли за столетие русского театра. Но нельзя же все связывать со зданием. Если когда-нибудь решат отметить столетие «Мастерской Петра Фоменко», с какого дня начнут исчисление? С того дня, когда Петр Наумович начал занятия со своим курсом, из которого потом вырос этот театр? Со дня постановки первого спектакля? Или со дня, когда актеры этого театра играли в разных залах, надеясь, что для них построят здание? Театр Женовача уже существует, актеры играют спектакли, хотя здания еще нет. Вот о чем идет речь. Просто надо знать историю. Поэтому мы никуда не лезем, ничего не просим и не говорим, что мы первые. А если мы первые, то это и так все видят.
– Исторические факты подтверждают, что театр в Москве существовал до постройки Малого театра?
– Конечно. Например, известно, что пожар Москвы в 1812 году начался с Арбата. Первым загорелось здание театра. Значит, на Арбате находился какой-то драматический театр. Потом за поджог Москвы французы расстреляли трех человек, один из них был артистом. К сожалению, все забыли этот известный исторический факт. Может быть, этот человек был не артистом, а техническим работником. Но вошел в историю как артист. В России очень много театров, возраст которых перевалил за 200 лет. Например, известно, что Наполеон, наступая на Москву, сжег здание Смоленского театра. Но наверняка актеры играли там и раньше. Однако, несмотря на солидный возраст, русский театр на сегодняшний день находится в плачевном состоянии.
– По вашему мнению, почему ситуация складывается именно так?
– Прежде всего из-за театральной реформы, которая кому-то стала необходима. Театр в ней не нуждается. Актеры, режиссеры и другие работники театра не видят в ней необходимости. Я понимал, что к этому все идет. Несколько лет назад, когда возникли первые волнения и собиралась театральная общественность, я тоже приехал. Кто-то из журналистов спросил меня: «А вы-то зачем приехали? Ведь Малого театра реформа не коснется». Я ответил: «Вы басни Крылова читали? Неприятности начинаются с мелочей, а если на них не обращать внимания, они начинают разрастаться». Чиновники, которые хотят управлять театром, плохо разбираются в театральном деле, в театральной экономике. Например, я ничего не понимаю в медицине и верю любой медсестре, потому что у нее белый халат. Я ведь не берусь лечить людей и не лезу в медицину.
– А если театрами займется серьезный экономист?
– У театрального дела своя особая, очень тонкая специфика. Многие вещи создаются годами, десятилетиями. Все строится на человеческих взаимоотношениях. Конечно, можно все разрушить, уничтожить, но зачем пилить сук, на котором сидишь? Ведь в конечном счете, когда все развалится, нам опять придется строить все заново. Это все мы проходили на нашем веку.
Не надо трогать театр, искусство и культуру. Они были созданы естественным путем, а технические нововведения могут все разрушить. Помните, как ученые жалели, что открыли атомную энергию? Хотели, как лучше, а получилось, как всегда, и в итоге возникла атомная бомба. Опыт нас учит, что ничего не нужно насильственно менять, но многие никак не могут этого понять. Мне кажется, мы сейчас подходим к какой-то черте. То же самое происходит в образовании, медицине. Хорошо хоть, что на телевидении появились передачи о лекарствах. Миллионы людей тратят на лекарства огромные деньги, не зная, что их на самом деле травят.
– Думаете, протесты людей театра смогут что-то исправить?
– Надеюсь. Хотя, если голос поднимают театральные люди, все считают, что это несерьезно. Подумаешь, комики, шуты. Но ведь мы воспитываем подрастающее поколение. Без культуры, без искусства это сделать невозможно, и это нужно понимать. Так было всегда. Русский театр создала великая литература, и от его влияния невозможно отмахнуться.
– Правда ли, что Малому театру в связи с юбилеем выделили гораздо меньше средств на ремонт, чем Александринскому?
– Это действительно так, но это нормально. Потому что мы делали ремонт театра раньше. Я знал, что Александринскому театру потребуется гораздо больше средств, за долгие годы там ни разу ничего не ремонтировали. Закулисная часть и гримерки были в очень плохом состоянии. Я это хорошо знаю, поскольку Малый театр играл там лет пять назад.
– В Александринке во время ремонта нашли оригинальные росписи лож, в радиорубке обнаружили куски старинных перил, построенных еще при Росси. В Малом театре во время ремонта тоже что-нибудь нашли?
– Нет, ведь это уже не первый ремонт. И мы уже знаем, где что было. Кроме того, мы не искали, а спасали здание Малого театра от ЦУМа, который подстроил нам ловушку. Из-за его строительства в нашем здании появились трещины. Нам закрыли окна в репетиционном зале и даже не извинились. Я сам ходил ко всем чиновникам, но ничего не смог добиться, это какой-то заколдованный круг.
– Правда ли, что в Малом театре откроется музей?
– У нас уже есть музей, и в нем очень много интересных экспонатов. Правда, сейчас он находится на четвертом этаже, туда очень трудно подняться и неудобно пускать посетителей. Я мечтаю на следующий год, когда будет реконструкция верхнего помещения, перевести музей вниз. Туда, где сейчас находится кафе, а кафе перенести еще ниже. Правда, для этого надо реставрировать подвалы, в Малом театре они очень глубокие.
СПРАВКА
Актер и режиссер Юрий СОЛОМИН родился 18 июня 1935 года в Чите. В 1957 году окончил Театральное училище имени Щепкина и стал актером академического Малого театра. С 1961 года преподает в Театральном училище имени Щепкина, с 1980 года – профессор. В кино снимается с 1960 года. Особую популярность ему принесли роли в фильмах «Адъютант его превосходительства», «Дерсу Узала», «Хождение по мукам», «Блокада», «Обыкновенное чудо», «Летучая мышь», «Сны о России», «ТАСС уполномочен заявить...». С 1980 года режиссер, а с 1988-го – художественный руководитель Малого театра. В 1990–1992 годах Юрий Соломин был министром культуры России. Президент Ассоциации русских драматических театров. Народный артист СССР и Киргизии. Лауреат Государственной премии России (2001), лауреат премии «Золотой овен» за выдающийся вклад в развитие отечественного кино.
ТИМ РЫЖОВ
«Новые известия», 7.9.2006
01.09.2006
Подробнее
АДЪЮТАНТ ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА ДАВНО УЖЕ ГЕНЕРАЛ
АДЪЮТАНТ ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА ДАВНО УЖЕ ГЕНЕРАЛ
В канун 250-летия Малого театра его легендарный худрук Юрий Соломин размышляет об истории…
В канун 250-летия Малого театра его легендарный худрук Юрий Соломин размышляет об истории…
АДЪЮТАНТ ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА ДАВНО УЖЕ ГЕНЕРАЛ
В канун 250-летия Малого театра его легендарный худрук Юрий Соломин размышляет об истории…
4 сентября будет отмечаться 250 лет Малого театра, который наряду с питерской Александринкой стал первым профессиональным театром России, созданным по указу императрицы Елизаветы в 1756 году. В городе на Неве уже состоялись юбилейные торжества, так что первопрестольная оказалась во втором эшелоне. Накануне юбилея мы встретились с худруком Малого театра Юрием Соломиным, который вместе со своими коллегами пытается сохранять в нем духовность и уважение к традициям.
- Какой все-таки театр был открыт раньше: ваш или Александринка?
- Конечно, Александринка. Да по-другому и быть не могло, так как 250 лет назад резиденция императрицы Елизаветы Петровны, ее двор и правительство располагались в Петербурге, а Москва считалась второй столицей. Ну, как сейчас, только наоборот.
- Насколько мне известно, московская труппа была создана на основе любительского театра в университете?
- Да, именно там и зародилась будущая труппа Малого. Ведь до указа Елизаветы Петровны государственных театров в России не было, только крепостные и частные. Таким образом, она совершила культурный переворот в стране, и артисты стали занимать определенное положение в обществе. В общем, эта профессия стала официальной. Самое интересное заключалось в том, что дирекция обоих театров располагалась в Петербурге. И оттуда в Москву посылались курьеры. Представьте, как четко надо было работать, чтобы каждое распоряжение доходило до адресата вовремя.
- А почему ваш театр назвали Малым?
- Объясняю. Если у Александринки изначально было свое здание, то у московской труппы его не было. Вначале ее поселили в деревянном доме на Арбате, который в 1812 году сгорел. После этого она вновь перебралась в Московский университет. Поэтому не случайно наш театр называли вторым университетом. И только в 1824 году купец Варгин переоборудовал торговые ряды в театральное здание, которое рядом с Большим театром казалось маленьким. Отсюда и возникло название — Малый театр. Кстати, между этими зданиями был проложен подземный ход, по которому статисты перебегали из оперных спектаклей в драматические, и наоборот.
- Сегодня актеры Александринки хвастаются тем, что в их театре за Гоголем и Достоевским были закреплены места. То есть, говоря языком нынешним, они имели абонементы. А в Малом театре у того же Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Островского были свои места?
- Насколько я знаю, определенных мест у них не было. Но сохранились письма Николая Гоголя к Михаилу Щепкину, в которых он умолял ведущего артиста театра сыграть Городничего, а также руководить постановкой “Ревизора”. Как ни странно, но пьесы великого Островского редко удавались в Александринке, а вот в Малом его воспринимали как русского Шекспира. Почему? Не знаю. Видимо, тут большую роль сыграли разные актерские школы, да и Москва тогда была более теплая и душевная, чем холодный, чопорный Петербург. К примеру, о гостеприимстве Михаила Щепкина складывались легенды. В его доме всегда был накрыт стол для гостей, и двери никогда не закрывались. Актеры знали об этом и, приезжая в белокаменную, обязательно шли к нему. Бывало Щепкин только за трапезой узнавал, кто к нему пожаловал. Таким же хлебосолом был и Александр Островский, построивший на свои деньги в Щелыково для любимых артистов дом отдыха. Не зря же так много замечательных пьес он написал о нашем брате-актере.
- Юрий Мефодьевич, скажите: ваш визит с Валерием Фокиным к президенту в связи с предстоящим празднованием 250-летия русского театра что-нибудь вам дал? Какие-то средства были выделены?
- Да, но деньги приходилось выбивать с большим трудом, как будто мы собирались положить их в свой карман. Первоначально задумывалось, что один театр едет от Владивостока через Сибирь к центру, а второй от Калининграда, и где-то посредине, на Урале, эти коллективы встречаются и там проводят юбилей. Помню, Владимир Путин сказал: “Так ведь это будет праздник для всего российского театра, поэтому мы обязаны поддержать этот проект”. Но, увы, такого праздника не получилось, слишком дорогим он оказался. Как всегда, на культуру средств не хватило. Тем не менее наш театр побывал на гастролях в Ростове, Краснодаре, Риге, Таллине.
- Насколько я знаю, в Прибалтике на ваши спектакли стремились попасть не только русские, но и латыши, эстонцы. Чем объясняется такой ажиотаж? Ведь в этих странах много людей, относящихся к России без особой симпатии.
- Тем, что людям надоела та “лапша”, которую им вешают на уши разные авангардисты. Они истосковались по настоящим чувствам в спектаклях и, обретя это, прониклись к нам уважением. Политика тут не имеет никакого значения, мы хотя и не отделились от государства, но идеологией не занимаемся. Нам интересен человек, который всюду страдает, переживает, радуется одинаково, на каком бы языке он ни говорил.
- Наверное, такой горячий прием был приятен актерам, ведь в Москве не все критики жалуют ваш театр, считая его излишне традиционным.
- Пусть пишут все что им вздумается, на то они и критики. Только жизнь показывает: в отличие от других театров у нас самая сильная труппа. И когда со стороны приходит режиссер на постановку, то не выискивает, кто бы мог сыграть главные роли, а сразу находит подходящих актеров. Мы также сохранили ансамблевость — главную прерогативу репертуарного театра, к чему всегда стремился Станиславский, учившийся мастерству у артистов Малого.
- Но ведь вы не будете отрицать, что бытописатель Островский вам ближе, чем Чехов?
- Буду, потому что я сам несколько раз ставил Чехова и видел, как, например, наши “Три сестры” и “Дядю Ваню” принимали в Японии. В зале стояла такая тишина, что муху было слышно. Другое дело: мы никогда не занимались шептальным реализмом. Старые артисты говорили: зрители заплатили “рупь двадцать” и хотят все видеть, слышать и понимать. А от себя добавлю: и смотреть классиков, а не переписанные режиссерами сценарии. Сейчас, когда я ехал к вам на встречу, то слушал по радио в машине Грига в современной интерпретации и размышлял о том, что у нас с музыкантами одни и те же проблемы. Им надо сохранять Чайковского, Мусоргского, а нам — русское слово, часто замусоренное, испоганенное, потерявшее былую значимость. А ведь в начале было Слово, и Слово было Богом... Я знаю, что мои рассуждения на эту тему многих раздражают, но я уже сделал свое дело, и мне нечего бояться.
- Как сделал? Да ведь талантливый актер в любом возрасте остается талантлив.
- А вам никогда не приходило в голову, что мне могут и не дать сделать то, что хочется?..
- Вам?! Я даже такого представить не могу...
- А я могу. Но не будем об этом. В конце концов у меня есть Щепкинское училище, где я преподаю, и там мой опыт всегда пригодится. Приведу такой маленький пример: студенты спрашивают меня, как играть любовь? И я им примерно так отвечаю: если в каком-то фильме вы видите, как герой вначале говорит: “люблю”, а потом начинает раздевать свою возлюбленную и дальше идет постельная сцена, то это не любовь, а штамп номер раз. Ведь “люблю” можно сказать тихо, почти шепотом, но внутри при этом все должно клокотать, и тогда, может быть, это будет любовь. По крайней мере меня так учили. Я, как собака, натаскан на живую реакцию. Видимо, поэтому я не могу подряд сыграть три спектакля “Царя Федора” — на втором уже сдыхаю. Когда я выходил на сцену вместе с Пашенной, Жаровым, Ильинским, Бабочкиным, Царевым, то обязан был подтягиваться до их уровня игры. Не подражать им, а именно подтягиваться, иначе бы они сказали: “Деточка, иди — поучись, а потом играй с нами”. Эти великаны, как рентгеном, просвечивали нас молодых и брали над нами шефство.
- И кто же над вами шефствовал?
- Ко мне очень хорошо относились Владиславский и Светловидов. А когда я репетировал Хлестакова в “Ревизоре”, то, на мое несчастье, в этом спектакле были заняты все, кто его в молодости играл: Хохряков, Ильинский, Бабочкин, Любезнов. После репетиций каждый из них подходил ко мне, делал замечания и давал советы. Я злился на них, нервничал, проклинал тот день, когда меня назначили на эту роль, но не слушать не мог. Теперь-то я понимаю, какая это была школа для меня, какие университеты...
- Это Царев увидел в вас художественного руководителя?
- Не совсем. Его к тому времени в театре уже не было. Однажды, в начале 80-х годов, он пригласил меня в кабинет, в котором я сейчас сижу, и спросил: “А сыграть-то ты, что хочешь? Мечта есть?” И я назвал Сирано де Бержерака. “Да, роль хорошая”, — сказал Царев, и все. В течение года я получил ее. Никогда не забуду, как я влетел к нему в костюме Сирано, узнав, что его снимают, и воскликнул: “Как вы могли такое допустить, Михаил Иванович?!” И он ответил: “Ты знаешь, я этого не знал, меня обошли”. Не скрою, я хлопотал за него в ЦК, но там мне дали понять, что вопрос уже решен и ничего менять не будут.
- Выходит, в советские времена кадровая политика императорского театра решалась на самом высоком уровне?
- Думаю, и сейчас тоже, ведь не зря Малый театр считается режимным.
- И кастовость в нем по-прежнему существует?
- Кастовость есть почти в каждом репертуарным театре, хотя ей и противился на заре своей юности “Современник”. Она есть и в Ленкоме, и в МХТ. Не говоря уже о том, что в царские времена актеры императорских театров пользовались особыми привилегиями. А когда выходили на пенсию, то зарплаты за ними сохранялись, и они могли спокойно жить на старости лет. Не то, что сейчас. А потом звания: заслуженного, народного, зачем они существуют?.. Другое дело, что их надо постоянно оправдывать, а не почивать на лаврах. И потом, должен вам сказать, артисты всегда знают, кто чего стоит. К примеру, у нас был один артист, который всегда играл крохотные эпизодические роли, и делал это настолько классно, что мы собирались за кулисами и наблюдали за ним. Однажды Михаил Царев сказал: “А ведь без актера, который говорит: “Кушать подано”, спектакля может и не быть”. И он был абсолютно прав.
- Говорят, вы согласились играть в будущем спектакле Валерия Фокина “Игра в джин” вместе с Ниной Ургант?
- Да, предложение такое было, но вряд ли это осуществимо в предстоящем сезоне, я не могу бросать театр надолго.
- Ну, вы и никогда не могли его бросить. В то время как другие худруки, не будем называть имена, месяцами пропадают на съемках.
- Когда я был молодым, то весьма активно снимался. Мне даже из-за этого не давали ролей в театре. И только после того, как Руфина Нифонтова выступила на одном из собраний и поставила вопрос ребром, сославшись на то, что артиста Соломина знает вся страна, мне начали кое-что подкидывать. Сейчас я часто отказываюсь от кино. Во-первых, нет времени, а во-вторых, пожить еще хочется, так как каждая роль много сил забирает. К тому же настала пора выйти в новом спектакле Малого театра.
- Уж не “Король Лир” это будет?
- Увы! Пока это остается моей мечтой. Авось успею!
СПРАВКА “ТРУДА”
Соломин Юрий Мефодьевич родился 18 июня 1935 года в Чите в семье музыкантов. Окончил театральное училище им. Щепкина (1957). Народный артист СССР (1988). В 1988 году возглавил Малый театр. Самые известные работы в кино — роли в фильмах: “Адъютант его превосходительства”, “Дерсу Узала”, “Хождение по мукам”, “Обыкновенное чудо”, “Блокада”, “ТАСС уполномочен заявить”, “Красная палатка”. В театре — заглавные роли в спектаклях: “Ревизор”, “Царь Федор Иоаннович”, “Дядя Ваня”, “Сирано де Бержерак”. Особая гордость Юрия Мефодьевича — внучка Александра, несмотря на свой юный возраст, уже заслужившая признание как музыкант. Вместе с родителями Саша живет в Лондоне. Соломин очень любит животных, на даче у него живут собака и несколько кошек.
В канун 250-летия Малого театра его легендарный худрук Юрий Соломин размышляет об истории…
4 сентября будет отмечаться 250 лет Малого театра, который наряду с питерской Александринкой стал первым профессиональным театром России, созданным по указу императрицы Елизаветы в 1756 году. В городе на Неве уже состоялись юбилейные торжества, так что первопрестольная оказалась во втором эшелоне. Накануне юбилея мы встретились с худруком Малого театра Юрием Соломиным, который вместе со своими коллегами пытается сохранять в нем духовность и уважение к традициям.
- Какой все-таки театр был открыт раньше: ваш или Александринка?
- Конечно, Александринка. Да по-другому и быть не могло, так как 250 лет назад резиденция императрицы Елизаветы Петровны, ее двор и правительство располагались в Петербурге, а Москва считалась второй столицей. Ну, как сейчас, только наоборот.
- Насколько мне известно, московская труппа была создана на основе любительского театра в университете?
- Да, именно там и зародилась будущая труппа Малого. Ведь до указа Елизаветы Петровны государственных театров в России не было, только крепостные и частные. Таким образом, она совершила культурный переворот в стране, и артисты стали занимать определенное положение в обществе. В общем, эта профессия стала официальной. Самое интересное заключалось в том, что дирекция обоих театров располагалась в Петербурге. И оттуда в Москву посылались курьеры. Представьте, как четко надо было работать, чтобы каждое распоряжение доходило до адресата вовремя.
- А почему ваш театр назвали Малым?
- Объясняю. Если у Александринки изначально было свое здание, то у московской труппы его не было. Вначале ее поселили в деревянном доме на Арбате, который в 1812 году сгорел. После этого она вновь перебралась в Московский университет. Поэтому не случайно наш театр называли вторым университетом. И только в 1824 году купец Варгин переоборудовал торговые ряды в театральное здание, которое рядом с Большим театром казалось маленьким. Отсюда и возникло название — Малый театр. Кстати, между этими зданиями был проложен подземный ход, по которому статисты перебегали из оперных спектаклей в драматические, и наоборот.
- Сегодня актеры Александринки хвастаются тем, что в их театре за Гоголем и Достоевским были закреплены места. То есть, говоря языком нынешним, они имели абонементы. А в Малом театре у того же Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Островского были свои места?
- Насколько я знаю, определенных мест у них не было. Но сохранились письма Николая Гоголя к Михаилу Щепкину, в которых он умолял ведущего артиста театра сыграть Городничего, а также руководить постановкой “Ревизора”. Как ни странно, но пьесы великого Островского редко удавались в Александринке, а вот в Малом его воспринимали как русского Шекспира. Почему? Не знаю. Видимо, тут большую роль сыграли разные актерские школы, да и Москва тогда была более теплая и душевная, чем холодный, чопорный Петербург. К примеру, о гостеприимстве Михаила Щепкина складывались легенды. В его доме всегда был накрыт стол для гостей, и двери никогда не закрывались. Актеры знали об этом и, приезжая в белокаменную, обязательно шли к нему. Бывало Щепкин только за трапезой узнавал, кто к нему пожаловал. Таким же хлебосолом был и Александр Островский, построивший на свои деньги в Щелыково для любимых артистов дом отдыха. Не зря же так много замечательных пьес он написал о нашем брате-актере.
- Юрий Мефодьевич, скажите: ваш визит с Валерием Фокиным к президенту в связи с предстоящим празднованием 250-летия русского театра что-нибудь вам дал? Какие-то средства были выделены?
- Да, но деньги приходилось выбивать с большим трудом, как будто мы собирались положить их в свой карман. Первоначально задумывалось, что один театр едет от Владивостока через Сибирь к центру, а второй от Калининграда, и где-то посредине, на Урале, эти коллективы встречаются и там проводят юбилей. Помню, Владимир Путин сказал: “Так ведь это будет праздник для всего российского театра, поэтому мы обязаны поддержать этот проект”. Но, увы, такого праздника не получилось, слишком дорогим он оказался. Как всегда, на культуру средств не хватило. Тем не менее наш театр побывал на гастролях в Ростове, Краснодаре, Риге, Таллине.
- Насколько я знаю, в Прибалтике на ваши спектакли стремились попасть не только русские, но и латыши, эстонцы. Чем объясняется такой ажиотаж? Ведь в этих странах много людей, относящихся к России без особой симпатии.
- Тем, что людям надоела та “лапша”, которую им вешают на уши разные авангардисты. Они истосковались по настоящим чувствам в спектаклях и, обретя это, прониклись к нам уважением. Политика тут не имеет никакого значения, мы хотя и не отделились от государства, но идеологией не занимаемся. Нам интересен человек, который всюду страдает, переживает, радуется одинаково, на каком бы языке он ни говорил.
- Наверное, такой горячий прием был приятен актерам, ведь в Москве не все критики жалуют ваш театр, считая его излишне традиционным.
- Пусть пишут все что им вздумается, на то они и критики. Только жизнь показывает: в отличие от других театров у нас самая сильная труппа. И когда со стороны приходит режиссер на постановку, то не выискивает, кто бы мог сыграть главные роли, а сразу находит подходящих актеров. Мы также сохранили ансамблевость — главную прерогативу репертуарного театра, к чему всегда стремился Станиславский, учившийся мастерству у артистов Малого.
- Но ведь вы не будете отрицать, что бытописатель Островский вам ближе, чем Чехов?
- Буду, потому что я сам несколько раз ставил Чехова и видел, как, например, наши “Три сестры” и “Дядю Ваню” принимали в Японии. В зале стояла такая тишина, что муху было слышно. Другое дело: мы никогда не занимались шептальным реализмом. Старые артисты говорили: зрители заплатили “рупь двадцать” и хотят все видеть, слышать и понимать. А от себя добавлю: и смотреть классиков, а не переписанные режиссерами сценарии. Сейчас, когда я ехал к вам на встречу, то слушал по радио в машине Грига в современной интерпретации и размышлял о том, что у нас с музыкантами одни и те же проблемы. Им надо сохранять Чайковского, Мусоргского, а нам — русское слово, часто замусоренное, испоганенное, потерявшее былую значимость. А ведь в начале было Слово, и Слово было Богом... Я знаю, что мои рассуждения на эту тему многих раздражают, но я уже сделал свое дело, и мне нечего бояться.
- Как сделал? Да ведь талантливый актер в любом возрасте остается талантлив.
- А вам никогда не приходило в голову, что мне могут и не дать сделать то, что хочется?..
- Вам?! Я даже такого представить не могу...
- А я могу. Но не будем об этом. В конце концов у меня есть Щепкинское училище, где я преподаю, и там мой опыт всегда пригодится. Приведу такой маленький пример: студенты спрашивают меня, как играть любовь? И я им примерно так отвечаю: если в каком-то фильме вы видите, как герой вначале говорит: “люблю”, а потом начинает раздевать свою возлюбленную и дальше идет постельная сцена, то это не любовь, а штамп номер раз. Ведь “люблю” можно сказать тихо, почти шепотом, но внутри при этом все должно клокотать, и тогда, может быть, это будет любовь. По крайней мере меня так учили. Я, как собака, натаскан на живую реакцию. Видимо, поэтому я не могу подряд сыграть три спектакля “Царя Федора” — на втором уже сдыхаю. Когда я выходил на сцену вместе с Пашенной, Жаровым, Ильинским, Бабочкиным, Царевым, то обязан был подтягиваться до их уровня игры. Не подражать им, а именно подтягиваться, иначе бы они сказали: “Деточка, иди — поучись, а потом играй с нами”. Эти великаны, как рентгеном, просвечивали нас молодых и брали над нами шефство.
- И кто же над вами шефствовал?
- Ко мне очень хорошо относились Владиславский и Светловидов. А когда я репетировал Хлестакова в “Ревизоре”, то, на мое несчастье, в этом спектакле были заняты все, кто его в молодости играл: Хохряков, Ильинский, Бабочкин, Любезнов. После репетиций каждый из них подходил ко мне, делал замечания и давал советы. Я злился на них, нервничал, проклинал тот день, когда меня назначили на эту роль, но не слушать не мог. Теперь-то я понимаю, какая это была школа для меня, какие университеты...
- Это Царев увидел в вас художественного руководителя?
- Не совсем. Его к тому времени в театре уже не было. Однажды, в начале 80-х годов, он пригласил меня в кабинет, в котором я сейчас сижу, и спросил: “А сыграть-то ты, что хочешь? Мечта есть?” И я назвал Сирано де Бержерака. “Да, роль хорошая”, — сказал Царев, и все. В течение года я получил ее. Никогда не забуду, как я влетел к нему в костюме Сирано, узнав, что его снимают, и воскликнул: “Как вы могли такое допустить, Михаил Иванович?!” И он ответил: “Ты знаешь, я этого не знал, меня обошли”. Не скрою, я хлопотал за него в ЦК, но там мне дали понять, что вопрос уже решен и ничего менять не будут.
- Выходит, в советские времена кадровая политика императорского театра решалась на самом высоком уровне?
- Думаю, и сейчас тоже, ведь не зря Малый театр считается режимным.
- И кастовость в нем по-прежнему существует?
- Кастовость есть почти в каждом репертуарным театре, хотя ей и противился на заре своей юности “Современник”. Она есть и в Ленкоме, и в МХТ. Не говоря уже о том, что в царские времена актеры императорских театров пользовались особыми привилегиями. А когда выходили на пенсию, то зарплаты за ними сохранялись, и они могли спокойно жить на старости лет. Не то, что сейчас. А потом звания: заслуженного, народного, зачем они существуют?.. Другое дело, что их надо постоянно оправдывать, а не почивать на лаврах. И потом, должен вам сказать, артисты всегда знают, кто чего стоит. К примеру, у нас был один артист, который всегда играл крохотные эпизодические роли, и делал это настолько классно, что мы собирались за кулисами и наблюдали за ним. Однажды Михаил Царев сказал: “А ведь без актера, который говорит: “Кушать подано”, спектакля может и не быть”. И он был абсолютно прав.
- Говорят, вы согласились играть в будущем спектакле Валерия Фокина “Игра в джин” вместе с Ниной Ургант?
- Да, предложение такое было, но вряд ли это осуществимо в предстоящем сезоне, я не могу бросать театр надолго.
- Ну, вы и никогда не могли его бросить. В то время как другие худруки, не будем называть имена, месяцами пропадают на съемках.
- Когда я был молодым, то весьма активно снимался. Мне даже из-за этого не давали ролей в театре. И только после того, как Руфина Нифонтова выступила на одном из собраний и поставила вопрос ребром, сославшись на то, что артиста Соломина знает вся страна, мне начали кое-что подкидывать. Сейчас я часто отказываюсь от кино. Во-первых, нет времени, а во-вторых, пожить еще хочется, так как каждая роль много сил забирает. К тому же настала пора выйти в новом спектакле Малого театра.
- Уж не “Король Лир” это будет?
- Увы! Пока это остается моей мечтой. Авось успею!
СПРАВКА “ТРУДА”
Соломин Юрий Мефодьевич родился 18 июня 1935 года в Чите в семье музыкантов. Окончил театральное училище им. Щепкина (1957). Народный артист СССР (1988). В 1988 году возглавил Малый театр. Самые известные работы в кино — роли в фильмах: “Адъютант его превосходительства”, “Дерсу Узала”, “Хождение по мукам”, “Обыкновенное чудо”, “Блокада”, “ТАСС уполномочен заявить”, “Красная палатка”. В театре — заглавные роли в спектаклях: “Ревизор”, “Царь Федор Иоаннович”, “Дядя Ваня”, “Сирано де Бержерак”. Особая гордость Юрия Мефодьевича — внучка Александра, несмотря на свой юный возраст, уже заслужившая признание как музыкант. Вместе с родителями Саша живет в Лондоне. Соломин очень любит животных, на даче у него живут собака и несколько кошек.
31.08.2006
Подробнее
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СТАТУС ЛИЦЕДЕЕВ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СТАТУС ЛИЦЕДЕЕВ
К 250-летию учреждения государственного театра в России телеканал «Культура» представит «Фестиваль императорских театров России» который продлится со 2 сентября по 4 ноября. В программе фестиваля - телеверсии спектаклей Малого и Александрийского театров...
К 250-летию учреждения государственного театра в России телеканал «Культура» представит «Фестиваль императорских театров России» который продлится со 2 сентября по 4 ноября. В программе фестиваля - телеверсии спектаклей Малого и Александрийского театров...
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СТАТУС ЛИЦЕДЕЕВ
30 августа Санкт-Петербургский Александрийский театр праздновал знаменательную дату - 250-летие государственного русского театра. Указ об учреждении «Русского для представления трагедий и комедий театра» был подписан императрицей Елизаветой Петровной в 1756 году. Первым императорским театром стала нынешняя санкт-петербургская Александринка, а затем и московский Малый театр вошел в эту государственную систему. 30 августа в Александринку съехались представители крупнейших театров России, зарубежные гости и, конечно, делегация Малого. Санкт-Петербургский театр встретил исторический юбилей в здании, обновленном после реконструкции. А вскоре, 4 сентября, уже в Малом театре пройдет концерт с участием большей части труппы, где публике расскажут об истории «театральной российской академии». Действующими лицами представления станут Островский и Гоголь, Щепкин, Мочалов и другие великие драматурги, актеры и критики, сыгравшие большую роль в становлении Малого театра. Также в концерте будут показаны сцены из репертуара театра разных лет. В рамках юбилейных торжеств состоится конференция старейших национальных театров России, дальнего и ближнего зарубежья. В эти же дни в Москву приедут национальные театры Японии, Греции, Германии, Чехии, Украины, Белоруссии, чтобы обсудить за круглым столом проблемы, с которыми сталкиваются в наше время национальные театры.
К 250-летию учреждения государственного театра в России телеканал «Культура» представит «Фестиваль императорских театров России» который продлится со 2 сентября по 4 ноября. В программе фестиваля - телеверсии спектаклей Малого и Александрийского театров, многие из которых не демонстрировались около тридцати лет. Будут показаны телеверсии спектаклей второй половины прошлого века: «Лес», «Сказки Старого Арбата», «Пучина», «Заговор Фиеско в Генуе» и другие постановки с участием великих актеров Малого и Александрийского театров - Василия Меркурьева, Игоря Ильинского, Юрия Толубеева, Елены Гоголевой, Николая Симонова. Мы беседуем с художественным руководителем Малого театра Юрием СОЛОМИНЫМ.
- Можно ли по спектаклям, снятым на телевидении в разные десятилетия прошлого века, понять, как видоизменялся стиль игры актеров Малого театра, как менялась методология работы режиссеров и художников?
- Фестиваль даст такую возможность. Зритель не сможет не оценить потрясающие работы «стариков» Александрийского и Малого театров. Это были мощные индивидуальности. Сейчас время такое - индивидуальности нивелируются. С каждым годом крупных актерских личностей все меньше. Телезритель увидит, каким богатством мы обладали, и наверняка будет потрясен актерской игрой (я сознательно не упоминаю артистов Малого театра) Елизаветы Тиме, Александра Борисова, Василия Меркурьева, с которым я в свое время снимался. Он был потрясающим артистом, я бы всем посоветовал посмотреть «Лес» с его участием, где он играет Восмибратова. А Бруно Фрейндлих и Юрий Толубеев, которые играют в «Сказках Старого Арбата»? Вот это были актеры традиционного русского театра, без всяких выкрутасов. Я абсолютно уверен, что эти спектакли будут смотреть. Ведь загадка мастерства проста: во владении профессией, в качестве игры.
Я бы порекомендовал посмотреть и «Маленькие трагедии» с участием Николая Симонова, Бруно Фрейндлиха, Иннокентия Смоктуновского. Я убежден - никто не скажет: «Ну, эта игра устарела!» Смоктуновский - наш современник, он играл во многих фильмах и спектаклях нашего времени. Ведь интересно приглядеться: на чем он вырос, какие традиции его сформировали? Когда смотришь телеверсии старых спектаклей, с первых сцен замечаешь, что понимали тогда под «верностью жизненной правде» и каковы были симпатии и привычки публики. В старых постановках не только иной темп речи актеров, но всего сценического существования. Фестиваль дает повод поговорить и о том, что вернуться в театральное прошлое невозможно. Малый театр, при всей верности традициям, не сможет делать постановки в таком стиле, в каком они осуществлялись даже в совсем недавнем прошлом, не говоря о более отдаленном периоде.
Малый театр никогда и не ставил себе цели вернуться в прошлое. Даже если бы мы захотели, это было бы невозможно. Сохранить традиции - это совсем иное, чем вернуться в прошлое. Время диктует театру, как ему жить, куда развиваться. В этой ситуации важно сохранять то, что в нашей культуре создавалось с таким трудом. Русская актерская школа - несравненна, и фестиваль даст лишний повод в этом убедиться. Ведь даже когда смотришь немые фильмы с участием Кторова и Ильинского - сразу чувствуешь, какие это были мощные личности, каким высочайшим мастерством они обладали.
Кстати, на фестивале будет показан спектакль 1979 года «Возвращение на круги своя», в котором Ильинский играет Толстого.
Это Ильинский уже другого периода своего творчества - периода Малого театра. Это совсем иная индивидуальность.
- Вы считаете, что следов мейерхольдовской школы в его игре уже нет?
- Это типичная реалистическая русская школа. Школа Малого театра. Вот, например, Ильинский играл Бывалого в «Волге-Волге» а потом, через много лет, у нас в театре сыграл Расплюева в «Свадьбе Кречинского». Казалось бы, есть что-то похожее в этих двух героях, и Ильинский мог бы сыграть их в одном стиле. Но - перед нами другой актер, оснащенный иными приемами. И в спектакле «Возвращение на круги своя» как и в других постановках, очевидно, что Ильинский стал играть в стилистике великих актеров Малого театра. Не то чтобы он стал подделываться под чуждый ему стиль игры. Он был готов воспринять его и сам стал его великим последователем. Ильинский был приглашен в Малый, потому что подходил нашему театру. Его игра была подобна игре Владимира Давыдова, Николая Яковлева - великих актеров нашего театра. Он продолжал традицию, как и Жаров, как и Царев, и другие актеры Малого.
- Что спектакль теряет при записи на телевидении, а что приобретает?
- Очень много теряет. Но ведь, кроме того, что это дает нам массу возможностей для сравнений, сопоставлений и споров, мы можем увидеть актеров, которые никогда больше не выйдут на сцену. К тому же, если телеспектакль сделан в специальных условиях, в павильоне, один вид искусства - театр - оказывается усилен и обогащен с помощью другого искусства - телевидения.
Да, это замечательно. Спектакль очень выигрывает, когда его не просто записывают на пленку, а снимают в павильоне, продумывают новые мизансцены, иные способы выразительности. Получается новое произведение на основе спектакля.
Театр и телевидение должны идти рука об руку. Тогда телевидение не механически воспроизводит спектакль, а вносит свою специфику. И создавать телеспектакль в идеале должны и телевизионный, и театральный режиссер.
- Стиль вашей игры в спектакле меняется, когда вы знаете, что вас могут взять крупным планом?
- Конечно. Меняется вся оптика игры. Если ты опытный человек, то понимаешь, что раз за тобой следит камера, то в любой момент возможен крупный план, и начинаешь играть «по-киношному»
- Какие телеспектакли вас потрясли?
- «Мольер» Анатолия Эфроса с Юрием Любимовым в главной роли. Я до сих пор этот спектакль забыть не могу. Но это был не перенос спектакля со сцены на телевидение, а оригинальный телеспектакль. Меня потряс спектакль «Соло для часов с боем» где играли великие мхатовские «старики» которым было совершенно все равно, что их снимает телевидение.
- Как относились «старики» Малого театра к записи спектакля на телевидении?
- Когда мы снимали «Пучину» которую телеканал «Культура» тоже будет показывать, Елена Гоголева - она там играла Анну Устиновну - не очень уверенно себя чувствовала. Она все время меня спрашивала: «Вот здесь я правильно сказала? А этот жест выразителен?» Я говорю: «Елена Николаевна, вы все прекрасно делаете!» - «Ну ты же в кино снимаешься, ты же знаешь как! Подскажи!» Она, как студентка, волновалась на съемках.
Она была очень умная женщина и, конечно, поняла, в чем специфика телеспектакля: нужно приглушить жесты и звук. Она стала играть на тон-два ниже. Ведь даже если спектакль снимают при зрителе, артист начинает форсировать звук ради тех, кто пришел сегодня в театр. На сцене играют более жестко - чтобы и в последнем ряду было слышно, видно и понятно. А когда спектакль снимают на телевидении, в специальном павильоне, ты знаешь, что тебе нужно делать все то же, только сдержаннее.
- Ваш педагог Вера Пашенная тоже настороженно относилась к записям спектаклей?
- Она не любила этого. Она и в кино снималась мало, ее фильмы по пальцам одной руки можно пересчитать. Она нам, студентам, говорила: «Я не люблю кино - сначала ты снимаешь сцену своей смерти, потом - рождения» У артиста театра есть последовательность развития образа, мы к этому привыкаем. И она, и Гоголева кино не очень любили. А вот Любезное, Жаров, Ильинский, который играл еще и в немом кино, снимались, конечно, с удовольствием.
- В кино и на телевидении очень многое зависит от оператора. Его роль переоценить трудно. Успех картины зависит так же и от монтажа.
- Но в случае с телеспектаклями большая доля ответственности ложится на актера, на его исполнение. Как ни старайся с монтажом и с операторской работой, зрителя не обманешь.
Возьмите английские фильмы, даже телевизионные. Когда есть время, я смотрю сериал «Чисто английское убийство» Там нет ни спецэффектов, ни виртуозного монтажа. Но тебя втягивает медленное-медленное течение действия. Ты вглядываешься, вслушиваешься в то, как плетется интрига, как развивается сюжет.
Так что и медленное течение действия, обусловленное традицией исполнения, может затягивать. Это я говорю к тому, что спектакли, которые покажут к юбилею российского театра, имеют интерес не только для профессионалов, но и для самого широкого круга телезрителей.
- Ваши почитатели могут увидеть, как изменилось ваше мастерство, поскольку телеканал покажет два спектакля, поставленные с перерывом более чем в 20 лет: «Пучину» 1976 года, где вы играете Кисельникова, и «Чайку» 1999 года, где вы исполняете роль Тригорина.
- «Чайку» я даже не видел. Любопытно будет снова посмотреть и «Пучину» В таком случае станут ощутимы и возрастные изменения, и профессиональные. Все-таки эти спектакли разделяет больше двух десятилетий, и мне было бы интересно посмотреть на свою эволюцию.
Каждый артист, и я в том числе, когда смотрит на себя со стороны -будь то в фильме или телеспектакле, - видит свои ошибки и думает: «Вот тут надо было сказать по-другому, тут встать по-другому, а вот эта сцена - гениальна!» Спектакль «Пучина» я давно не смотрел. А вот «Заговор Фиеско в Генуе» где играет мой брат Виталий, я на телевидении никогда не видел. Хороший был спектакль, замечательно, что его записали и покажут широкому зрителю.
- Есть спектакли, о которых вы жалеете, что они не сохранены в записи?
- Мне очень жалко, что «Сирано де Бержерак» где я играл заглавную роль, не сохранен. Фестиваль может дать повод к разговору о различии методологии Малого и Александринки - ведь будут показаны не только старые спектакли, но и последние премьеры двух театров. Фестиваль может помочь понять, какой этап сейчас проходит противостояние наших старейших театров, которое длится не один век. Самый яркий пример -хрестоматийная статья Белинского о Мочалове и Каратыгине. Там, где играют «старики» противостояния между театрами ощущаться не будет. Они были едины в своем понимании традиций, стиля игры. Спектакли, где играют Меркурьев, Ильинский, Гоголева, Фрейндлих, Толубеев, Жаров, не дают повода говорить о принципиальном различии в игре актеров старшейших театров России. А вот более современные спектакли, где больше молодежи, - тут между нашими театрами начинаются разногласия...
Но посмотреть старые спектакли, где звучит прекрасная русская речь, полезно еще и потому, что это происходит на телевидении, где ужасающе говорят на нашем языке - я не имею в виду телеканал «Культура». У нас разучились говорить по-русски, и это ощущают не только профессионалы. А «старики» Александрийского и Малого театров владели этой речью в совершенстве.
Беседу вел Артур СОЛОМОНОВ
«Культура», 31.08.2006
30 августа Санкт-Петербургский Александрийский театр праздновал знаменательную дату - 250-летие государственного русского театра. Указ об учреждении «Русского для представления трагедий и комедий театра» был подписан императрицей Елизаветой Петровной в 1756 году. Первым императорским театром стала нынешняя санкт-петербургская Александринка, а затем и московский Малый театр вошел в эту государственную систему. 30 августа в Александринку съехались представители крупнейших театров России, зарубежные гости и, конечно, делегация Малого. Санкт-Петербургский театр встретил исторический юбилей в здании, обновленном после реконструкции. А вскоре, 4 сентября, уже в Малом театре пройдет концерт с участием большей части труппы, где публике расскажут об истории «театральной российской академии». Действующими лицами представления станут Островский и Гоголь, Щепкин, Мочалов и другие великие драматурги, актеры и критики, сыгравшие большую роль в становлении Малого театра. Также в концерте будут показаны сцены из репертуара театра разных лет. В рамках юбилейных торжеств состоится конференция старейших национальных театров России, дальнего и ближнего зарубежья. В эти же дни в Москву приедут национальные театры Японии, Греции, Германии, Чехии, Украины, Белоруссии, чтобы обсудить за круглым столом проблемы, с которыми сталкиваются в наше время национальные театры.
К 250-летию учреждения государственного театра в России телеканал «Культура» представит «Фестиваль императорских театров России» который продлится со 2 сентября по 4 ноября. В программе фестиваля - телеверсии спектаклей Малого и Александрийского театров, многие из которых не демонстрировались около тридцати лет. Будут показаны телеверсии спектаклей второй половины прошлого века: «Лес», «Сказки Старого Арбата», «Пучина», «Заговор Фиеско в Генуе» и другие постановки с участием великих актеров Малого и Александрийского театров - Василия Меркурьева, Игоря Ильинского, Юрия Толубеева, Елены Гоголевой, Николая Симонова. Мы беседуем с художественным руководителем Малого театра Юрием СОЛОМИНЫМ.
- Можно ли по спектаклям, снятым на телевидении в разные десятилетия прошлого века, понять, как видоизменялся стиль игры актеров Малого театра, как менялась методология работы режиссеров и художников?
- Фестиваль даст такую возможность. Зритель не сможет не оценить потрясающие работы «стариков» Александрийского и Малого театров. Это были мощные индивидуальности. Сейчас время такое - индивидуальности нивелируются. С каждым годом крупных актерских личностей все меньше. Телезритель увидит, каким богатством мы обладали, и наверняка будет потрясен актерской игрой (я сознательно не упоминаю артистов Малого театра) Елизаветы Тиме, Александра Борисова, Василия Меркурьева, с которым я в свое время снимался. Он был потрясающим артистом, я бы всем посоветовал посмотреть «Лес» с его участием, где он играет Восмибратова. А Бруно Фрейндлих и Юрий Толубеев, которые играют в «Сказках Старого Арбата»? Вот это были актеры традиционного русского театра, без всяких выкрутасов. Я абсолютно уверен, что эти спектакли будут смотреть. Ведь загадка мастерства проста: во владении профессией, в качестве игры.
Я бы порекомендовал посмотреть и «Маленькие трагедии» с участием Николая Симонова, Бруно Фрейндлиха, Иннокентия Смоктуновского. Я убежден - никто не скажет: «Ну, эта игра устарела!» Смоктуновский - наш современник, он играл во многих фильмах и спектаклях нашего времени. Ведь интересно приглядеться: на чем он вырос, какие традиции его сформировали? Когда смотришь телеверсии старых спектаклей, с первых сцен замечаешь, что понимали тогда под «верностью жизненной правде» и каковы были симпатии и привычки публики. В старых постановках не только иной темп речи актеров, но всего сценического существования. Фестиваль дает повод поговорить и о том, что вернуться в театральное прошлое невозможно. Малый театр, при всей верности традициям, не сможет делать постановки в таком стиле, в каком они осуществлялись даже в совсем недавнем прошлом, не говоря о более отдаленном периоде.
Малый театр никогда и не ставил себе цели вернуться в прошлое. Даже если бы мы захотели, это было бы невозможно. Сохранить традиции - это совсем иное, чем вернуться в прошлое. Время диктует театру, как ему жить, куда развиваться. В этой ситуации важно сохранять то, что в нашей культуре создавалось с таким трудом. Русская актерская школа - несравненна, и фестиваль даст лишний повод в этом убедиться. Ведь даже когда смотришь немые фильмы с участием Кторова и Ильинского - сразу чувствуешь, какие это были мощные личности, каким высочайшим мастерством они обладали.
Кстати, на фестивале будет показан спектакль 1979 года «Возвращение на круги своя», в котором Ильинский играет Толстого.
Это Ильинский уже другого периода своего творчества - периода Малого театра. Это совсем иная индивидуальность.
- Вы считаете, что следов мейерхольдовской школы в его игре уже нет?
- Это типичная реалистическая русская школа. Школа Малого театра. Вот, например, Ильинский играл Бывалого в «Волге-Волге» а потом, через много лет, у нас в театре сыграл Расплюева в «Свадьбе Кречинского». Казалось бы, есть что-то похожее в этих двух героях, и Ильинский мог бы сыграть их в одном стиле. Но - перед нами другой актер, оснащенный иными приемами. И в спектакле «Возвращение на круги своя» как и в других постановках, очевидно, что Ильинский стал играть в стилистике великих актеров Малого театра. Не то чтобы он стал подделываться под чуждый ему стиль игры. Он был готов воспринять его и сам стал его великим последователем. Ильинский был приглашен в Малый, потому что подходил нашему театру. Его игра была подобна игре Владимира Давыдова, Николая Яковлева - великих актеров нашего театра. Он продолжал традицию, как и Жаров, как и Царев, и другие актеры Малого.
- Что спектакль теряет при записи на телевидении, а что приобретает?
- Очень много теряет. Но ведь, кроме того, что это дает нам массу возможностей для сравнений, сопоставлений и споров, мы можем увидеть актеров, которые никогда больше не выйдут на сцену. К тому же, если телеспектакль сделан в специальных условиях, в павильоне, один вид искусства - театр - оказывается усилен и обогащен с помощью другого искусства - телевидения.
Да, это замечательно. Спектакль очень выигрывает, когда его не просто записывают на пленку, а снимают в павильоне, продумывают новые мизансцены, иные способы выразительности. Получается новое произведение на основе спектакля.
Театр и телевидение должны идти рука об руку. Тогда телевидение не механически воспроизводит спектакль, а вносит свою специфику. И создавать телеспектакль в идеале должны и телевизионный, и театральный режиссер.
- Стиль вашей игры в спектакле меняется, когда вы знаете, что вас могут взять крупным планом?
- Конечно. Меняется вся оптика игры. Если ты опытный человек, то понимаешь, что раз за тобой следит камера, то в любой момент возможен крупный план, и начинаешь играть «по-киношному»
- Какие телеспектакли вас потрясли?
- «Мольер» Анатолия Эфроса с Юрием Любимовым в главной роли. Я до сих пор этот спектакль забыть не могу. Но это был не перенос спектакля со сцены на телевидение, а оригинальный телеспектакль. Меня потряс спектакль «Соло для часов с боем» где играли великие мхатовские «старики» которым было совершенно все равно, что их снимает телевидение.
- Как относились «старики» Малого театра к записи спектакля на телевидении?
- Когда мы снимали «Пучину» которую телеканал «Культура» тоже будет показывать, Елена Гоголева - она там играла Анну Устиновну - не очень уверенно себя чувствовала. Она все время меня спрашивала: «Вот здесь я правильно сказала? А этот жест выразителен?» Я говорю: «Елена Николаевна, вы все прекрасно делаете!» - «Ну ты же в кино снимаешься, ты же знаешь как! Подскажи!» Она, как студентка, волновалась на съемках.
Она была очень умная женщина и, конечно, поняла, в чем специфика телеспектакля: нужно приглушить жесты и звук. Она стала играть на тон-два ниже. Ведь даже если спектакль снимают при зрителе, артист начинает форсировать звук ради тех, кто пришел сегодня в театр. На сцене играют более жестко - чтобы и в последнем ряду было слышно, видно и понятно. А когда спектакль снимают на телевидении, в специальном павильоне, ты знаешь, что тебе нужно делать все то же, только сдержаннее.
- Ваш педагог Вера Пашенная тоже настороженно относилась к записям спектаклей?
- Она не любила этого. Она и в кино снималась мало, ее фильмы по пальцам одной руки можно пересчитать. Она нам, студентам, говорила: «Я не люблю кино - сначала ты снимаешь сцену своей смерти, потом - рождения» У артиста театра есть последовательность развития образа, мы к этому привыкаем. И она, и Гоголева кино не очень любили. А вот Любезное, Жаров, Ильинский, который играл еще и в немом кино, снимались, конечно, с удовольствием.
- В кино и на телевидении очень многое зависит от оператора. Его роль переоценить трудно. Успех картины зависит так же и от монтажа.
- Но в случае с телеспектаклями большая доля ответственности ложится на актера, на его исполнение. Как ни старайся с монтажом и с операторской работой, зрителя не обманешь.
Возьмите английские фильмы, даже телевизионные. Когда есть время, я смотрю сериал «Чисто английское убийство» Там нет ни спецэффектов, ни виртуозного монтажа. Но тебя втягивает медленное-медленное течение действия. Ты вглядываешься, вслушиваешься в то, как плетется интрига, как развивается сюжет.
Так что и медленное течение действия, обусловленное традицией исполнения, может затягивать. Это я говорю к тому, что спектакли, которые покажут к юбилею российского театра, имеют интерес не только для профессионалов, но и для самого широкого круга телезрителей.
- Ваши почитатели могут увидеть, как изменилось ваше мастерство, поскольку телеканал покажет два спектакля, поставленные с перерывом более чем в 20 лет: «Пучину» 1976 года, где вы играете Кисельникова, и «Чайку» 1999 года, где вы исполняете роль Тригорина.
- «Чайку» я даже не видел. Любопытно будет снова посмотреть и «Пучину» В таком случае станут ощутимы и возрастные изменения, и профессиональные. Все-таки эти спектакли разделяет больше двух десятилетий, и мне было бы интересно посмотреть на свою эволюцию.
Каждый артист, и я в том числе, когда смотрит на себя со стороны -будь то в фильме или телеспектакле, - видит свои ошибки и думает: «Вот тут надо было сказать по-другому, тут встать по-другому, а вот эта сцена - гениальна!» Спектакль «Пучина» я давно не смотрел. А вот «Заговор Фиеско в Генуе» где играет мой брат Виталий, я на телевидении никогда не видел. Хороший был спектакль, замечательно, что его записали и покажут широкому зрителю.
- Есть спектакли, о которых вы жалеете, что они не сохранены в записи?
- Мне очень жалко, что «Сирано де Бержерак» где я играл заглавную роль, не сохранен. Фестиваль может дать повод к разговору о различии методологии Малого и Александринки - ведь будут показаны не только старые спектакли, но и последние премьеры двух театров. Фестиваль может помочь понять, какой этап сейчас проходит противостояние наших старейших театров, которое длится не один век. Самый яркий пример -хрестоматийная статья Белинского о Мочалове и Каратыгине. Там, где играют «старики» противостояния между театрами ощущаться не будет. Они были едины в своем понимании традиций, стиля игры. Спектакли, где играют Меркурьев, Ильинский, Гоголева, Фрейндлих, Толубеев, Жаров, не дают повода говорить о принципиальном различии в игре актеров старшейших театров России. А вот более современные спектакли, где больше молодежи, - тут между нашими театрами начинаются разногласия...
Но посмотреть старые спектакли, где звучит прекрасная русская речь, полезно еще и потому, что это происходит на телевидении, где ужасающе говорят на нашем языке - я не имею в виду телеканал «Культура». У нас разучились говорить по-русски, и это ощущают не только профессионалы. А «старики» Александрийского и Малого театров владели этой речью в совершенстве.
Беседу вел Артур СОЛОМОНОВ
«Культура», 31.08.2006
30.08.2006
Подробнее
ВТОРОЙ УНИВЕРСИТЕТ
ВТОРОЙ УНИВЕРСИТЕТ
30 августа в Санкт-Петербурге, а 4 сентября в Москве пройдут торжества, посвященные 250-летию государственного театра в России...
30 августа в Санкт-Петербурге, а 4 сентября в Москве пройдут торжества, посвященные 250-летию государственного театра в России...
ВТОРОЙ УНИВЕРСИТЕТ
30 августа в Санкт-Петербурге, а 4 сентября в Москве пройдут торжества, посвященные 250-летию государственного театра в России. «Виновники» торжества – два прославленных русских театра: Российский государственный академический театр драмы имени А. С. Пушкина (Александринский театр) и Государственный академический Малый театр.
Еще во времена Щепкина и Островского ввиду исключительного влияния на жизнь общества за Малым театром, который стал центром духовной жизни Отечества, закрепилось славное имя «Второго университета».
О том, как прославленный коллектив выполняет эту миссию сегодня, когда нищета духа страшнее бедности народа, и на другие вопросы отвечает художественный руководитель Малого театра, народный артист СССР, профессор Театрального училища имени М. С. Щепкина, академик Российской академии словесности, Международной академии творчества, член-корреспондент Российской академии образования Юрий Соломин.
– Этот театральный сезон, – говорит Юрий Мефодьевич, – будет для нас удивительным. Ведь в 1756 году, ровно 250 лет назад, по указу императрицы Елизаветы Петровны о создании и субсидировании государственного русского театра было положено начало нашей труппе, сформированной первоначально при Московском университете.
Мы изначально договорились о том, что Александринка готовит юбилейное представление, в котором мы будем принимать участие. Очевидно, от нас будет ода. Ее зачитают несколько наших актеров.
А когда 4 сентября мы будем отмечать юбилей в Москве, актеры Александринки тоже будут принимать участие в празднике.
Подводя итоги прошедших летних гастролей, замечу, что, где бы мы ни выступали, будь то Санкт-Петербург, Прибалтика, Краснодар или Италия, всегда погода в зрительном зале была прекрасная!
Из-за насыщенного гастролями графика в этом сезоне планируется выпустить только три новых спектакля. Это «Ревизор» Гоголя в моей постановке, «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» (режиссер Владимир Драгунов) по Островскому и его же «Бедность не порок» (режиссер Александр Коршунов).
В предстоящем году труппу также ждет много путешествий, это связано с тем, что в Малом театре будет проводиться реконструкция. Так как план проведения ремонтных работ рассчитан на шесть лет, то закрываться наши двери не будут никогда. Все будет делаться постепенно и, скорее всего, только в летние месяцы.
– Юрий Мефодьевич, для юношей и девушек прежних эпох классический театр значил очень много. Он воспитывал, занимался духовным строительством, побуждал к поиску нравственных ориентиров. Наконец, просто служил достойным способом развлечься. Что значит классический театр для молодежи сегодня?
– В наше время души молодых дезориентированы. Изобретены орудия влияния на сознание, многократно превышающие потенциал драматической сцены. Происходит выхолащивание нашей культуры.
Мы кричим: «Наркотики!» Но забываем, откуда они появились. Нам показывали западные фильмы и говорили: «Это демократия!» Наше общество такую «демократию» и переняло.
Для того чтобы воспитать поколение, нужно хотя бы десять лет. В семье привить любовь к ценностям отечественной культуры, нравственной в самом широком смысле слова, ныне очень трудно, потому что в каждом доме есть… телевизор. Большинство передач, мне кажется, какие-то криминализированные, сексуально-озабоченные, и их авторы пытаются эту озабоченность вселить в тех, кто их смотрит. С экранов телевизоров исчезли, увы, герои русских народных сказок, Пушкинских сказок.
Молодежь мало или вовсе не читает, плохо знает нашу историю. Однажды 9 Мая на одном из телеканалов «поколение, выбравшее «Пепси», отвечало на вопросы. «Что сегодня отмечают?» — «Победу!» — «А кто победил?» — «Не знаем…» Такое больно слышать: нельзя быть Иванами, родства не помнящими.
А что происходит в некоторых театрах? Кто имеет, скажем, право ставить спектакли «на тему» Гоголя, Чехова… Или берут и меняют названия произведений великих драматургов, переводят их в иной жанр, продолжают, изобретают новые финалы…
Если пьесу Островского «Лес» назвать «Нужна драматическая актриса», то это, я считаю, нарушение экологии культуры. Все равно, что реку повернуть вспять. Повернуть реку Островского! Кто дал право?
Несколько лет назад я сидел на этом спектакле и думал: «Но ведь школьники, что пришли его посмотреть, уверены – они смотрят пьесу Островского «Нужна драматическая актриса». Им в школе возразят, что такой пьесы у Островского нет. Но они же ее «видели». Попадут в глупое положение».
У классиков можно найти все, созвучное сегодняшнему дню. Они отвечают на все вопросы – я вам гарантирую! Даже на вопрос о прибавке зарплаты учителям. В чеховской «Чайке» учитель Медведенко говорит Тригорину: «Вы бы написали пьесу об учителях. Ведь они получают 23 рубля – и то не вовремя. И для них все равно: круглая Земля или квадратная». Зал моментально реагирует на это. Меня потом спрашивают: «Это что – вы сами придумали? Это Чехов?». Это – Чехов!
Или в спектакле «Царь Федор Иоаннович» по драме Алексея Толстого Шуйский, отвечая царю Федору, говорит: «Мне в Думе делать нечего, когда дела вершит не Дума, а шурин твой…». И зритель тут же откликается. Мы не намекаем на сегодняшнюю Думу – избави Бог! Текст пьесы воспринимается каждым зрителем по-своему.
Не нужно делать из произведений классиков шоу на тему сегодняшней жизни – хорошей или плохой. Ибо они намного выше всех – предчувствовали, предвидели будущее. Недаром во всем мире знают Чехова, Достоевского, Толстого, Островского… Поэтому к классикам нужно тянуться, их наследие беречь.
Таких, как мы, артисты Малого театра, которые отстаивают экологию культуры, некоторые критики называют «вчерашним днем»: ну, это традиционное… И в слово «традиционное» вкладывают такую интонацию нехорошую. «Это – традиции, ну чего вроде бы…»
Но это же – традиции, созданные предками! Они же не придуманы вчера, а складывались столетиями. Хотя такая позиция требует от нас определенного мужества, Малый театр ее отстаивал, отстаивает и будет отстаивать всегда.
Я счастлив, что «вторым университетом» является именно наш театр. У Малого театра свой зритель и своя ниша в искусстве – ниша русского национального театра.
Нередко нас называют русофилами, националистами… Ничего подобного! Мы – традиционалисты, сохраняющие традиционную русскую культуру. И наше место в театральной палитре никто никогда не займет. Своим искусством мы продолжаем воспитывать у общества патриотизм, пытаемся защитить гордость русского человека.
Сегодня поклонники русского искусства каждый вечер заполняют основной зал театра и его филиал, а это в общей сложности полторы тысячи мест.
Когда в начале 1990-х вышел Указ Президента РФ о национальном достоянии, куда вошли 17 объектов культуры, в их числе были два театра – Большой и Малый. Некоторые коллеги из других театров тогда возмущались. Я же на язвительные замечания отвечал так: «Не сердитесь, господа! Вы – лучше! Но у нас просто люстр больше». Насчет люстр – чистая правда.
– Юрий Мефодьевич, кроме люстр, в Малом есть еще целое созвездие актеров старшего поколения. А вот молодых звезд маловато. Почему не выращиваете своих или не приглашаете на спектакли известных актеров других театров?
– Новые актеры приходят к нам только на постоянную работу. Приглашение же актеров на какую-то роль – разрушение школы Малого театра, которую нам задали Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Островский, Чехов, Толстой… Гордимся, что наша труппа состоит на 80–90 процентов из выпускников Щепкинского училища.
Самородки в искусстве бывают очень редко. За то время, что некоторые из студентов – пусть даже очень способные мальчики и девочки! – участвуют в постановке того или иного нашего спектакля, невозможно из них сделать звезд! А вот искалечить их жизнь можно легко.
Популярность бывает разная. Так же как и пути ее достижения. Убежден: чтобы человек стал звездой, прежде всего он должен пройти школу. Наблюдая за студентами Щепкинского училища с самого первого курса, мы уже думаем над тем, какой дипломный спектакль им предложить.
– Учите ли вы студентов выживать?
– А как же? И это не только теперь, но и десять, и сорок лет назад, когда я только начал преподавать. Мне хочется помочь студентам. Стараюсь предостерегать их от ошибок. Но когда вижу, что я со своими замечаниями в тягость, то отступаю. Но все равно, как правило, получается, что, предупреждая о чем-то студентов, я оказываюсь прав.
Сегодня особенно трудно выжить, нужно быть профессионалом, мастером своего дела. Говорю студентам с самого первого занятия: «В актерском мастерстве, как в музыке, существует семь нот, которые вы должны знать. Если музыкант из семи нот запомнит только четыре, то музыки не будет. Как классический станок в балете, основы актерского искусства должны крепко сидеть в артисте. Владея своей профессией, вы, попадая к разным режиссерам, в разные театры, на разные площадки, будете делать то, что нужно, не утонете».
Выпускники нашей школы мечтают попасть к нам. Из Малого театра и теперь никто из актеров по своей воле не уходит. У нас нет текучки, убивающей ансамбль. Но для этого нужна голова на плечах.
– Малый называют не только «вторым университетом». Еще при жизни великого драматурга за театром, где впервые увидели свет рампы едва ли не все его 47 пьес, закрепилось и другое почетное название – «Дом Островского». Его пьесы и сегодня активно ставят по всей России…
– Островский – живой и вечный. Он уже сто лет «репертуарный» и в провинции, и в Москве. Тут одна причина – его гений. Как удивительно точно в его пьесах выписаны психологические взаимоотношения! Когда купец дает слово, то никаких бумаг не надо, все знают – он выполнит обещанное. Так было.
Но выбор пьес драматурга в зависимости от времени меняется. Сегодня более всего востребованы «экономические пьесы» Островского – «Свои люди – сочтемся», «Волки и овцы», «Не было ни гроша, да вдруг алтын», «Трудовой хлеб»…
В советское время они принимались по-другому. Замечательные! Но… как бы не про нас. Частных банков тогда не существовало. Кредитов под проценты никто не брал, долговых бумаг не подписывал. Землей тоже не торговали. Да и денег больших у людей не было.
Когда Леонид Андреевич Волков ставил в Малом театре «Свои люди – сочтемся» с Любезновым, Анненковым, Владиславским, Белевцевой, Эллой Долматовой, я там слугу Тишку играл, – так пришлось экономиста приглашать. И он нам долго втолковывал, что такое закладные, проценты, долговая яма… А мы ничего не понимали. Многие сцены пришлось вымарывать, потому что и зритель не понимал.
Сегодня, когда появились и банки, и грандиозные аферы, и долговые ямы – тюрьмы для олигархов, не уплативших налоги, все стало понятно. Сцены, которые раньше вымарывали, теперь самые интересные. Зрители спрашивают в антрактах: «Неужели это Островский написал: так давно, но так точно сказано про нашу жизнь?!»
У Островского что ни пьеса, то кладезь поговорок, оборотов, метафор. Послушайте, какая музыка в любой фразе драматурга, ее произнести-то сейчас одно удовольствие.
Играя Островского, мы не собираемся угождать десятку театральных умников – «образованцев», по выражению Солженицына, а обращаемся к тысячам людей, которые идут в театр, чтобы получить наслаждение, нравственное очищение, сделаться душевно лучше.
Проводим мы и фестиваль, посвященный Островскому. В фестивале участвуют только региональные театры. Как бы по желанию самого Александра Николаевича, который лучшие свои пьесы – «Лес», «Таланты и поклонники», «Без вины виноватые» – посвящал актерам русской провинции, а у себя в Щелыково даже дом для них отдельный построил, чтобы они приезжали и играли для него. За десять лет существования фестиваля на нашей большой сцене постановки Островского показали более двадцати коллективов России.
– Юрий Мефодьевич! Малый театр называют и хранителем эталонного русского языка…
– Наши актеры, слава Богу, по-прежнему говорят на великолепном русском языке. Многие иностранцы приходят в Малый, чтобы научиться правильно говорить по-русски. Наш театр этим гордится.
– Нужны или нет кардинальные меры по сохранению русского языка?
– Нужны, и еще как! Ведь буквально через несколько лет наше общество, возможно, будет говорить совершенно на другом языке. Поэтому, думаю, нужно ввести контроль, особенно в средствах массовой информации. Мне кажется, что в СМИ число людей, которые свои мысли выражают не русским языком, удручающе велико.
Бороться надо не с толпой, а с теми, кому дана возможность, – скажем, на телевидении или радио, – говорить неправильно. Сегодня они, увы, законодатели мод. Как научат молодежь, так она и будут говорить.
– Не кажется ли вам, что современный русский язык изменился и по звучанию?
– Безусловно! Речь стала короткая, очень быстрая. Порой невозможно понять – о чем люди говорят…
– …и на каком языке!
– Да, язык становится быстроходным. Как педагог с сорокалетним стажем, как человек, имеющий дело с классической литературой, я чувствую, что даже мои студенты не могут произнести написанное.
Строй речи стал совершенно иным. Сленг, жаргон теперь, к сожалению, общеупотребительны. Даже члены правительства и депутаты Государственной Думы иногда одаривают нас такими словечками! Не говорю уже о народившемся слое людей богатых, но не очень образованных, которые с детства разговаривают на таком «языке».
– Может быть, любой язык идет в сторону упрощения?
– А для чего нужно это упрощение и нужно ли оно вообще? Считаю, что мы должны препятствовать этому.
Жизнь ныне – трудная, жестокая. Но наш язык остался таким же «прекрасным и могучим», каким и был! Как же можно переделывать язык Пушкина, Лермонтова, Толстого, Островского?!
– Малый театр выступил инициатором выпуска аудиокниг…
– Мы взяли на себя сей труд, чтобы дать возможность всем, кто начинает изучать русский язык и литературу, научиться правильно говорить по-русски. Когда задумывали этот проект, нам хотелось, чтобы наши аудиокниги слушали, например, дети-инвалиды, которые не имеют возможности ходить в школу. Но оказалось, что это нужно и здоровым.
На выпуск аудиокассет нас еще подтолкнуло и то, что многие наши регионы, особенно русскоговорящие, страдают от нехватки обычных книг и учебников. Вот мы и отправляем туда кассеты, а дальнейшим распространением их по учебным заведениям местные органы занимаются сами. Теперь хотим записывать классику уже не на кассеты, а на компакт-диски.
Артисты Малого театра вложили в проект всю душу. Живая русская речь должна, во что бы то ни стало, звучать во всех уголках нашей необъятной страны, соединяя всех, кто любит и ценит Русскую Словесность. Мы бы хотели, чтобы нас услышали и за пределами Российской Федерации.
– Бурные дискуссии вызвала предполагаемая театральная реформа. Неужели и театр, как предлагают чиновники, можно приравнять к сфере услуг? Неужели те, кто намеренно хочет разрушить отечественный театр, не понимают, что на восстановление его уйдут многие годы?
– В результате таких законов могут пострадать, в первую очередь, театры в регионах страны. По России у нас много столетних театров и таких, которым более ста лет. Какая система! И вот поэтому у нас мощная была драматургия.
Сегодня далеко не в каждом городе есть губернатор, который ходит в театр и любит искусство. Скажет, что у него нет денег, – и точка. Мол, зачем нам свой театр? Гастролеры приедут…
А ведь весь мир завидуют стабильному русскому театру-дому. Потому что там другой принцип – собирается группа артистов, которая вынуждена каждый день играть на износ одно и то же. Три месяца, полгода, год…
Неужели и нам также ставить шаблонные пьески, легко швыряясь текстом? Играть тридцать раз подряд в коммерческом режиме Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Островского, Чехова, Достоевского, Толстого, Горького невозможно – умрет Актер! Играть «в полноги» ни в спорте, ни в искусстве не получается.
Когда страна слабеет, беднеет, ее полпредами в мире становятся деятели искусства. Но, как только положение чуть-чуть налаживается, власти забывают, чем они нам обязаны.
Вспоминаю рассказ своего учителя – великой русской актрисы Веры Николаевны Пашенной. В годы Великой Отечественной войны их фронтовая бригада ездила на Север, на нашу военно-морскую базу. Спектакль «На бойком месте» Островского они сыграли специально для трех летчиков, которые готовились лететь бомбить Берлин. Вот что такое искусство!
Уже более десяти лет кричат: «Давайте поднимем экономику!». Я же считаю, что ее можно поднять только в том случае, если прежде развить науку, образование, медицину и культуру. В этом, на мой взгляд, – национальная идея! Необразованный, больной, малокультурный человек не может создать экономику высокого класса. Поэтому дело еще и в мозгах, совести чиновников, разваливающих эти сферы. Да и бизнесменов. Пока они не возьмут себе за образец меценатов прошлого, наша экономика будет безнравственной.
Нет, нельзя ломать то, что создано народом и за века оправдало себя. Однако в окончательную катастрофу я не верю. Русский театр уничтожить нельзя. Будем бороться!
Беседу вел Николай Головкин,
член Союза писателей России
Православие.ru 30.08.2006
30 августа в Санкт-Петербурге, а 4 сентября в Москве пройдут торжества, посвященные 250-летию государственного театра в России. «Виновники» торжества – два прославленных русских театра: Российский государственный академический театр драмы имени А. С. Пушкина (Александринский театр) и Государственный академический Малый театр.
Еще во времена Щепкина и Островского ввиду исключительного влияния на жизнь общества за Малым театром, который стал центром духовной жизни Отечества, закрепилось славное имя «Второго университета».
О том, как прославленный коллектив выполняет эту миссию сегодня, когда нищета духа страшнее бедности народа, и на другие вопросы отвечает художественный руководитель Малого театра, народный артист СССР, профессор Театрального училища имени М. С. Щепкина, академик Российской академии словесности, Международной академии творчества, член-корреспондент Российской академии образования Юрий Соломин.
– Этот театральный сезон, – говорит Юрий Мефодьевич, – будет для нас удивительным. Ведь в 1756 году, ровно 250 лет назад, по указу императрицы Елизаветы Петровны о создании и субсидировании государственного русского театра было положено начало нашей труппе, сформированной первоначально при Московском университете.
Мы изначально договорились о том, что Александринка готовит юбилейное представление, в котором мы будем принимать участие. Очевидно, от нас будет ода. Ее зачитают несколько наших актеров.
А когда 4 сентября мы будем отмечать юбилей в Москве, актеры Александринки тоже будут принимать участие в празднике.
Подводя итоги прошедших летних гастролей, замечу, что, где бы мы ни выступали, будь то Санкт-Петербург, Прибалтика, Краснодар или Италия, всегда погода в зрительном зале была прекрасная!
Из-за насыщенного гастролями графика в этом сезоне планируется выпустить только три новых спектакля. Это «Ревизор» Гоголя в моей постановке, «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» (режиссер Владимир Драгунов) по Островскому и его же «Бедность не порок» (режиссер Александр Коршунов).
В предстоящем году труппу также ждет много путешествий, это связано с тем, что в Малом театре будет проводиться реконструкция. Так как план проведения ремонтных работ рассчитан на шесть лет, то закрываться наши двери не будут никогда. Все будет делаться постепенно и, скорее всего, только в летние месяцы.
– Юрий Мефодьевич, для юношей и девушек прежних эпох классический театр значил очень много. Он воспитывал, занимался духовным строительством, побуждал к поиску нравственных ориентиров. Наконец, просто служил достойным способом развлечься. Что значит классический театр для молодежи сегодня?
– В наше время души молодых дезориентированы. Изобретены орудия влияния на сознание, многократно превышающие потенциал драматической сцены. Происходит выхолащивание нашей культуры.
Мы кричим: «Наркотики!» Но забываем, откуда они появились. Нам показывали западные фильмы и говорили: «Это демократия!» Наше общество такую «демократию» и переняло.
Для того чтобы воспитать поколение, нужно хотя бы десять лет. В семье привить любовь к ценностям отечественной культуры, нравственной в самом широком смысле слова, ныне очень трудно, потому что в каждом доме есть… телевизор. Большинство передач, мне кажется, какие-то криминализированные, сексуально-озабоченные, и их авторы пытаются эту озабоченность вселить в тех, кто их смотрит. С экранов телевизоров исчезли, увы, герои русских народных сказок, Пушкинских сказок.
Молодежь мало или вовсе не читает, плохо знает нашу историю. Однажды 9 Мая на одном из телеканалов «поколение, выбравшее «Пепси», отвечало на вопросы. «Что сегодня отмечают?» — «Победу!» — «А кто победил?» — «Не знаем…» Такое больно слышать: нельзя быть Иванами, родства не помнящими.
А что происходит в некоторых театрах? Кто имеет, скажем, право ставить спектакли «на тему» Гоголя, Чехова… Или берут и меняют названия произведений великих драматургов, переводят их в иной жанр, продолжают, изобретают новые финалы…
Если пьесу Островского «Лес» назвать «Нужна драматическая актриса», то это, я считаю, нарушение экологии культуры. Все равно, что реку повернуть вспять. Повернуть реку Островского! Кто дал право?
Несколько лет назад я сидел на этом спектакле и думал: «Но ведь школьники, что пришли его посмотреть, уверены – они смотрят пьесу Островского «Нужна драматическая актриса». Им в школе возразят, что такой пьесы у Островского нет. Но они же ее «видели». Попадут в глупое положение».
У классиков можно найти все, созвучное сегодняшнему дню. Они отвечают на все вопросы – я вам гарантирую! Даже на вопрос о прибавке зарплаты учителям. В чеховской «Чайке» учитель Медведенко говорит Тригорину: «Вы бы написали пьесу об учителях. Ведь они получают 23 рубля – и то не вовремя. И для них все равно: круглая Земля или квадратная». Зал моментально реагирует на это. Меня потом спрашивают: «Это что – вы сами придумали? Это Чехов?». Это – Чехов!
Или в спектакле «Царь Федор Иоаннович» по драме Алексея Толстого Шуйский, отвечая царю Федору, говорит: «Мне в Думе делать нечего, когда дела вершит не Дума, а шурин твой…». И зритель тут же откликается. Мы не намекаем на сегодняшнюю Думу – избави Бог! Текст пьесы воспринимается каждым зрителем по-своему.
Не нужно делать из произведений классиков шоу на тему сегодняшней жизни – хорошей или плохой. Ибо они намного выше всех – предчувствовали, предвидели будущее. Недаром во всем мире знают Чехова, Достоевского, Толстого, Островского… Поэтому к классикам нужно тянуться, их наследие беречь.
Таких, как мы, артисты Малого театра, которые отстаивают экологию культуры, некоторые критики называют «вчерашним днем»: ну, это традиционное… И в слово «традиционное» вкладывают такую интонацию нехорошую. «Это – традиции, ну чего вроде бы…»
Но это же – традиции, созданные предками! Они же не придуманы вчера, а складывались столетиями. Хотя такая позиция требует от нас определенного мужества, Малый театр ее отстаивал, отстаивает и будет отстаивать всегда.
Я счастлив, что «вторым университетом» является именно наш театр. У Малого театра свой зритель и своя ниша в искусстве – ниша русского национального театра.
Нередко нас называют русофилами, националистами… Ничего подобного! Мы – традиционалисты, сохраняющие традиционную русскую культуру. И наше место в театральной палитре никто никогда не займет. Своим искусством мы продолжаем воспитывать у общества патриотизм, пытаемся защитить гордость русского человека.
Сегодня поклонники русского искусства каждый вечер заполняют основной зал театра и его филиал, а это в общей сложности полторы тысячи мест.
Когда в начале 1990-х вышел Указ Президента РФ о национальном достоянии, куда вошли 17 объектов культуры, в их числе были два театра – Большой и Малый. Некоторые коллеги из других театров тогда возмущались. Я же на язвительные замечания отвечал так: «Не сердитесь, господа! Вы – лучше! Но у нас просто люстр больше». Насчет люстр – чистая правда.
– Юрий Мефодьевич, кроме люстр, в Малом есть еще целое созвездие актеров старшего поколения. А вот молодых звезд маловато. Почему не выращиваете своих или не приглашаете на спектакли известных актеров других театров?
– Новые актеры приходят к нам только на постоянную работу. Приглашение же актеров на какую-то роль – разрушение школы Малого театра, которую нам задали Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Островский, Чехов, Толстой… Гордимся, что наша труппа состоит на 80–90 процентов из выпускников Щепкинского училища.
Самородки в искусстве бывают очень редко. За то время, что некоторые из студентов – пусть даже очень способные мальчики и девочки! – участвуют в постановке того или иного нашего спектакля, невозможно из них сделать звезд! А вот искалечить их жизнь можно легко.
Популярность бывает разная. Так же как и пути ее достижения. Убежден: чтобы человек стал звездой, прежде всего он должен пройти школу. Наблюдая за студентами Щепкинского училища с самого первого курса, мы уже думаем над тем, какой дипломный спектакль им предложить.
– Учите ли вы студентов выживать?
– А как же? И это не только теперь, но и десять, и сорок лет назад, когда я только начал преподавать. Мне хочется помочь студентам. Стараюсь предостерегать их от ошибок. Но когда вижу, что я со своими замечаниями в тягость, то отступаю. Но все равно, как правило, получается, что, предупреждая о чем-то студентов, я оказываюсь прав.
Сегодня особенно трудно выжить, нужно быть профессионалом, мастером своего дела. Говорю студентам с самого первого занятия: «В актерском мастерстве, как в музыке, существует семь нот, которые вы должны знать. Если музыкант из семи нот запомнит только четыре, то музыки не будет. Как классический станок в балете, основы актерского искусства должны крепко сидеть в артисте. Владея своей профессией, вы, попадая к разным режиссерам, в разные театры, на разные площадки, будете делать то, что нужно, не утонете».
Выпускники нашей школы мечтают попасть к нам. Из Малого театра и теперь никто из актеров по своей воле не уходит. У нас нет текучки, убивающей ансамбль. Но для этого нужна голова на плечах.
– Малый называют не только «вторым университетом». Еще при жизни великого драматурга за театром, где впервые увидели свет рампы едва ли не все его 47 пьес, закрепилось и другое почетное название – «Дом Островского». Его пьесы и сегодня активно ставят по всей России…
– Островский – живой и вечный. Он уже сто лет «репертуарный» и в провинции, и в Москве. Тут одна причина – его гений. Как удивительно точно в его пьесах выписаны психологические взаимоотношения! Когда купец дает слово, то никаких бумаг не надо, все знают – он выполнит обещанное. Так было.
Но выбор пьес драматурга в зависимости от времени меняется. Сегодня более всего востребованы «экономические пьесы» Островского – «Свои люди – сочтемся», «Волки и овцы», «Не было ни гроша, да вдруг алтын», «Трудовой хлеб»…
В советское время они принимались по-другому. Замечательные! Но… как бы не про нас. Частных банков тогда не существовало. Кредитов под проценты никто не брал, долговых бумаг не подписывал. Землей тоже не торговали. Да и денег больших у людей не было.
Когда Леонид Андреевич Волков ставил в Малом театре «Свои люди – сочтемся» с Любезновым, Анненковым, Владиславским, Белевцевой, Эллой Долматовой, я там слугу Тишку играл, – так пришлось экономиста приглашать. И он нам долго втолковывал, что такое закладные, проценты, долговая яма… А мы ничего не понимали. Многие сцены пришлось вымарывать, потому что и зритель не понимал.
Сегодня, когда появились и банки, и грандиозные аферы, и долговые ямы – тюрьмы для олигархов, не уплативших налоги, все стало понятно. Сцены, которые раньше вымарывали, теперь самые интересные. Зрители спрашивают в антрактах: «Неужели это Островский написал: так давно, но так точно сказано про нашу жизнь?!»
У Островского что ни пьеса, то кладезь поговорок, оборотов, метафор. Послушайте, какая музыка в любой фразе драматурга, ее произнести-то сейчас одно удовольствие.
Играя Островского, мы не собираемся угождать десятку театральных умников – «образованцев», по выражению Солженицына, а обращаемся к тысячам людей, которые идут в театр, чтобы получить наслаждение, нравственное очищение, сделаться душевно лучше.
Проводим мы и фестиваль, посвященный Островскому. В фестивале участвуют только региональные театры. Как бы по желанию самого Александра Николаевича, который лучшие свои пьесы – «Лес», «Таланты и поклонники», «Без вины виноватые» – посвящал актерам русской провинции, а у себя в Щелыково даже дом для них отдельный построил, чтобы они приезжали и играли для него. За десять лет существования фестиваля на нашей большой сцене постановки Островского показали более двадцати коллективов России.
– Юрий Мефодьевич! Малый театр называют и хранителем эталонного русского языка…
– Наши актеры, слава Богу, по-прежнему говорят на великолепном русском языке. Многие иностранцы приходят в Малый, чтобы научиться правильно говорить по-русски. Наш театр этим гордится.
– Нужны или нет кардинальные меры по сохранению русского языка?
– Нужны, и еще как! Ведь буквально через несколько лет наше общество, возможно, будет говорить совершенно на другом языке. Поэтому, думаю, нужно ввести контроль, особенно в средствах массовой информации. Мне кажется, что в СМИ число людей, которые свои мысли выражают не русским языком, удручающе велико.
Бороться надо не с толпой, а с теми, кому дана возможность, – скажем, на телевидении или радио, – говорить неправильно. Сегодня они, увы, законодатели мод. Как научат молодежь, так она и будут говорить.
– Не кажется ли вам, что современный русский язык изменился и по звучанию?
– Безусловно! Речь стала короткая, очень быстрая. Порой невозможно понять – о чем люди говорят…
– …и на каком языке!
– Да, язык становится быстроходным. Как педагог с сорокалетним стажем, как человек, имеющий дело с классической литературой, я чувствую, что даже мои студенты не могут произнести написанное.
Строй речи стал совершенно иным. Сленг, жаргон теперь, к сожалению, общеупотребительны. Даже члены правительства и депутаты Государственной Думы иногда одаривают нас такими словечками! Не говорю уже о народившемся слое людей богатых, но не очень образованных, которые с детства разговаривают на таком «языке».
– Может быть, любой язык идет в сторону упрощения?
– А для чего нужно это упрощение и нужно ли оно вообще? Считаю, что мы должны препятствовать этому.
Жизнь ныне – трудная, жестокая. Но наш язык остался таким же «прекрасным и могучим», каким и был! Как же можно переделывать язык Пушкина, Лермонтова, Толстого, Островского?!
– Малый театр выступил инициатором выпуска аудиокниг…
– Мы взяли на себя сей труд, чтобы дать возможность всем, кто начинает изучать русский язык и литературу, научиться правильно говорить по-русски. Когда задумывали этот проект, нам хотелось, чтобы наши аудиокниги слушали, например, дети-инвалиды, которые не имеют возможности ходить в школу. Но оказалось, что это нужно и здоровым.
На выпуск аудиокассет нас еще подтолкнуло и то, что многие наши регионы, особенно русскоговорящие, страдают от нехватки обычных книг и учебников. Вот мы и отправляем туда кассеты, а дальнейшим распространением их по учебным заведениям местные органы занимаются сами. Теперь хотим записывать классику уже не на кассеты, а на компакт-диски.
Артисты Малого театра вложили в проект всю душу. Живая русская речь должна, во что бы то ни стало, звучать во всех уголках нашей необъятной страны, соединяя всех, кто любит и ценит Русскую Словесность. Мы бы хотели, чтобы нас услышали и за пределами Российской Федерации.
– Бурные дискуссии вызвала предполагаемая театральная реформа. Неужели и театр, как предлагают чиновники, можно приравнять к сфере услуг? Неужели те, кто намеренно хочет разрушить отечественный театр, не понимают, что на восстановление его уйдут многие годы?
– В результате таких законов могут пострадать, в первую очередь, театры в регионах страны. По России у нас много столетних театров и таких, которым более ста лет. Какая система! И вот поэтому у нас мощная была драматургия.
Сегодня далеко не в каждом городе есть губернатор, который ходит в театр и любит искусство. Скажет, что у него нет денег, – и точка. Мол, зачем нам свой театр? Гастролеры приедут…
А ведь весь мир завидуют стабильному русскому театру-дому. Потому что там другой принцип – собирается группа артистов, которая вынуждена каждый день играть на износ одно и то же. Три месяца, полгода, год…
Неужели и нам также ставить шаблонные пьески, легко швыряясь текстом? Играть тридцать раз подряд в коммерческом режиме Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Островского, Чехова, Достоевского, Толстого, Горького невозможно – умрет Актер! Играть «в полноги» ни в спорте, ни в искусстве не получается.
Когда страна слабеет, беднеет, ее полпредами в мире становятся деятели искусства. Но, как только положение чуть-чуть налаживается, власти забывают, чем они нам обязаны.
Вспоминаю рассказ своего учителя – великой русской актрисы Веры Николаевны Пашенной. В годы Великой Отечественной войны их фронтовая бригада ездила на Север, на нашу военно-морскую базу. Спектакль «На бойком месте» Островского они сыграли специально для трех летчиков, которые готовились лететь бомбить Берлин. Вот что такое искусство!
Уже более десяти лет кричат: «Давайте поднимем экономику!». Я же считаю, что ее можно поднять только в том случае, если прежде развить науку, образование, медицину и культуру. В этом, на мой взгляд, – национальная идея! Необразованный, больной, малокультурный человек не может создать экономику высокого класса. Поэтому дело еще и в мозгах, совести чиновников, разваливающих эти сферы. Да и бизнесменов. Пока они не возьмут себе за образец меценатов прошлого, наша экономика будет безнравственной.
Нет, нельзя ломать то, что создано народом и за века оправдало себя. Однако в окончательную катастрофу я не верю. Русский театр уничтожить нельзя. Будем бороться!
Беседу вел Николай Головкин,
член Союза писателей России
Православие.ru 30.08.2006
29.08.2006
Подробнее
ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР: ТЕАТР ХОТЯТ ПРЕВРАТИТЬ В НЕФТЯНУЮ ТРУБУ
Накануне 250-летия государственной русской сцены знаменитый актер и режиссер с тревогой думает о ее завтрашнем дне...
ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР: ТЕАТР ХОТЯТ ПРЕВРАТИТЬ В НЕФТЯНУЮ ТРУБУ
Накануне 250-летия государственной русской сцены знаменитый актер и режиссер с тревогой думает о ее завтрашнем дне.
Это очень значительная дата для всей нашей отечественной культуры. Два с половиной века назад, 30 августа 1756 года, императрица Елизавета Петровна подписала указ, повелевший «учредить Русский для представления трагедий и комедий театр... « Таким образом было положено начало первой в мире системы государственных театров, первыми из которых стали Александрийский театр в Санкт-Петербурге и Малый в Москве.
Перед этим знаменательным днем и состоялась беседа с художественным руководителем Государственного академического Малого театра, народным артистом СССР Юрием СОЛОМИНЫМ.
Глубокие истоки питают нас
- Юрий Мефодьевич, весь русский или даже шире - российский театр вправе праздновать столь внушительный юбилей. Но для руководимого вами коллектива это праздник особенный. Что чувствуете вы и о чем думаете?
- Пожалуй, главное чувство - это гордость за нашу культуру, за ее большую и славную историю. Нас нынче любят поучать все, кому не лень. Но позвольте, а все ли имеют такое право? Вот, скажем, не было страны под названием США еще и в помине, когда наш театр уже был.
Нельзя нам превращаться в иванов, не помнящих родства. В России богатейшие театральные традиции, нас питают глубокие истоки, идущие из далеких веков. Много областных театров, возраст которых перевалил за два столетия или приближается к тому. Это и ярославский, созданный знаменитым Федором Волковым, и тверской, и владимирский, и орловский... Регулярно мы у себя в Малом проводим фестиваль «Островский в Доме Островского» , и каждый раз убеждаемся: театральная наша провинция вовсе не есть нечто второсортное. Она выросла на благодатной почве и сегодня продолжает радовать множеством талантов, замечательными спектаклями.
Что касается Малого театра, то особое значение, по-моему, имеет вот какой факт: труппа его возникла в 1756 году при Московском университете. В 1755-м родился университет, а на следующий год - театр. Разве не символично для России?
- Поэтому, наверное, и называли Малый театр вторым университетом...
- В том числе и поэтому. Но, конечно, тут есть еще один, гораздо больший смысл: русский театр изначально не только развлекал, но и просвещал, воспитывал. Важно помнить об этом сегодня, когда кое-кому хочется превратить сцену в сплошное развлекательное шоу. Не наш это путь!
Малый театр всегда дорожил своими традициями. Вот и при подготовке к этому юбилею мы снова и снова обращались к нашей истории. Очень жаль, что во время пожара Москвы в 1812 году сгорели многие документы, и период жизни театра до этого приходится восстанавливать буквально по крупицам.
Но мы знаем, что уже была к тому времени театральная школа. Знаем, например, и такой эпизод. После захвата Москвы французами они вскоре расстреляли на Арбате троих русских людей. Это был первый расстрел за поджог, и один из расстрелянных был актером театра, находившегося тогда здесь, на Арбате. Значит, был патриот.
- А теперь Малый уже неотделим от здания на Театральной площади, которое давно известно всему культурному миру.
- Драматическая труппа Московского императорского театра отметила новоселье на Петровской (ныне Театральной) площади в 1824 году. И тогда же театр обрел свое нынешнее имя - Малый. Вначале название даже не писали с большой буквы: оно объяснялось лишь размерами здания при сравнении с построенным по соседству Большим театром, который был предназначен для оперных и балетных спектаклей. Однако сегодня Большой и Малый - имена собственные, и во всех странах мира они звучат на русском языке.
Что значит быть храмом
- На сцене Малого играло столько великих актеров, в его зале зрителями побывало столько великих людей, что про помещение этого театра можно сказать, как про храм: намолено. Ощущается это теми, кто здесь работает?
- Еще как! Кстати, у нас говорят не «работать», а «служить». И в этом тоже отношение к истории театра, созданной нашими предшественниками, к их великому искусству и к их заветам, которые действительно святы для нас. Так что театр для коллектива Малого в самом деле храм. Поэтому могу ли я как художественный руководитель позволить, чтобы в наших спектаклях выражались нецензурно или раздевались, что, к сожалению, все чаще происходит в иных театрах. Бог им судья, никого не собираюсь наставлять, но у нас этого не было и не будет. По крайней мере до тех пор, пока я у руководства.
- Если говорить о роли личности в истории, должен подчеркнуть: счастье Малого в том, что в самое трудное, крутое, смутное время (не только для театра, а для всей страны!) генеральным директором здесь стал Виктор Иванович Коршунов, а художественным руководителем - Юрий Мефодьевич Соломин. У вас замечательный дуэт, и в моем представлении вы просто спасли Малый театр, не дав его переиначить и превратить в то, во что сегодня превращаются некоторые даже весьма достойные в прошлом театры. Скажите, трудно это дается?
- Конечно, трудно. Вы же сами знаете, какой злой критике подвергались наши спектакли.
- Несправедливой критике!
- Однако это надо было понимать. И надо было иметь большое терпение, чтобы не поддаться, не потерять голову, не свернуть с пути, который Малому театру предназначен. А сознание высокой предназначенности этого пути было, пожалуй, для нас с Виктором Ивановичем самым главным. Уж так нас здесь с младых лет воспитали, такую основу заложили на всю жизнь.
И мы, конечно, все время чувствовали огромную ответственность! Не только перед своими сегодняшними товарищами, которых в определенном смысле тоже надо было спасать, а и перед легендарными предшественниками, чье дело мы унаследовали: перед Михаилом Семеновичем Щепкиным, перед Павлом Мочаловым, перед Ермоловой и Южиным, Ленским и Остужевым, Ильинским и Царевым, перед моей непосредственной наставницей и воспитательницей в Щепкинском училище Верой Николаевной Пашенной...
- А попытки надавить на вас, чтобы сбить с пути, были?
- Были. Разные. Да и те статьи в СМИ, где нас мордовали, ругали, всячески обзывали - это разве не попытки надавить? А иногда бывали в форме вроде бы благожелательных советов, скажем, «освободиться» от наших стариков, актеров-пенсионеров. Но мы не могли этого сделать! Традиции Малого театра нам не позволили. И дело тут не просто в благотворительности, а в том, что наши старики - это не балласт какой-то, это творческие личности, обладающие незаурядным, завидным, я бы сказал, потенциалом. Вы же помните, как великолепно играл (до последнего!) Евгений Валерьянович Самойлов. Или Анненков. Вместе с такими корифеями сохраняется и передается новым поколениям особый дух Малого театра.
Вот и сейчас, например, Татьяна Александровна Еремеева в свои 80 лет выходит на сцену в «Горе от ума».
- И ведь филигранно играет!
- Есть чему поучиться молодым, для которых у нас дорога, прямо скажу, вовсе не закрыта. Вы были на недавнем нашем сборе труппы?
- Да, был.
- Так вот, мы там приветствовали двух юных актеров, выпускников Щепкинского училища, которые влились в наш коллектив. И такое пополнение приходит к нам каждый год. Ребята получают хорошие роли, растут, учатся. Мы их не «съедаем».
И на том же сборе труппы чествовали ветеранов. К 250-летию мы учредили свой юбилейный знак, которым решили отметить всех, кто прослужил в Малом театре более сорока лет. А шестеро служат в нашем коллективе уже более шести десятилетий! Причем наряду с народными и заслуженными артистами знак этот получила Евгения Николаевна Черепанова, возглавляющая одну из технических служб.
- Насколько я понимаю, и таким образом вы тоже поддерживаете и укрепляете традиции Малого?
- Конечно. Знаете, когда мы отмечали 175-летний юбилей нашего здания, я попросил всех надеть свои награды, которые они заслужили за годы службы в театре. А у нас тогда еще немало было участников фронтовых бригад в годы Великой Отечественной войны. И вот когда занавес открылся и награды эти засветились, зрительный зал встал.
Сам я с глубочайшим уважением отношусь к старшему поколению нашей страны, к людям, которые Родину во время войны отстояли, а потом отстроили, создали по существу все, чем мы пользуемся сегодня. И теперь кто-то помоложе позволяет себе пренебрежительно тыкать в них пальцем и смеяться. Не говоря уж о том, что эта монетизация, эти реформы просто ограбили их...
Нести великий дух великой литературы
- Возвращаясь к проблемам вашего театра, хочу еще поговорить о традициях. Давно понял, что в Малом театре это нечто дорогое и необходимое как в жизни коллектива, так и в творчестве. А между тем ругают Малый больше всего именно за приверженность традициям. Изображают вас некими ретроградами, неисправимыми консерваторами, которые вроде бы не хотят воспринимать ничего нового. Так что же для Юрия Соломина традиции?
- Основа, на которой театр стоит. А можно ли без основы, без фундамента? Александр Николаевич Островский так говорил: «Традиции всегда делают труппу сильной».
Если коллектив верен традициям и бережно относится к ним, это вовсе не значит, что он отказывается идти вперед, обрекает себя на топтание на месте. Традиции для нас - не вериги, сковывающие шаг, а ориентиры, помогающие верно определять дорогу, и надежный посох, на который мы опираемся.
А самое главное - это великий дух великой литературы, без чего просто не может быть Малого театра. Вообще русский театр возник на могучей русской литературе, на гениальной драматургии, которую представляют Фонвизин, Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Островский, Достоевский, Толстые, Чехов... Какая махина! Какое неисчерпаемое богатство мыслей и чувств! И, конечно, зарубежные мировые классики всегда были на нашей сцене - Шекспир, Мольер, Шиллер...
- Яркое тому свидетельство - изумительная статья Белинского о Мочалове в роли Гамлета.
- Ярких свидетельств в истории театра осталось множество. Однако крайне важно, как нынче театральные деятели относятся к классике. Честно скажу, не понимаю я тех своих коллег, которые позволяют себе издеваться над классическими произведениями. Почему Раневская в «Вишневом саде» вдруг оказывается наркоманкой? Чехов же этого не писал! Или, скажем, «Лес» Островского эти «экспериментаторы» называют «Нужна драматическая актриса» и тоже переделывают на свой лад. Или в афише появляется никому не известная чеховская пьеса «Почему застрелился Константин». Завлекательно! А это, оказывается, «Чайка», но опять-таки «перелицованная»...
- Вы сейчас, Юрий Мефодьевич, затронули тему, волнующую многих. По-моему, есть реальная угроза, что «экспериментаторы» , о которых говорите, совсем лишат наших зрителей возможности видеть настоящую классику на сцене, заменив ее своими выкрутасами. Ведь они ведут себя очень агрессивно, имея на своей стороне ангажированное телевидение и столь же агрессивную многотиражную прессу. И если видят спектакль, где налицо уважительное отношение к классике, буквально из себя выходят. Какой визг, например, подняли, когда МХАТ им. М. Горького показал «Униженных и оскорбленных» в постановке Татьяны Дорониной...
- Да, ей достается, как и нам. Но чтобы зрители действительно не лишились возможности видеть настоящую классику вместо всякого рода скандальных фальсификаций, наш долг - держаться.
Это все ведь гораздо серьезнее, нежели просто вопросы театральной формы, как некоторые пытаются представить. Дело же не только и не столько в том, есть занавес на сцене или нет, имеются декорации или режиссер обходится без них. Суть вопроса - что хочет сказать тот или иной театр очередным своим спектаклем, зачем он его ставит. Вот если я ставлю «Лес» или «Коварство и любовь» , «Три сестры» или «Ревизора» , прежде всего думаю об этом.
- К сожалению, некоторые деятели искусства больше озабочены и увлечены сегодня другим: себя показать и, что называется, потрафить публике любой ценой. Если задачей русского, советского театра всегда было поднимать зрителей на духовную высоту, сеять разумное, доброе, вечное, то сейчас явно берет верх стремление к развлекательности. Не получится ли, что эта самая развлекательность окончательно возобладает в нашем искусстве, а духовное и подлинно художественное будет вытеснено коммерческим подходом?
- Опасность есть. Но допустить мы этого не вправе. Все-таки Россия уникальна своей духовностью, и если в культуре от нее отказаться, не будет России.
С Запада за последние годы к нам пришло не лучшее. Как-то, еще в советское время, был я на кинофестивале в западной стране. И вот так совпало, что в одном зале кинотеатра шел наш фильм, а в другом - «Эммануэль». Помню, журналисты бегали из одного зала в другой, а потом стали спрашивать меня: почему в том фильме «про это» есть, а у нас - нет? Мне же такая повышенная сексуальная озабоченность в искусстве казалась извращенной, абсолютно ненормальной, и я ответил: «Тот фильм для больных людей! И в тот зал билеты нужно не продавать, а выдавать по рецепту врача». Что ж, теперь и дома у себя до этого дожили.
- Даже в респектабельной, казалось бы, газете можно прочитать: «В фильме по пьесе Горького «Старик» снимаются главные секс-символы России». Не артисты, а секс-символы! Так пишут и про театр...
- Безобразие пределов не имеет.
Мрачная тень реформы
- Может, перед праздником и не стоило бы говорить о нависшей угрозе театральной реформы, но вы сами вспоминаете об этом постоянно. Значит, угроза действительно большая?
- Очень. Когда я пришел на театральный форум, где обсуждался этот вопрос, мне говорили: «А вы-то что беспокоитесь? Вас ведь это не коснется». Но, во-первых, если уж пойдет, то рано или поздно коснется обязательно. А во-вторых, при всей моей любви к Малому театру, судьба других театров, всей культуры России мне тоже не безразлична.
Да, в связи с юбилеем наш театр получил президентский грант. И Щепкинское училище такой грант получило. Сейчас в театре началась масштабная реконструкция, рассчитанная на шесть лет, и при этом коллектив намерен продолжать свою творческую работу, то есть у нас вроде бы все нормально. Однако мы ведь отмечаем 250-летие не только Александрийского и Малого театров, а всей государственной театральной системы России. Она была гордостью нашей страны, очень многие в мире нам завидовали, а вот теперь, как раз к 250-летию, ее решили разрушить.
- Так вы расцениваете затеянную театральную реформу?
- Именно так. Государство два с половиной века поддерживало театры из казны, из бюджета. Наверное, потому, что понимало значение театрального искусства, а теперь большинство театров должно стать «автономными». То есть фактически государство хочет умыть руки и бросить их на произвол судьбы, на самовыживание. Боюсь, что для многих это будет иметь печальный финал.
- Вам удалось все-таки установить авторов этой реформы?
- В том-то и дело, что нет! Сколько ни говорю, как ни прошу - покажите мне их, однако не показывают. Ясно, что заварено все в Министерствах экономического развития и финансов. Но они же там не специалисты в театральном деле, не профессионалы. Я уже в одном из наших с вами разговоров проводил такую параллель: это все равно, если бы я стал во главе Министерства черной металлургии или Министерства здравоохранения и начал там проводить реформы.
- Но я же напоминал вам, что и во главе Министерства здравоохранения нынче не профессионал.
- А результаты? Когда я изо всех сил пытаюсь сегодня бить тревогу по поводу этой предстоящей театральной реформы, у меня перед глазами уже ряд других реформ, которые прошли у нас за последние пятнадцать лет. И можно вполне определенно сказать, что ни одна из них желаемого результата не дала. Везде результат скверный!
Что происходит в образовании? Что творится D сфере науки или в том же здравоохранении? Чем обернулась для стариков пенсионная реформа вместе со злополучной монетизацией? Пора бы остановиться.
- Вы неоднократно ставили вопрос о том, что если уж думать о каких-то преобразованиях в театральной сфере, то начинать надо с внимательного обсуждения в этой среде, то есть прежде всего обстоятельно посоветоваться с работниками театра. Прошло время. Хоть один такой совет состоялся?
- Увы! Тревогу бью ведь не я один. Но даже на упомянутый театральный форум, где выступали и председатель Союза театральных деятелей, и министр культуры, из руководства правительства никто не пришел. Не знаю, может, какие-то третьестепенные чиновники и были, но, согласитесь, все происходящее свидетельствует о вопиющем неуважении, пренебрежении к нам. Да что к нам - к будущему нашей культуры!
- Судя по всему, и вы об этом тоже говорили, в нынешнем рыночном обществе культура вызывает раздражение власть имущих тем, что не дает доходов, а требует затрат.
- Разумеется, серьезное искусство не может быть таким же прибыльным, как, скажем, нефтяная труба. Но тут большой вопрос: о какой прибыли речь, о каких доходах? Не все же измеряется в деньгах! Есть нечто гораздо более высокое и дорогое - духовное воспитание нации. Оно, я считаю, выше и политики, и экономики, выше всего. А тут театр и в самом деле хотят превратить в нефтяную трубу или, коль не польются денежные доходы, просто прикрыть.
Да как же можно! Экономически у нас театр всегда поддерживали. Государство в советское время поддерживало и серьезную музыкальную культуру, симфонические оркестры, хореографические и хоровые народные коллективы, потому что искусство - это не бизнес. А если его заставят жить по законам бизнеса, оно перестанет быть искусством. Я больше скажу: рыночная экономика вообще для серьезного искусства неприемлема. И если сегодня к нам не прислушаются, если и дальше пойдут путем внедрения рынка в театральную сферу, он ее проглотит. Кончится репертуарный театр - вековая гордость России.
- Особую тревогу вызывает у вас, как я понимаю, судьба провинциальных театров, с которых вы и начали наш сегодняшний разговор?
- Безусловно! Я сам из провинции, там родился и вырос. Знаю, как много значит театр для областного города - это же обычно центр местной культуры. И обратите внимание (не устаю это повторять!): в любых городах России театр обязательно находится в центральном, самом лучшем месте. Самом престижном, как нынче говорят. Представляю, сколько сейчас охотников завладеть этими прекрасными зданиями. Откроют казино или какой-нибудь стриптиз-клуб... Тоже, по-моему, один из мотивов навязываемой нам реформы - передел собственности.
Убежден: в том виде, в каком театральную реформу хотят проводить, она недопустима. Считаю необходимым еще и еще раз прямо сказать это в юбилейные, праздничные, очень волнующие для всех российских театров дни.
Беседу вел Виктор КОЖЕМЯКО
«Советская Россия», 29.08.2006
Накануне 250-летия государственной русской сцены знаменитый актер и режиссер с тревогой думает о ее завтрашнем дне.
Это очень значительная дата для всей нашей отечественной культуры. Два с половиной века назад, 30 августа 1756 года, императрица Елизавета Петровна подписала указ, повелевший «учредить Русский для представления трагедий и комедий театр... « Таким образом было положено начало первой в мире системы государственных театров, первыми из которых стали Александрийский театр в Санкт-Петербурге и Малый в Москве.
Перед этим знаменательным днем и состоялась беседа с художественным руководителем Государственного академического Малого театра, народным артистом СССР Юрием СОЛОМИНЫМ.
Глубокие истоки питают нас
- Юрий Мефодьевич, весь русский или даже шире - российский театр вправе праздновать столь внушительный юбилей. Но для руководимого вами коллектива это праздник особенный. Что чувствуете вы и о чем думаете?
- Пожалуй, главное чувство - это гордость за нашу культуру, за ее большую и славную историю. Нас нынче любят поучать все, кому не лень. Но позвольте, а все ли имеют такое право? Вот, скажем, не было страны под названием США еще и в помине, когда наш театр уже был.
Нельзя нам превращаться в иванов, не помнящих родства. В России богатейшие театральные традиции, нас питают глубокие истоки, идущие из далеких веков. Много областных театров, возраст которых перевалил за два столетия или приближается к тому. Это и ярославский, созданный знаменитым Федором Волковым, и тверской, и владимирский, и орловский... Регулярно мы у себя в Малом проводим фестиваль «Островский в Доме Островского» , и каждый раз убеждаемся: театральная наша провинция вовсе не есть нечто второсортное. Она выросла на благодатной почве и сегодня продолжает радовать множеством талантов, замечательными спектаклями.
Что касается Малого театра, то особое значение, по-моему, имеет вот какой факт: труппа его возникла в 1756 году при Московском университете. В 1755-м родился университет, а на следующий год - театр. Разве не символично для России?
- Поэтому, наверное, и называли Малый театр вторым университетом...
- В том числе и поэтому. Но, конечно, тут есть еще один, гораздо больший смысл: русский театр изначально не только развлекал, но и просвещал, воспитывал. Важно помнить об этом сегодня, когда кое-кому хочется превратить сцену в сплошное развлекательное шоу. Не наш это путь!
Малый театр всегда дорожил своими традициями. Вот и при подготовке к этому юбилею мы снова и снова обращались к нашей истории. Очень жаль, что во время пожара Москвы в 1812 году сгорели многие документы, и период жизни театра до этого приходится восстанавливать буквально по крупицам.
Но мы знаем, что уже была к тому времени театральная школа. Знаем, например, и такой эпизод. После захвата Москвы французами они вскоре расстреляли на Арбате троих русских людей. Это был первый расстрел за поджог, и один из расстрелянных был актером театра, находившегося тогда здесь, на Арбате. Значит, был патриот.
- А теперь Малый уже неотделим от здания на Театральной площади, которое давно известно всему культурному миру.
- Драматическая труппа Московского императорского театра отметила новоселье на Петровской (ныне Театральной) площади в 1824 году. И тогда же театр обрел свое нынешнее имя - Малый. Вначале название даже не писали с большой буквы: оно объяснялось лишь размерами здания при сравнении с построенным по соседству Большим театром, который был предназначен для оперных и балетных спектаклей. Однако сегодня Большой и Малый - имена собственные, и во всех странах мира они звучат на русском языке.
Что значит быть храмом
- На сцене Малого играло столько великих актеров, в его зале зрителями побывало столько великих людей, что про помещение этого театра можно сказать, как про храм: намолено. Ощущается это теми, кто здесь работает?
- Еще как! Кстати, у нас говорят не «работать», а «служить». И в этом тоже отношение к истории театра, созданной нашими предшественниками, к их великому искусству и к их заветам, которые действительно святы для нас. Так что театр для коллектива Малого в самом деле храм. Поэтому могу ли я как художественный руководитель позволить, чтобы в наших спектаклях выражались нецензурно или раздевались, что, к сожалению, все чаще происходит в иных театрах. Бог им судья, никого не собираюсь наставлять, но у нас этого не было и не будет. По крайней мере до тех пор, пока я у руководства.
- Если говорить о роли личности в истории, должен подчеркнуть: счастье Малого в том, что в самое трудное, крутое, смутное время (не только для театра, а для всей страны!) генеральным директором здесь стал Виктор Иванович Коршунов, а художественным руководителем - Юрий Мефодьевич Соломин. У вас замечательный дуэт, и в моем представлении вы просто спасли Малый театр, не дав его переиначить и превратить в то, во что сегодня превращаются некоторые даже весьма достойные в прошлом театры. Скажите, трудно это дается?
- Конечно, трудно. Вы же сами знаете, какой злой критике подвергались наши спектакли.
- Несправедливой критике!
- Однако это надо было понимать. И надо было иметь большое терпение, чтобы не поддаться, не потерять голову, не свернуть с пути, который Малому театру предназначен. А сознание высокой предназначенности этого пути было, пожалуй, для нас с Виктором Ивановичем самым главным. Уж так нас здесь с младых лет воспитали, такую основу заложили на всю жизнь.
И мы, конечно, все время чувствовали огромную ответственность! Не только перед своими сегодняшними товарищами, которых в определенном смысле тоже надо было спасать, а и перед легендарными предшественниками, чье дело мы унаследовали: перед Михаилом Семеновичем Щепкиным, перед Павлом Мочаловым, перед Ермоловой и Южиным, Ленским и Остужевым, Ильинским и Царевым, перед моей непосредственной наставницей и воспитательницей в Щепкинском училище Верой Николаевной Пашенной...
- А попытки надавить на вас, чтобы сбить с пути, были?
- Были. Разные. Да и те статьи в СМИ, где нас мордовали, ругали, всячески обзывали - это разве не попытки надавить? А иногда бывали в форме вроде бы благожелательных советов, скажем, «освободиться» от наших стариков, актеров-пенсионеров. Но мы не могли этого сделать! Традиции Малого театра нам не позволили. И дело тут не просто в благотворительности, а в том, что наши старики - это не балласт какой-то, это творческие личности, обладающие незаурядным, завидным, я бы сказал, потенциалом. Вы же помните, как великолепно играл (до последнего!) Евгений Валерьянович Самойлов. Или Анненков. Вместе с такими корифеями сохраняется и передается новым поколениям особый дух Малого театра.
Вот и сейчас, например, Татьяна Александровна Еремеева в свои 80 лет выходит на сцену в «Горе от ума».
- И ведь филигранно играет!
- Есть чему поучиться молодым, для которых у нас дорога, прямо скажу, вовсе не закрыта. Вы были на недавнем нашем сборе труппы?
- Да, был.
- Так вот, мы там приветствовали двух юных актеров, выпускников Щепкинского училища, которые влились в наш коллектив. И такое пополнение приходит к нам каждый год. Ребята получают хорошие роли, растут, учатся. Мы их не «съедаем».
И на том же сборе труппы чествовали ветеранов. К 250-летию мы учредили свой юбилейный знак, которым решили отметить всех, кто прослужил в Малом театре более сорока лет. А шестеро служат в нашем коллективе уже более шести десятилетий! Причем наряду с народными и заслуженными артистами знак этот получила Евгения Николаевна Черепанова, возглавляющая одну из технических служб.
- Насколько я понимаю, и таким образом вы тоже поддерживаете и укрепляете традиции Малого?
- Конечно. Знаете, когда мы отмечали 175-летний юбилей нашего здания, я попросил всех надеть свои награды, которые они заслужили за годы службы в театре. А у нас тогда еще немало было участников фронтовых бригад в годы Великой Отечественной войны. И вот когда занавес открылся и награды эти засветились, зрительный зал встал.
Сам я с глубочайшим уважением отношусь к старшему поколению нашей страны, к людям, которые Родину во время войны отстояли, а потом отстроили, создали по существу все, чем мы пользуемся сегодня. И теперь кто-то помоложе позволяет себе пренебрежительно тыкать в них пальцем и смеяться. Не говоря уж о том, что эта монетизация, эти реформы просто ограбили их...
Нести великий дух великой литературы
- Возвращаясь к проблемам вашего театра, хочу еще поговорить о традициях. Давно понял, что в Малом театре это нечто дорогое и необходимое как в жизни коллектива, так и в творчестве. А между тем ругают Малый больше всего именно за приверженность традициям. Изображают вас некими ретроградами, неисправимыми консерваторами, которые вроде бы не хотят воспринимать ничего нового. Так что же для Юрия Соломина традиции?
- Основа, на которой театр стоит. А можно ли без основы, без фундамента? Александр Николаевич Островский так говорил: «Традиции всегда делают труппу сильной».
Если коллектив верен традициям и бережно относится к ним, это вовсе не значит, что он отказывается идти вперед, обрекает себя на топтание на месте. Традиции для нас - не вериги, сковывающие шаг, а ориентиры, помогающие верно определять дорогу, и надежный посох, на который мы опираемся.
А самое главное - это великий дух великой литературы, без чего просто не может быть Малого театра. Вообще русский театр возник на могучей русской литературе, на гениальной драматургии, которую представляют Фонвизин, Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Островский, Достоевский, Толстые, Чехов... Какая махина! Какое неисчерпаемое богатство мыслей и чувств! И, конечно, зарубежные мировые классики всегда были на нашей сцене - Шекспир, Мольер, Шиллер...
- Яркое тому свидетельство - изумительная статья Белинского о Мочалове в роли Гамлета.
- Ярких свидетельств в истории театра осталось множество. Однако крайне важно, как нынче театральные деятели относятся к классике. Честно скажу, не понимаю я тех своих коллег, которые позволяют себе издеваться над классическими произведениями. Почему Раневская в «Вишневом саде» вдруг оказывается наркоманкой? Чехов же этого не писал! Или, скажем, «Лес» Островского эти «экспериментаторы» называют «Нужна драматическая актриса» и тоже переделывают на свой лад. Или в афише появляется никому не известная чеховская пьеса «Почему застрелился Константин». Завлекательно! А это, оказывается, «Чайка», но опять-таки «перелицованная»...
- Вы сейчас, Юрий Мефодьевич, затронули тему, волнующую многих. По-моему, есть реальная угроза, что «экспериментаторы» , о которых говорите, совсем лишат наших зрителей возможности видеть настоящую классику на сцене, заменив ее своими выкрутасами. Ведь они ведут себя очень агрессивно, имея на своей стороне ангажированное телевидение и столь же агрессивную многотиражную прессу. И если видят спектакль, где налицо уважительное отношение к классике, буквально из себя выходят. Какой визг, например, подняли, когда МХАТ им. М. Горького показал «Униженных и оскорбленных» в постановке Татьяны Дорониной...
- Да, ей достается, как и нам. Но чтобы зрители действительно не лишились возможности видеть настоящую классику вместо всякого рода скандальных фальсификаций, наш долг - держаться.
Это все ведь гораздо серьезнее, нежели просто вопросы театральной формы, как некоторые пытаются представить. Дело же не только и не столько в том, есть занавес на сцене или нет, имеются декорации или режиссер обходится без них. Суть вопроса - что хочет сказать тот или иной театр очередным своим спектаклем, зачем он его ставит. Вот если я ставлю «Лес» или «Коварство и любовь» , «Три сестры» или «Ревизора» , прежде всего думаю об этом.
- К сожалению, некоторые деятели искусства больше озабочены и увлечены сегодня другим: себя показать и, что называется, потрафить публике любой ценой. Если задачей русского, советского театра всегда было поднимать зрителей на духовную высоту, сеять разумное, доброе, вечное, то сейчас явно берет верх стремление к развлекательности. Не получится ли, что эта самая развлекательность окончательно возобладает в нашем искусстве, а духовное и подлинно художественное будет вытеснено коммерческим подходом?
- Опасность есть. Но допустить мы этого не вправе. Все-таки Россия уникальна своей духовностью, и если в культуре от нее отказаться, не будет России.
С Запада за последние годы к нам пришло не лучшее. Как-то, еще в советское время, был я на кинофестивале в западной стране. И вот так совпало, что в одном зале кинотеатра шел наш фильм, а в другом - «Эммануэль». Помню, журналисты бегали из одного зала в другой, а потом стали спрашивать меня: почему в том фильме «про это» есть, а у нас - нет? Мне же такая повышенная сексуальная озабоченность в искусстве казалась извращенной, абсолютно ненормальной, и я ответил: «Тот фильм для больных людей! И в тот зал билеты нужно не продавать, а выдавать по рецепту врача». Что ж, теперь и дома у себя до этого дожили.
- Даже в респектабельной, казалось бы, газете можно прочитать: «В фильме по пьесе Горького «Старик» снимаются главные секс-символы России». Не артисты, а секс-символы! Так пишут и про театр...
- Безобразие пределов не имеет.
Мрачная тень реформы
- Может, перед праздником и не стоило бы говорить о нависшей угрозе театральной реформы, но вы сами вспоминаете об этом постоянно. Значит, угроза действительно большая?
- Очень. Когда я пришел на театральный форум, где обсуждался этот вопрос, мне говорили: «А вы-то что беспокоитесь? Вас ведь это не коснется». Но, во-первых, если уж пойдет, то рано или поздно коснется обязательно. А во-вторых, при всей моей любви к Малому театру, судьба других театров, всей культуры России мне тоже не безразлична.
Да, в связи с юбилеем наш театр получил президентский грант. И Щепкинское училище такой грант получило. Сейчас в театре началась масштабная реконструкция, рассчитанная на шесть лет, и при этом коллектив намерен продолжать свою творческую работу, то есть у нас вроде бы все нормально. Однако мы ведь отмечаем 250-летие не только Александрийского и Малого театров, а всей государственной театральной системы России. Она была гордостью нашей страны, очень многие в мире нам завидовали, а вот теперь, как раз к 250-летию, ее решили разрушить.
- Так вы расцениваете затеянную театральную реформу?
- Именно так. Государство два с половиной века поддерживало театры из казны, из бюджета. Наверное, потому, что понимало значение театрального искусства, а теперь большинство театров должно стать «автономными». То есть фактически государство хочет умыть руки и бросить их на произвол судьбы, на самовыживание. Боюсь, что для многих это будет иметь печальный финал.
- Вам удалось все-таки установить авторов этой реформы?
- В том-то и дело, что нет! Сколько ни говорю, как ни прошу - покажите мне их, однако не показывают. Ясно, что заварено все в Министерствах экономического развития и финансов. Но они же там не специалисты в театральном деле, не профессионалы. Я уже в одном из наших с вами разговоров проводил такую параллель: это все равно, если бы я стал во главе Министерства черной металлургии или Министерства здравоохранения и начал там проводить реформы.
- Но я же напоминал вам, что и во главе Министерства здравоохранения нынче не профессионал.
- А результаты? Когда я изо всех сил пытаюсь сегодня бить тревогу по поводу этой предстоящей театральной реформы, у меня перед глазами уже ряд других реформ, которые прошли у нас за последние пятнадцать лет. И можно вполне определенно сказать, что ни одна из них желаемого результата не дала. Везде результат скверный!
Что происходит в образовании? Что творится D сфере науки или в том же здравоохранении? Чем обернулась для стариков пенсионная реформа вместе со злополучной монетизацией? Пора бы остановиться.
- Вы неоднократно ставили вопрос о том, что если уж думать о каких-то преобразованиях в театральной сфере, то начинать надо с внимательного обсуждения в этой среде, то есть прежде всего обстоятельно посоветоваться с работниками театра. Прошло время. Хоть один такой совет состоялся?
- Увы! Тревогу бью ведь не я один. Но даже на упомянутый театральный форум, где выступали и председатель Союза театральных деятелей, и министр культуры, из руководства правительства никто не пришел. Не знаю, может, какие-то третьестепенные чиновники и были, но, согласитесь, все происходящее свидетельствует о вопиющем неуважении, пренебрежении к нам. Да что к нам - к будущему нашей культуры!
- Судя по всему, и вы об этом тоже говорили, в нынешнем рыночном обществе культура вызывает раздражение власть имущих тем, что не дает доходов, а требует затрат.
- Разумеется, серьезное искусство не может быть таким же прибыльным, как, скажем, нефтяная труба. Но тут большой вопрос: о какой прибыли речь, о каких доходах? Не все же измеряется в деньгах! Есть нечто гораздо более высокое и дорогое - духовное воспитание нации. Оно, я считаю, выше и политики, и экономики, выше всего. А тут театр и в самом деле хотят превратить в нефтяную трубу или, коль не польются денежные доходы, просто прикрыть.
Да как же можно! Экономически у нас театр всегда поддерживали. Государство в советское время поддерживало и серьезную музыкальную культуру, симфонические оркестры, хореографические и хоровые народные коллективы, потому что искусство - это не бизнес. А если его заставят жить по законам бизнеса, оно перестанет быть искусством. Я больше скажу: рыночная экономика вообще для серьезного искусства неприемлема. И если сегодня к нам не прислушаются, если и дальше пойдут путем внедрения рынка в театральную сферу, он ее проглотит. Кончится репертуарный театр - вековая гордость России.
- Особую тревогу вызывает у вас, как я понимаю, судьба провинциальных театров, с которых вы и начали наш сегодняшний разговор?
- Безусловно! Я сам из провинции, там родился и вырос. Знаю, как много значит театр для областного города - это же обычно центр местной культуры. И обратите внимание (не устаю это повторять!): в любых городах России театр обязательно находится в центральном, самом лучшем месте. Самом престижном, как нынче говорят. Представляю, сколько сейчас охотников завладеть этими прекрасными зданиями. Откроют казино или какой-нибудь стриптиз-клуб... Тоже, по-моему, один из мотивов навязываемой нам реформы - передел собственности.
Убежден: в том виде, в каком театральную реформу хотят проводить, она недопустима. Считаю необходимым еще и еще раз прямо сказать это в юбилейные, праздничные, очень волнующие для всех российских театров дни.
Беседу вел Виктор КОЖЕМЯКО
«Советская Россия», 29.08.2006
20.07.2006
Подробнее
РАСПРОБОВАТЬ ЖИЗНЬ НА ВКУС
РАСПРОБОВАТЬ ЖИЗНЬ НА ВКУС
«Вечерняя Москва» продолжает разговор о грядущем 250-летии русского профессионального театра. Вчера мы опубликовали интервью с худруком Александринки Валерием Фокиным, а сегодня предлагаем вашему вниманию беседу с Юрием Соломиным.
«Вечерняя Москва» продолжает разговор о грядущем 250-летии русского профессионального театра. Вчера мы опубликовали интервью с худруком Александринки Валерием Фокиным, а сегодня предлагаем вашему вниманию беседу с Юрием Соломиным.
РАСПРОБОВАТЬ ЖИЗНЬ НА ВКУС
«Вечерняя Москва» продолжает разговор о грядущем 250-летии русского профессионального театра. Вчера мы опубликовали интервью с худруком Александринки Валерием Фокиным, а сегодня предлагаем вашему вниманию беседу с Юрием Соломиным. Юрий Мефодьевич – пример театрального постоянства. С 18 лет и по сей день он верен своему театру-дому. Студент Щепкинского училища, актер, премьер и, наконец, художественный руководитель Малого театра, он, кажется, никогда не будет сетовать на то, что «порвалась дней связующая нить».
Слово Пашенной
– Юрий Мефодьевич, а где находится Указ императрицы Елизаветы Петровны о создании Императорского театра?
– Не знаю, наверное, в Гохране – это же государственный документ. У нас только копия.
– Малый (или тогда Петровский) театр был создан на основе университетского театра. Не оспаривает ли Театр МГУ пальму первенства?
– Наоборот, примет участие в нашем празднике. Все же они как были студенческим театром, так и остались. А уже на базе студенческого возник профессиональный театр. Разумеется, все началось с Петербурга – столицы. Празднование начнется 30 августа, когда состоится открытие отреставрированного Александринского театра, а через несколько дней в Москве откроется Международная конференция.
– Какой еще акт власти (может, и со знаком минус) вы бы сопоставили по значению с тем Указом императрицы Елизаветы?
– Елизавета Петровна основала университет и профессиональный театр, поступив очень прозорливо. Я повторяю как попка уже лет 15 – без культуры, науки, образования и медицины не будет нормальной экономики. Основав государственный театр, Елизавета подняла это искусство на должную высоту.
Положительным примером государственного подхода можно назвать президентские гранты шести ведущим театрам. Коллектив поменьше может заявить, что он, дескать, лучше, но ведь разговор идет не о том или ином спектакле, а о статусе театра, которому уже не одна сотня лет. В конце концов, надо с кого-то начинать.
А со знаком минус могу назвать театральную реформу, если она состоится в том виде, как сейчас планируется. Она абсолютно не нужна. Реформа должна быть во благо, а если есть протестующие– пусть не 100 процентов, а 98 – надо бы задуматься.
Не надо стесняться притормаживать что-то или отменять вовсе. Мы же не стесняемся закрывать не получившиеся спектакли, хоть и затратили на них время и деньги. Закрываем во благо зрителя и театра. И потраченные деньги в итоге отрабатываем, не прося у государства или спонсоров средств на покрытие наших огрехов.
– Какие мифы, легенды, тени забытых предков, обычаи, предания Малого театра произвели лично на вас наиболее сильное впечатление?
– Ой, их так много! Я попал сюда в 18 лет – больше полувека назад. На втором курсе мне доверили несколько слов в «Иване Грозном» и даже указали в программке – рядом с Пашенной, Анненковым, Ковровым. Для меня большим счастьем было даже просто увидеть живьем Межинского, Массалитинову, Рыжову, Турчанинову, Яблочкину. Александру Александровну мы, студенты, вывозили на коляске в «Ярмарке тщеславия», и она с нами (!) разговаривала. Это все равно, что космонавту Гречко встретиться с Королевым.
Я учился у Веры Николаевны Пашенной, и любое ее «правильно, Юра» производило на меня огромное впечатление. А она была лучшей ученицей вот этого человека (показывает на портрет Александра Ленского). Это он первый организовал «Современник» – на сто лет раньше. Это я образно говорю. Первый русский педагог и блестящий артист, он собрал молодежь Малого театра и доказывал в администрации Императорских театров, что молодежи нужен свой театр (Новый).
Критики натравливают нас друг на друга
– Юрий Мефодьевич, что такое сегодня театральная традиция – не только ведь исторические костюмы и культура речи?
– Я за традиции. За то, чтобы пожилой человек в троллейбусе имел возможность сесть, а молодой ему уступил.
– А в театре?
– А вы не сбивайте меня, молодежь! Не проходить по улице мимо, когда собака прибита за уши к дереву, притворяясь, что не видишь. Дочка одной нашей актрисы не притворилась и бросилась спасать ее. Я полюбил смотреть передачи про животных. В той же Америке к животным могут относиться даже хуже, чем у нас. Но там спасают, лечат, штрафуют за брошенных животных – на уровне полиции и государства. Приучают человека относиться к природе бережно, хотя человека трудно к чему-то приучить. А у нас – доброта и равнодушие. Начинается это с животных, а кончается тем, что недавно избили в переходе женщину (замечательного врача, добротой которого пользуется половина Малого театра). И никто не заступился, кроме каких-то мальчишек.
А в искусстве нельзя безапелляционно настаивать на том «новом», что делается сегодня, разрушая старое «до основанья, а затем». К культуре надо относиться доброжелательно. Наши критики же натравливают театры друг на друга, даже хваля. Вот, мол, поставил режиссер спектакль и сразу спас театр. Неправда, этот театр жил и раньше.
Сколько стоит корова?
– Малый и Александринка всегда состязались друг с другом: чей Гамлет лучше, Каратыгина или Мочалова, какая актриса сильнее – Ермолова или Савина. На вашей памяти сохранялась эта конкуренция?
– Нет. Не надо сравнивать ни коллективы, ни даже актеров, введенных на одну и ту же роль. Сравнивать надо эмоциональное воздействие – насколько тебя захватило. Эмоции – штучный товар. К сожалению, сейчас театр все больше превращается в конвейер: выпустить спектакль к такому-то сроку.
– А Малый театр этот процесс затронул?
– Нет, но, думаю, затронет. Можно репетировать год – ничего страшного, а можно месяц – потому что пошло. Определять тут нормы – все равно, что советовать живописцу, сколько ему выписывать вот эту линию: мазни, мол, и все. А у него потом здесь листочек будет колыхаться на ветру, как живой. Конечно, актеры сейчас, как и все остальные, стали соревноваться друг с другом по поводу марок машин, вилл, квартир. Хочется, конечно, все иметь, вот мы и работаем – до пота, до крови, до сердечных заболеваний.
– Мне попались на глаза такие цифры – Гликерия Федотова получила 20 рублей «поспектакльно» и 1000 рублей на туалеты. Насколько сопоставимы гонорары сегодняшних актеров Малого с ее гонорарами?
– Несопоставимы. Если корова стоила 3 рубля… Но все изменилось до неузнаваемости. Может, то, что тогда стоило баснословно дорого, сегодня буквально на улице валяется. Но вот в праздники актеры не работали – а тогда было много церковных праздников. И, скажем, на Пасху могли позволить себе уехать на месяц за границу. Не зарабатывая в поте лица своего, чтобы потом попотеть на пляжах Анталии и быть обманутым турфирмой.
Знаете анекдот про негра? Лежит негр под банановой пальмой, бананы к ногам падают. Подходит к нему белый – чего, мол, так валяться, подними банан, продай на рынке. «А зачем?» – «Велосипед купишь, в следующий раз корзину бананов привезешь» – «Ну?» – «Машину купишь, центнер бананов привезешь, бизнес откроешь» – «Ну?» – «А потом будешь лежать и ничего не делать» – «А я и так лежу»… Что-то в этом есть.
Когда сбываются мечты
– Одна из главных особенностей Малого театра – актерские индивидуальности, бенефицианты. Островский писал роли по их заказу – куда уж выше. Имеет ли сегодня актер Малого театра право на подобные желания?
– Я не буду называть фамилий, но бывают случаи, когда актер в возрасте приходит и говорит: «Не знаю, как дальше сложится жизнь, но у меня есть мечта…» К такому надо прислушаться. Однажды, лет 25 назад, меня вызвал в этот кабинет Михаил Иванович Царев. Поговорили мы на разные темы, а потом он в упор спрашивает: «У тебя мечта есть?» Раз пошел такой разговор, я и ответил: «Сирано» – «Что ж, хорошая пьеса». Через несколько недель он меня вызвал: «Я тут буду предлагать на худсовете, а ты особо не выступай». На худсовете спросили: «А кто будет играть Сирано?» – «Режиссер очень хороший, Рачик Капланян». Царев «заболтал» этот вопрос. А я получил роль – лучшую, я считаю, в моей жизни. Я бы и дальше ее играл, но однажды сильно разбился на спектакле. Кстати, таких пожеланий не так много. Но если актер приходит, значит, что-то заставляет его.
– Какая же роль при этом отводится режиссеру?
– Каждый второй режиссер суеверен – вот поставил спектакль, который имел успех, и режиссер хочет работать теперь только с этой группой артистов. Но когда режиссер соглашается на любого артиста – тоже проблема.
У режиссеров есть другая беда – работать в духе «а я так вижу» в пику автору. Или даже без автора. Но если Чехов написал так, будьте любезны не исправлять его и не поворачивать на 180 градусов. Я видел спектакль, где Раневская была наркоманкой, но Чехов-то этого не писал. Будучи врачом, он сумел бы изобразить ее кокаинисткой, если бы надо было. Но такая «трактовка» измельчает ее трагедию. Если написано у Чехова, что Раневская плачет при виде учителя своего погибшего сына, актриса обязана заплакать, если она актриса. И никакого заменителя тут быть не должно.
Реабилитация Лешего
– Как вы думаете, почему у Чехова не складывалось поначалу ни в Малом, ни в Александринке?
– В Малом – из-за этого человека (снова указывает на портрет Ленского). Ленский прочитал «Лешего» и сделал много замечаний. Может, и обидных. Во всяком случае, он сказал – мол, вы писатель хороший, вот и пишите рассказы.
Чехов «Лешего» в какое-то собрание сочинений даже не вставлял – видимо, переживал. А потом вдруг появился гениальный «Дядя Ваня». И я абсолютно уверен, что были использованы замечания Ленского. Несмотря на обиду, Чехов верил Ленскому как режиссеру и актеру.
Я играл Войницкого и в «Лешем», и в «Дяде Ване». Мощного чеховского блока в Малом театре никогда не было. Но мы вдруг захотели сделать «Лешего» в конце 80-х. И он получился, и долго шел с успехом. Так, оправдываясь перед собой, мы стали ставить еще и еще, и поставили все пьесы, кроме «Платонова».
И пирожки уж не те
– Костя Треплев был вашей первой ролью. Насколько вы сегодня солидарны с ним относительно новых форм в искусстве?
– Это была дипломная работа – я, помнится, даже с Верой Николаевной спорил, доказывая примитивным языком, что Чайка – это Треплев, а не Заречная. Наверное, это была неплохая работа – по крайней мере, наши старые педагоги ее до сих пор помнят.
Новые формы подсказывает жизнь. Вы ели «Раковые шейки»? Я помню еще довоенный их вкус, а недавно попробовал – ничего общего. Или ливерные пирожки, которыми нас подкармливали в школе, – до сих пор пытаюсь найти такие.
На первом курсе мы учим студентов вкусовым ощущениям, вкусовой памяти. Непосвященный скажет: вот на что тратят государственные деньги! Но надо уметь играть вкус. Вот выпивает человек в кино или на сцене – и морщится, и крякает, а люди не верят, особенно пьющие. А Вицин «выпивал» – все слюну глотали. Хотя он был йог и капли в рот не брал. Надо распробовать жизнь на вкус – сегодняшнюю, вчерашнюю.
Соразмерный Хлестаков
– К юбилею театра вы поставили «Ревизора». Здесь многое можно было бы сработать на потребу…
– Если Хлестаков говорит: «Матушка такая, что еще можно бы» – так это у него в мыслях. Не надо сразу заваливать ее при этой фразе на диван, как часто сегодня играют. Это будет неправдой, и одна неправда потянет за собой другую неправду. Тогда не только нормы поведения – одежда была другой.
В одном прекрасном итальянском фильме (эх, забыл название) герой в приступе страсти запутался в шнуровке, распатронивая героиню. И это было так смешно! А просто дать зрителю поржать над анекдотцем – ведь это же не искусство.
– Можно ли сказать, что вы вели диалог с какой-то из многочисленных постановок «Ревизора» в Малом?
– Нет. Я играл у Ильинского в 60-е годы. В конце 70-х мы с Евгением Весником работали как режиссеры, а Хлестакова играл Виталий Соломин. Это третий заход – и все разное. Я даже забыл, что мы делали тогда. Вот, например, финальный монолог Городничего всегда, когда я видел, игрался на крике. А сейчас крик звучит фальшиво. Городничему поверят тогда, когда он поймет, что какой-то сопляк его обманул (а у нас Хлестакова играет именно «сопляк»). Насколько же надо быть зашоренным. В какую же лужу мы все сели. Как это сказать?
– Тихо и страшно.
– Более того, он плачет. А еще надо улыбнуться в зал, говоря: «Над кем смеетесь». Что я – и вас обманут.
– А скажите, купец Варгин, чей особняк стал нынешним Малым театром, отдал его добровольно?
– Вроде да, но потом его осудили якобы за какие-то подлоги, махинации, потом вроде оправдали. Но нам хочется верить, что он это отдал честно.
Мавроди и Бальзак
– Как соотнести сегодняшние обстоятельства с тем, что имел в виду автор столетия назад?
– Остаются темы. Вот, скажем, играли мы «Царя Федора» 30 лет. Из них лет 25 фраза Шуйского: «Мне в Думе делать нечего, когда дела вершит не Дума, а шурин твой», – была проходной. И вдруг (при Ельцине) на эту реплику раздались аплодисменты, и все актеры на сцене встрепенулись, потому что это был сегодняшний нерв.
Или взять Островского. Прекрасные актеры скисали, когда доходили до экономических тем: закладные, проценты. Режиссер Волков даже приглашал экономиста на ликбез, а старые артисты тянули: ну давайте помараем текст. И зритель так же скучал в этих местах. А теперь это самое интересное. Что мы понимали тогда про проценты – есть сберкнижка и 2 копейки процентов. А теперь – 120 процентов в месяц!!! А потом пошли банкротства, суды – чистый Островский. А Бальзак? Шел у нас едва ли не впервые его «Делец». И было ощущение, что Мавроди специально изучил Бальзака и построил «МММ».
Время не надо ни убыстрять, ни отодвигать. И если сегодня не срабатывает какая-то тема – не педалируйте ее, в классике есть и многое другое.
Ольга ФУКС
«Вечерняя Москва», 19 июля 2006 года
«Вечерняя Москва» продолжает разговор о грядущем 250-летии русского профессионального театра. Вчера мы опубликовали интервью с худруком Александринки Валерием Фокиным, а сегодня предлагаем вашему вниманию беседу с Юрием Соломиным. Юрий Мефодьевич – пример театрального постоянства. С 18 лет и по сей день он верен своему театру-дому. Студент Щепкинского училища, актер, премьер и, наконец, художественный руководитель Малого театра, он, кажется, никогда не будет сетовать на то, что «порвалась дней связующая нить».
Слово Пашенной
– Юрий Мефодьевич, а где находится Указ императрицы Елизаветы Петровны о создании Императорского театра?
– Не знаю, наверное, в Гохране – это же государственный документ. У нас только копия.
– Малый (или тогда Петровский) театр был создан на основе университетского театра. Не оспаривает ли Театр МГУ пальму первенства?
– Наоборот, примет участие в нашем празднике. Все же они как были студенческим театром, так и остались. А уже на базе студенческого возник профессиональный театр. Разумеется, все началось с Петербурга – столицы. Празднование начнется 30 августа, когда состоится открытие отреставрированного Александринского театра, а через несколько дней в Москве откроется Международная конференция.
– Какой еще акт власти (может, и со знаком минус) вы бы сопоставили по значению с тем Указом императрицы Елизаветы?
– Елизавета Петровна основала университет и профессиональный театр, поступив очень прозорливо. Я повторяю как попка уже лет 15 – без культуры, науки, образования и медицины не будет нормальной экономики. Основав государственный театр, Елизавета подняла это искусство на должную высоту.
Положительным примером государственного подхода можно назвать президентские гранты шести ведущим театрам. Коллектив поменьше может заявить, что он, дескать, лучше, но ведь разговор идет не о том или ином спектакле, а о статусе театра, которому уже не одна сотня лет. В конце концов, надо с кого-то начинать.
А со знаком минус могу назвать театральную реформу, если она состоится в том виде, как сейчас планируется. Она абсолютно не нужна. Реформа должна быть во благо, а если есть протестующие– пусть не 100 процентов, а 98 – надо бы задуматься.
Не надо стесняться притормаживать что-то или отменять вовсе. Мы же не стесняемся закрывать не получившиеся спектакли, хоть и затратили на них время и деньги. Закрываем во благо зрителя и театра. И потраченные деньги в итоге отрабатываем, не прося у государства или спонсоров средств на покрытие наших огрехов.
– Какие мифы, легенды, тени забытых предков, обычаи, предания Малого театра произвели лично на вас наиболее сильное впечатление?
– Ой, их так много! Я попал сюда в 18 лет – больше полувека назад. На втором курсе мне доверили несколько слов в «Иване Грозном» и даже указали в программке – рядом с Пашенной, Анненковым, Ковровым. Для меня большим счастьем было даже просто увидеть живьем Межинского, Массалитинову, Рыжову, Турчанинову, Яблочкину. Александру Александровну мы, студенты, вывозили на коляске в «Ярмарке тщеславия», и она с нами (!) разговаривала. Это все равно, что космонавту Гречко встретиться с Королевым.
Я учился у Веры Николаевны Пашенной, и любое ее «правильно, Юра» производило на меня огромное впечатление. А она была лучшей ученицей вот этого человека (показывает на портрет Александра Ленского). Это он первый организовал «Современник» – на сто лет раньше. Это я образно говорю. Первый русский педагог и блестящий артист, он собрал молодежь Малого театра и доказывал в администрации Императорских театров, что молодежи нужен свой театр (Новый).
Критики натравливают нас друг на друга
– Юрий Мефодьевич, что такое сегодня театральная традиция – не только ведь исторические костюмы и культура речи?
– Я за традиции. За то, чтобы пожилой человек в троллейбусе имел возможность сесть, а молодой ему уступил.
– А в театре?
– А вы не сбивайте меня, молодежь! Не проходить по улице мимо, когда собака прибита за уши к дереву, притворяясь, что не видишь. Дочка одной нашей актрисы не притворилась и бросилась спасать ее. Я полюбил смотреть передачи про животных. В той же Америке к животным могут относиться даже хуже, чем у нас. Но там спасают, лечат, штрафуют за брошенных животных – на уровне полиции и государства. Приучают человека относиться к природе бережно, хотя человека трудно к чему-то приучить. А у нас – доброта и равнодушие. Начинается это с животных, а кончается тем, что недавно избили в переходе женщину (замечательного врача, добротой которого пользуется половина Малого театра). И никто не заступился, кроме каких-то мальчишек.
А в искусстве нельзя безапелляционно настаивать на том «новом», что делается сегодня, разрушая старое «до основанья, а затем». К культуре надо относиться доброжелательно. Наши критики же натравливают театры друг на друга, даже хваля. Вот, мол, поставил режиссер спектакль и сразу спас театр. Неправда, этот театр жил и раньше.
Сколько стоит корова?
– Малый и Александринка всегда состязались друг с другом: чей Гамлет лучше, Каратыгина или Мочалова, какая актриса сильнее – Ермолова или Савина. На вашей памяти сохранялась эта конкуренция?
– Нет. Не надо сравнивать ни коллективы, ни даже актеров, введенных на одну и ту же роль. Сравнивать надо эмоциональное воздействие – насколько тебя захватило. Эмоции – штучный товар. К сожалению, сейчас театр все больше превращается в конвейер: выпустить спектакль к такому-то сроку.
– А Малый театр этот процесс затронул?
– Нет, но, думаю, затронет. Можно репетировать год – ничего страшного, а можно месяц – потому что пошло. Определять тут нормы – все равно, что советовать живописцу, сколько ему выписывать вот эту линию: мазни, мол, и все. А у него потом здесь листочек будет колыхаться на ветру, как живой. Конечно, актеры сейчас, как и все остальные, стали соревноваться друг с другом по поводу марок машин, вилл, квартир. Хочется, конечно, все иметь, вот мы и работаем – до пота, до крови, до сердечных заболеваний.
– Мне попались на глаза такие цифры – Гликерия Федотова получила 20 рублей «поспектакльно» и 1000 рублей на туалеты. Насколько сопоставимы гонорары сегодняшних актеров Малого с ее гонорарами?
– Несопоставимы. Если корова стоила 3 рубля… Но все изменилось до неузнаваемости. Может, то, что тогда стоило баснословно дорого, сегодня буквально на улице валяется. Но вот в праздники актеры не работали – а тогда было много церковных праздников. И, скажем, на Пасху могли позволить себе уехать на месяц за границу. Не зарабатывая в поте лица своего, чтобы потом попотеть на пляжах Анталии и быть обманутым турфирмой.
Знаете анекдот про негра? Лежит негр под банановой пальмой, бананы к ногам падают. Подходит к нему белый – чего, мол, так валяться, подними банан, продай на рынке. «А зачем?» – «Велосипед купишь, в следующий раз корзину бананов привезешь» – «Ну?» – «Машину купишь, центнер бананов привезешь, бизнес откроешь» – «Ну?» – «А потом будешь лежать и ничего не делать» – «А я и так лежу»… Что-то в этом есть.
Когда сбываются мечты
– Одна из главных особенностей Малого театра – актерские индивидуальности, бенефицианты. Островский писал роли по их заказу – куда уж выше. Имеет ли сегодня актер Малого театра право на подобные желания?
– Я не буду называть фамилий, но бывают случаи, когда актер в возрасте приходит и говорит: «Не знаю, как дальше сложится жизнь, но у меня есть мечта…» К такому надо прислушаться. Однажды, лет 25 назад, меня вызвал в этот кабинет Михаил Иванович Царев. Поговорили мы на разные темы, а потом он в упор спрашивает: «У тебя мечта есть?» Раз пошел такой разговор, я и ответил: «Сирано» – «Что ж, хорошая пьеса». Через несколько недель он меня вызвал: «Я тут буду предлагать на худсовете, а ты особо не выступай». На худсовете спросили: «А кто будет играть Сирано?» – «Режиссер очень хороший, Рачик Капланян». Царев «заболтал» этот вопрос. А я получил роль – лучшую, я считаю, в моей жизни. Я бы и дальше ее играл, но однажды сильно разбился на спектакле. Кстати, таких пожеланий не так много. Но если актер приходит, значит, что-то заставляет его.
– Какая же роль при этом отводится режиссеру?
– Каждый второй режиссер суеверен – вот поставил спектакль, который имел успех, и режиссер хочет работать теперь только с этой группой артистов. Но когда режиссер соглашается на любого артиста – тоже проблема.
У режиссеров есть другая беда – работать в духе «а я так вижу» в пику автору. Или даже без автора. Но если Чехов написал так, будьте любезны не исправлять его и не поворачивать на 180 градусов. Я видел спектакль, где Раневская была наркоманкой, но Чехов-то этого не писал. Будучи врачом, он сумел бы изобразить ее кокаинисткой, если бы надо было. Но такая «трактовка» измельчает ее трагедию. Если написано у Чехова, что Раневская плачет при виде учителя своего погибшего сына, актриса обязана заплакать, если она актриса. И никакого заменителя тут быть не должно.
Реабилитация Лешего
– Как вы думаете, почему у Чехова не складывалось поначалу ни в Малом, ни в Александринке?
– В Малом – из-за этого человека (снова указывает на портрет Ленского). Ленский прочитал «Лешего» и сделал много замечаний. Может, и обидных. Во всяком случае, он сказал – мол, вы писатель хороший, вот и пишите рассказы.
Чехов «Лешего» в какое-то собрание сочинений даже не вставлял – видимо, переживал. А потом вдруг появился гениальный «Дядя Ваня». И я абсолютно уверен, что были использованы замечания Ленского. Несмотря на обиду, Чехов верил Ленскому как режиссеру и актеру.
Я играл Войницкого и в «Лешем», и в «Дяде Ване». Мощного чеховского блока в Малом театре никогда не было. Но мы вдруг захотели сделать «Лешего» в конце 80-х. И он получился, и долго шел с успехом. Так, оправдываясь перед собой, мы стали ставить еще и еще, и поставили все пьесы, кроме «Платонова».
И пирожки уж не те
– Костя Треплев был вашей первой ролью. Насколько вы сегодня солидарны с ним относительно новых форм в искусстве?
– Это была дипломная работа – я, помнится, даже с Верой Николаевной спорил, доказывая примитивным языком, что Чайка – это Треплев, а не Заречная. Наверное, это была неплохая работа – по крайней мере, наши старые педагоги ее до сих пор помнят.
Новые формы подсказывает жизнь. Вы ели «Раковые шейки»? Я помню еще довоенный их вкус, а недавно попробовал – ничего общего. Или ливерные пирожки, которыми нас подкармливали в школе, – до сих пор пытаюсь найти такие.
На первом курсе мы учим студентов вкусовым ощущениям, вкусовой памяти. Непосвященный скажет: вот на что тратят государственные деньги! Но надо уметь играть вкус. Вот выпивает человек в кино или на сцене – и морщится, и крякает, а люди не верят, особенно пьющие. А Вицин «выпивал» – все слюну глотали. Хотя он был йог и капли в рот не брал. Надо распробовать жизнь на вкус – сегодняшнюю, вчерашнюю.
Соразмерный Хлестаков
– К юбилею театра вы поставили «Ревизора». Здесь многое можно было бы сработать на потребу…
– Если Хлестаков говорит: «Матушка такая, что еще можно бы» – так это у него в мыслях. Не надо сразу заваливать ее при этой фразе на диван, как часто сегодня играют. Это будет неправдой, и одна неправда потянет за собой другую неправду. Тогда не только нормы поведения – одежда была другой.
В одном прекрасном итальянском фильме (эх, забыл название) герой в приступе страсти запутался в шнуровке, распатронивая героиню. И это было так смешно! А просто дать зрителю поржать над анекдотцем – ведь это же не искусство.
– Можно ли сказать, что вы вели диалог с какой-то из многочисленных постановок «Ревизора» в Малом?
– Нет. Я играл у Ильинского в 60-е годы. В конце 70-х мы с Евгением Весником работали как режиссеры, а Хлестакова играл Виталий Соломин. Это третий заход – и все разное. Я даже забыл, что мы делали тогда. Вот, например, финальный монолог Городничего всегда, когда я видел, игрался на крике. А сейчас крик звучит фальшиво. Городничему поверят тогда, когда он поймет, что какой-то сопляк его обманул (а у нас Хлестакова играет именно «сопляк»). Насколько же надо быть зашоренным. В какую же лужу мы все сели. Как это сказать?
– Тихо и страшно.
– Более того, он плачет. А еще надо улыбнуться в зал, говоря: «Над кем смеетесь». Что я – и вас обманут.
– А скажите, купец Варгин, чей особняк стал нынешним Малым театром, отдал его добровольно?
– Вроде да, но потом его осудили якобы за какие-то подлоги, махинации, потом вроде оправдали. Но нам хочется верить, что он это отдал честно.
Мавроди и Бальзак
– Как соотнести сегодняшние обстоятельства с тем, что имел в виду автор столетия назад?
– Остаются темы. Вот, скажем, играли мы «Царя Федора» 30 лет. Из них лет 25 фраза Шуйского: «Мне в Думе делать нечего, когда дела вершит не Дума, а шурин твой», – была проходной. И вдруг (при Ельцине) на эту реплику раздались аплодисменты, и все актеры на сцене встрепенулись, потому что это был сегодняшний нерв.
Или взять Островского. Прекрасные актеры скисали, когда доходили до экономических тем: закладные, проценты. Режиссер Волков даже приглашал экономиста на ликбез, а старые артисты тянули: ну давайте помараем текст. И зритель так же скучал в этих местах. А теперь это самое интересное. Что мы понимали тогда про проценты – есть сберкнижка и 2 копейки процентов. А теперь – 120 процентов в месяц!!! А потом пошли банкротства, суды – чистый Островский. А Бальзак? Шел у нас едва ли не впервые его «Делец». И было ощущение, что Мавроди специально изучил Бальзака и построил «МММ».
Время не надо ни убыстрять, ни отодвигать. И если сегодня не срабатывает какая-то тема – не педалируйте ее, в классике есть и многое другое.
Ольга ФУКС
«Вечерняя Москва», 19 июля 2006 года
18.07.2006
Подробнее
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МНЕ ВСЕГДА БЫЛО ИНТЕРЕСНО ИГРАТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ»
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МНЕ ВСЕГДА БЫЛО ИНТЕРЕСНО ИГРАТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ»
В прошлом году народному артисту СССР, лауреату многочисленных премий Юрию Мефодиевичу Соломину исполнилось 70! Но он по-прежнему в боевой форме и полон творческих замыслов...
В прошлом году народному артисту СССР, лауреату многочисленных премий Юрию Мефодиевичу Соломину исполнилось 70! Но он по-прежнему в боевой форме и полон творческих замыслов...
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МНЕ ВСЕГДА БЫЛО ИНТЕРЕСНО ИГРАТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ»
Он сыграл много замечательных ролей в хороших фильмах («Блокада», «Дерсу Узала», «Мелодии белой ночи», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить...»), но зрители любят его, в первую очередь, как обаятельного капитана Кольцова из популярного телесериала «Адъютант его превосходительства».
В прошлом году народному артисту СССР, лауреату многочисленных премий Юрию Мефодиевичу Соломину исполнилось 70! Но он по-прежнему в боевой форме и полон творческих замыслов.
— Страна узнала вас по-настоящему после «Адъютанта его превосходительства», а вы как-то сказали, что больше любите роль фашиста в фильме «И был вечер, и было утро».
— Люблю я все свои роли. Но когда читаешь сценарий, никогда не знаешь, как дело пойдет. Роль или ложится, или нет. Мне всегда было интересно играть отрицательных персонажей с точки зрения их положительного понимания. Артист должен докопаться, с чего все началось. К счастью, серийных убийц играть не доводилось. Фашизм—зло, но, играя разведчика - фашиста Штубе, я пытался понять, как он стал нацистом. Как говорится, долго копался в характере. Это интересно.
— А правда, что в картину «Адъютант его превосходительства» вас сначала звали на другую роль, а не на капитана Кольцова?
— Да, мне предложили небольшую роль белогвардейского офицера, такого коварного типа с садистскими наклонностями. Я согласился, потому что до этого сыграл гестаповца в фильме «Сильные духом», а режиссер «Адъютанта...» Ташков увидел меня в этой роли. Но потом он почему-то решил попробовать меня на Кольцова. Никогда не говорил почему, а я не расспрашивал — не люблю лезть в душу. На роль Кольцова меня пробовали шесть раз и все не утверждали. Но Ташков все-таки настоял.
— Все ваши герои аристократично безразличны к мнению о себе. Вы такой же?
— С возрастом, который подкрался и на который я никогда не обращал внимание — жил, рос... и вдруг семьдесят! — стал прислушиваться не только к себе, но и к тем, кому доверяю. А доверяю я зрителю. Если ходит на спектакли, улыбается на улице, здоровья желает — чего еще надо артисту?
— Что может заставить вас пойти на компромисс?
— Нужда.
— Что значит «нужда»?
— Самая простая нужда. Мы с женой не москвичи, и родители у нас не были богатыми людьми. Мои родители были музыкантами, так сказать, деятелями культуры периферийного масштаба. Можете себе представить, что они там зарабатывали! Нам с женой с самого начала пришлось ковыряться самим. Ольга с третьего курса начала играть в московском ТЮЗе, а меня в Малый театр пригласили. Квартиры не было, снимали углы. Задним умом понимали, что Москва, конечно, центр культуры, но был момент, когда собрались уехать в провинцию: звали, квартиру обещали... Помню, подошел я к Михаилу Ивановичу Цареву, руководителю Малого, и сказал, что ухожу. Правда, ухожу не потому, что меня творчески что-то не устраивает, а просто мы с женой физически устали.
— Решение уехать в провинцию и было компромиссом?
— Жить по подвалам, с полусумасшедшими соседями — это, знаете, тяжело. Царев спросил: «Два месяца сможешь потерпеть?» Я ответил, что потерплю, тем более что до конца сезона примерно два месяца и оставалось. И через два месяца нам дали общежитие, на улице Станиславского. А потом появилась дочка Даша, начались проблемы с няньками... Так что иногда я соглашался на все.
— Странно, что ваша дочь выбрала профессию, никак не связанную с театром. Актерская семья, вы с Ольгой Николаевной преподаете в театральном. Казалось бы...
— А Даша выбрала стезю музыкальную. Они пианистка. Муж у нее тоже музыкант. Сейчас они оба преподают в Лондоне. У внучки есть ярко выраженные актерские способности, но, к сожалению, она тоже занимается музыкой...
— Как отдыхаете?
— Люблю просто помолчать.
— Говорят, вы большой любитель животных...
— У нас в семье четыре собаки и кошка. Маклай — единственный породистый пес. Я всегда мечтал об овчарке, и мне ее подарили. Маклаю в этом году десять лет. Еще есть тринадцатилетняя Ляля, ее дочь Лушка и Яков Михайлович, жена подобрала его с чумкой. Кошка Дуся тоже приемыш, попала к нам в весьма плачевном состоянии.
— Юрий Мефодиевич, как получилось, что вашим именем назвали планету?
— Это для меня было полной неожиданностью. После спектакля по пьесе Островского «Лес» вдруг сотрудники Крымской обсерватории поднимаются на сцену и вручают мне свидетельство N 10054 о присвоении вновь открытой планете диаметром семь километров моего имени. Я сказал, что себе беру шесть соток, остальное отдаю театру.
Подготовил Олег Просихин
«Правда Украины», 17.07.2006
Он сыграл много замечательных ролей в хороших фильмах («Блокада», «Дерсу Узала», «Мелодии белой ночи», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить...»), но зрители любят его, в первую очередь, как обаятельного капитана Кольцова из популярного телесериала «Адъютант его превосходительства».
В прошлом году народному артисту СССР, лауреату многочисленных премий Юрию Мефодиевичу Соломину исполнилось 70! Но он по-прежнему в боевой форме и полон творческих замыслов.
— Страна узнала вас по-настоящему после «Адъютанта его превосходительства», а вы как-то сказали, что больше любите роль фашиста в фильме «И был вечер, и было утро».
— Люблю я все свои роли. Но когда читаешь сценарий, никогда не знаешь, как дело пойдет. Роль или ложится, или нет. Мне всегда было интересно играть отрицательных персонажей с точки зрения их положительного понимания. Артист должен докопаться, с чего все началось. К счастью, серийных убийц играть не доводилось. Фашизм—зло, но, играя разведчика - фашиста Штубе, я пытался понять, как он стал нацистом. Как говорится, долго копался в характере. Это интересно.
— А правда, что в картину «Адъютант его превосходительства» вас сначала звали на другую роль, а не на капитана Кольцова?
— Да, мне предложили небольшую роль белогвардейского офицера, такого коварного типа с садистскими наклонностями. Я согласился, потому что до этого сыграл гестаповца в фильме «Сильные духом», а режиссер «Адъютанта...» Ташков увидел меня в этой роли. Но потом он почему-то решил попробовать меня на Кольцова. Никогда не говорил почему, а я не расспрашивал — не люблю лезть в душу. На роль Кольцова меня пробовали шесть раз и все не утверждали. Но Ташков все-таки настоял.
— Все ваши герои аристократично безразличны к мнению о себе. Вы такой же?
— С возрастом, который подкрался и на который я никогда не обращал внимание — жил, рос... и вдруг семьдесят! — стал прислушиваться не только к себе, но и к тем, кому доверяю. А доверяю я зрителю. Если ходит на спектакли, улыбается на улице, здоровья желает — чего еще надо артисту?
— Что может заставить вас пойти на компромисс?
— Нужда.
— Что значит «нужда»?
— Самая простая нужда. Мы с женой не москвичи, и родители у нас не были богатыми людьми. Мои родители были музыкантами, так сказать, деятелями культуры периферийного масштаба. Можете себе представить, что они там зарабатывали! Нам с женой с самого начала пришлось ковыряться самим. Ольга с третьего курса начала играть в московском ТЮЗе, а меня в Малый театр пригласили. Квартиры не было, снимали углы. Задним умом понимали, что Москва, конечно, центр культуры, но был момент, когда собрались уехать в провинцию: звали, квартиру обещали... Помню, подошел я к Михаилу Ивановичу Цареву, руководителю Малого, и сказал, что ухожу. Правда, ухожу не потому, что меня творчески что-то не устраивает, а просто мы с женой физически устали.
— Решение уехать в провинцию и было компромиссом?
— Жить по подвалам, с полусумасшедшими соседями — это, знаете, тяжело. Царев спросил: «Два месяца сможешь потерпеть?» Я ответил, что потерплю, тем более что до конца сезона примерно два месяца и оставалось. И через два месяца нам дали общежитие, на улице Станиславского. А потом появилась дочка Даша, начались проблемы с няньками... Так что иногда я соглашался на все.
— Странно, что ваша дочь выбрала профессию, никак не связанную с театром. Актерская семья, вы с Ольгой Николаевной преподаете в театральном. Казалось бы...
— А Даша выбрала стезю музыкальную. Они пианистка. Муж у нее тоже музыкант. Сейчас они оба преподают в Лондоне. У внучки есть ярко выраженные актерские способности, но, к сожалению, она тоже занимается музыкой...
— Как отдыхаете?
— Люблю просто помолчать.
— Говорят, вы большой любитель животных...
— У нас в семье четыре собаки и кошка. Маклай — единственный породистый пес. Я всегда мечтал об овчарке, и мне ее подарили. Маклаю в этом году десять лет. Еще есть тринадцатилетняя Ляля, ее дочь Лушка и Яков Михайлович, жена подобрала его с чумкой. Кошка Дуся тоже приемыш, попала к нам в весьма плачевном состоянии.
— Юрий Мефодиевич, как получилось, что вашим именем назвали планету?
— Это для меня было полной неожиданностью. После спектакля по пьесе Островского «Лес» вдруг сотрудники Крымской обсерватории поднимаются на сцену и вручают мне свидетельство N 10054 о присвоении вновь открытой планете диаметром семь километров моего имени. Я сказал, что себе беру шесть соток, остальное отдаю театру.
Подготовил Олег Просихин
«Правда Украины», 17.07.2006
05.07.2006
Подробнее
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы...
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы...
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы. Художественный руководитель Государственного академического Малого театра, народный артист СССР, профессор театрального училища имени Щепкина, бывший министр культуры РСФСР — все это он, Юрий Соломин, самый аристократичный и интеллигентный герой советских фильмов. В историю театра и кино он вошел своими блестяще сыгранными ролями в лентах «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить...», «Обыкновенное чудо», «Ревизор», «Дядя Ваня», «Сирано де Бержерак».
Родом из Сибири, он воспитывался в семье профессиональных музыкантов, поэтому рано научился понимать и любить искусство. С детских лет участвовал в спектаклях городского Дворца пионеров.
— Выбор профессии — один из важных шагов, сделанных в жизни каждого человека. Что вас, Юрий Мефодьевич, подвигло стать актером? Ведь вы жили за тысячи километров от главных культурных центров?
— Должно быть, мое первое выступление. В школе, в которой я учился, в военные годы разместился госпиталь. Однажды моя первая учительница и наставница Наталья Павловна Большакова спросила нас, первоклашек: «Кто хочет выступить в госпитале? » Мы как один закричали: «Я! Я! ». Меня выбрали. Давно это было: стою в центре больничной палаты, пою, танцую или читаю стихи — не помню. Только один эпизод до сих пор живет в сердце. После того как исполнил свой номер, раненый солдат дал мне кусочек сахара. Счастье было неописуемое, сжал я гостинец в руке, так весь день с ним и проходил. Пришел домой, ладошку разжал... Только сахар в ней — какой-то мокрый. Но все же в этот день мы пили чай с сахаром, а я еще долго вылизывал свою сладкую ладошку!
Судьба распорядилась так, что понятие «Малый театр» вошло в мою жизнь с младых ногтей и на всю жизнь. Еще в Чите пятнадцатилетним подростком я увидел фильм «Малый театр и его мастера», сделанный к 125-летию театра. Артисты покорили меня своей необычной, волшебной игрой. Именно из этой ленты я узнал о Щепкинском училище в Москве на Неглинной, 6.
В 1953 году восемнадцатилетний Соломин из далекой Читы приехал в Москву и поступил в Щепкинское училище. Он стал студентом мастерской одного из лучших педагогов училища — Веры Пашенной, блестящего знатока традиций Малого театра, а значит, устоев, правил, методов, сложившихся в театре еще в те времена, когда он был частью Императорских театров. Ее опыт, школа Малого театра, идущая от Александра Ленского, Прова Садовского, Александра Островского, воспитали в Юрии Мефодьевиче актера, верного замыслу драматурга. Когда он воспринимал идеи режиссера, открывал в себе черты своего героя, лепил его образ, опираясь на единый творческий ансамбль актеров, то втягивал зрителя в мир спектакля. Совету своего великого учителя Веры Пашенной о том, что «нужно играть так, как будто ты играешь в первый и последний раз», что «на сцене нужно оставлять кусочек своего сердца, чувствовать опустошенность после спектакля», Юрий Мефодьевич следует всю свою жизнь.
— В Малом театре я впервые появился в 1955 году, будучи студентом второго курса. Здесь я проходил первую практику и сыграл роль в замечательном спектакле «Иван Грозный». На сцене были талантливые артисты, в том числе и мой педагог Вера Николаевна. До сих пор храню программку этого спектакля. В ней было написано: «Второй ремесленник — студент Театрального училища имени Щепкина Юрий Соломин». Моя реплика, которую тогда выкрикивал из толпы: «Мы ремесленники от Мясницких ворот» — незначительная, но дорогая для сердца и памяти. Когда я окончил театральное училище, пригласили в труппу Малого театра, который и стал для меня домом.
— Вера Пашенная во многом стала вашей путеводной звездой. Правда, что благодаря ей вам удалось сыграть главную роль в фильме «Бессонная ночь»?
— Да. Именно она дала мне путевку в кинематограф, порекомендовав режиссеру Исидору Анненскому. В этом фильме состоялся мой кинематографический дебют. Потом снялся более чем в пятидесяти лентах: разноплановых, драматических, лирических, острохарактерных, комедийных — и везде старался найти то особенное в каждой роли, чтобы сделать ее настоящим явлением для зрителей. Любимыми моими работами стали роли в фильмах В. Георгиева «Сильные духом» и А. Салтыкова «И был вечер, и было утро».
— Чем Кино стало для вас?
— Съемки подарили мне встречи с выдающимися режиссерами и актерами. Огромной удачей для себя считаю работу и дружбу с Акирой Куросавой, Оттакаром Ваврой, Михаилом Калатозовым, Марком Донским, Комаки Курихарой, Жанной Моро, Мариной Влади. Вообще работа актера — удивительная. Играя, мы проживаем десятки жизней, судеб своих героев. Это увлекательно.
— Есть впечатление, что известность следует за вами по пятам. Вслед за российским признанием после сериала «Адъютант его превосходительства» последовало — международное. Вам предложили остаться за границей. Почему отказались?
— Знаете, для меня лично «Адъютант» был важен не славой. Он помог мне разобраться во многих политических ситуациях. Мало кто знает, что лента долгое время пролежала «на полке», прежде чем была выпущена в прокат. Что касается международного признания, то было очень приятно, когда после роли Арсеньева в фильме «Дерсу Узала» мне предложили работу за рубежом. Но разве я мог это сделать, несмотря на огромное желание поработать с западными кинорежиссерами? Трудно было пойти на долгую разлуку с Малым театром.
— На сцене Малого театра вы прожили многие судьбы великих людей нашего прошлого. Это главные роли в спектаклях «Ревизор», «Леший», «Сирано де Бержерак», «Пучина», «Дядя Ваня», «Царь Федор Иоаннович», «Живой труп». Но наверняка у вас были и любимые роли?
— Да, любимые и, возможно, лучшие театральные работы — роль Войницкого в пьесе А. П. Чехова «Дядя Ваня» и роль Сирано в пьесе «Сирано де Бержерак».
С последней пьесой связан любопытный эпизод с народным артистом СССР Михаилом Царевым. В ту пору, когда великий мастер был художественным руководителем Малого театра.
Михаил Царев знал Юрия Соломина еще со времен театрального училища, был его педагогом. Но только через 25 лет работы Соломина в театре Царев спросил, о какой роли мечтал Юрий Мефодьевич.
... Это была и надежда, и вера в меня, я будто доказал свое право на выбор. Я всегда хотел сыграть Сирано. Через год мечта сбылась, до этого Михаил Иванович на художественном совете предложил поставить пьесу «Сирано де Бержерак». На вопрос, кто будет ставить, ответил: «Рачик Капланян». — «А кто будет играть Сирано?» — «Подумаю». И вскоре назначил на роль меня.
— Не каждому актеру удается сыграть роль, о которой он мечтает всю жизнь. Почему?
— Но не за каждую роль можно браться даже самым талантливым и опытным артистам. Актер — это профессия нелегкая, ее основа в глубине души. Мне кажется, что любая роль для актера — желанная. Все зависит от отношения к ней.
— Каким должен быть нынешний актер?
— Артист не может лгать себе. Он может играть всякие роли, но в то же время оставаться самим собой. Важно, чтобы во всем была пушкинская мера в культуре: ответственность и мастерство. Ответственность за свой талант — как перед собой, так и перед публикой. Человек талантливый будет выполнять свою работу честно и чисто. Ибо в творчестве есть своя честь. Мне не стыдно за все, что я делал.
— На заре вашей карьеры вам посчастливилось играть на сцене вместе с великими актерами...
— Это был подарок свыше! Я работал вместе с Ильинским, Царевым, Жаровым, Гоголевой, Шатровой, Бабочкиным. Помню, в театре существовала интересная традиция. Если появлялся новый актер, то ему легенды нашего театра обязательно дарили символический сувенир: фотографию артиста или драматурга, книгу. Знаете, я ведь играю всегда дядю Ваню в галстуке, который мне подарила Татьяна Александровна Еремеева, жена Игоря Владимировича Ильинского. В свое время я долго не мог найти такого галстука, который был описан у Чехова, — василькового цвета. И однажды на репетиции она просто подошла ко мне и сказала: «Вот, посмотрите, если он вам подойдет. Это галстук Игоря Владимировича». Вот в нем-то я и играю уже много лет. И у меня такое ощущение, что если его потеряют в костюмерной, то я уже больше не смогу сыграть. Казалось бы, что тут такого? Но ведь это галстук Ильинского!
— Многого вы достигли за годы своей творческой деятельности! Слава, признание, почет — все это у вас есть...
— Но дороже для меня люди, которые рядом... Знаете, иногда на рынке с меня не берут денег, говорят: «Можно мы вам вместо цветов помидоры подарим? » Актер должен воздействовать и дарить радость тем людям, которые приходят в зрительный зал, потому что они нам доверяют и ищут в нас поддержку.
Последняя работа Юрия Соломина в кино — главная роль в телефильме «Московская сага». И снова его талантам вылеплен удивительный образ русского интеллигента, — такого, каков он сам, Юрий Соломин. И снова ему поступают предложения от режиссеров. Но это все потом, ведь сейчас главное для артиста — достойно отметить 250-летний юбилей любимого и родного Малого театра.
Марина Лосковцова
«Вольная Кубань», 02.06.2006
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы. Художественный руководитель Государственного академического Малого театра, народный артист СССР, профессор театрального училища имени Щепкина, бывший министр культуры РСФСР — все это он, Юрий Соломин, самый аристократичный и интеллигентный герой советских фильмов. В историю театра и кино он вошел своими блестяще сыгранными ролями в лентах «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить...», «Обыкновенное чудо», «Ревизор», «Дядя Ваня», «Сирано де Бержерак».
Родом из Сибири, он воспитывался в семье профессиональных музыкантов, поэтому рано научился понимать и любить искусство. С детских лет участвовал в спектаклях городского Дворца пионеров.
— Выбор профессии — один из важных шагов, сделанных в жизни каждого человека. Что вас, Юрий Мефодьевич, подвигло стать актером? Ведь вы жили за тысячи километров от главных культурных центров?
— Должно быть, мое первое выступление. В школе, в которой я учился, в военные годы разместился госпиталь. Однажды моя первая учительница и наставница Наталья Павловна Большакова спросила нас, первоклашек: «Кто хочет выступить в госпитале? » Мы как один закричали: «Я! Я! ». Меня выбрали. Давно это было: стою в центре больничной палаты, пою, танцую или читаю стихи — не помню. Только один эпизод до сих пор живет в сердце. После того как исполнил свой номер, раненый солдат дал мне кусочек сахара. Счастье было неописуемое, сжал я гостинец в руке, так весь день с ним и проходил. Пришел домой, ладошку разжал... Только сахар в ней — какой-то мокрый. Но все же в этот день мы пили чай с сахаром, а я еще долго вылизывал свою сладкую ладошку!
Судьба распорядилась так, что понятие «Малый театр» вошло в мою жизнь с младых ногтей и на всю жизнь. Еще в Чите пятнадцатилетним подростком я увидел фильм «Малый театр и его мастера», сделанный к 125-летию театра. Артисты покорили меня своей необычной, волшебной игрой. Именно из этой ленты я узнал о Щепкинском училище в Москве на Неглинной, 6.
В 1953 году восемнадцатилетний Соломин из далекой Читы приехал в Москву и поступил в Щепкинское училище. Он стал студентом мастерской одного из лучших педагогов училища — Веры Пашенной, блестящего знатока традиций Малого театра, а значит, устоев, правил, методов, сложившихся в театре еще в те времена, когда он был частью Императорских театров. Ее опыт, школа Малого театра, идущая от Александра Ленского, Прова Садовского, Александра Островского, воспитали в Юрии Мефодьевиче актера, верного замыслу драматурга. Когда он воспринимал идеи режиссера, открывал в себе черты своего героя, лепил его образ, опираясь на единый творческий ансамбль актеров, то втягивал зрителя в мир спектакля. Совету своего великого учителя Веры Пашенной о том, что «нужно играть так, как будто ты играешь в первый и последний раз», что «на сцене нужно оставлять кусочек своего сердца, чувствовать опустошенность после спектакля», Юрий Мефодьевич следует всю свою жизнь.
— В Малом театре я впервые появился в 1955 году, будучи студентом второго курса. Здесь я проходил первую практику и сыграл роль в замечательном спектакле «Иван Грозный». На сцене были талантливые артисты, в том числе и мой педагог Вера Николаевна. До сих пор храню программку этого спектакля. В ней было написано: «Второй ремесленник — студент Театрального училища имени Щепкина Юрий Соломин». Моя реплика, которую тогда выкрикивал из толпы: «Мы ремесленники от Мясницких ворот» — незначительная, но дорогая для сердца и памяти. Когда я окончил театральное училище, пригласили в труппу Малого театра, который и стал для меня домом.
— Вера Пашенная во многом стала вашей путеводной звездой. Правда, что благодаря ей вам удалось сыграть главную роль в фильме «Бессонная ночь»?
— Да. Именно она дала мне путевку в кинематограф, порекомендовав режиссеру Исидору Анненскому. В этом фильме состоялся мой кинематографический дебют. Потом снялся более чем в пятидесяти лентах: разноплановых, драматических, лирических, острохарактерных, комедийных — и везде старался найти то особенное в каждой роли, чтобы сделать ее настоящим явлением для зрителей. Любимыми моими работами стали роли в фильмах В. Георгиева «Сильные духом» и А. Салтыкова «И был вечер, и было утро».
— Чем Кино стало для вас?
— Съемки подарили мне встречи с выдающимися режиссерами и актерами. Огромной удачей для себя считаю работу и дружбу с Акирой Куросавой, Оттакаром Ваврой, Михаилом Калатозовым, Марком Донским, Комаки Курихарой, Жанной Моро, Мариной Влади. Вообще работа актера — удивительная. Играя, мы проживаем десятки жизней, судеб своих героев. Это увлекательно.
— Есть впечатление, что известность следует за вами по пятам. Вслед за российским признанием после сериала «Адъютант его превосходительства» последовало — международное. Вам предложили остаться за границей. Почему отказались?
— Знаете, для меня лично «Адъютант» был важен не славой. Он помог мне разобраться во многих политических ситуациях. Мало кто знает, что лента долгое время пролежала «на полке», прежде чем была выпущена в прокат. Что касается международного признания, то было очень приятно, когда после роли Арсеньева в фильме «Дерсу Узала» мне предложили работу за рубежом. Но разве я мог это сделать, несмотря на огромное желание поработать с западными кинорежиссерами? Трудно было пойти на долгую разлуку с Малым театром.
— На сцене Малого театра вы прожили многие судьбы великих людей нашего прошлого. Это главные роли в спектаклях «Ревизор», «Леший», «Сирано де Бержерак», «Пучина», «Дядя Ваня», «Царь Федор Иоаннович», «Живой труп». Но наверняка у вас были и любимые роли?
— Да, любимые и, возможно, лучшие театральные работы — роль Войницкого в пьесе А. П. Чехова «Дядя Ваня» и роль Сирано в пьесе «Сирано де Бержерак».
С последней пьесой связан любопытный эпизод с народным артистом СССР Михаилом Царевым. В ту пору, когда великий мастер был художественным руководителем Малого театра.
Михаил Царев знал Юрия Соломина еще со времен театрального училища, был его педагогом. Но только через 25 лет работы Соломина в театре Царев спросил, о какой роли мечтал Юрий Мефодьевич.
... Это была и надежда, и вера в меня, я будто доказал свое право на выбор. Я всегда хотел сыграть Сирано. Через год мечта сбылась, до этого Михаил Иванович на художественном совете предложил поставить пьесу «Сирано де Бержерак». На вопрос, кто будет ставить, ответил: «Рачик Капланян». — «А кто будет играть Сирано?» — «Подумаю». И вскоре назначил на роль меня.
— Не каждому актеру удается сыграть роль, о которой он мечтает всю жизнь. Почему?
— Но не за каждую роль можно браться даже самым талантливым и опытным артистам. Актер — это профессия нелегкая, ее основа в глубине души. Мне кажется, что любая роль для актера — желанная. Все зависит от отношения к ней.
— Каким должен быть нынешний актер?
— Артист не может лгать себе. Он может играть всякие роли, но в то же время оставаться самим собой. Важно, чтобы во всем была пушкинская мера в культуре: ответственность и мастерство. Ответственность за свой талант — как перед собой, так и перед публикой. Человек талантливый будет выполнять свою работу честно и чисто. Ибо в творчестве есть своя честь. Мне не стыдно за все, что я делал.
— На заре вашей карьеры вам посчастливилось играть на сцене вместе с великими актерами...
— Это был подарок свыше! Я работал вместе с Ильинским, Царевым, Жаровым, Гоголевой, Шатровой, Бабочкиным. Помню, в театре существовала интересная традиция. Если появлялся новый актер, то ему легенды нашего театра обязательно дарили символический сувенир: фотографию артиста или драматурга, книгу. Знаете, я ведь играю всегда дядю Ваню в галстуке, который мне подарила Татьяна Александровна Еремеева, жена Игоря Владимировича Ильинского. В свое время я долго не мог найти такого галстука, который был описан у Чехова, — василькового цвета. И однажды на репетиции она просто подошла ко мне и сказала: «Вот, посмотрите, если он вам подойдет. Это галстук Игоря Владимировича». Вот в нем-то я и играю уже много лет. И у меня такое ощущение, что если его потеряют в костюмерной, то я уже больше не смогу сыграть. Казалось бы, что тут такого? Но ведь это галстук Ильинского!
— Многого вы достигли за годы своей творческой деятельности! Слава, признание, почет — все это у вас есть...
— Но дороже для меня люди, которые рядом... Знаете, иногда на рынке с меня не берут денег, говорят: «Можно мы вам вместо цветов помидоры подарим? » Актер должен воздействовать и дарить радость тем людям, которые приходят в зрительный зал, потому что они нам доверяют и ищут в нас поддержку.
Последняя работа Юрия Соломина в кино — главная роль в телефильме «Московская сага». И снова его талантам вылеплен удивительный образ русского интеллигента, — такого, каков он сам, Юрий Соломин. И снова ему поступают предложения от режиссеров. Но это все потом, ведь сейчас главное для артиста — достойно отметить 250-летний юбилей любимого и родного Малого театра.
Марина Лосковцова
«Вольная Кубань», 02.06.2006
30.06.2006
Подробнее
ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР: «ОТ ТАКОЙ РЕФОРМЫ ДОБРА НЕ ЖДАТЬ»
ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР: «ОТ ТАКОЙ РЕФОРМЫ ДОБРА НЕ ЖДАТЬ»
Словно черные тучи, несущие штормовое предупреждение, сгущаются в последнее время угрозы предстоящей театральной реформы. И все больше в связи с этим тревог...
Словно черные тучи, несущие штормовое предупреждение, сгущаются в последнее время угрозы предстоящей театральной реформы. И все больше в связи с этим тревог...
ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР: «ОТ ТАКОЙ РЕФОРМЫ ДОБРА НЕ ЖДАТЬ»
Словно черные тучи, несущие штормовое предупреждение, сгущаются в последнее время угрозы предстоящей театральной реформы. И все больше в связи с этим тревог. Они проникают на страницы прессы, иногда, хотя и с трудом, прорываются на телеэкран, в полную силу звучали с трибуны недавнего Всероссийского театрального форума. Чем же вызваны тревоги? Поговорим об этом с художественным руководителем Государственного академического Малого театра, отмечающего в нынешнем году свое 250-летие.
Видим, ЧТО ИЗ ЭТОГО получается
- В самом деле, Юрий Мефодьевич, едва только пошли разговоры о театральной реформе, в высказываниях многих видных деятелей нашего искусства, в том числе у вас, послышалась не радость ожидания, а острая озабоченность. Как вы это объясните?
- Давайте произведем расследование. Мне кажется, мы настолько поднаторели в реформах за эти пятнадцать лет, так много было у нас всяких реформ, но ни одна не прошла гладко и не дала желаемого результата. Самое главное - везде результат неудовлетворительный! Ведь мы теперь наглядно видим и прекрасно знаем, что из всего этого получилось.
- Итоги налицо.
- Но почему-то те люди, которые эти реформы создавали и рекламировали, продолжают доказывать, что они хороши. Дескать, вы подождите, и все будет замечательно.
Но, во-первых, сколько ждать? Не уверен, что я дождусь обещанного. А во-вторых, возмущает при этом отношение к старшему поколению. Люди честно отработали по сорок, пятьдесят и более лет, во время войны самоотверженно спасали Родину. Не надо бояться этого слова - у нас есть родина, как у каждого нормального человека! Так вот, они спасали Родину и работали во имя нее, а теперь над ними просто издеваются.
Знаете, я тоже пенсионер. Я, правда, не выходил на улицу с протестом, как многие, но душой, был с ними и двумя руками всегда голосовал за то, что на их стороне правда. С этими людьми никто же не посоветовался, не спросил их! Ну, потом показывали, что спрашивают, и вот, мол, они говорят, что им лучше получать деньги, нежели льготы. Однако это было опять откровенное лукавство, поскольку спрашивали-то в деревнях, где троллейбусов нет. В общем, устраивали видимость благополучия, скрывая обман. Но это же ясно каждому человеку!
- И вас это возмущает?
- И меня, и не только меня... Теперь перехожу к той реформе, о которой вы спрашиваете.
- Прямо признаюсь: мне в ее технологии очень многое непонятно. Потому что ведь невозможно прочитать где-нибудь более или менее внятное изложение намеченного и как все это будет проводиться.
- Вы правы, никто не понимает, и я тоже многого не понимаю. Об этом говорил в прошлом году в Союзе театральных деятелей, сейчас тоже везде говорю. Прежде всего, я не понимаю, кто и зачем это придумал. Я прошу: назовите мне человека или группу лиц, которые являются разработчиками этой реформы. Кто конкретно и почему вдруг взялся за это?
- Говорят о Министерстве экономического развития, о Министерстве финансов...
- Вот именно! Однако они не имеют на это никакого морального права. Почему? Потому что они не профессионалы. Это все равно, если бы я стал во главе Министерства черной металлургии или Министерства здравоохранения и начал там проводить реформы.
- Так сегодня и во главе Министерства здравоохранения не профессионал.
- Очень все это огорчительно. И принять такое, соглашаться с таким, по-моему, нельзя. Почему же считают нужным, обходя нас, делать то, что явно вопреки здравому смыслу? Вот этого сегодня никто из нас не понимает.
- Чем заслужили наказание?
- Понятно только, что в основе планируемых преобразований отнюдь не творческий подход, а чисто экономический, финансовый. К сожалению, это так. Но можно ли в искусстве, отстраняя главное, то есть само искусство, руководствоваться лишь одним - доходно или не доходно? Когда я задаю свой вопрос, кому это пришло в голову и почему, то могу лишь предположить, что, очевидно, по чьему-то мнению мы не даем должных доходов государству, которые оно от нас хочет получить. Однако не все выражается в деньгах. Бывает иной доход, рублями или долларами не измеряемый!
Вот 250 лет назад императрица Елизавета Петровна издала указ о создании императорского, то бишь государственного, театра. Тогда частные театры уже были, богатые люди имели возможность их содержать. Но она поняла нечто важное и сказала: стоп, должен быть государственный театр.
- Государственная мысль!
- Она поняла: это нужно для развития России, для развития общества. Позже Александр Николаевич Островский сказал, что национальный театр есть признак совершеннолетия нации, так же как и академии, университеты, музеи. Ведь театр вбирает в себя много искусств - и музыку, и живопись, и хореографию, и литературу. Русский театр создавался и развивался на основе могучей литературы и вместе с ней. Причем театр воспитывает, это, можно сказать, важная часть образования и воспитания нации.
В нашей стране театр и вообще искусство, деятели культуры в самые сложные моменты истории были на переднем рубеже. И во время революции, нравится она кому-то или не нравится, но это было, и во время Великой Отечественной войны, и когда был так называемый железный занавес. Кто связывал в те годы своими средствами разные стороны? Деятели культуры, искусства. Даже ансамбль Александрова, военный, казалось бы, коллектив, но он работал на взаимопонимание людей, нес по всему миру высокое представление о нашей стране.
- Папа Иоанн Павел II незадолго до смерти пригласил ансамбль Александрова с его песнями, которые подростком слышал в Польше сразу после войны. Такое сильное и неизгладимое впечатление произвело советское искусство.
- Этим коллективом восхищался мир, несмотря на то, что это вроде бы армия. Не говоря уж об ансамбле танца Моисеева, о «Березке», о хоре имени Пятницкого, для которых во всех странах были открыты все двери. Позже и для Большого театра, для лучших наших театров драматических.
Я таким образом хочу подчеркнуть, что во все годы наше искусство существовало в первую очередь совсем не для извлечения денег - у него была иная, позволю себе сказать, гораздо более высокая миссия. И создавался наш театр вовсе не для того, чтобы давать какие-то денежные доходы. Почему же теперь кому-то хочется все повернуть вспять, как некогда хотели повернуть сибирские реки? Почему к нам надо относиться так потребительски в то время, когда культуре необходимо помочь? Через 250 лет! Что такого плохого мы сделали, что к нам нужно относиться нынче так бросово?
Я вам скажу следующее. Я знаю многих самого высокого класса деятелей культуры, которые таким отношением не просто обижены, но более того - глубоко оскорблены.
- Чувство в данном случае абсолютно естественное.
- И я от лица этих людей, от лица десятков тысяч деятелей нашей культуры говорю, что мы все очень обижены. Я тоже обижен. В чем мы провинились? За что нас ставят в угол? За что снимают с нас штаны и хотят выпороть? Я говорю: объясните мне, потому что иначе, как наказание, предлагаемые меры так называемой реформы невозможно воспринять.
Искусство - не бизнес
- Ну а какие объяснения?
- Лицемерные. Мы, мол, хотим вам экономически помочь. Что ж, экономически всегда и во всем мире театр поддерживали. Разные виды искусства, например, музыкальную симфоническую культуру, народные коллективы - всегда поддерживали. Почему? Потому что это не бизнес. Я бы сказал, это политика или даже выше, чем политика. Это - духовное воспитание нации!
Но тут начинают, как обыкновенные счетоводы, механически щелкать на счетах. И экономическая помощь театру получается довольно своеобразная, странная. Которая, так или иначе, просто будет его душить. Уничтожая настоящее искусство.
- Что же вам предлагают?
- Если формально, то вроде возможность выбора. Говорят: вот два варианта. Оставаться в системе государственных театров, но без права самим распоряжаться чем бы то ни было. Или самоуправление, но тогда государство не будет вам помогать. Что лучше? Отвечаю: все хуже! Это гроб с музыкой, потому что при любом из таких вариантов видно: театр ставится в невыносимые условия для выживания.
Предположим, выбрали «самостоятельность». Но выживем тогда лишь при условии, если репертуар будет, что называется, «на потребу», если в наших зданиях будут всяческие шоу и тому подобное, то есть не настоящая культура, а «масс-культура», направленная на распад человечества. Даже Запад уже хватился и пытается этому как-то противостоять, а нас толкают именно сюда.
- В «досуговое развлекалово», как некоторые выражаются?
- В то, что, может быть, дает деньги, но уж ни в коем случае не воспитывает, не строит человека, а, наоборот, разлагает и разрушает.
- А другой вариант, предусматриваемый этой самой реформой, тоже не спасет?
- Он тоже тупиковый. Уже сегодня давление со стороны финансовых органов стало невыносимым. Без тысячи соизволений свыше невозможно потратить самими же заработанные рубли. А еще, говорят, будет над театральным коллективом какой-то совет, типа попечительского, куда сами работники театра даже не войдут. Даже директор и главный режиссер или художественный руководитель! Нас, конечно, успокаивают: дескать, вам не будут ничего диктовать. Но все равно возникает вопрос: а зачем он, этот совет, нам нужен?
Так или иначе, театры лишают свободы - экономической, художественной, духовной, какой хотите. Их лишают возможности воспитывать зрителя, чем нужно заниматься даже не с 8-го класса, а с детского сада и чем деятели нашего искусства занимались. Коммерциализация приходит в полное противоречие с задачами и воспитательными, и творческими, художественными.
- На театральном форуме председатель Союза театральных деятелей Александр Калягин, говоривший о «схватке театра с властью», произнес следующее: «И как ни печально признать, финансовый прессинг оказался куда хуже идеологического!» А далее отметил: «Законы принимаются без участия профессионалов от театра, к тому же минуя экспертов Минкульта». Это вслед за ним подтвердил и министр культуры Александр Соколов: оказывается, на печально знаменитом в театральных кругах 94-м законе «нет визы Минкульта, он прошел мимо нас». Тот самый закон, в котором говорится о тендере? Поясните, пожалуйста, что сей тендер означает?
- Говоря на русском языке, это конкурс. Но что он значит в данном случае, право, не укладывается в голове. На тендер мы должны выставлять все свои проекты, которые стоят более 60 тысяч рублей. Ни одного режиссера не имеем права пригласить, не проведя тендер. А предпочтение кому? Кто дешевле. То есть в основе опять только денежная сторона.
- Стало быть, если вы определяете постановщика очередного спектакля и хотите, чтобы им был Женовач, который прекрасно себя в Малом театре зарекомендовал, но кто-то, пусть бездарный, берется поставить этот спектакль дешевле, вы должны взять именно его?
- Представьте себе, так и получится. То есть нам изначально предлагают брать худшее, продукт второго сорта, с гнильцой. Вот что выходит, когда в дела искусства бесцеремонно вмешиваются непрофессионалы и начинают искусством заправлять. Им же наплевать, что режиссер иногда годами вынашивает замысел своего спектакля или фильма, что это дело «штучное» и такие нелепые изобретения тут недопустимы. Однако - проходят!
Рынок может съесть культуру
- Деятели театра протестуют против всего этого, но их не слушают. Верно я понимаю?
- Совершенно верно. Говорили в правительстве, на совещаниях в администрации президента, на театральном форуме - да где только не говорили! В течение года по поводу предстоящего юбилея доводилось встречаться и с президентом. Он вроде бы понимает: отмечается не просто 250-летие Александринского и Малого театров, а всего русского государственного театра, юбилей нашей театральной культуры. Это было сказано президентом еще год назад.
- Но продолжается все в том же русле? Ничего себе подарок к юбилею театрам России!.. А как вы считаете, что надо делать?
- Это все нужно в корне переработать. Со специалистами. У нас же есть крупнейшие специалисты, авторитетнейшие люди в своем деле, и экономисты театральные есть. Значит, затевая театральную реформу, необходимо обратиться и к ним. Я считаю, что вообще эту реформу должен делать в основном Союз театральных деятелей.
И вот что обязательно надо иметь в виду. Логика и опыт подсказывают: рыночная экономика неприемлема для серьезного искусства. Это же не мыльные сериалы, которые делаются для того, чтобы показывать рекламу. А если дальше идти путем внедрения рынка в театральную сферу, он ее проглотит. И наш репертуарный театр, гордость России, перестанет существовать. Погибнут провинциальные театры. Или превратятся совсем не в то, чем они были: откроют в своих помещениях стриптиз-клубы, а все афиши заполнит самый низкопробный репертуар.
- Помню ваше предположение, что так называемая реформа связана и с очередным переделом собственности. Вы не отказались от этой мысли?
- Наоборот, утвердился в ней. Все театры России, в любых городах - больших, средних, маленьких - занимают центральное, самое лучшее место. Так они строились до революции, так же, конечно, и в советское время: театр нередко соседствовал с обкомом партии и облисполкомом. Здания театральные, как правило, незаурядные. Легко представить, сколь велик соблазн для желающих этими зданиями завладеть. Вот такую возможность, я думаю, им и создадут теперь. Но какая огромная потеря будет для нашей культуры, для народа, для зрителей, особенно во глубине России!
- Не радостная перспектива...
- К сожалению, реальная. Вот почему я бью тревогу. Все, кому по-настоящему дорого отечественное искусство, призваны сегодня защитить его.
Беседу вел Виктор КОЖЕМЯКО
«Правда-КПРФ», 30.06.2006
Словно черные тучи, несущие штормовое предупреждение, сгущаются в последнее время угрозы предстоящей театральной реформы. И все больше в связи с этим тревог. Они проникают на страницы прессы, иногда, хотя и с трудом, прорываются на телеэкран, в полную силу звучали с трибуны недавнего Всероссийского театрального форума. Чем же вызваны тревоги? Поговорим об этом с художественным руководителем Государственного академического Малого театра, отмечающего в нынешнем году свое 250-летие.
Видим, ЧТО ИЗ ЭТОГО получается
- В самом деле, Юрий Мефодьевич, едва только пошли разговоры о театральной реформе, в высказываниях многих видных деятелей нашего искусства, в том числе у вас, послышалась не радость ожидания, а острая озабоченность. Как вы это объясните?
- Давайте произведем расследование. Мне кажется, мы настолько поднаторели в реформах за эти пятнадцать лет, так много было у нас всяких реформ, но ни одна не прошла гладко и не дала желаемого результата. Самое главное - везде результат неудовлетворительный! Ведь мы теперь наглядно видим и прекрасно знаем, что из всего этого получилось.
- Итоги налицо.
- Но почему-то те люди, которые эти реформы создавали и рекламировали, продолжают доказывать, что они хороши. Дескать, вы подождите, и все будет замечательно.
Но, во-первых, сколько ждать? Не уверен, что я дождусь обещанного. А во-вторых, возмущает при этом отношение к старшему поколению. Люди честно отработали по сорок, пятьдесят и более лет, во время войны самоотверженно спасали Родину. Не надо бояться этого слова - у нас есть родина, как у каждого нормального человека! Так вот, они спасали Родину и работали во имя нее, а теперь над ними просто издеваются.
Знаете, я тоже пенсионер. Я, правда, не выходил на улицу с протестом, как многие, но душой, был с ними и двумя руками всегда голосовал за то, что на их стороне правда. С этими людьми никто же не посоветовался, не спросил их! Ну, потом показывали, что спрашивают, и вот, мол, они говорят, что им лучше получать деньги, нежели льготы. Однако это было опять откровенное лукавство, поскольку спрашивали-то в деревнях, где троллейбусов нет. В общем, устраивали видимость благополучия, скрывая обман. Но это же ясно каждому человеку!
- И вас это возмущает?
- И меня, и не только меня... Теперь перехожу к той реформе, о которой вы спрашиваете.
- Прямо признаюсь: мне в ее технологии очень многое непонятно. Потому что ведь невозможно прочитать где-нибудь более или менее внятное изложение намеченного и как все это будет проводиться.
- Вы правы, никто не понимает, и я тоже многого не понимаю. Об этом говорил в прошлом году в Союзе театральных деятелей, сейчас тоже везде говорю. Прежде всего, я не понимаю, кто и зачем это придумал. Я прошу: назовите мне человека или группу лиц, которые являются разработчиками этой реформы. Кто конкретно и почему вдруг взялся за это?
- Говорят о Министерстве экономического развития, о Министерстве финансов...
- Вот именно! Однако они не имеют на это никакого морального права. Почему? Потому что они не профессионалы. Это все равно, если бы я стал во главе Министерства черной металлургии или Министерства здравоохранения и начал там проводить реформы.
- Так сегодня и во главе Министерства здравоохранения не профессионал.
- Очень все это огорчительно. И принять такое, соглашаться с таким, по-моему, нельзя. Почему же считают нужным, обходя нас, делать то, что явно вопреки здравому смыслу? Вот этого сегодня никто из нас не понимает.
- Чем заслужили наказание?
- Понятно только, что в основе планируемых преобразований отнюдь не творческий подход, а чисто экономический, финансовый. К сожалению, это так. Но можно ли в искусстве, отстраняя главное, то есть само искусство, руководствоваться лишь одним - доходно или не доходно? Когда я задаю свой вопрос, кому это пришло в голову и почему, то могу лишь предположить, что, очевидно, по чьему-то мнению мы не даем должных доходов государству, которые оно от нас хочет получить. Однако не все выражается в деньгах. Бывает иной доход, рублями или долларами не измеряемый!
Вот 250 лет назад императрица Елизавета Петровна издала указ о создании императорского, то бишь государственного, театра. Тогда частные театры уже были, богатые люди имели возможность их содержать. Но она поняла нечто важное и сказала: стоп, должен быть государственный театр.
- Государственная мысль!
- Она поняла: это нужно для развития России, для развития общества. Позже Александр Николаевич Островский сказал, что национальный театр есть признак совершеннолетия нации, так же как и академии, университеты, музеи. Ведь театр вбирает в себя много искусств - и музыку, и живопись, и хореографию, и литературу. Русский театр создавался и развивался на основе могучей литературы и вместе с ней. Причем театр воспитывает, это, можно сказать, важная часть образования и воспитания нации.
В нашей стране театр и вообще искусство, деятели культуры в самые сложные моменты истории были на переднем рубеже. И во время революции, нравится она кому-то или не нравится, но это было, и во время Великой Отечественной войны, и когда был так называемый железный занавес. Кто связывал в те годы своими средствами разные стороны? Деятели культуры, искусства. Даже ансамбль Александрова, военный, казалось бы, коллектив, но он работал на взаимопонимание людей, нес по всему миру высокое представление о нашей стране.
- Папа Иоанн Павел II незадолго до смерти пригласил ансамбль Александрова с его песнями, которые подростком слышал в Польше сразу после войны. Такое сильное и неизгладимое впечатление произвело советское искусство.
- Этим коллективом восхищался мир, несмотря на то, что это вроде бы армия. Не говоря уж об ансамбле танца Моисеева, о «Березке», о хоре имени Пятницкого, для которых во всех странах были открыты все двери. Позже и для Большого театра, для лучших наших театров драматических.
Я таким образом хочу подчеркнуть, что во все годы наше искусство существовало в первую очередь совсем не для извлечения денег - у него была иная, позволю себе сказать, гораздо более высокая миссия. И создавался наш театр вовсе не для того, чтобы давать какие-то денежные доходы. Почему же теперь кому-то хочется все повернуть вспять, как некогда хотели повернуть сибирские реки? Почему к нам надо относиться так потребительски в то время, когда культуре необходимо помочь? Через 250 лет! Что такого плохого мы сделали, что к нам нужно относиться нынче так бросово?
Я вам скажу следующее. Я знаю многих самого высокого класса деятелей культуры, которые таким отношением не просто обижены, но более того - глубоко оскорблены.
- Чувство в данном случае абсолютно естественное.
- И я от лица этих людей, от лица десятков тысяч деятелей нашей культуры говорю, что мы все очень обижены. Я тоже обижен. В чем мы провинились? За что нас ставят в угол? За что снимают с нас штаны и хотят выпороть? Я говорю: объясните мне, потому что иначе, как наказание, предлагаемые меры так называемой реформы невозможно воспринять.
Искусство - не бизнес
- Ну а какие объяснения?
- Лицемерные. Мы, мол, хотим вам экономически помочь. Что ж, экономически всегда и во всем мире театр поддерживали. Разные виды искусства, например, музыкальную симфоническую культуру, народные коллективы - всегда поддерживали. Почему? Потому что это не бизнес. Я бы сказал, это политика или даже выше, чем политика. Это - духовное воспитание нации!
Но тут начинают, как обыкновенные счетоводы, механически щелкать на счетах. И экономическая помощь театру получается довольно своеобразная, странная. Которая, так или иначе, просто будет его душить. Уничтожая настоящее искусство.
- Что же вам предлагают?
- Если формально, то вроде возможность выбора. Говорят: вот два варианта. Оставаться в системе государственных театров, но без права самим распоряжаться чем бы то ни было. Или самоуправление, но тогда государство не будет вам помогать. Что лучше? Отвечаю: все хуже! Это гроб с музыкой, потому что при любом из таких вариантов видно: театр ставится в невыносимые условия для выживания.
Предположим, выбрали «самостоятельность». Но выживем тогда лишь при условии, если репертуар будет, что называется, «на потребу», если в наших зданиях будут всяческие шоу и тому подобное, то есть не настоящая культура, а «масс-культура», направленная на распад человечества. Даже Запад уже хватился и пытается этому как-то противостоять, а нас толкают именно сюда.
- В «досуговое развлекалово», как некоторые выражаются?
- В то, что, может быть, дает деньги, но уж ни в коем случае не воспитывает, не строит человека, а, наоборот, разлагает и разрушает.
- А другой вариант, предусматриваемый этой самой реформой, тоже не спасет?
- Он тоже тупиковый. Уже сегодня давление со стороны финансовых органов стало невыносимым. Без тысячи соизволений свыше невозможно потратить самими же заработанные рубли. А еще, говорят, будет над театральным коллективом какой-то совет, типа попечительского, куда сами работники театра даже не войдут. Даже директор и главный режиссер или художественный руководитель! Нас, конечно, успокаивают: дескать, вам не будут ничего диктовать. Но все равно возникает вопрос: а зачем он, этот совет, нам нужен?
Так или иначе, театры лишают свободы - экономической, художественной, духовной, какой хотите. Их лишают возможности воспитывать зрителя, чем нужно заниматься даже не с 8-го класса, а с детского сада и чем деятели нашего искусства занимались. Коммерциализация приходит в полное противоречие с задачами и воспитательными, и творческими, художественными.
- На театральном форуме председатель Союза театральных деятелей Александр Калягин, говоривший о «схватке театра с властью», произнес следующее: «И как ни печально признать, финансовый прессинг оказался куда хуже идеологического!» А далее отметил: «Законы принимаются без участия профессионалов от театра, к тому же минуя экспертов Минкульта». Это вслед за ним подтвердил и министр культуры Александр Соколов: оказывается, на печально знаменитом в театральных кругах 94-м законе «нет визы Минкульта, он прошел мимо нас». Тот самый закон, в котором говорится о тендере? Поясните, пожалуйста, что сей тендер означает?
- Говоря на русском языке, это конкурс. Но что он значит в данном случае, право, не укладывается в голове. На тендер мы должны выставлять все свои проекты, которые стоят более 60 тысяч рублей. Ни одного режиссера не имеем права пригласить, не проведя тендер. А предпочтение кому? Кто дешевле. То есть в основе опять только денежная сторона.
- Стало быть, если вы определяете постановщика очередного спектакля и хотите, чтобы им был Женовач, который прекрасно себя в Малом театре зарекомендовал, но кто-то, пусть бездарный, берется поставить этот спектакль дешевле, вы должны взять именно его?
- Представьте себе, так и получится. То есть нам изначально предлагают брать худшее, продукт второго сорта, с гнильцой. Вот что выходит, когда в дела искусства бесцеремонно вмешиваются непрофессионалы и начинают искусством заправлять. Им же наплевать, что режиссер иногда годами вынашивает замысел своего спектакля или фильма, что это дело «штучное» и такие нелепые изобретения тут недопустимы. Однако - проходят!
Рынок может съесть культуру
- Деятели театра протестуют против всего этого, но их не слушают. Верно я понимаю?
- Совершенно верно. Говорили в правительстве, на совещаниях в администрации президента, на театральном форуме - да где только не говорили! В течение года по поводу предстоящего юбилея доводилось встречаться и с президентом. Он вроде бы понимает: отмечается не просто 250-летие Александринского и Малого театров, а всего русского государственного театра, юбилей нашей театральной культуры. Это было сказано президентом еще год назад.
- Но продолжается все в том же русле? Ничего себе подарок к юбилею театрам России!.. А как вы считаете, что надо делать?
- Это все нужно в корне переработать. Со специалистами. У нас же есть крупнейшие специалисты, авторитетнейшие люди в своем деле, и экономисты театральные есть. Значит, затевая театральную реформу, необходимо обратиться и к ним. Я считаю, что вообще эту реформу должен делать в основном Союз театральных деятелей.
И вот что обязательно надо иметь в виду. Логика и опыт подсказывают: рыночная экономика неприемлема для серьезного искусства. Это же не мыльные сериалы, которые делаются для того, чтобы показывать рекламу. А если дальше идти путем внедрения рынка в театральную сферу, он ее проглотит. И наш репертуарный театр, гордость России, перестанет существовать. Погибнут провинциальные театры. Или превратятся совсем не в то, чем они были: откроют в своих помещениях стриптиз-клубы, а все афиши заполнит самый низкопробный репертуар.
- Помню ваше предположение, что так называемая реформа связана и с очередным переделом собственности. Вы не отказались от этой мысли?
- Наоборот, утвердился в ней. Все театры России, в любых городах - больших, средних, маленьких - занимают центральное, самое лучшее место. Так они строились до революции, так же, конечно, и в советское время: театр нередко соседствовал с обкомом партии и облисполкомом. Здания театральные, как правило, незаурядные. Легко представить, сколь велик соблазн для желающих этими зданиями завладеть. Вот такую возможность, я думаю, им и создадут теперь. Но какая огромная потеря будет для нашей культуры, для народа, для зрителей, особенно во глубине России!
- Не радостная перспектива...
- К сожалению, реальная. Вот почему я бью тревогу. Все, кому по-настоящему дорого отечественное искусство, призваны сегодня защитить его.
Беседу вел Виктор КОЖЕМЯКО
«Правда-КПРФ», 30.06.2006
28.06.2006
Подробнее
ЮРИЙ СОЛОМИН: «КОГДА ГРЯНЕТ ГРОМ, КРЕСТИТЬСЯ БУДЕТ ПОЗДНО»
Тревогой за судьбу русского театра и в то же самое время любовью к нему был пронизан монолог знаменитого актера и режиссера, лишь изредка перемежавшийся моими вопросами, посвященный прежде всего готовящейся театральной реформе...
ЮРИЙ СОЛОМИН: «КОГДА ГРЯНЕТ ГРОМ, КРЕСТИТЬСЯ БУДЕТ ПОЗДНО»
Русский актер и режиссер Юрий Мефодьевич Соломин родился в 1935 г. в Чите в семье профессиональных музыкантов. Учился в Театральном училище им. М.С. Щепкина, а после его окончания был принят в труппу Малого театра, где и работает уже долгие годы, сыграв в нем множество ролей.
Стал широко известен в 1970 г., после выхода на телеэкран многосерийного фильма «Адъютант его превосходительства». Также снялся в фильмах «ТАСС уполномочен заявить...», «Хождение по мукам», «Обыкновенное чудо» и др.
С 1988 г. является художественным руководителем Малого театра. Недолгое время был министром культуры России, но вновь вернулся в родной театр. Наряду с административной работой продолжает играть на сцене Малого театра.
Тревогой за судьбу русского театра и в то же самое время любовью к нему был пронизан монолог знаменитого актера и режиссера, лишь изредка перемежавшийся моими вопросами, посвященный прежде всего готовящейся театральной реформе.
Вот некоторые фрагменты из нашей беседы.
- Юрий Мефодьевич, полгода тому назад, после выхода в эфир программы Андрея Караулова «Момент истины», театральная общественность вдруг с удивлением узнала про некую театральную реформу, которая готовится в ведомстве Грефа и которая вовсе не учитывает ее мнение. Сейчас все утихло, но реформа готовиться продолжает. Вы о ней много знаете?
- Не больше, чем вы. Но ваши слова о том, что работа в этой области продолжается, меня напугали. Мы не знаем деталей того, что происходит. То есть я знаю... Совсем недавно я получил информацию из Думы о том, что в 2006 году из бюджета отпущен на культуру такой мизер, о котором не стоит даже и говорить. И это катастрофа. Ведь культура нужна, культура - это наша жизнь: точно так же, как воздух или вода. Если человек надел белую рубашку, шляпу, бабочку, то значит, на свет явился культурный человек. Но культура - она не только в этом. Культура - это образование, это мировое общение. Бывали трудные, катастрофические дни у нашего государства, и всегда на первую линию обороны выходила наша культура. Народ объединялся не вокруг политиков, военных или экономистов, а вокруг деятелей культуры.
- Билеты в театр сейчас дороги. Многие не очень обеспеченные люди, старые театралы, отказывают себе во многом, но ходят в театр. Греф и К° хоть что-то думают об этих людях? И откуда эта келейность вокруг разработки театральной реформы?
- Я не могу понять, почему. Я встречался с некоторыми руководителями и постоянно говорил о том, что к разработке театральной реформы также должны быть привлечены и деятели искусства. Ведь кто еще должен заниматься реформой?
На мой взгляд, сегодня возникновение этой реформы есть дело искусственное. Она не нужна. И об этом говорилось. А если нужна, то в каждом виде искусства: в музыке, в драме, в опере, в балете, в живописи, в литературе есть союзы. Они еще остались - и союзы писателей, и союзы художников, и Союз театральных деятелей. И они должны заниматься реформами, а не экономисты и чиновники. Я не верю, что экономисты очень много сэкономят.
- Да ведь экономика наша - о чудо! - сейчас на подъеме. Энергоносители лишь дорожают, денег у страны полно.
- Да, нефть дорожает, мы начинаем богатеть и откладываем деньги от продаж. Но я одного не понимаю: зачем же эти деньги нужно откладывать? На черный день оставить неплохо. Но не огромные же суммы, учитывая наши проблемы с рождаемостью, с пенсионерами. И они никогда не решатся сами, как бы ни ожидали того момента, когда все пенсионеры вымрут в одночасье. Напрасные ожидания: они не вымрут никогда. Каждый год будет прибывать новое их количество. И этот вопрос надо как-то решать.
- К тому же экономика США тоже подвержена кризисам, и доллар тоже полностью не обеспечен. Случись что, все эти деньги обратятся в глиняные черепки, как в известном произведении Гоголя.
- Вы абсолютно правы. Сейчас все, политики и экономисты, говорят о том, что доллар падает. Тогда какой смысл вкладывать деньги в стабилизационный фонд? А мы вкладываемся именно в доллары, насколько я понимаю. Это при всей сегодняшней хорошей экономической ситуации - подорожании нефти, газа и больших прибылях.
Ведь мы же закладывали в бюджет стоимость нефти в 40 долларов за баррель. Но сегодня нефть стоит дороже. Так откладывайте выручку с этих 40 долларов в стабилизационный фонд. А остальное, внеплановое, пустите на развитие производства. Я не понимаю, почему наше производство не надо поддерживать. Говорят, что государство не должно вмешиваться в экономику, она, мол, сама себя отрегулирует. Но зачем тогда такое государство существует? Я ничего не могу понять. Дума и правительство должны решить эту проблему.
- А как было в советские приснопамятные времена?
- Я очень хорошо помню войну, хотя был тогда совсем ребенком. Но я помню, сколько после войны было бездомных ребят, потерявших родителей. Положение было очень тяжелое. Я хорошо помню и 60-70-е годы. Но такого безобразия тогда не было. Я знаю, что в Малом театре во время войны артисты играли спектакль, и в зале сидели вооруженные солдаты, и потом отсюда, с Театральной площади, уходили на защиту Москвы. В самые трудные времена театр был нужен...
- Во время встречи с Путиным вы поднимали тему театральной реформы?
- Да. Мы говорили, что реформа эта театру не нужна. Но кто это придумал и кому все это понадобилось - внятного ответа на этот вопрос мы так и не получили. Хотя я догадываюсь, откуда ноги растут. Происходит какой-то передел...
- Важная часть законопроекта - это право руководства театра вести деятельность, не имеющую собственно к театру никакого касательства. Чтобы можно было, к примеру, сдавать театральные площади под бары или казино...
- В Москве все, что можно, уже занято этими заведениями. Пруд пруди и ресторанов, и баров, и казино. Мне кажется, в Москве этой проблемы нет. Но она легко может возникнуть в провинции. Там все несколько иначе, чем в Москве. И это важно. И я опять возвращаюсь к вопросу: кому это выгодно и кто все это предлагает? Никто на этот вопрос не ответил. Это кому-то нужно, но только не деятелям культуры.
- Но вы знаете позицию Союза театральных деятелей. Они почему-то уверены, что крупные общенациональные театры федерального значения эта проблема не затронет. Но не все же театры таковы...
- Мы собирались в СТД как раз по поводу этой реформы. И кто-то из журналистов, присутствовавших при разговоре, мне сказал: «А вы-то чего? Вас это не коснется...» Сегодня, может быть, нас и не коснется. Но вы понимаете, это касается искусства. И я хорошо помню крыловскую басню. Пусти сначала на порог, а потом коснется всех, и большие театры тоже пострадают. Опасность этой реформы в том, что нам предлагают создать попечительские советы, состоящие вовсе не из театральных деятелей.
- Вроде бы как, по слухам, они от этой идеи отказались.
- Мы пока точно не знаем, что окажется в предложенном нам варианте закона. Должны были быть разные авторитетные люди, занятые мыслями о том, как им помочь театру. В принципе мы уже это проходили. На моем веку в театрах были художественные советы, состоявшие из членов рабочих коллективов. Скажем, более 80 лет Малый театр дружит с заводом «Серп и молот». У нас был представитель завода. На спектакли, которые мы сдавали, приглашались эти люди, на юбилеи театра и артистов они нас поздравляли. Когда были юбилеи у них, мы к ним приходили, налаживали какую-то культурную деятельность. Но на этом все и заканчивалось.
Когда я задал вопрос о попечительском совете, нам сказали, что эти люди, предполагаемые члены попечительского совета, ничего нам диктовать не будут. Но почему они очень настаивали на его (совета) введении? И почему в него даже не предполагалось ввести ни одного члена коллектива? Для меня ясно: это постепенное вхождение, в точном соответствии с крыловской басней, сперва на порог, потом на первую ступень, а потом скажут: а ну-ка, идите отсюда... Если хотят помогать материально, то дверь для этого открыта. Пожалуйста, приходите и помогайте.
Пока что у нашего театра никаких спонсоров нет. Мы - госучреждение, но нас это устраивает. Мы бюджетники, зарплаты у нас платятся регулярно. Еще мы зарабатываем гастролями. Никаких помещений мы не сдаем, хотя и находимся в центре Москвы. И никакого строительства не ведем.
- Возможно, это кого-то и раздражает. Все строятся, а вы вот - нет.
- Возможно. Мы коллективу доплачиваем фактически вторую зарплату: от технических сотрудников до народных артистов. Помощи мы не просим, лишь бы нам не мешали, (при этих словах Ю.С. саркастически улыбается). Воровать нам нечего, кроме ролей. Традиции в театре нашем сохраняются много лет. Как ни странно, в последнее время на слово «традиция» реагируют улыбкой... Говорят - традиционный театр, подразумевая что-то замшелое, старое и гнилое. Но гнилое - это когда ты хочешь, чтобы оно было гнилым. А если ты хочешь, чтобы было все хорошо, то все хорошо и будет.
У нас идут в основном классические постановки. Традиция - это когда сохраняется все то хорошее, что было у семьи, у народа, у государства. Как в семье, в нашем театре сохраняются традиции уважения к тем основам театрального искусства, которыми по сегодняшний день может гордиться Россия. А надо сказать, что в мире по сей день русский театр котируется очень высоко. Сами пройдите по театру, посмотрите, как мы живем.
Только что мы приехали из Санкт-Петербурга, где были на гастролях в ознаменование 250-летия нашей труппы. У всех существует, конечно, материальная заинтересованность. Ведь мы живые люди. Но должен вам сказать, что мы там прошли на ура. И с заполняемостью зала проблем не было. Мы туда возили наши последние премьерные спектакли. Я не знаю, как откликнется критика, критика наша непредсказуема. Но зритель откликнулся аншлагами. И это дает возможность дальнейшего существования нашего коллектива, не бросающегося на первую попавшуюся пьесу, которая может дать аншлаг. Мы на потребу невзыскательным вкусам публики не работаем.
- Недавно ваш театр получил президентский грант...
- Совершенно верно. Несколько коллективов получили президентские гранты. Я охотно могу их назвать: в Петербурге это Александринка, БДТ и Малый драматический театр. В Москве это Малый театр, Вахтанговский театр и Художественный театр имени А.П. Чехова. Всего шесть театров.
Плюс четыре учебных заведения: Театральная академия (бывший ГИТИС), старейшее среди российских театральных учебных заведений Щепкинское училище, Вахтанговское училище и Школа-студия МХАТ.
- Солидный список.
- Да. Мне кажется, что все это вполне законно и разумно. Есть и другие достойные коллективы, но сейчас мы говорим о коллективах федеральных. И ведь никто не запрещает Москве поступить точно так же. Могут быть выделены гранты, и театры с удовольствием их примут. Я думаю, что эта инициатива со стороны руководства страны очень правильная. Это пример для регионов. И высокопоставленные чиновники, которые хотят, чтобы культура развивалась, вполне в состоянии поступить точно так же.
Невозможно всех охватить и всем сразу помочь. Но с чего-то начинать нужно. Начали со старейших театров. Вот Александринка и Малый театр. 30 августа этого года мы будем отмечать 250-летие создания государственного русского театра. Императрица Елизавета Петровна подписала указ о создании Русского императорского театра, который по сию пору не отменен.
Гранты: плохо это или хорошо? Это прекрасно. Государство помогает сохранению той театральной культуры, которая у нас есть и которая без этой помощи не может сегодня существовать. Это во-первых. А во-вторых, в августе следующего года по всей России будет отмечаться театральный праздник. И может быть, к этому времени во многих республиках и регионах губернаторы поступят точно так же. Возможности для этого есть. И когда говорят: «Ах, у нас не хватает денег», - я в это не верю. Потому что знаю: они есть. Ведь требуются не такие значительные суммы, но для театра все равно это большая помощь.
- Скажите, а театральная общественность пыталась добиться того, чтобы ее допустили к работе над проектом театральной реформы? И какая была реакция?
- Опять-таки (смеется. - Е.Д.), я не самый последний театральный деятель. Но я ничего не знаю, и со мной никто по этому поводу не советуется. Вот когда будет очень плохо, советоваться сразу начнут. Но сейчас - нет. Когда надо будет исправлять ошибки, мы понадобимся. Возможно, в СТД что-то знают более конкретно. Но с реформой этой все происходит волнами. То нас информируют, а то - затишье. Меня всегда пугает период затишья. Когда грянет гром, креститься будет поздно. И исправлять будет поздно, это надо делать сейчас. И конечно, заложенный в бюджете страны мизер на культуру должен быть изменен. Иначе не будет ничего хорошего.
И второе: как-то очень спешно сейчас меняют устав театра. Большая его часть осталась прежней. Но появилось несколько пунктов, касающихся руководителей театров. Их теперь назначают и расстаются с ними без учета мнения коллектива.
- А это все происходит в рамках театральной реформы?
- Вот этого я и не могу понять. Потому что если это идет в рамках реформы, то считайте, что она уже началась. Хотя мы о ней и не знаем. Да, пусть руководящие органы предлагают разные пертурбации, но с учетом мнения коллектива.
- А так можно выкинуть любого неугодного и неудобного режиссера и худрука. А самые талантливые люди одновременно, как правило, и самые непокорные и неуживчивые...
- Да. К тому же могут назначить режиссера, который в этом коллективе не приживется. Но поскольку он будет назначен и у него будет власть, он может спокойно с этим коллективом расправиться, как сочтет необходимым. Не уверен, что все это пойдет на пользу делу. Иногда в прессе пишут, что нужна ротация руководства, нужно давать руководящие посты молодежи. Я не против, хотя думаю не о себе. Недавно у меня был 70-летний юбилей. И сейчас пошла волна юбилеев тех людей, которые лет по 15-20 руководят театрами. Во всяком случае, для русской культуры и русских театров абсолютно ничего плохого все эти люди не сделали. Я задаю вопрос: кому это надо и во имя чего? Если причина в чьей-то творческой несостоятельности, я еще могу понять. Но если просто надо выдвигать молодых, то меня терзают сомнения.
- Молодой молодому рознь. Так же, как и старый... И дело ведь не в возрасте, а в опыте и в мозгах.
- Я тоже не против молодых. В Малом театре, кстати, работает очень много молодых актеров. Они играют ведущие роли, имеют звания. Ставят спектакли молодые режиссеры. Конечно, не 25-летние. Никто меня не убедит, что в 25 лет можно сразу стать гением и осуществлять классные постановки. Везде нужен опыт. Сейчас не хватает опытных людей в самолетостроении. Работают люди 50 - 60 лет. Потому что у молодых еще нет опыта. Существуют какие-то профессии, где без опыта никуда не денешься.
- А что чувствует ваша душа в связи с этой самой пресловутой театральной реформой? Ведь интуиция у вас на высоте.
- Что чувствует моя душа - об этом я сказать не смогу. А вот призвать хотя бы слегка задуматься тех людей, которые эту реформу протаскивают, я бы хотел. Дело в том, что реформа реформе рознь. Еще ни одна реформа на моем веку, из тех, которые я помню, не была успешной. Может быть, они и были, но я таковых не помню. А самые последние реформы вообще никакого успеха не имели. Мало того, они просто позорно провалились. И мне бы очень не хотелось, чтобы театральная реформа провалилась точно так же, как и остальные. Если она будет реализовываться и провалится, то это будет конец театру. И большой удар по обществу.
Александр Николаевич Островский в одном своем письме к другу написал, что каждый народ должен иметь театр, иначе он не состоится. Цитата неточна, но смысл ее именно такой. Почему так? Да потому, что драматический театр вбирает в себя драматургию - это писатели, драматурги, поэты. И музыку - это композиторы. Живопись - это художники. Режиссеры, актеры и т.д. Вы сами видите, что очень многие искусства близки драматическому театру. И самое главное, что драматический театр имеет возможность воздействовать на людей. Воздействовать своим сердцем, своими мозгами, эмоционально. Вот в этом и заключается русский традиционный театр. Так меня учили. А учился я у замечательных русских артистов - у Веры Николаевны Пашенной, у Игоря Владимировича Ильинского, у Михаила Ивановича Жарова, у Михаила Ивановича Царева, у Елены Николаевны Гоголевой. И этот список я могу продолжить.
- Россия без театра непредставима, слишком сильно он вошел в наше бытие и национальное самосознание.
- Вообще вопрос не столь простой. Вот клоуны ходят по сцене и что-то там представляют. Но для воспитания подрастающего поколения, для воспитания патриотизма театр играет огромную роль. Сейчас слово «патриотизм» заболтано, или, наоборот, часто все как-то стесняются его упоминать. А мне нравится, когда американцы, положа ладонь на сердце, поют свой гимн. И некоторые при этом даже плачут. Это - патриотизм. Почему мы должны уходить от этого, я не понимаю!
Школьников сейчас в театр не водят. А раньше водили целыми классами. И кто из нынешних мальчишек и девчонок ходил в театр на «Горе от ума»? Да никто почти. Полное отсутствие присутствия. А театр - это и связь времен, и развитие мышления, и эффект присутствия и соучастия. Театр дает возможность думать вместе с актерами о тех проблемах, которые выносятся на сцену. Как и кинематограф, только сильнее.
Хотя это не всегда хорошо, эти коллективные просмотры. Просто дети в зрительном зале порой начинают себя вести так же раскованно, как в школе. А когда они приходят с папой, с мамой, то они слушают. И начинают понимать, что Гоголь когда-то говорил о том, что с ними происходит сегодня. «Хороших лекарств мы не употребляем, - говорит Земляника, - простой человек если выживет, то и так выживет». Можно ли сказать лучше о сегодняшней эпохе? О сегодняшней медицине или о господине Зурабове...
- Кардиохирург Шумаков тоже хорошо высказался на одном ток-шоу, посвященном медицине. Мол, ничего страшного, медицина всю эту реформу переживет, пациенты с врачами уж как-нибудь договорятся. Одним словом, Николай Васильевич отдыхает.
- Это справятся Шумаков, Акчурин, Чазов. А пациенты могут и не справиться. И если опять вернуться к театральной реформе, то что делать театрам где-нибудь в моей родной Чите - городе, где я родился и вырос? Ведь моими первыми педагогами были актеры именно Читинского театра Агафонов и Яковлев. Хорошо, если губернатор поддержит. А если нет, то люди просто окажутся в унизительном состоянии. И все-таки я надеюсь на здравый смысл...
Беседовал Евгений ДАНИЛОВ
«Политический журнал», 26.06.2006
Русский актер и режиссер Юрий Мефодьевич Соломин родился в 1935 г. в Чите в семье профессиональных музыкантов. Учился в Театральном училище им. М.С. Щепкина, а после его окончания был принят в труппу Малого театра, где и работает уже долгие годы, сыграв в нем множество ролей.
Стал широко известен в 1970 г., после выхода на телеэкран многосерийного фильма «Адъютант его превосходительства». Также снялся в фильмах «ТАСС уполномочен заявить...», «Хождение по мукам», «Обыкновенное чудо» и др.
С 1988 г. является художественным руководителем Малого театра. Недолгое время был министром культуры России, но вновь вернулся в родной театр. Наряду с административной работой продолжает играть на сцене Малого театра.
Тревогой за судьбу русского театра и в то же самое время любовью к нему был пронизан монолог знаменитого актера и режиссера, лишь изредка перемежавшийся моими вопросами, посвященный прежде всего готовящейся театральной реформе.
Вот некоторые фрагменты из нашей беседы.
- Юрий Мефодьевич, полгода тому назад, после выхода в эфир программы Андрея Караулова «Момент истины», театральная общественность вдруг с удивлением узнала про некую театральную реформу, которая готовится в ведомстве Грефа и которая вовсе не учитывает ее мнение. Сейчас все утихло, но реформа готовиться продолжает. Вы о ней много знаете?
- Не больше, чем вы. Но ваши слова о том, что работа в этой области продолжается, меня напугали. Мы не знаем деталей того, что происходит. То есть я знаю... Совсем недавно я получил информацию из Думы о том, что в 2006 году из бюджета отпущен на культуру такой мизер, о котором не стоит даже и говорить. И это катастрофа. Ведь культура нужна, культура - это наша жизнь: точно так же, как воздух или вода. Если человек надел белую рубашку, шляпу, бабочку, то значит, на свет явился культурный человек. Но культура - она не только в этом. Культура - это образование, это мировое общение. Бывали трудные, катастрофические дни у нашего государства, и всегда на первую линию обороны выходила наша культура. Народ объединялся не вокруг политиков, военных или экономистов, а вокруг деятелей культуры.
- Билеты в театр сейчас дороги. Многие не очень обеспеченные люди, старые театралы, отказывают себе во многом, но ходят в театр. Греф и К° хоть что-то думают об этих людях? И откуда эта келейность вокруг разработки театральной реформы?
- Я не могу понять, почему. Я встречался с некоторыми руководителями и постоянно говорил о том, что к разработке театральной реформы также должны быть привлечены и деятели искусства. Ведь кто еще должен заниматься реформой?
На мой взгляд, сегодня возникновение этой реформы есть дело искусственное. Она не нужна. И об этом говорилось. А если нужна, то в каждом виде искусства: в музыке, в драме, в опере, в балете, в живописи, в литературе есть союзы. Они еще остались - и союзы писателей, и союзы художников, и Союз театральных деятелей. И они должны заниматься реформами, а не экономисты и чиновники. Я не верю, что экономисты очень много сэкономят.
- Да ведь экономика наша - о чудо! - сейчас на подъеме. Энергоносители лишь дорожают, денег у страны полно.
- Да, нефть дорожает, мы начинаем богатеть и откладываем деньги от продаж. Но я одного не понимаю: зачем же эти деньги нужно откладывать? На черный день оставить неплохо. Но не огромные же суммы, учитывая наши проблемы с рождаемостью, с пенсионерами. И они никогда не решатся сами, как бы ни ожидали того момента, когда все пенсионеры вымрут в одночасье. Напрасные ожидания: они не вымрут никогда. Каждый год будет прибывать новое их количество. И этот вопрос надо как-то решать.
- К тому же экономика США тоже подвержена кризисам, и доллар тоже полностью не обеспечен. Случись что, все эти деньги обратятся в глиняные черепки, как в известном произведении Гоголя.
- Вы абсолютно правы. Сейчас все, политики и экономисты, говорят о том, что доллар падает. Тогда какой смысл вкладывать деньги в стабилизационный фонд? А мы вкладываемся именно в доллары, насколько я понимаю. Это при всей сегодняшней хорошей экономической ситуации - подорожании нефти, газа и больших прибылях.
Ведь мы же закладывали в бюджет стоимость нефти в 40 долларов за баррель. Но сегодня нефть стоит дороже. Так откладывайте выручку с этих 40 долларов в стабилизационный фонд. А остальное, внеплановое, пустите на развитие производства. Я не понимаю, почему наше производство не надо поддерживать. Говорят, что государство не должно вмешиваться в экономику, она, мол, сама себя отрегулирует. Но зачем тогда такое государство существует? Я ничего не могу понять. Дума и правительство должны решить эту проблему.
- А как было в советские приснопамятные времена?
- Я очень хорошо помню войну, хотя был тогда совсем ребенком. Но я помню, сколько после войны было бездомных ребят, потерявших родителей. Положение было очень тяжелое. Я хорошо помню и 60-70-е годы. Но такого безобразия тогда не было. Я знаю, что в Малом театре во время войны артисты играли спектакль, и в зале сидели вооруженные солдаты, и потом отсюда, с Театральной площади, уходили на защиту Москвы. В самые трудные времена театр был нужен...
- Во время встречи с Путиным вы поднимали тему театральной реформы?
- Да. Мы говорили, что реформа эта театру не нужна. Но кто это придумал и кому все это понадобилось - внятного ответа на этот вопрос мы так и не получили. Хотя я догадываюсь, откуда ноги растут. Происходит какой-то передел...
- Важная часть законопроекта - это право руководства театра вести деятельность, не имеющую собственно к театру никакого касательства. Чтобы можно было, к примеру, сдавать театральные площади под бары или казино...
- В Москве все, что можно, уже занято этими заведениями. Пруд пруди и ресторанов, и баров, и казино. Мне кажется, в Москве этой проблемы нет. Но она легко может возникнуть в провинции. Там все несколько иначе, чем в Москве. И это важно. И я опять возвращаюсь к вопросу: кому это выгодно и кто все это предлагает? Никто на этот вопрос не ответил. Это кому-то нужно, но только не деятелям культуры.
- Но вы знаете позицию Союза театральных деятелей. Они почему-то уверены, что крупные общенациональные театры федерального значения эта проблема не затронет. Но не все же театры таковы...
- Мы собирались в СТД как раз по поводу этой реформы. И кто-то из журналистов, присутствовавших при разговоре, мне сказал: «А вы-то чего? Вас это не коснется...» Сегодня, может быть, нас и не коснется. Но вы понимаете, это касается искусства. И я хорошо помню крыловскую басню. Пусти сначала на порог, а потом коснется всех, и большие театры тоже пострадают. Опасность этой реформы в том, что нам предлагают создать попечительские советы, состоящие вовсе не из театральных деятелей.
- Вроде бы как, по слухам, они от этой идеи отказались.
- Мы пока точно не знаем, что окажется в предложенном нам варианте закона. Должны были быть разные авторитетные люди, занятые мыслями о том, как им помочь театру. В принципе мы уже это проходили. На моем веку в театрах были художественные советы, состоявшие из членов рабочих коллективов. Скажем, более 80 лет Малый театр дружит с заводом «Серп и молот». У нас был представитель завода. На спектакли, которые мы сдавали, приглашались эти люди, на юбилеи театра и артистов они нас поздравляли. Когда были юбилеи у них, мы к ним приходили, налаживали какую-то культурную деятельность. Но на этом все и заканчивалось.
Когда я задал вопрос о попечительском совете, нам сказали, что эти люди, предполагаемые члены попечительского совета, ничего нам диктовать не будут. Но почему они очень настаивали на его (совета) введении? И почему в него даже не предполагалось ввести ни одного члена коллектива? Для меня ясно: это постепенное вхождение, в точном соответствии с крыловской басней, сперва на порог, потом на первую ступень, а потом скажут: а ну-ка, идите отсюда... Если хотят помогать материально, то дверь для этого открыта. Пожалуйста, приходите и помогайте.
Пока что у нашего театра никаких спонсоров нет. Мы - госучреждение, но нас это устраивает. Мы бюджетники, зарплаты у нас платятся регулярно. Еще мы зарабатываем гастролями. Никаких помещений мы не сдаем, хотя и находимся в центре Москвы. И никакого строительства не ведем.
- Возможно, это кого-то и раздражает. Все строятся, а вы вот - нет.
- Возможно. Мы коллективу доплачиваем фактически вторую зарплату: от технических сотрудников до народных артистов. Помощи мы не просим, лишь бы нам не мешали, (при этих словах Ю.С. саркастически улыбается). Воровать нам нечего, кроме ролей. Традиции в театре нашем сохраняются много лет. Как ни странно, в последнее время на слово «традиция» реагируют улыбкой... Говорят - традиционный театр, подразумевая что-то замшелое, старое и гнилое. Но гнилое - это когда ты хочешь, чтобы оно было гнилым. А если ты хочешь, чтобы было все хорошо, то все хорошо и будет.
У нас идут в основном классические постановки. Традиция - это когда сохраняется все то хорошее, что было у семьи, у народа, у государства. Как в семье, в нашем театре сохраняются традиции уважения к тем основам театрального искусства, которыми по сегодняшний день может гордиться Россия. А надо сказать, что в мире по сей день русский театр котируется очень высоко. Сами пройдите по театру, посмотрите, как мы живем.
Только что мы приехали из Санкт-Петербурга, где были на гастролях в ознаменование 250-летия нашей труппы. У всех существует, конечно, материальная заинтересованность. Ведь мы живые люди. Но должен вам сказать, что мы там прошли на ура. И с заполняемостью зала проблем не было. Мы туда возили наши последние премьерные спектакли. Я не знаю, как откликнется критика, критика наша непредсказуема. Но зритель откликнулся аншлагами. И это дает возможность дальнейшего существования нашего коллектива, не бросающегося на первую попавшуюся пьесу, которая может дать аншлаг. Мы на потребу невзыскательным вкусам публики не работаем.
- Недавно ваш театр получил президентский грант...
- Совершенно верно. Несколько коллективов получили президентские гранты. Я охотно могу их назвать: в Петербурге это Александринка, БДТ и Малый драматический театр. В Москве это Малый театр, Вахтанговский театр и Художественный театр имени А.П. Чехова. Всего шесть театров.
Плюс четыре учебных заведения: Театральная академия (бывший ГИТИС), старейшее среди российских театральных учебных заведений Щепкинское училище, Вахтанговское училище и Школа-студия МХАТ.
- Солидный список.
- Да. Мне кажется, что все это вполне законно и разумно. Есть и другие достойные коллективы, но сейчас мы говорим о коллективах федеральных. И ведь никто не запрещает Москве поступить точно так же. Могут быть выделены гранты, и театры с удовольствием их примут. Я думаю, что эта инициатива со стороны руководства страны очень правильная. Это пример для регионов. И высокопоставленные чиновники, которые хотят, чтобы культура развивалась, вполне в состоянии поступить точно так же.
Невозможно всех охватить и всем сразу помочь. Но с чего-то начинать нужно. Начали со старейших театров. Вот Александринка и Малый театр. 30 августа этого года мы будем отмечать 250-летие создания государственного русского театра. Императрица Елизавета Петровна подписала указ о создании Русского императорского театра, который по сию пору не отменен.
Гранты: плохо это или хорошо? Это прекрасно. Государство помогает сохранению той театральной культуры, которая у нас есть и которая без этой помощи не может сегодня существовать. Это во-первых. А во-вторых, в августе следующего года по всей России будет отмечаться театральный праздник. И может быть, к этому времени во многих республиках и регионах губернаторы поступят точно так же. Возможности для этого есть. И когда говорят: «Ах, у нас не хватает денег», - я в это не верю. Потому что знаю: они есть. Ведь требуются не такие значительные суммы, но для театра все равно это большая помощь.
- Скажите, а театральная общественность пыталась добиться того, чтобы ее допустили к работе над проектом театральной реформы? И какая была реакция?
- Опять-таки (смеется. - Е.Д.), я не самый последний театральный деятель. Но я ничего не знаю, и со мной никто по этому поводу не советуется. Вот когда будет очень плохо, советоваться сразу начнут. Но сейчас - нет. Когда надо будет исправлять ошибки, мы понадобимся. Возможно, в СТД что-то знают более конкретно. Но с реформой этой все происходит волнами. То нас информируют, а то - затишье. Меня всегда пугает период затишья. Когда грянет гром, креститься будет поздно. И исправлять будет поздно, это надо делать сейчас. И конечно, заложенный в бюджете страны мизер на культуру должен быть изменен. Иначе не будет ничего хорошего.
И второе: как-то очень спешно сейчас меняют устав театра. Большая его часть осталась прежней. Но появилось несколько пунктов, касающихся руководителей театров. Их теперь назначают и расстаются с ними без учета мнения коллектива.
- А это все происходит в рамках театральной реформы?
- Вот этого я и не могу понять. Потому что если это идет в рамках реформы, то считайте, что она уже началась. Хотя мы о ней и не знаем. Да, пусть руководящие органы предлагают разные пертурбации, но с учетом мнения коллектива.
- А так можно выкинуть любого неугодного и неудобного режиссера и худрука. А самые талантливые люди одновременно, как правило, и самые непокорные и неуживчивые...
- Да. К тому же могут назначить режиссера, который в этом коллективе не приживется. Но поскольку он будет назначен и у него будет власть, он может спокойно с этим коллективом расправиться, как сочтет необходимым. Не уверен, что все это пойдет на пользу делу. Иногда в прессе пишут, что нужна ротация руководства, нужно давать руководящие посты молодежи. Я не против, хотя думаю не о себе. Недавно у меня был 70-летний юбилей. И сейчас пошла волна юбилеев тех людей, которые лет по 15-20 руководят театрами. Во всяком случае, для русской культуры и русских театров абсолютно ничего плохого все эти люди не сделали. Я задаю вопрос: кому это надо и во имя чего? Если причина в чьей-то творческой несостоятельности, я еще могу понять. Но если просто надо выдвигать молодых, то меня терзают сомнения.
- Молодой молодому рознь. Так же, как и старый... И дело ведь не в возрасте, а в опыте и в мозгах.
- Я тоже не против молодых. В Малом театре, кстати, работает очень много молодых актеров. Они играют ведущие роли, имеют звания. Ставят спектакли молодые режиссеры. Конечно, не 25-летние. Никто меня не убедит, что в 25 лет можно сразу стать гением и осуществлять классные постановки. Везде нужен опыт. Сейчас не хватает опытных людей в самолетостроении. Работают люди 50 - 60 лет. Потому что у молодых еще нет опыта. Существуют какие-то профессии, где без опыта никуда не денешься.
- А что чувствует ваша душа в связи с этой самой пресловутой театральной реформой? Ведь интуиция у вас на высоте.
- Что чувствует моя душа - об этом я сказать не смогу. А вот призвать хотя бы слегка задуматься тех людей, которые эту реформу протаскивают, я бы хотел. Дело в том, что реформа реформе рознь. Еще ни одна реформа на моем веку, из тех, которые я помню, не была успешной. Может быть, они и были, но я таковых не помню. А самые последние реформы вообще никакого успеха не имели. Мало того, они просто позорно провалились. И мне бы очень не хотелось, чтобы театральная реформа провалилась точно так же, как и остальные. Если она будет реализовываться и провалится, то это будет конец театру. И большой удар по обществу.
Александр Николаевич Островский в одном своем письме к другу написал, что каждый народ должен иметь театр, иначе он не состоится. Цитата неточна, но смысл ее именно такой. Почему так? Да потому, что драматический театр вбирает в себя драматургию - это писатели, драматурги, поэты. И музыку - это композиторы. Живопись - это художники. Режиссеры, актеры и т.д. Вы сами видите, что очень многие искусства близки драматическому театру. И самое главное, что драматический театр имеет возможность воздействовать на людей. Воздействовать своим сердцем, своими мозгами, эмоционально. Вот в этом и заключается русский традиционный театр. Так меня учили. А учился я у замечательных русских артистов - у Веры Николаевны Пашенной, у Игоря Владимировича Ильинского, у Михаила Ивановича Жарова, у Михаила Ивановича Царева, у Елены Николаевны Гоголевой. И этот список я могу продолжить.
- Россия без театра непредставима, слишком сильно он вошел в наше бытие и национальное самосознание.
- Вообще вопрос не столь простой. Вот клоуны ходят по сцене и что-то там представляют. Но для воспитания подрастающего поколения, для воспитания патриотизма театр играет огромную роль. Сейчас слово «патриотизм» заболтано, или, наоборот, часто все как-то стесняются его упоминать. А мне нравится, когда американцы, положа ладонь на сердце, поют свой гимн. И некоторые при этом даже плачут. Это - патриотизм. Почему мы должны уходить от этого, я не понимаю!
Школьников сейчас в театр не водят. А раньше водили целыми классами. И кто из нынешних мальчишек и девчонок ходил в театр на «Горе от ума»? Да никто почти. Полное отсутствие присутствия. А театр - это и связь времен, и развитие мышления, и эффект присутствия и соучастия. Театр дает возможность думать вместе с актерами о тех проблемах, которые выносятся на сцену. Как и кинематограф, только сильнее.
Хотя это не всегда хорошо, эти коллективные просмотры. Просто дети в зрительном зале порой начинают себя вести так же раскованно, как в школе. А когда они приходят с папой, с мамой, то они слушают. И начинают понимать, что Гоголь когда-то говорил о том, что с ними происходит сегодня. «Хороших лекарств мы не употребляем, - говорит Земляника, - простой человек если выживет, то и так выживет». Можно ли сказать лучше о сегодняшней эпохе? О сегодняшней медицине или о господине Зурабове...
- Кардиохирург Шумаков тоже хорошо высказался на одном ток-шоу, посвященном медицине. Мол, ничего страшного, медицина всю эту реформу переживет, пациенты с врачами уж как-нибудь договорятся. Одним словом, Николай Васильевич отдыхает.
- Это справятся Шумаков, Акчурин, Чазов. А пациенты могут и не справиться. И если опять вернуться к театральной реформе, то что делать театрам где-нибудь в моей родной Чите - городе, где я родился и вырос? Ведь моими первыми педагогами были актеры именно Читинского театра Агафонов и Яковлев. Хорошо, если губернатор поддержит. А если нет, то люди просто окажутся в унизительном состоянии. И все-таки я надеюсь на здравый смысл...
Беседовал Евгений ДАНИЛОВ
«Политический журнал», 26.06.2006
19.06.2006
Подробнее
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ ПОЗДРАВЛЯЕТ ЮРИЯ СОЛОМИНА
18 июня исполняется 71 год художественному руководителю Государственного академического малого театра народному артисту СССР Юрию Соломину...
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ ПОЗДРАВЛЯЕТ ЮРИЯ СОЛОМИНА
18 июня исполняется 71 год художественному руководителю Государственного академического малого театра народному артисту СССР Юрию Соломину.
С днем рождения его поздравляет народная артистка СССР актриса Элина Быстрицкая:
– Много говорить не буду, иначе это сочтут подхалимажем, чего бы мне не хотелось. Скажу кратко. Я поздравляю Юрия Соломина с днем его рождения и желаю ему крепкого здоровья, удачи и счастья – всего, что в его лице послужит на благо нашего славного Малого театра.
18 июня исполняется 71 год художественному руководителю Государственного академического малого театра народному артисту СССР Юрию Соломину.
С днем рождения его поздравляет народная артистка СССР актриса Элина Быстрицкая:
– Много говорить не буду, иначе это сочтут подхалимажем, чего бы мне не хотелось. Скажу кратко. Я поздравляю Юрия Соломина с днем его рождения и желаю ему крепкого здоровья, удачи и счастья – всего, что в его лице послужит на благо нашего славного Малого театра.
07.09.2006
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МЫ НЕ НУЖДАЕМСЯ В РЕФОРМЕ»
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МЫ НЕ НУЖДАЕМСЯ В РЕФОРМЕ»
В Москве и Петербурге торжественно отпраздновали 250-летие со дня основания русского государственного театра....
В Москве и Петербурге торжественно отпраздновали 250-летие со дня основания русского государственного театра....
01.09.2006
АДЪЮТАНТ ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА ДАВНО УЖЕ ГЕНЕРАЛ
АДЪЮТАНТ ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА ДАВНО УЖЕ ГЕНЕРАЛ
В канун 250-летия Малого театра его легендарный худрук Юрий Соломин размышляет об истории…
В канун 250-летия Малого театра его легендарный худрук Юрий Соломин размышляет об истории…
31.08.2006
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СТАТУС ЛИЦЕДЕЕВ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СТАТУС ЛИЦЕДЕЕВ
К 250-летию учреждения государственного театра в России телеканал «Культура» представит «Фестиваль императорских театров России» который продлится со 2 сентября по 4 ноября. В программе фестиваля - телеверсии спектаклей Малого и Александрийского театров...
К 250-летию учреждения государственного театра в России телеканал «Культура» представит «Фестиваль императорских театров России» который продлится со 2 сентября по 4 ноября. В программе фестиваля - телеверсии спектаклей Малого и Александрийского театров...
30.08.2006
ВТОРОЙ УНИВЕРСИТЕТ
ВТОРОЙ УНИВЕРСИТЕТ
30 августа в Санкт-Петербурге, а 4 сентября в Москве пройдут торжества, посвященные 250-летию государственного театра в России...
30 августа в Санкт-Петербурге, а 4 сентября в Москве пройдут торжества, посвященные 250-летию государственного театра в России...
29.08.2006
ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР: ТЕАТР ХОТЯТ ПРЕВРАТИТЬ В НЕФТЯНУЮ ТРУБУ
Накануне 250-летия государственной русской сцены знаменитый актер и режиссер с тревогой думает о ее завтрашнем дне...
20.07.2006
РАСПРОБОВАТЬ ЖИЗНЬ НА ВКУС
РАСПРОБОВАТЬ ЖИЗНЬ НА ВКУС
«Вечерняя Москва» продолжает разговор о грядущем 250-летии русского профессионального театра. Вчера мы опубликовали интервью с худруком Александринки Валерием Фокиным, а сегодня предлагаем вашему вниманию беседу с Юрием Соломиным.
«Вечерняя Москва» продолжает разговор о грядущем 250-летии русского профессионального театра. Вчера мы опубликовали интервью с худруком Александринки Валерием Фокиным, а сегодня предлагаем вашему вниманию беседу с Юрием Соломиным.
18.07.2006
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МНЕ ВСЕГДА БЫЛО ИНТЕРЕСНО ИГРАТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ»
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МНЕ ВСЕГДА БЫЛО ИНТЕРЕСНО ИГРАТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ»
В прошлом году народному артисту СССР, лауреату многочисленных премий Юрию Мефодиевичу Соломину исполнилось 70! Но он по-прежнему в боевой форме и полон творческих замыслов...
В прошлом году народному артисту СССР, лауреату многочисленных премий Юрию Мефодиевичу Соломину исполнилось 70! Но он по-прежнему в боевой форме и полон творческих замыслов...
05.07.2006
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы...
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы...
30.06.2006
ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР: «ОТ ТАКОЙ РЕФОРМЫ ДОБРА НЕ ЖДАТЬ»
ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР: «ОТ ТАКОЙ РЕФОРМЫ ДОБРА НЕ ЖДАТЬ»
Словно черные тучи, несущие штормовое предупреждение, сгущаются в последнее время угрозы предстоящей театральной реформы. И все больше в связи с этим тревог...
Словно черные тучи, несущие штормовое предупреждение, сгущаются в последнее время угрозы предстоящей театральной реформы. И все больше в связи с этим тревог...
28.06.2006
ЮРИЙ СОЛОМИН: «КОГДА ГРЯНЕТ ГРОМ, КРЕСТИТЬСЯ БУДЕТ ПОЗДНО»
Тревогой за судьбу русского театра и в то же самое время любовью к нему был пронизан монолог знаменитого актера и режиссера, лишь изредка перемежавшийся моими вопросами, посвященный прежде всего готовящейся театральной реформе...
19.06.2006
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ ПОЗДРАВЛЯЕТ ЮРИЯ СОЛОМИНА
18 июня исполняется 71 год художественному руководителю Государственного академического малого театра народному артисту СССР Юрию Соломину...
Главный режиссёр Малого театра —
заслуженный артист России А.В. Дубровский
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Партнёры
О театре
Попечительский совет Руководство театра Актёры Режиссёры Художники Музыкальная часть Репертуарный отдел Режиссёрский отдел Пресс-служба Музейно-информационный центр Художественно-постановочная часть Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина Щепкинское училище Детская студия Малого театра Филиал в Когалыме
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2025 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнеры
Информационная поддержка