На днях в Малом театре состоялась премьера «Театр императрицы» по пьесе Эдварда Радзинского, родившейся из романа писателя «Последние из дома Романовых». Право первой постановки драматург отдал Императорскому театру, ибо кому еще, как не его артистам, играть политические игры во дворцах…
МЕНЯ ИНТЕРЕСУЮТ НЕ ИСТОРИКИ, А ИСТОЧНИКИ
На днях в Малом театре состоялась премьера «Театр императрицы» по пьесе Эдварда Радзинского, родившейся из романа писателя «Последние из дома Романовых». Право первой постановки драматург отдал Императорскому театру, ибо кому еще, как не его артистам, играть политические игры во дворцах…
Тем не менее сейчас в Москве показывают три спектакля по его пьесам. Это «Лунин, или Страна рабов» (Другой театр), «Театр времен Нерона и Сенеки» (Театр Армена Джигарханяна), «Чуть-чуть о женщине» (Другой театр). Идет смена времен и поколений, поэтому молодежь больше знает Эдварда Радзинского по книгам и циклам литературных передач на ТВ, посвященных Николаю II, Александру II, Распутину, Сталину, где он и автор, и рассказчик, и, конечно, артист. И если расцвет драматургического таланта Радзинского пришелся на 70–80-е годы, в основном связанного с такими режиссерскими именами, как Андрей Гончаров и Анатолий Эфрос, то теперь свой театр он разыгрывает в прозе. Среди его друзей были люди поистине знаменитые: Ростропович, Вишневская, Жаклин Кеннеди, представители аристократических династий Англии. Солнечный, харизматичный, готовый часами говорить об ушедших столетиях и при этом собственную личную жизнь оберегать за множеством «замочков». И тем не менее его недолгий брак с великой Татьяной Дорониной, из-за чего она покинула Георгия Товстоногова в БДТ, о чем потом жалела, не удалось скрыть. Да и зачем такой творческий союз двух равновеликих величин было скрывать?.. Ведь до сих пор в своем театре – МХАТе имени Горького Доронина играет пьесу Радзинского «Старая актриса на роль жены Достоевского».
– Позвольте начать нашу беседу цитатой Гарсиа Маркеса о вас: «История – это воистину бездонный колодец, из которого мы вечно будем черпать мудрость, глупость, полезный и бесполезный опыт, знания, массу открытий и т.д. Но история России – это особый колодец, полный мистики и чем-то напоминающий «русские горки» (в России, как я недавно узнал, их, в отличие от всего остального мира, почему-то называют «американскими»). Меня в том убедили книги Эдварда Радзинского о Николае II и Сталине. Радзинский – тонкий психолог, прекрасно разбирающийся в людях: и живых, и умерших. Он человек, который знает и, главное, любит свою страну. Он понимает ее историю. Кому, как ни ему, разгадывать ставшие уже притчей во языцех «загадки России»?!» «Династия без маски» – один из ваших последних авторских телевизионных проектов. Эдвард Станиславович, какие «загадки России» пытаетесь разгадать на сей раз?
– Я пытался рассказать действительную историю Романовых. Не бенкендорфский лубок, а подлинную историю Романовых – кто же были эти цари. Николай I, которого назвали Палкиным не большевики, а Лев Толстой, тот самый царь, объявивший великого мыслителя Чадаева сумасшедшим, устроил из страны «империю фасадов», за которыми был черный, грязный двор, где творилась такая коррупция, что потом сам и сказал: «Не воруют двое – я и наследник!» Всюду была армейская дисциплина, и он руководил страной, как этот прусский фельдфебель, и внес огромный вклад в будущую революцию. И поэтому маркиз де Кюстин, посетивший Николаевскую Россию, предрек, что в этой стране через 50 лет будет революция. И не намного ошибся. Я пытался рассказать, как постепенно в течение XIX века готовилась революция. Это потом будет легенда, что она наступила в три дня, а она наступала медленно с 1825 года!
Но те, сидящие наверху, за исключением Александра II, этого не понимали. И результат непонимания – слишком поздняя отмена крепостного права, угнетение и ненависть крестьянства, падение религиозного сознания на Святой Руси. Итог – 17-й год – «революция гнева и мести темных низов»!
– Почему церковь не могла обуздать этот «результат»?
– Потому что второй центр – патриарх – отсутствовал. Сана патриарха не было! Его упразднил еще Петр. А он был нужен, особенно России. И вот обо всем этом я рассказывал.
– Вы себя называете не историком, а писателем, пишущим об истории. Не всем вашим коллегам нравится такая «честность», к которой, извините, они относятся весьма скептически.
– Меня интересуют не историки, а источники. Для меня очень важно, что говорили источники-документы современников. А что говорит сегодняшний историк про Александра II – меня интересует меньше. Дело в том, что в России очень часто история – «политика, обращенная в прошлое». Поэтому, если вчера, во время перестройки, Иван Грозный был убийца, монстр, то при наступлении времени укрепления вертикали власти Иван Грозный возвращается в сталинское время. Он становится великим и благоверным государем. И сына, оказывается, не убивал… И все, что о нем написано Карамзиным…(смеется). Видимо, плохо знал историю великий Карамзин.
– Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно…
– Я закончил историко-архивный институт, учителем у меня был последний великий русский историк Александр Александрович Зимин. И вот его взгляд на историю Ивана Грозного для меня столь же важен, как взгляд наших титанов – Карамзина, Ключевского, Соловьева…
– Ваши книги изданы буквально во всем мире. Вы интересуетесь, что пишут там рецензенты?
– Да, потому что мне важно знать, дошли ли до них – людей иной культуры – мои книги.
– Эдвард Станиславович, вернемся к «Династии без грима». Как долго вы работали над проектом и где проходили съемки?
– Сколько времени звучит текст, столько и готовил (улыбается). 6 серий по 52 минуты. И это 6 серий импровизации. Готовил я мало, но снимал долго. Мы снимали в подлинных интерьерах, что очень помогало. Красота романовских дворцов потрясает! Эта невероятная красота Империи, города-миража Петербурга показана через зрительный ряд.
– На сцене Малого театра с большим успехом прошла премьера спектакля «Театр императрицы» по вашему произведению. Театральные приметы уже позволяют вам сказать несколько слов о премьере.
– Я ставился во многих театрах, но никогда еще не ставился в знаменитом Малом… Эта пьеса – театр в театре. Ведь Екатерина писала пьесы. И одну из своих пьес она заставляет людей сыграть в жизни! В основе пьесы – моя книга «Последняя из дома Романовых». И я, конечно же, рад зрительскому успеху.
– Эдвард Станиславович, готовясь к нашей встрече, у меня возникло ощущение, что вы смогли изобрести машину времен. Способны легко перемещаться в разные эпохи и быть на «ты» с великими. Прекрасно понимать язык прошедших эпох и тактично уходить от оценки дня сегодняшнего. Сколько же должно пройти лет, чтобы можно было объективно судить о том или ином историческом событии?
– Я говорил уже неоднократно, что если вас интересует истина, то всегда помните: ежели вы поднесете крохотную монетку к глазу – она закроет весь мир, потому что будет очень близко. А если ее отодвинуть, то вы увидите, что это – крохотная монетка и ее окружал огромный мир. Поэтому порой события, которые кажутся великими и огромными, впоследствии оказываются лилипутскими. На самом деле идет великое строительство Мира. Иногда совсем не то, которое предполагают действующие лица. Потому что действующие лица часто слушают голос народа. А надо – слушать голос народа, но слушаться голоса истории. Это и есть искусство править. Когда Николай II стоял на балконе Зимнего дворца и народ коленопреклоненно пел «Боже, царя храни!», он поверил, что это замечательно – его вступление в войну. Что это нужно. Что наконец он нашел единение с народом! Но этот же его народ через три с небольшим года уничтожит империю, расстреляет и его, и его семью. Потому что царь совершал огромнейшую ошибку под названием «Вступление России» в эту самую войну.
– Хочу напомнить еще одну вашу цитату: «Она (война) есть ключ ко всему, что произойдет дальше. Дело даже не в том, что тогда это была самая страшная бойня в истории человечества. А в том, что она показала, как тонка пленка цивилизации на человечестве». В этом году человечество отмечает трагическую в истории дату – 100-летие Первой мировой войны, но нам не удается объективно судить о ней.
– Самое страшное, что это был всеобщий радостный восторг ненависти. Поэтому в той войне мне мерещится и Освенцим, и все дальнейшие ужасы XX века. Это была отвратительная война.
– Пытаетесь ли вы судить о будущем?
– Я каждый год пишу некий своеобразный прогноз на пару лет вперед. Но запрещаю себе об этом разговаривать, и никогда этому не изменял. Пока это остается со мной.
– Как-то вы писали: «Я был разным – иногда отчаянным, иногда... да что там говорить! Однажды для того, чтобы доказать классу, какой я сильный, на глазах у всех встал на окно и приложил к боку раскаленный чугунный утюг, который держал до счета «три». С этого момента у меня на теле остался шрам». Не оставляют ли «шрамы» ваши герои, в чьих судьбах, поступках и мыслях вы пытаетесь разобраться и донести до нас их истину, пусть в зашифрованном коде? Говорят, каждое перевоплощение меняет карму…
– (Задумался.) На себе я это не ощущаю. Но допускаю мысль, что могут ощущать другие. Ты ведь выбираешь персонажа, потому что он тебе чем-то близок. Правда, еще не разобрался чем именно. Например, Николай мне был нужен, потому что был оболган своим временем, предан и аристократией, и народом. Его казнили, не дав ему последнего слова. И я постарался дать ему слово. Вот почему практически вся книга «Николай II» – это его речь. Я опубликовал тогда почти неизвестный его дневник, и мне было важно, чтобы Николай «говорил» и вел читателей по своей жизни. Потом вы отходите от прежней темы, у вас появляются другие кумиры и часто идет переоценка того, что вы писали. Это не означает, что вы лгали. Просто прошло время, и вдруг начинаете видеть то, что не видели раньше. Появляются новые персонажи, они все время вас окружают… Вы живете среди них. Это ваши знакомые.
– Не хотите ли сказать, что вы их не только чувствуете, но и видите?
– Непременно, и они вам помогают. Особенно, когда идет импровизация, и вы рассказываете о них. Вы их видите! И тотчас включается память. И она как услужливый официант – спешит. И подает нужные блюда моментально. Мо-мен-таль-но!
– Вы обладаете необычной особенностью – в нужный момент, в нужное время можете «достать» нужную информацию из «файлов» и подать ее в оригинальной манере, держа в напряжении зрительский зал в течение нескольких часов. Говорит ли это о том, что вы умеете подключаться к своеобразному информационному полю?
– Если бы я приходил для того, чтобы развлекать… Но я прихожу, потому что верю собравшимся в зале людям, необходимо знать то, что я пришел рассказать! И я начинаю говорить, и все само собой говорится. А когда снимаюсь, то думаю наедине с камерой. Раньше я делал ошибку – выгонял всех во время телевизионной записи – очень боялся, что в присутствии людей процесс импровизации не получится. А потом начал получать много писем, будто бы читаю бегущую строку! Мне надоело это, и я сказал: «Хорошо, я покажу». И стал импровизировать в зале Чайковского в присутствии тысячи пятьсот человек. И это оказалось такой радостью!.. В ноябре у меня будут выступления в Новосибирске, Москве и Петербурге. И поверьте – я с нетерпением их жду.
– Люди на ваших выступлениях молчат, плачут, чему-то улыбаются…Что поразительно, вас слушают люди разных возрастов, национальностей и вероисповедания. Выкладывают в Интернет ваши выступления, непрерывный просмотр которых набирает обороты! А теперь скажите: какое ваше отношение к мистике? Эта «мадам» сопровождает вас постоянно. Мистически пропал первый вариант книги о Николае II; а история с пропавшими документами Распутина, которые потом неожиданно вам преподносит в качестве подарка Мстислав Ростропович?!
– После успеха «Николая II», который был издан во многих странах, мне, естественно, предложили написать о Распутине. Но я отказался, объяснив, что о Распутине я писать не буду, потому что нет документов. Там были в основном политические документы, те, которые должны были подтвердить истину: Распутин – полуграмотный мужик, влиял на решения верховной власти. Было ли это, не было – невозможно было установить по тем документам, которые были изданы комиссией Временного правительства. Она издала несколько томов этих документов, но все они, повторяю, подтверждали политически нужную истину. И образ Распутина тоже получался политическим. А мне это было неинтересно. Я знал, что существуют иные показания. Показания тех, которые его – Распутина – любили. Эти люди были допрошены комиссией Временного правительства, но их показания исчезли. И каков же был мой восторг, когда мне позвонил наш великий музыкант Ростропович и сообщил, что купил на аукционе дело, в котором было множество показаний людей из ближнего круга Распутина.
Теперь я мог начать писать, потому что образ был освящен с разных сторон – и врагами, и друзьями. Мне надо было раскрыть подлинного Распутина. Но он все время менялся, был зыбкий, ненадежный, одним словом, хамелеон. Таким я его и постарался написать/
– Откуда вы черпаете силы для творчества?
– Утром встаете и надо радоваться, что Всевышний дал возможность прожить и этот день. Если вы будете понимать, что этот день может быть последним, тогда будете очень многое успевать. Дело в том, что проходит не Время, проходим мы, безумцы…
– Как сказал Льюис Кэрролл: «Время очень не любит, когда его убивают».
– Да, и у меня огромное количество начатых работ, которые, боюсь, не сумею закончить.
– А как проходит обычный день Эдварда Станиславовича?
– (Улыбается.) В лени! А потом наступает сумасшедшая работа.
– Какие недостатки в человеке можете простить?
– Знаете, наверное, я могу простить многие человеческие недостатки. Потому что сам многими из них обладаю. И потому для меня так важны слова – «Не судите да не судимы будете».
Карина АФАНАСЬЕВА,
«Трибуна», 23 октября 2014 года
