К премьере трагедии Уильяма Шекспира «Король Лир». О готовящемся спектакле рассказывает режиссёр-постановщик Антон Яковлев. Интервью опубликовано в газете «Малый театр» (№3, 2016).
К премьере трагедии Уильяма Шекспира «Король Лир». О готовящемся спектакле рассказывает режиссёр-постановщик Антон Яковлев. Интервью опубликовано в газете «Малый театр» (№3, 2016).
– Антон, расскажите, пожалуйста, как возникла идея поставить «Короля Лира»? С чего все началось?
– Началось все с того, что мы с Юрием Мефодьевичем рассуждали о том, что мне дальше ставить в театре. И одновременно сошлись на том, что это должен быть Шекспир. Обсуждали его пьесы, но в тот день ничего не выбрали. Через некоторое время Юрий Мефодьевич позвонил: «Приезжай срочно, есть идеальное название!» Заинтригованный, я помчался в театр и узнал, что это «Король Лир». Смешно, но в первый раз мы об этой пьесе вообще не говорили. В качестве Лира Соломин предложил Бориса Георгиевича Невзорова и подумать. Но я не думал. Я с ходу согласился. Даже несмотря на то, что, на мой взгляд, эта пьеса самая трудная для разбора и постановки у Шекспира. Идея с Невзоровым тоже показалась мне очень интересной. Так что все совпало.
– Какой перевод Вы взяли для постановки?
– Я прочитал почти все переводы, которые есть. Даже совсем новые. Перевод Сороки мне показался наиболее интересным. Некоторые авторы переводили даже более поэтично, красиво, но не так современно. «Король Лир» – очень жесткая пьеса. Часто при переводе «Лира» срезают углы, делают его более гладким, удобным для восприятия. У Шекспира же здесь достаточно грубый, плотный язык, иногда на грани дозволенного, местами очень агрессивный. Сорока, как мне показалось, наиболее близко подбирается к оригиналу, к стилистике автора. Половина текста пьесы – проза, половина – поэзия, и в некоторых переводах разница между прозаическим и стихотворными текстами – громадная. У Сороки же все звучит, как единое целое.
– Если вернуться к прежним постановкам «Короля Лира», то в них романтическая составляющая, безусловно, присутствовала.
– Ну если под романтической составляющей подразумевать тему отношений отца и младшей дочери… Я бы, скорее, назвал их трагическими. Здесь больше сопереживания человеческой трагедии, чем сентиментальности мелодрамы. Вообще, в такой истории сопереживать можно не только условно положительным персонажам, а всем тем, кто попадает в капкан собственных страстей. Для меня нет очевидных злодеев или их жертв. Я стараюсь делать всех персонажей неоднозначными. У каждого своя правда. Я люблю оттенки, нюансы. Не делю на черное и белое. Мне нравится искать в темном светлое и наоборот. На мой взгляд, «Король Лир» – это пьеса не столько о предательстве, сколько о познании. Здесь все, не только Лир, открывают для себя жизнь с иной стороны. Крайняя ситуация включается практически сразу, без разбега, с первой же сцены, и должна проверить «на слабо» всех без исключения, проявить их суть, спровоцировать на поступки. Это и есть самое интересное – развитие характеров в течение всей истории. К чему в итоге они придут? Сам Лир – это не жалкий заблудившийся благородный старичок, которого все предали. Это некогда свирепый и жесткий воин, который мог убивать женщин и детей, сжигать дотла города, отвоевывая себе власть и новые территории. Он создал государство, где его уважают и боятся, где все живут по его правилам. Здесь он – бог. Он уверен, что все происходящее вокруг подвластно ему. Он уверен, что знает каждого человека. Ему кажется, что окружающий его «букашечный» мир им вычислен, понятен и предсказуем. Тиран и самодур, он играет с этим миром, высмеивает, провоцирует его. И вдруг он обнаруживает, что сам является букашкой, а не наместником некой высшей силы на земле. События разворачиваются не так, как он планировал. Они разрушительны и глобально не совпадают с его образом бытия. Принять, понять новую реальность ему не просто сложно, а почти невозможно. Он слишком избалован своей властью, слишком привык доминировать. В какой-то момент его же природа оборачивается против него всей своей силой, возвращая ему как бумеранг все его дела и его ошибки.
– Как Вам кажется, для современного зрителя это не слишком сложная пьеса?
– Пьеса актуальна и интересна для любого времени. И по сюжету, и по сути. Существуют разные мнения о том, когда происходят события «Лира». Некоторые относят действие к X-XII векам, некоторые ко временам аж до нашей эры. В пьесе есть определенные приметы как ранней христианской, так и дохристианской эпохи. Я уверен, что Шекспир намеренно не определяет точный исторический период. Здесь это не важно. Ему нужно именно условное пространство, где события могут происходить когда угодно. Тогда история вырастает до уровня притчи. Сложность восприятия этой пьесы в том, что в ней совсем нет надежды, оптимизма во взгляде на суть жизни. Впрочем, это типичный признак жанра. Таковы все великие трагедии. Они будто приговаривают людей, саму человеческую природу. Будто говорят о том, что сама генетика человека саморазрушительна изначально. И, зная историю человечества, с этим сложно спорить. Главный вопрос пьесы – может ли быть выход из этого порочного круга? Кажется, ответ давно есть – в любви и вере. Но, увы, в «Лире» мало кто верит во что-то, кроме права власти и силы. Впрочем, как и сегодня…
– Несколько слов о постановочной команде, с которой Вы работаете, об актерах.
– Художник-сценограф – Мария Рыбасова. Это наш первый совместный опыт. И мне очень интересно с ней работать. Мы нашли с ней общий язык и для меня это большая радость. Мы придумали с ней декорации, пропитанные сквозным образом войны, которая уже проникла всюду, отравила собой и сам быт, и саму суть человека, живущего среди этих декораций. Бывшие осадные орудия, которые пока приспособлены для мирных целей. Это такие тлеющие островки войны, готовые вспыхнуть снова в любой момент. Костюмы делает Оксана Ярмольник, с которой мы уже работали над «Селом Степанчиковым». С тех пор у нас полное взаимопонимание. То же самое могу сказать и о мастере света Андрее Изотове. Актерская команда тоже замечательная. Перечислить всех не смогу, их больше 20-ти. На сайте театра все составы уже есть. Здесь и те, с кем я работал уже в Малом, и новые артисты, которых я открываю для себя.
– А музыка?
– Музыкой я занимаюсь сам. Дело в том, что звуковая партитура моего будущего спектакля состоит из множества составляющих. Одним композитором в этом случае не обойтись. Здесь и записанная музыка, и живой инструментальный звук. С этим мне помогает Стас Сошников. Кроме того, мы придумали необычные театральные звуковые машины – как в старинном театре, имитирующие гром, дождь, ветер. Они здесь как дополнительные персонажи. Так что, надеюсь, во всех смыслах зрителю будет интересно.
Беседовал Максим Редин
