В феврале Малый театр выпускает спектакль по пьесе Тургенева «Месяц в деревне» - режиссерский дебют известного артиста театра и кино Глеба Подгородинского. Корреспонденту «Культуромании» он рассказал, как возник замысел этой постановки и чем в ней будут удивлять зрителя.
- Глеб, я видела небольшой ролик на сайте Малого театра, где вы рассказываете, что этот спектакль, как многие премьеры этой зимы, родился во время самоизоляции.
- Да, мы действительно начали репетировать во время карантина самостоятельно в Zoom. Мне была интересна тема пьесы, было желание в ней покопаться. Я хотел попробовать какие-то сцены читать, не как будущий спектакль, а скорее как исследование. Мы спокойненько разбирали, пробовали, читали. А в августе, когда театр открылся, узнали, что руководство одобрило нашу работу, спектакль войдет в репертуар. И продолжили работать уже официально.
[GALLERY:563]
- Не знаю, случайно или нет, но во время самоизоляции, может быть, даже раньше, сразу несколько режиссеров заинтересовались этой пьесой. Видимо, из-за того, что сюжет совпал с тем, что с нами происходило минувшим летом. Запертые в своих домах и квартирах, многие семьи начали взрываться изнутри. Уже вышел «Месяц в деревне» в МХТ, возможно, еще будут спектакли по этой пьесе. Чем будут удивлять публику в Малом театре?
- Я думаю, если одна и та же идея возникает в головах у нескольких режиссеров, это неслучайно. Я не знал, что «Месяц в деревне» репетирует Егор Перегудов, слышал лишь, что Константин Богомолов делал на тему этой пьесы какие-то опыты во время самоизоляции. Но у меня идея ее поставить была до пандемии. Пьеса всегда мне нравилась, волновала, я к ней периодически возвращался.
Насчет удивления… Вы знаете, для меня главное чудо – это артист, его личностные проявления, человеческие. Сейчас появились невероятные возможности делать спектакли: и 3D, и запахи можно добавить, и артисты летают. Вообще артист сейчас стал гуттаперчевый – может все. Но не всегда, к сожалению, на сцене я вижу за образом живого человека.
Мой папа – театровед, и у меня была возможность смотреть спектакли Товстоногова, Эфроса, Любимова, Ефремова. Я вспоминаю то, что видел много лет назад и думаю, а что мне запомнилось? Мне запомнились артисты. Вот я смотрел «Холстомера» Товстоногова, потом пересматривал на видео. Это, по-моему, начало 80-х годов. Но я помню даже не Лебедева в роли Холстомера, а помню эту лошадку, помню ощущение, как эта лошадка взрослела, как она старилась, как умирала. Или, например, я помню «Поминальную молитву» Леонова, его глаза, его монологи, его боль за то, что происходит вокруг. Поэтому мне кажется, что сейчас удивить может артист, и если мы будем ему сопереживать, будем сострадать вместе с ним, то это запомнится.
- В спектакле Эфроса – он, как вы помните, поставил «Месяц в деревне» на Малой Бронной в 1977 году, несколько лет спустя спектакль сняли на пленку для телевидения, поэтому его всегда можно пересмотреть – все строилось вокруг Натальи Петровны, которую играла Ольга Яковлева. А вот в фильме Веры Глаголевой часть внимания перетягивает Ракитин – британский актер Райф Файнз. Как это будет в вашем спектакле, где у вас фокус?
- Вы знаете, фокус может сместиться. У нас очень много импровизации, и вот скоро премьера, а мы не во всем определились, и мне кажется, это хорошо, потому что в спектакле должен быть воздух. То есть какие-то акценты все равно возникнут, о которых мы даже, может быть, не думали. Но, конечно же, Наталья Петровна – это центр пьесы, потому что из-за ее увлечения, страсти, все посыпалось. Ее страсть – это катализатор всего, что происходит в пьесе.
- Кого вы выбрали на эту роль?
- Наталью Петровну будет играть Полина Долинская. Она хорошая актриса и хороший партнер, я с ней играю во многих спектаклях: и в «Горе от ума», и в «Детях Ванюшина». Но самое главное, что я вижу ее в этой роли и, мне кажется, она может ее сыграть и передать состояние нашей героини.
- Вы не хотели сами выйти на сцену в этом спектакле?
- Я считаю, что это невозможно. Вернее, возможно, но тогда бы что-то нарушилось. Большой объем информации у меня как у режиссера, и это моя первая работа. Правда, я сейчас выпустил со студентами дипломный спектакль «Жестокие игры» и какой-то опыт уже есть, но все равно я не предполагал, что будет так много времени уходить на организацию спектакля. Это очень сложно.
- Тургенев написал эту пьесу как комедию, но ставят ее обычно как драму, и довольно жестокую.
- Вообще-то история, конечно, драматическая, даже трагическая, потому что в результате разрушается жизнь нескольких человек. Современники Тургенева вообще не видели возможности ее поставить, и сам он соглашался, что пьеса не для театра. Впервые «Месяц в деревне» был поставлен только спустя 20 лет после написания и именно в Малом театре. Кстати, в следующем году исполнится 150 лет со дня первой постановки.
- А вы этим летом тоже были в деревне? Перед тем, как начать репетировать уже на сцене.
- Я вообще деревенский человек, деревню обожаю, можно сказать, вырос в ней. Когда мне было восемь лет, родители купили домик под Суздалем, и я проводил там каждое лето по полтора месяца. Конечно, хочется передать в спектакле деревенскую атмосферу, и у нас будет открытая сцена, будет много воздуха, будут большие окна с развевающимися занавесками. Ощущение свободы очень важно для нашего спектакля – в городе, в четырех стенах, все было бы совсем по-другому.
В афише Малого театра — новое название. "Месяц в деревне" по пьесе Тургенева — первая режиссёрская работа заслуженного артиста России Глеба Подгородинского. На пресс-показе побывала Ирина Разумовская.
С разницей в несколько недель в репертуаре двух столичных театров — МХТ и здесь в Малом — появляется "Месяц в деревне". То ли дело в самоизоляции, то ли в искренней любви к Тургеневу и потребности в нём. В режиссерском дебюте заслуженного артиста России Глеба Подгородинского — акварельные тона, белоснежные кружева, плетеная мебель.
Глеб Подгородинский, режиссер: "Хотелось бы конечно, чтоб это было ощущение воздуха, простора. Я сам очень люблю деревню, именно вот деревню. Не дачу, деревню. У нас дом под Суздалем на берегу Нерли — и там невероятные просторы. И здесь есть полёт и воздух. И это хотелось".
Центральный образ в этом воздушном и кремовом тургеневском мире — Натальи Петровны — за Полиной Долинской. Она играла эту роль в своём дипломном спектакле, но вот только сейчас, говорит, доросла до своей героини, до понимания её поступков.
Полина Долинская, актриса: "Тургенев, он очень тонкий и нежный, и вроде как внешних страстных проявлений у героев, у моей героини в частности, очень многое происходит, очень много страстей".
Истинная тургеневская девушка в этой истории — юная Верочка. Её играет актриса труппы Малого театра, выпускница Щепкинского училища Дарья Шевчук. "Мне 24 года, и я... ну, наверное, она мне близка. Хоть ей 17, я прошла какой-то жизненный опыт, у неё он появляется только в этой роли. Мне она близка по своему наиву, у неё происходит первая любовь, и мне это очень интересно".
Первое предательство, сильная страсть, сломанные судьбы. Комедией эту пьесу называл лишь сам автор. Приблизить мир классика, прожить с его героями чувства, понятные и сегодняшним зрителям, — задачи, с которыми Малый театр традиционно справляется.
В Малом театре идут репетиции спектакля «Месяц в деревне» по пьесе И.С. Тургенева. Эта постановка станет режиссерским дебютом одного из ведущих артистов Малого - Глеба Подгородинского.
О будущей премьере рассказывает режиссер спектакля, заслуженный артист России Глеб Подгородинский: «Пьеса должна быть созвучна твоим ощущениям. Она должна будоражить - к ней периодически возвращаешься мыслями, и необходимость поставить ее тебя не отпускает. Сейчас не хочется говорить, о чем будет наш спектакль – он еще в работе. Есть много тем в пьесе, которые нас волнуют: любовь, ревность, ответственность, тема борьбы страсти и долга. Тут переплетение любовных треугольников. Несмотря на пастельный тон повествования, в пьесе бушуют мощные внутренние страсти. И, конечно, очень хочется, чтобы зритель сопереживал нашим героям и сострадал им. Ведь главное в театре – соучастие».
Художник-постановщик спектакля - Мария Рыбасова, художник по костюмам Любовь Скорнецкая.
"Театральная афиша столицы", декабрь 2020
Я много раз репетировал спектакли в разных театрах, и когда говорил об этом знакомым, они всегда за меня радовались. И вот в начале ноября на "Сцене под крышей" театра имени Моссовета я начинаю репетировать пьесу Дмитрия Мережковского в своей интерпретации. Но, когда я говорю об этом, радости на лице собеседника не вижу. Более того, мне задают вопросы: "А что репетиции в театрах идут?" "Театры не закрываются?" Люди перестали верить в то, что театр - жив, и он - навсегда.
Может ли театр быть источником заразы? Разумеется. А что во время пандемии не может быть этим источником? И магазин может, и общественный транспорт, и стадион, и ночной клуб...
Тем не менее никто не создает проблем, чтобы мы пришли в магазин. Надевай маски-перчатки, соблюдай дистанцию - и вперед. Надел маски-перчатки - садись в метро или автобус и езжай, куда тебе надо. Более того, в Москве, если ты хочешь пойти в ночной клуб, ты должен соблюсти некоторые (абсолютно, кстати, понятные) формальности и - гуляй хоть всю ночь.
А что театр? Надо надевать маски и соблюдать дистанцию - нет вопросов. Нельзя продавать больше 50% зала - "шахматная рассадка" зрителей. (В скобках замечу, что рассадка-то на самом деле шашечная - это шашки стоят через одну, шахматные фигуры - плотно, плечо к плечу. Но это так, к слову.) И зрители, и работники театра приняли и поняли эти меры. Хотя, представьте только, каково артистам, которые привыкли к аншлагам, играть в полупустом зале? Трудно. Но никто не жалуется. Понимают: время необычное, сложное.
Но тут - раз! - новое дело: закрываются театральные кассы. Должен сказать, что основная масса театров в Москве подчиняется Управлению культуры Москвы, но есть еще театры республиканского подчинения и частные. Так вот, распоряжение о закрытии касс касается только московских театров, чей зритель теперь может купить билеты только через интернет. Театров республиканского подчинения и частных это нововведение не коснулось. Во всяком случае - пока.
Зритель у театров — разный. Одним удобнее через интернет, а другим привычней — прийти в кассу, поговорить с кассиром…
А зритель у театров разный, я бы сказал, разновозрастной. Одним удобнее через интернет, а другим привычней - прийти в кассу, поговорить с кассиром... И таких, "других", много. Есть немало и тех, кто покупает билеты в большие московские театры непосредственно перед спектаклем. Теперь, перед началом спектакля, очередь толпиться у касс не будет.
Решение странное, скажем мягко. Понятно, что театрам сейчас тяжело и финансово, и морально. Зачем, как говорится, усугублять? Дайте 50% зрителей спокойно прийти в зал и рассесться в шашечном порядке. А то уже по театрам поползли упорные слухи, что скоро будет не 50%, а 30. Так можно и до одного зрителя дойти - абсолютно безопасное будет дело.
Закрытие театральных касс - это очень серьезный и, по сути, ничем не обоснованный шаг, который очень сильно усложняет работу театральных коллективов, создавая зрителям огромные неудобства.
А может, ну его, театр! В социальных сетях одна очень хорошая театральная актриса так и написала: "Если театр создает угрозу здоровью - надо его временно закрыть". Исходя из этой логики, нас надо опять всех посадить "под домашний арест". Однако государство много раз говорило: санитарные меры соблюдать необходимо, но закрывать нас в планы государства не входит.
Понимаю, что ситуация развивается часто непредсказуемо. Но пока - так. Зачем же в такой ситуации создавать новые проблемы театру? Да, без театра можно обойтись, и так поступают многие. Но для огромного количества людей театр - это то, что превращает будничное существование в интересную жизнь. Сегодня для многих людей сцена, на которой играют любимые актрисы, - как бы свидетельство того, что жизнь продолжается, что все еще не так плохо.
На прошедшей неделе я посмотрел одну из последних премьер Малого театра спектакль "Игроки" по Гоголю в постановке В. Драгунова. Ах, какой замечательный спектакль! Какие поразительные декорации придумал С. Бенедиктов! Как мощно работают актеры! Незабываем Валерий Афанасьев! Игорь Петренко раскрылся для меня как очень интересный и точный театральный актер. Глеб Подгородинский еще раз доказал, что в сегодняшнем Малом театре он один из лидеров, в его Утешительном такие переливы характера, такие переходы - только удивляешься, как актер все это может делать. А А. Дубровский? Вроде эпизод играет, но как! А молодой совсем М. Филатов - глаз не оторвать, как работает! В. Зотов, М. Фоменко, И. Калинина, С. Сошников, И. Кузнецов!
Зритель — это часть театрального процесса. Лиши театр зрителя, и он погибнет. Этого допустить нельзя. Сегодня театр нуждается в помощи и поддержке
Вы не пробегайте, дорогой читатель, эти фамилии. Прочитайте, запомните. Это очень хорошие артисты. И они закручивают на сцене такой карнавал лиц, характеров, ситуаций, что знакомая, кажется, до реплики пьеса Гоголя становится новой, ужасно интересной и притягательной. И ты забываешь про тяготы жизни, про свои проблемы, любуясь блистательной игрой и очень точной режиссурой.
Можно без этого прожить? Мне, и таким как я (а нас, театралов, немало), прожить нельзя, просуществовать можно.
Сейчас такое время, когда тяжело всем, не только театру. Но это вовсе не означает, что театру надо создавать новые трудности. Закрытие театральных касс - новая, ничем, мне кажется, не обоснованная сложность.
Зритель - это часть театрального процесса. Необходимейшая. Лиши театр зрителя, и он погибнет. Этого допустить нельзя. Сегодня театр нуждается в помощи и поддержке, а не в подножках в его и так непростом пути.
Дорогие друзья!
Еще один спектакль, к работе над которым Малый театр приступает в эти дни, - комедия И.С.Тургенева "Месяц в деревне". Эта постановка станет режиссерским дебютом одного из ведущих артистов Малого театра - Глеба Подгородинского. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию видеорепортаж с первой читки спектакля, а также фоторепортаж Николая Антипова.
[GALLERY:550]
В актив Владимиру Драгунову следует записать прежде всего изрядную гражданскую смелость: посреди нашего жестокого века феминизма и харассмента режиссер позволил себе восславить исключительно мужское начало. Пьеса Гоголя «Игроки» не предусматривает женских ролей. Но, оказывается, можно воплотить шедевр и без чаровниц, хотя вовсе без них спектакль получился бы уж очень вызывающе однополярным.
Кто она, эта прекрасная (и одновременно ужасная) Незнакомка? Помолодевшая пушкинская Дама Пик? Восставшая из гроба Панночка (поскольку отчасти напоминает юную Варлей)? Или — в рифму «Варлей» — тетка Чарлея, переодевшегося Калягина, лихо отплясывающая с хромым, нет, уже не Козаковым, а молодым цветущим Игорем Петренко: своей «фирменной», ювелирно крапленой колоде центральный персонаж дал человеческое имя Аделаида Ивановна… Эта инфернальная красотка-мечта влечет его в головокружительном танце, чтобы в финале обернуться кошмаром несбывшихся грез.
Гоголевские «Игроки» на сцене Малого в постановке Владимира Драгунова — событие на фоне нынешнего кромешного засилья экспериментальной публицистики и дурной социальности. Актуальность ведь не в нарочитом обмакивании публики в окрошку совпадений прошлого и настоящего, а в созвучии вечности. Мгновенно вспоминается коротенький рассказ Шукшина о неискушенном читателе, открывшем для себя и спешащем поделиться озарением: кто изрекает в бессмертной поэме Гоголя самые пронзительные, святые слова о родине, о беззаветном служении отечеству, кто верховодит в бричке, лихо мчащей, как птица-тройка, неведомо куда? Пассажиры и извозчики — отпетые собакевичи и тяпкины-ляпкины, коробочки и плюшкины… В «Игроках» ух какие патриотические, до дрожи пробирающие слова произносят шулеры, жулики, прохиндеи, проходимцы — один другого пригожее и исчаднее. До прямых аллюзий в этой очень современной интерпретации доходит крайне редко, однако весьма хлестко и прицельно, пусть и хохмачески, когда переодевшийся чиновником-взяточником мошенник Замухрышкин (А.Дубровский) под сурдинку советует сообщникам: «Денег нет, но вы держитесь».
«Игроки» (принято считать) — неподходящая для постановки классика: не «Ревизор», не «Женитьба», где вольготно разгуляться тупым городничим, их расфуфыренным женам и манерным дочерям или засидевшимся невестам. Но, оказывается, есть куда более существенные и притягательные мотивы для оживления комедии двухвековой давности: констатация неподвижности страны и неизменности ее пороков. Эта магия обломовской дремы и напропалую спящей с открытыми глазами державы завораживает и захватывает почище кружения рулетки в казино.
Но что значат правильные мысли и смелые идеи без актерского ювелирного, с лихим куражом, огранивания? Об ансамбле исполнителей следует сказать особо. Вернувшийся в Щепкинский дом Игорь Петренко убедительно вылепливает раннего, недооформившегося, ищущего себя — будущего Чичикова, который пока неуверенно пробует, примеряет один из вариантов быстрого криминального обогащения. Если бы Гоголь не сочинил «Мертвые души», можно было бы гадать: что станется с начинающим авантюристом? Вполне прописанный впоследствии Павел Иванович изначально прочерчен, предвосхищен эскизом этого пугающе обаятельного характера.
Я — давний поклонник Глеба Подгородинского. В нынешней роли он себя превзошел: буквально каждая клеточка его тела участвует в каскаде превращений-метаморфоз. Наблюдая за ним и его сообщниками-партнерами (В.Зотов, М.Фоменко, н.а. В.Афанасьев, М.Филатов), видишь галерею двойников не только «Игрока» Достоевского, не только эру относительно недавних московских казино, но и приверженцев азарта иного свойства — матерых, офшорных, форбсовских. К чести участников фантасмагории (хороши и слуги: С.Сошников и А.Наумов), они не допускают откровенной переклички с пошлыми теперешними аналогами, а таят потенции в глубине, отсюда мгновенно возникающие между зрительным залом и сценой доверие и взаимопонимание: на подмостках (то есть на подиуме, в президиуме, на трибуне — над попранными лузерами) ни единого положительного персонажа, а внимают действиям и откровениям лощеных жуликов сплошь обманутые и горячо аплодирующие мерзавцам остальные (дольщики, вкладчики и т.д.).
В литературных дискуссиях о «Мертвых душах» недалекие критики высказывались в том смысле, что среди гоголевских образов не сыщешь позитивного. На что умные истолкователи возражали: такой есть, это сам автор, подметивший, запечатлевший тайное и очевидное. Кстати, Гоголь присутствует в декорации — не среди «Игроков», а на возвышении: его бюст помещен на книжный шкаф, откуда сатирик пристально наблюдает за своими порождениями и статичными — будто из музея мадам Тюссо — фигурами в глубине сцены (художник С.Бенедиктов). Зачем нужны восковые истуканы в энергичной, напряженной, нервными рывками двигающейся колготне? Куклы не только оттеняют и расширяют группу «активистов», но и наталкивают на мысль о повсеместности закулисных кукловодов, манипулирующих человеческими страстями.
Владимир Драгунов шел к аллегорическому фарсу сквозь стажировки на Бронной и в театре Спесивцева, сквозь исторические дебри Радзинского и акварели Чехова, перенимал опыт своего учителя — Сергея Яшина, а тот принял эстафету у великого Андрея Александровича Гончарова. Масштаб личности колосса в полной мере отражен недавно выпущенной под редакцией Натальи Старосельской книгой «Гончаров репетирует» — это расшифровка уникально сохранившихся стенограмм репетиций в Театре Маяковского. Церемония открытия мемориальной доски Мастеру (на доме, где он жил, на Бронной) собрала птенцов его гнезда — цвет режиссуры: Женовач, Каменькович, Карбаускас, Хейфец, Иоффе, Андреев… Отсутствовали (по уважительным причинам) разве что Трушкин и Богомолов.
Несомненна связь свежей постановки Яшина со студентами ГИТИСа военной прозы Виктора Астафьева и «Игроков» Драгунова, хотя материал при первом сопоставлении кажется разножанровым: пространство госпиталя, где умирают «проклятые и забытые» солдаты Великой Отечественной, несоизмеримо с границами комнаты, где мечут банк и закусывают икоркой наживающиеся на человеческих несчастьях прохиндеи. Но и в госпитале, где, казалось бы, не должно быть выгадывания на крови, происходит аналогичное — облапошивание, издевательство, вымогательство. Хочешь эвакуироваться в тыл? Снимай драгоценный крестик. Жаждешь отзывчивости? Полагайся на себя, а не на медперсонал. То, что Гоголь по лексической причине XIX века не мог высказать открыто и без многоточий, Астафьев рубит сплеча ненормативным матерком. Это не спекулятивные, прикольные ужимочки паинькой пишущего государственный диктант Шнура, а естественная по отношению к упырям-обиралам народная речь. А чего стоит монолог одного из раненых о первом убитом им немце! А эпизод переливания православной крови мусульманину! А диалог смершевца и не прячущегося за чужие спины смельчака — о забитом своим же советским офицером до смерти доходяге-новобранце!
Но вернемся в захватывающую тлетворную атмосферу схватки за бешеные деньги, за большой куш. Поверженный герой, брошенный коварной изменщицей Аделаидой Ивановной («госпожой Удачей»? — Н.Калинина), клянет себя, а заодно лживое общество, где норовят обмануть, но не быть при этом обманутыми (философия всегдашняя, не сиюминутная)… Но с чего красавчик впал в пессимизм? Разве такие, как он, смеют унывать? В его загашнике — заветная крапленая панацея. Что случилось-то? Вор у вора увел энную сумму? Вот уж не трагедия! Перед ним — непаханое поле деятельности! Скольких лохов-баранов — уже не раз обманутых государством, церковью, друзьями и близкими — можно еще остричь!
…Виртуально дарил толкователю гоголевских метафор Владимиру Драгунову счастливую майку, привезенную мною из Лас-Вегаса. На ней значится (перевожу с английского): «Играй, играй, играй, поешь, играй, играй, загляни в магазин, пошопингуй, играй, играй, играй…» Эту надпись надо слегка изменить: «Ставь, одержимо ставь новые спектакли, поешь — и снова ставь…»
Андрей Яхонтов, "Московский комсомолец", 6 декабря 2019 года
На сцене – номер люкс вполне респектабельного отеля где-то в провинции. Китч и некоторая отсталость от современных тенденций ощущаются в тяжелых дубовых панелях, солидных переплетах книг за стеклом старого массивного книжного шкафа, бархат и лак столов придают основательность всему происходящему, выдают прочный уклад жизни, и только бюстик самого Гоголя на верху шкафа подсказывает, что на зрелище стоит взирать немного отстраненно и объемно. В этом отеле – лучшему в неизвестном городе заезжему асу-игроку Ихареву отвели лучший номер. Именно здесь его и ждет оглушительнейшее фиаско.
Режиссер Владимир Драгунов переносит действие пьесы Николая Гоголя «Игроки» в современные реалии. Но не в столичные, а, скорее, уездные, губернские города, куда ха тек и новейшие веяния еще не все успели, а вот пускать пыль в глаза стилем «дорого-богато» умеют в совершенстве.
Местной элите – «звездам» шулерства брошен серьезный вызов – в город прибыл известнейший картежник и плут карточного стола Ихарев. Обыграть его – дело чести, предмет будущих приятнейших воспоминаний, и повод для законной гордости слаженной команды. Но проблема в том, что сойтись с ним в честном бою – невозможно. В открытом шулерстве он непобедим, причем сам же это и подтверждает, поражая их именной колодой – Аделаидой Ивановной. Ее режиссер также очеловечит – выпустив на сцену томную и таинственную даму, в изящном платье (Наталья Калинина). Принять другого обманщика в свои ряды нельзя – гордость не позволяет, рядом с ним одним местные звезды потеряют свой блеск, потускнеют и проиграют, поэтому к желанию обыграть чужака, примешивается желание слегка унизить столичную штучку, забредшую на территорию их успеха.
Для победы нужно изменить тактику, и местные мастера разыгрывают как по нотам хитрую историю с благородным отцом, непутевым сыном, ласками и сказками для отвлечения внимания.
Режиссер предоставил актерам все пространство пьесы для самовыражения, превратив практически все роли в маленькие актерские бенефисы. Ихарев – Игорь Петренко играет человека, одержимого одной, но всепоглощающей страстью – доказать свое превосходство над окружающими. Жизнь его иначе настолько пуста, что вся энергия и сила уходят на бесконечное совершенствование колоды и игры. Любое свободное пространство нужно заполнить собой, так как это единственный способ что-то как-то из себя представлять. Еще не успев войти, он разворачивается хищной стальной пружиной – есть ли в здешнем городе игроки? А дальше все идет по накатанной – азарт, гордыня, абсолютное довольство собой – и, как итог, проигрыш не только огромной суммы, но и сокрушительный удар по самолюбию.
Его противники – также ярки и колоритны. Швохнев (Василий Зотов) демонстрирует повадки и манеры истинного джентльмена, не очень, впрочем, понимая, что это такое на самом деле, псевдополковник Кругель (Михаил Фоменко) – образец солдафонства и военной «простоты». Разумеется, напускной и всячески подчеркиваемой. Псой Стахич Замухрышкин, в обаятельнейшем исполнении Алексея Дубровского, и вовсе представляет собой такое невообразимое существо, так отвлекает внимание Ихарева, что уж выманить деньги можно и безо всякой игры.
Но триумф лицедейства и эксцентрики – Утешительный Глеба Подгородинского – в образе продумано все – от грима до голоса, его персонаж ошеломляет напористостью, легкостью, гибкостью и почти мгновенным внедрением в ближайшие душевные друзья. Все это отыгрывается каскадом ужимок, голосовых модуляций, какой-то особой суетливо-уверенной пластикой мелкого беса, запутывающего, сбивающего, накрепко затягивающего путами.
В каждом из персонажей без труда угадываются герои бесконечных детективных сериалов сегодняшнего дня – спектакль мягко и исподволь склоняет к сравнению дня нынешнего и вчерашнего и не находит в них особых отличий. Желание обмануть ближнего, поймать там, где сосед отвлекся, придумать хитрую интригу ради своей цели, демонстрация собственного превосходства и унижение проигрыша, когда больше отыграться тебе совершенно нечем. В финале спектакля молчаливая Аделаида Ивановна, шелестя шелками, станцует со своим хозяином медленное танго с привкусом холодной ненависти. Все детали, из которых можно собрать с равным успехом гения зла, добра или пустоты, полной лишь самомнения и подлости идеально подходят. Мелкие времена, как известно, порождают мелкие цели. Ну, так ведь и свою изумительную пьесу Николай Васильевич Гоголь писал не о картежниках.
Юлия Кулагина,"Театрон", 11 октября 2019 года
На сцене Малого театра вальяжно расположились гоголевские «Игроки». Владимир Драгунов поставил их в строгой манере, свойственной академическим подмосткам, не прибегая к трюкачеству и штукарству.
По словам режиссера, идея вернуть комедию в репертуар Малого за последнее время возникала не раз, но материализовать ее не получалось: пьеса не давалась в руки — ждала «своего» Ихарева. И вот, наконец, дождалась. Главную роль в спектакле играет Игорь Петренко, вернувшийся в прошлом году в родной театр.
Малый для «Игроков» — дом в буквальном смысле слова: здесь почти 180 лет назад началась их долгая и, в общем-то, счастливая сценическая судьба.
«Воспреемниками» гоголевской комедии стали Михаил Щепкин и Пров Садовский, восхитившие московскую публику в первой постановке. С тех пор пьеса увлекала своим азартом многих. Не углубляясь в анналы истории, вспомним лишь спектакль Романа Виктюка конца 70-х, где блистали Калягин, Гафт, Марков, Лазарев, Терехова, и «Игроки XXI» Сергея Юрского начала 90-х с Филатовым, Евстигнеевым, Невинным, Теняковой и тем же Калягиным. Емкий пластичный текст легко и свободно отражал разные по своей сущности времена, не утрачивая изначальной остроты и злободневности.
Сегодня зрителю, заинтересовавшемуся «Игроками», тоже есть из чего выбирать. Олег Меньшиков, возглавив театр им. Ермоловой, перенес туда спектакль, поставленный Галиной Дубовской для собранного им «Товарищества 814» еще в 2002 году. С 2007-го эта пьеса занимает прочное место в репертуаре «Студии театрального искусства» Сергея Женовача. И уже совсем недавно, в 2017 году, к ней обратились сразу два театра: у Игоря Яцко в «Школе драматического искусства» компанию Александру Филиппенко, играющему Ихарева, составляют... актрисы, а в «Театре на Юго-Западе» Олег Анищенко сочинил мистический триллер в булгаковском стиле.
Чем же, при таком разнообразии форм и подходов, привлекает спектакль Малого театра? Точностью и чувством меры в отражении сегодняшних реалий. Минут через пятнадцать после начала действия у зрителей возникает ощущение, что они оказались в шкуре доверчивого обывателя на мастер-классе «Как не дать мошеннику обвести тебя вокруг пальца» — слишком явно происходящее на сцене соотносится с окружающей действительностью. Ведь искателей, жаждущих поэксплуатировать наши деньги, здоровье, силы, время, с каждым днем становится только больше. Впрочем, и Николай Васильевич, если вдуматься, сочинял пьесу не про картежников.
На первый взгляд сценография и костюмы, придуманные Станиславом Бенедиктовым, отстоят от времени, заданного драматургом, примерно на полвека с хвостиком. Но затем понимаешь: действие передвинуто гораздо дальше. Гоголевская «комната при трактире» изящно трасформирована в гостиную элитного загородного отеля нестоличного разлива: обшитые дубовыми панелями стены, огромные зеркала, мебель, светильники добротны, основательны и «старомодны» ровно настолько, чтобы не грешить против хорошего тона. С костюмами персонажей происходит примерно такая же метаморфоза — стоит артистам снять пиджаки, как их не отличишь от обитателей бизнес-центра средней руки.
И собрались в этом провинциальном «Метрополе» сплошь люди деловые, серьезные. Даром что мошенники чистой воды. Душа-человек Утешительный (филигранная эксцентриада Глеба Подгородинского), вальяжный Швохнев с повадками «истого джентльмена» (Василий Зотов), полковник Кругель (Михаил Фоменко), бравирующий солдафонством, впрочем, явно напускным. Это шулерское трио превратило карточную игру в бизнес. Они не игроки, теми движет азарт, страсть, а предприниматели, у которых все построено на точном расчете. Не зря же все их подвиги основаны на комбинациях отнюдь не карточных. Они прекрасно понимают: одолеть Ихарева (Игорь Петрнеко) в «честном бою» за зеленым сукном не получится. Но и принять его в свою компанию им не с руки — самолюбие не позволит рядом с орлом вороном себя чувствовать. Поэтому Ихарев для них не партнер, а конкурент, которого необходимо уничтожить, дабы выжить самому.
Этот не лишенный некоторого пижонства харизматик им даже симпатичен. Но бизнес есть бизнес. Чтобы заполучить его денежки, приходится привлечь подручных: Глов-старший (Валерий Афанасьев) вышел в амплуа «благородного отца», Глов-младший (Максим Филатов) — простака, а Замухрышкин (Алексей Дубровский) оказался блистательным шутом. Водевиль с элементами откровенной буффонады разыгран как по нотам. Можно даже сказать, вдохновенно — объегорить талантливого, почти гениального человека людишкам средненьким особенно сладко и заманчиво. Никакой мистики, ничего инфернального. Хорошо продуманная операция по обезвреживанию противника.
А что же Ихарев? Петренко играет человека, имеющего одну, но пламенную страсть — доказать свое превосходство над окружающими. Причем, однократного доказательства — выигранных 80 тысяч, которые обеспечили бы и его, и детей, и даже внуков — ему недостаточно. Правда, потомства пока нет, и, похоже, оно ему без надобности. Когда жизнь пуста и бесцельна, ее необходимо чем-нибудь заполнить, и демонстрация собственной незаурядности прекрасно для этого подходит. Гордыня его неутолима. Она затмевает весь белый свет, заполняет его существо целиком, не оставляя ни единого просвета для какого бы то ни было чувства.
Аделаида Ивановна по традиции воспринимается как «муза» Ихарева, вдохновляющая его на новые подвиги за карточным столом. Здесь же она скорее «Галатея», созданная талантливым и усердным «Пигмалионом». «Почти полгода трудов. Я две недели после того не мог на солнечный свет смотреть», — не без гордости признается он. Заветная колода для него — лишь универсальная «отмычка», которой Ихарев надеется отпереть ворота счастья. Но он и сам не знает, что рассчитывает за ними увидеть. Наталья Калинина играет натуру страстную, чувственную и, вместе с тем, мстительную. Ее Аделаида не прощает предательства. Лишенная автором возможности изъясняться словами, она вкладывает всю силу обуревающего ее презрения в пластический диалог (хореография Натальи Цыбульской) со своим неблагодарным создателем.
В спектакле Малого театра фирменный гоголевский гротеск смягчен, чертовщинка нейтрализована. На сцене разворачивается простая человеческая история, вглядевшись в которую, каждый из сидящих в зале может увидеть и собственное отражение.
Виктория Пешкова, "Культура", 3 октября 2019 года
Дорогие друзья!
22 сентября в Малом театре вновь пошли гоголевские «Игроки». О премьере рассказывают новости «Культуры» и Вести.ру
25 ноября 2018 года в Государственном академическом Малом театре состоится 200-й спектакль «Свадьба, свадьба, свадьба!» по водевилям А.П.Чехова.
В основе постановки – знаменитые пьесы «Предложение» и «Медведь». Написанные 130 лет назад, они стали единственными произведениями Чехова, поставленными в Малом театре при его жизни: «Предложение» в 1891 году, в бенефис А.И.Южина, и «Медведь» – в 1898 г. В 2004 г. водевили вернулись в репертуар. Искромётный чеховский текст, прекрасная режиссура Виталия Иванова, художественное оформление Александра Глазунова и блестящие актёрские работы влюбляют в спектакль всё новых и новых зрителей.
От души поздравляем коллектив «Свадьбы, свадьбы, свадьбы!», особенно заслуженных артистов России Глеба Подгородинского и Зинаиду Андрееву, которые выйдут на сцену в 200-ый раз!
Спектакль получился необыкновенно свободным. Быть может, потому, что эту пьесу ставили здесь более 130 лет назад, и нынешнее прочтение не обременено традициями собственных трактовок, на него не давит авторитет академических канонов. Опытный режиссер и педагог Владимир Драгунов привлек к «Тартюфу» молодежь, но актеров не назвать новичками — многие отлично известны публике по спектаклям и сериалам. Лихая команда упивается игрой, заразительно рассказывая поучительную историю о том, как легко потерять здравый смысл, допустив к власти самозванца и попав под его влияние. Играют то, что написал автор, — умную, но бесхитростную комедию с вечными характерами, скроенными из пороков и благих намерений, с остроумным текстом и бойкими репликами. Избегают грубых социальных аллюзий и не перезагружают классику новомодными мыслями. Оказывается, отойдя от новаторства, можно приблизиться к современности.
Театральное сочинение Малого — прозрачное и ясное, как сам сюжет. Итак, почтенный вельможа, отец семейства Оргон, пригласил в дом негодяя Тартюфа, прикинувшегося святошей. Ханжа и лицемер прижился, ловко прибрал хозяина к рукам. А он, простодушный, в своем любимце души не чает, готов выдать за него дочь, выгнать несговорчивого дерзкого сына, поручить на хранение аферисту чужую кассу, завещать ему все имущество. Чудесную комедию играют быстро и динамично, посмеиваясь над забавной интригой, сочиняя звонкие характеры, получая явное наслаждение от переполоха, захватившего дом. Взволнованную суету передает и замечательная сценография Станислава Бенедиктова. На сцене выстроен богатый дворцовый зал, обращенный к зрителям длинной светлой стеной. Хлопают ставни, распахиваются двери, за ними — красочные интерьеры. Герои внутри комнаты, оказавшись в оконных проемах, словно попадают в кадр, потом выбегают с «экранов» на авансцену, поближе к зрителям, где длинный стол и несколько стульев завершают композицию. Художница по костюмам Валентина Комолова придумала добротные наряды, стилизованные под эпоху Мольера. Кафтаны с манжетами, рубашки с жабо, длинные платья с оборками и кружевами. Яркие мелодии Григория Гоберника поддерживают неунывающий театральный праздник. В этой обаятельной атмосфере первозданно звучит мольеровское слово. Так, как принято в Малом — четко, разборчиво, эмоционально, со вкусом и без всякой архаики.
Заглавный герой появляется не сразу, ближе к середине пьесы. А пока — члены семьи с чадами и домочадцами выражают (довольно бурно) свое отношение к подселению лживого пройдохи. С такой характеристикой Тартюфа, впрочем, не согласна мать Оргона — госпожа Пернель, настойчиво и гневно пресекающая всякую критику кумира, который «клеймит безнравственность и славит добродетель». Татьяна Лебедева уверенно передает ханжеский нрав и несгибаемый характер этой дамы почтенных лет. Эльмира, жена Оргона, в исполнении Ирины Леоновой — умна, красива и необыкновенно лукава. Экспрессивная служанка Дорина (отличная актерская работа Инны Ивановой) успевает все: высмеять наглого прохвоста, как истинная домоправительница, поймать и разнести новости. Веселая притворщица вертит хозяевами, самоотверженно защищает честь семьи и мирит молодых влюбленных. Без ее советов и поддержки никак не обойтись по-детски капризной и настырной наследнице Мариане (Дарья Новосельцева) и ее жениху Валеру (Александр Наумов) — инфантильному и нелепому увальню, беспомощному не только в делах сердечных. С романтическим пафосом обличает плута Тартюфа сын Оргона Дамис (Максим Хрусталев), а брат Эльмиры Клеант (Василий Зотов) увещевает шурина рассудительно и серьезно.
Режиссер поставил спектакль, в котором нет провалов и пустоты, на едином дыхании. Однако при всех запоминающихся характерах и актерской удали заставляет постичь «синдром Тартюфа» как явление общечеловеческое, вне времени и пространства, прекрасный дуэт Виктора Низового (Оргон) и Глеба Подгородинского в заглавной роли. В его гадком самозванце перемешаны настоящая страсть и надменная невозмутимость, гнев и смирение, несокрушимая сила, способная покорить окружающих, и нежная слабость, он — исчадие ада и обаятельный паинька. Многоликая природа этого мимикрирующего хамелеона подается актером иронично, с лицедейским куражом.
Сцена соблазнения Тартюфа (Эльмира назначает ему свидание, свидетелем которого должен стать ее муж) — одна из лучших. Проходимец словно чувствует подстроенную ловушку и скорое разоблачение, но долгая безнаказанность подсказывает, что отчаянная Эльмира, решившаяся на розыгрыш, и Оргон, без пяти минут рогоносец, — не смогут стать ему достойными соперниками. Он как всегда выйдет сухим из воды, применив привычное покаяние и прикинувшись обиженным. Леонова и Подгородинский показывают высокий класс актерской игры, виртуозно «управляя» своими порывами. Отвращение и влечение, боязнь и страсть. А под столом, спрятавшись за край скатерти, тугодум Оргон, не желающий верить, что обольстителем жены становится собственноручно созданный «идол». Выразительное лицо Оргона-Низового передает гамму переживаний, описанию неподвластных. Прозрение приходит поздно — он уже подписал завещание, назначив владельцем всего нажитого гнусного мошенника. Низовой играет наивного трогательного простака, добровольно ослепшего безумца, с подобострастием и на разный лад вопрошающего: «Как Тартюф?» Этой затуманенностью рассудка он и страшен.
В финале порок наказан, справедливость торжествует. Король во всем разобрался: Тартюфу грозит кара, Оргону даровано возвращение доверия и всех материальных благ, а с чувством вины он справится самостоятельно. Хвалу благородной власти возносит туповатый судебный пристав господин Лояль (Станислав Сошников), и зал взрывается смехом. Вера в победу добра оказалась нужна современной публике. Как и ясный спектакль, зрелищный и красивый, умеющий просто говорить о сложном. Выходишь в отличном настроении. Разве этого мало?
Елена ФЕДОРЕНКО, «Культура», 27 июня 2018 года
Пьеса Мольера, сыгранная в Малом театре, не утратила актуальности по сей день
В Малом театре состоялась премьера комедии Мольера «Тартюф». Последний раз «Тартюфа» в Малом ставили в 1884 году с Александром Ленским и Гликерией Федотовой в главных ролях. Станиславский назвал тогда Ленского лучшим из виденных им когда-либо Тартюфов. На этот раз режиссер-постановщик Владимир Драгунов решил взяться за Мольера с молодым составом труппы.
В старейшем театре столицы, где всё меряется десятилетиями и сопоставляется с историческими лекалами, поставить спектакль на новое поколение актеров — большая смелость. В афише значатся Виктор Низовой (Оргон), Татьяна Лебедева (госпожа Пернель), Ирина Леонова (Эльмира), Василий Зотов (Клеант), Инна Иванова (Дорина). В роли Тартюфа — любимец зрителей Глеб Подгородинский. Новое поколение кумиров Малого театра уже имеет свою армию поклонников. О билетах на премьерные спектакли надо позаботиться заранее.
Зрители, пришедшие в филиал на Большой Ордынке, были уверены, что увидят бережное обращение с классикой — и не ошиблись. Действие спектакля происходит в Париже, в доме вельможи Оргона. На службе в храме он приветил набожного Тартюфа. Пригласил святошу в дом и жестоко поплатился за свою доверчивость…
Глеб Подгородинский с первого же появления на сцене старается вызвать у зрителей если не сострадание, то хотя бы сочувствие к своему персонажу. В рваной хламиде, с бичом в руке, демонстрирует истерзанное тело. И если бы не слуга, носящий за ним цивильную одежду, можно было бы поверить в самоистязание Тартюфа.
Открыть глаза семейству решается служанка Оргона Дорина. Только она может резко и прямо говорить с хозяином. Инна Иванова играет служанку не столько бойкой, сколько экспрессивной. В ней много желания вывести мошенника на чистую воду, ее не пугает гнев Оргона. Эта девушка идет по жизни с девизом «не могу молчать».
Справиться с лжецом своими методами предлагает Эльмира. Ирина Леонова хотя и играет соблазнительницу поневоле, провоцируя Тартюфа на откровенные признания, делает это деликатно, в традициях Малого театра. Виктор Низовой — актер с большой палитрой эмоций. Слепец Оргон, попавший в секту Тартюфа, растворился в ней и поглупел. Дочь Мариану (Дарья Новосельцева) выдает за афериста, сына Дамиса (Максим Хрусталев) выгоняет из дома.
Народный художник России Станислав Бенедиктов воссоздал на сцене роскошные интерьеры. Стены дома Оргона украшают гобелены с изображением сцен из жизни французских вельмож. Окна и двери всё время нараспашку, а за портьерами скрываются любопытные слуги. Длинный стол, за которым некогда собиралась дружная семья, становится сценой для блистательного лжеца.
Художница по костюмам Валентина Комолова придумала множество интересных нарядов — от малиновых бархатных ливрей слуг до изящных нарядов героинь. Настроение, подходящее эпохе, создается музыкой Григория Гоберника. Оценить постановку пьесы, не утратившей актуальности за 350 лет, можно в филиале Малого театра на Большой Ордынке.
Зоя Игумнова, "Известия", 30 мая 2018 года
В филиале Малого театра на Большой Ордынке состоялась премьера комедии Мольера «Тартюф» в постановке Владимира Драгунова. Сценография Станислава Бенедиктова. Композитор – Григорий Гоберник.
И ведь не даром в обширном наследии господина де Мольера «Тартюф» занимает чуть ли не главенствующее место. Не знаю, как там в «европах», а на российских подмостках эта пьеса одна из самых популярных. Уж больно узнаваемый образ этот самый «святоша» по имени Тартюф. В какие одежды не ряди – наглую сущность изощренного пройдохи не укроешь. В Малом театре не стали искать легких путей, представляя Тартюфа в современном обличье. Сценография и костюмы приближены к временам Людовика ХIV: роскошная архитектура и гобелены вовсе не мешают воспринимать происходящее как событие сегодняшнего дня. Антиклерикальная направленность комедии Мольера нынче очень даже ко двору. Хотя, казалось бы, где Франция далекого века и где мы…
Давно в театре не приходилось видеть и слышать такого живого восприятия публикой старинной пьесы. Впрочем, в этом театре какой-то особый зритель, всегда готовый быть соучастником происходящего на сцене. Особенно, если артисты играют Островского, Мольера, Гоголя, Грибоедова. Их гениальные пьесы настолько хороши, что не требуют изощренных режиссерских решений, лишь бы артисты соответствовали. В «Тартюфе» соответствуют, поэтому яркий динамичный спектакль без занудства смотрится на одном дыхании.
Заглавного героя играет Глеб Подгородинский, кажется, самой природой созданный для этой роли. Первое появление на сцене, и вся его подлая сущность налицо. Притворяясь святошей, он творит самые паскудные дела: обманывает, предает, ворует, не скрывает похотливого бесстыдства. Только вот то ли такой уж наивный, то ли просто дурак, господин Оргон (Виктор Низовой) и его мамаша госпожа Пернель (Татьяна Лебедева) упорствуют, обожая этого самовлюбленного и наглого прохвоста. Наглядная картина нравов! Вот Дорина, хоть всего-навсего горничная, а быстро разобралась что к чему. Инна Иванова прекрасно играет эту роль, создавая образ умной и преданной прислуги. Тоже, знаете ли, не всегда так случается и сегодня…
Хозяйка дома Эльмира Ирины Леоновой сумела не подпасть под влияние Тартюфа, отважно «бросаясь на амбразуру» ради спокойствия и благополучия семьи. Тут что ни образ, то история на все времена. Очень интересно.
Ирина ШВЕДОВА, "Московская правда", 12 мая 2018 года
В Доме Островского – Малом академическом театре – Жан Батист Мольер не просто желанный гость, он уже давно здесь свой. Его комедии, наполненные радостью бытия, мощным драйвом и верой в победу добра, не раз совершали чудесные превращения с артистами, делали их счастливыми, а творчество светлым и позитивным.
Вот и на премьере "Тартюфа" в филиале Малого театра на Ордынке переполненный зал заражался силой чувств действующих лиц, искрометным юмором и смелыми находками. Ни модного гламура, ни дешевой пошлости в спектакле В.Н. Драгунова не было. А было легкое дыхание артистов, остроумное лицедейство, мощная энергетика и виртуозная пластика. В очередной раз мне пришлось убедиться в том, что русский театр Дель–Арте, взятый от французов и итальянцев держится на скрепах ансамблевости, и если это есть в спектакле, то все пазлы сходятся, так как истинное партнерство ничем не заменишь, ни инсталляциями, ни перформансами. Более того, сценография С.Б. Бенедиктова помогала исполнителям в бесконечном кружении по анфиладам комнат, где из окон можно выпрыгивать и впрыгивать обратно, двери-вертушки захлопываются перед носом самых любопытных, а у стен есть уши, и все тайное становится явным. Но это ничуть не смущает заговорщиков, готовых придумывать что-то экстравагантное и "пудрить мозги" недругам. А если конкретно - изворотливому словно уж Тартюфу, играющему на святости и покаянии.
Известную комедию Мольера "Тартюф" невозможно реализовать без актера, способного прожить роль искусного приспособленца и сладострастного соблазнителя, изображающего из себя праведника и бескорыстного служителя церкви, неукоснительно следующего заветам святого писания. Вместе с тем исполнителю этого образа Г.В. Подгородинскому пришлось искать что-то свое, то рациональное зерно, которое поможет прорасти скрытому злу и презрению к "мелкотравчатым" людишкам, не способным мыслить масштабно. Для такой сверхзадачи все средства хороши, любая маска может пригодиться, главное убедительно играть. И Тартюф Подгородинского лицедействует откровенно, нагло, появляясь на публике со следами шрамов на обнаженной спине, оставленных после самоистязаний ради умерщвления плоти. Оказывается духовность можно приобрести и физическими средствами, недаром за "праведником" по пятам следует личный секретарь, записывая все его изречения для потомков. Тем не менее Тартюфа влечет красота Эльмиры, жены хозяина дома в исполнении И.Ю. Леоновой. По собственному опыту он знает, - женщины любят ушами, поэтому, оставшись с ней наедине, окутывает ее сладостным елеем, убеждая в том, что, как мужчина не может устоять перед прекрасной нимфой. Кажется, еще чуть-чуть и Эльмира покориться гипнотическому сеансу сердцееда… Но ее гордость уязвлена, и она хочет отыграться, придумывая смелый эксперимент, связанный с разоблачением святоши в присутствии мужа.
Пока же, вернувшийся после двухдневного отъезда Оргон не может успокоиться по поводу оставленного им Тартюфа и устраивает допрос горничной Дорине в креативном исполнении И.В. Ивановой - не обижали ли тут без него посланного ему Богом брата… Но бойкая, острая на язычок служанка не думает оправдываться и сражу же переходит в наступление, обвиняя хозяина в чрезмерной заботе о здоровье приблудного Тартюфа, который ведет себя будто мессия, посланный всевышним укреплять дух домочадцев и не перечить ему.
Надо отметить, что и в этой комедии, как и во всех других Мольер отдает должное слугам, в частности проворной и сообразительной Дорине, возглавляющей коалицию против лживого пророка и призывающей дочь Оргона Мариану (актриса Д.С. Новосельцева) и ее возлюбленного Валера (актер А. М. Наумов) не сдаваться, "держать хвост пистолетом", несмотря на новую кандидатуру жениха в лице Тартюфа.
Главная интрига заключается в том, что практичный Тартюф покорил дубоватого Оргона, открывшего ему глаза на мир, представленный из навозной кучи. Даже когда хозяину рассказывают, будто новоиспеченный оракул пытался соблазнить его жену, - в пустой голове Оргона это не укладывается. Ведь разоблаченный Тартюф все вину берет на себя, горько кается в недостойном поведении, "посыпает голову пеплом", готовый понести заслуженное наказание и навсегда исчезнуть из гостеприимного дома. Бесхитростный и прямолинейный Оргон настолько поражен такой неслыханной откровенностью и самобичеванием, что в его голове все путается и его начинает трясти, как в лихорадке. Не помня себя, он хватает за ноги поверженного грешника, валит его на пол, и они, крепко сцепившись, катаются по паркету гостиной не в силах разъединиться. Эта фарсовая сцена, решенная режиссером в ключе буффонады, вызывает в зале бурю восторга и гром аплодисментов.
И опять в который раз хитроумный Тартюф "выходит сухим из воды", поскольку расставленные им сети способны затянуть кого угодно, и жертва не посмеет пикнуть. Вместе с тем самонадеянный Тартюф не учел практичной смекалки жены Оргона, уговорившей мужа стать живым свидетелем подстроенного ею свидания с Тартюфом. Можете вообразить, что с ним творится, когда он, сидя под столом, слышит, страстные речи святоши, собирающегося наставить ему рога. Тут инстинкт собственника срабатывает на все сто процентов, и обманщик посрамлен, прощения ему не будет. Но как спасти имение, доставшееся Тартюфу по завещанию прежде влюбленного в него Оргона? Финал пьесы настолько сказочный, что в него невозможно поверить: благородный король спасает от разорения семейство Оргона и отправляет мошенника в тюрьму. Наверное, только в комедиях так бывает, когда справедливость торжествует над злом, но в это очень хочется верить.
Любовь Лебедина, "Деловая Трибуна", 11 мая 2018 года
В Малом театре столицы идут премьерные спектакли по трагедии Шекспира «Король Лир» (в переводе О. Сороки). Режиссёр-постановщик – Антон Яковлев, в главной роли – народный артист России Борис Невзоров. Действие длится три часа, однако зритель живо сопереживает такой давней и такой понятной истории про грешных отцов и их неблагодарных детей.
Добротное предприятие – «Лир» в Малом театре: на сцене тяжёлое резное дерево, холст, даже ветродуй с громобоем для сцены бури (сценография М. Рыбасовой); действующие лица одеты в кожано-вязаные костюмы, и, хотя три дочери Лира в первом действии носят красные платья на фижмах, под ними – лосины и высокие кожаные сапоги (художник по костюмам О. Ярмольник). Время сильных, грубых, страстных людей – свита Лира в чёрных шлемах гудит горловым пением и прыгает с неистовством берсерков. Правда, это не то чтобы совсем всерьёз, это отчасти игра в шекспировский театр, как его принято представлять. У самого бедняги автора денег в его труппе на декорации и костюмы не было никаких, ну а Москва государственная, слава богу, содержит свои театры в достатке, несмотря на шипение тёмных козлов о том, что-де «развелось всякой культуры дармоедской». По рогам этих козлов! У могучей и богатой страны должен быть могучий, разнообразный и богатый театр. Король Лир в Малом – не какой-нибудь дохлый старичок, а живописно корпулентный красавец самодур, похожий на полковника в отставке. Привычка повелевать всегда с ним, как благородные седые усы. С какой стати этот солидный властитель решил порушить собственное царство?
Первую сцену король проводит в молчании. Нацепил на себя шутовской двурогий колпак, уселся на авансцене и доверил допрашивать дочерей об их к нему любви – своему шуту (обаятельнейший Г. Подгородинский). Король одурел от власти. Ему откровенно скучно. Он так шутит. Он уверен, что всё и всегда будет идти так, как он решит. И тут на пути самодура встаёт его же дитя – строптивая и дерзкая Корделия (О. Плешкова). Никакой привычной кротости – она бунтарка, по силе характера равная своему отцу. Тут уже Лир отверзает уста. Дочь изгнана и проклята – начинается трагедия.
Режиссёр Антон Яковлев постарался максимально очеловечить шекспировских героев. Граф Глостер (С. Вещев) у него – милый старичок-интеллигент в очках, его побочный сын Эдмунд (М. Мартьянов) – не махровый злодей, а хитрый парень, пользующийся обстоятельствами, да и неблагодарные злодейки – Гонерилья (И. Иванова) и Регана (И. Леонова) – не выказывают никакой патологии, бабы как бабы. Однако лишь только давление единовластия ослабло, как из людей полезло тёмное вещество. Регана и её муж Корнуол (В. Зотов) мигом оборотились парой отморозков, просто как в американских боевиках – «прирождённые убийцы». А пока слушались властного отца, всё было тихо и гладко…
Интересную трактовку получила сцена бури. Лир не попадает в неё – потрясённый горем, он эту бурю сам и вызывает! Природа отвечает взаимностью на вопли оскорблённого отца. Правда всё-таки на его стороне. Пусть Лир самодур, пусть он небольшого ума, и затея с разделом царства была явно неудачным проектом. И своих неблагодарных дочек он же сам и воспитал. Но это грехи простительные, и он за них расплатился сполна. Перерос своё королевское величие и стал несчастным человеком. Способным увидеть другого человека, выслушать его, способным понять космическую несправедливость мира и принять её смиренно. Остатки былого величия ещё нет-нет да и проступят в нём, Невзоров с его громоподобным голосом и богатырским разворотом плеч не может вполне отрешиться от красивой старинной театральности повадки. Но случаются у его Лира и мгновения простоты, слабости, грусти, прозрения: «прости меня, я стар и глуп…» Вот на такое совершенно не способна жадная молодёжь. Целая свора молодёжи. Тут не только Регана, Корнуол и Эдмунд, тут и мерзавец-придворный Освальд (А. Дубровский). Вот вроде ничего особо злодейского не делает, шныряет туда-сюда, но на лице написано: сволочь. И прав честный Кент (убедительный В. Низовой) в ненависти к нему. Ситуативно не прав (вдруг набросился), а по существу прав. Мне всегда нравилось, как Кент отвечает на вопрос Корнуола – тебе, мол, лицо Освальда не понравилось, так, может, тебе и моё или моей жены лицо тоже не нравится?
– Сэр, ремесло моё –
быть откровенным.
Мне попадались лица лучше тех,
Которые я вижу пред собою… – отвечает Кент. Но это в переводе Пастернака. В переводе Сороки многих блистательных афоризмов нет, это обычно привлекает режиссёров, желающих снять с текста шекспировских пьес хрестоматийный глянец. Но, знаете, я думаю, сейчас зритель в массе своей знает так мало, что ему и глянец хрестоматийный не повредил бы.
Во втором действии, мне показалось, ритмы подвяли, действие сильно затормозилось, но тут и в пьесе проблемы – линия графа Глостера с его сыновьями, как правило, никогда в театре не удаётся вполне. Есть в ней элемент занудства. Даже в фильме Козинцева, где он подобрал для этой линии сплошь прибалтийских красавцев, она слабая. А сокращать никак нельзя – там всё хитро увязано у Шекспира.
Вот в Петербурге, к примеру, вообще вышиблено напрочь консервативно-академическое крыло театра. Сплошь Могучие Жолдаки. Ни в Александринском театре, ни в БДТ нет и следа традиции. Так что хорошего? Что ниспровергают наши новаторы? Всё ниспровергнуто. С чем спорить-то?
Антон Яковлев прекрасно умеет выдумывать режиссёрские фокусы. Например, сцена сражения Эдгара (Д. Марин) и Эдмунда решена как некий дикий древний бой, вслепую, с кинжалами и перетягиванием ремня. Возле Корнуола топчутся две кудлатые лярвы на поводках – не то слуги, не то собаки. И так далее. Но всего этого в меру и от шекспировского действия не отвлекает.
Просто какой-то третий путь намечается!
Татьяна Москвина, «Аргументы Недели », № 36(578) от 14.09.2017
Государственный Академический Малый театр привез на майские гастроли в Читу три спектакля по пьесам Александра Островского, основоположника национального театр. С одной стороны, это актуальные темы, с другой – это классические тексты. О соединении традиционного и современного, важности амплуа и театральных поисках, Малом театре и гастролях мы поговорили с заслуженным артистом России, лауреатом Государственной премии Глебом Подгородинским.
- Устоявшееся и новое в театре входят в конфликт?
- Это вопрос злободневный и постоянно возникающий. Найти современное звучание в пьесе бывает не сложно. Взять спектакли, которые мы показали в Чите и в которых я занят - «Сердце не камень» и «Не все коту масленица» - в их основе пьесы, написанные очень давно. Люди, конечно, меняются – они 20-30 лет назад были другие, а уж в позапрошлом веке другие были и темпоритмы, и разговоры, и взаимоотношения. Естественно, мы не можем играть так, как играли артисты раньше – в такой романтической, немножко пафосной манере, хотя тот же Щепкин играл в реалистическом ключе. Мы играем сейчас так, как это бы происходило с нами. Но к костюмам и декорациям мы относимся очень трепетно, стараемся, чтобы атмосфера того времени сохранялась на сцене. Если говорить о хороших традициях Малого театра – это артист, личность, мысль, правильная русская речь, поиск духа. И здорово, что мы это еще сохраняем – преемственность поколений, уважение к тому, что было, дух театра. Здание – тоже традиция. На эту сцену выходил Щепкин, Мочалов, эта намоленность места дает нам силы, не позволяет расслабиться, распустить себя.
- И при этом хорошо, когда традиция остается живой, не заштампованной.
- Мне кажется, что это у нас есть. Разные пьесы, очень много спектаклей – живые, на них откликаются зрители в зале. Смеются, плачут, аплодируют – это не просто дань уважения театру, люди воспринимают, сопереживают нашим героям, а это самое главное.
- Все пьесы Александра Островского были поставлены в Малом театре, он потому и приобрел название «Дома Островского» еще при жизни драматурга. С современными драматургами такого не происходит, многие театры предпочитают классику.
- Момент безвременья. Сейчас все говорят, что и кино не снимают, как прежде, и музыку не пишут. Бывает, но очень редко, не в системе. И артисты, и режиссеры не зря все время сравниваются с теми, которые ставили и играли раньше. Актеров такого масштаба, как Смоктуновский, Евстигнеев, Соломин, Табаков, Ширвиндт, сейчас единицы. Артисты того поколения – это уровень. И это вообще тенденция в мире, мне кажется, не только в творческой сфере. Все же циклично, просто такой период. А классика проверена временем – это пьесы, в которых поднимаются темы, важные во все века – любовь, предательство, ревность. Потому многие прекрасные пьесы Чехова, Островского, Шекспира постоянно ставят – они волнуют театр, режиссеров, актеров, зрителей. Найти такую же современную пьесу - это поймать птицу счастья за хвост. Классика оказывается сильнее, мощнее, актуальнее, чем современные тексты. Они есть, конечно, - я сам играл в Центре драматургии и режиссуры (ЦДР) А.Казанцева и М.Рощина, выпустил там три спектакля, и это был неплохой опыт. Режиссер всегда хочет взять хорошую пьесу, актуальную, волнующую тех зрителей, которые сегодня приходят в театры. Сегодня все равно возвращаются к истокам, берут классику – вот почему в Москве по семь «Чаек», несколько «Вишневых садов», «Борисов Годуновых». Это вызывает отклик в зале.
- Для вас яркое, явное проявление зрительских эмоций привлекательнее или, напротив, предпочитаете сосредоточенность в зрительном зале?
- Хочется, чтобы зритель понимал, что мы задумали, и воспринимал этот смысл. А гэги не всегда бывают хороши – это зависит от спектакля. Например, «Не все коту масленица» - веселый спектакль, шутка, написан Островским легко – конечно, хорошо, когда зритель смеется и реагирует. И здорово, когда Чехова, к примеру, посмотрят в тишине и потом разразятся аплодисментами. Я не люблю смех ради смеха - противлюсь этому, стараюсь избежать. Важно, как зритель воспринимает – правильно или нет. Но если яркая эмоция возникает в процессе спектакля, и это работает на общий результат, настроение и атмосферу – это здорово.
- Как зритель часто ходите в театр? Что ищете в нем?
- Да, чаще всего смотрю по рекомендации друзей и знакомых. Я ищу таланты – талантливые постановки, талантливых актеров, мне хочется удивляться. Говорят, когда смотришь другой спектакль и хочется оказаться в этом спектакле – значит, он хороший. И когда зависть к артисту возникает – хорошая, светлая. За этим я хожу. Вместе с тем идет процесс обучения, ловлю тенденции, которые в театре происходят.
- Как относитесь к амплуа в современном театре?
- Все равно амплуа сейчас есть, в кино даже в больше степени. Если артист проявил себя хорошо в одной роли, допустим, героя-любовника, его продолжают использовать в этом амплуа. Это надо быть выдающимся артистом, чтобы играть разные роли. В театре возможностей больше. Как раньше говорили - если на труппу расходятся «Горе от ума» и «Ревизор», значит, театр существует. У нас в Малом есть какая-то определенность у артиста, вряд ли я здесь сыграю, например, Скалозуба. Но сказать, что невозможно попробовать что-то другое, наверное, нельзя. Мне повезло, потому что у меня очень разноплановый репертуар – много характерных и героических ролей, комедийных. Это счастье для артиста – не уйти в рамки и пробовать разное.
- Мне кажется, вам очень подходит амплуа неврастеника.
- Есть такие роли, и я играл, особенно поначалу. Хотя, когда меня взяли в Малый театр, педагоги говорили, что мне там будет нечего играть. А в результате у меня много ролей.
- Никогда не хотели поменять театр?
- Нет, никогда. Когда был студентом, я не рвался в Малый, даже не думал о нем. А потом начал работать и стал сравнивать с другими театрами, сам поработал в других театрах – на Малой Бронной выпускал премьеру, в ЦДР А.Казанцева и М.Рощина, в антрепризах участвовал. Понял, что это большая удача - оказаться в Малом театре.
- А режиссером не пробовали работать? Или и не хотелось?
- Мне кажется, это нормальный процесс – каждый мыслящий артист рано или поздно захочет попробовать себя в режиссуре. Но это профессия, я убежден, что этому надо учиться. И только единицы артистов становятся хорошими режиссерами. Просто развести по мизансценам - это многие делают, но если говорить о решении спектакля, тут должно быть большее. Я со следующего учебного года начну преподавать – сейчас идет набор на курс Владимира Бейлиса и Виталия Иванова в ВТУ им. М.С.Щепкина. Может, попробую со студентами какие-то отрывки поставить.
- Чему, прежде всего, студентов нужно научить, что до них донести?
- Мне кажется, не стоит говорить, что что-то одно – главное. Нужно много чего – чтобы они были личностями, художниками, чтобы у них была воля к работе, вера и любовь к профессии, которой они занимаются. Чтобы они любили себя будоражить, работать – нельзя научить, они должны сами научиться, их можно только направить своим личным опытом. Но так как я пока только начинаю, я буду больше присматриваться к старшим педагогам.
- Каковы впечатления от гастролей в Чите?
- Я впервые в Чите, но моя мама – режиссер Светлана Чаплыгина – в 90-х годах поставила два спектакля в читинском драматическом театре («Ариана, у тебя прелестная квартирка» К.Монье и «Недотёпа» В.Вебер – прим. авт.). Мне было интересно сюда приехать. По городу прошли, очень интересно экскурсовод рассказала про декабристов – так живо представилось всё: их путь, как они здесь жили, когда ничего не было и зимы холодные, как они повлияли на культуру и развитие города, как жёны к ним приехали.
- Что обычно привозите с собой из гастрольных поездок?
- Фотографии, конечно - у каждого города есть свои особенности. Из Читы маме колечко с чароитом везу, как память о городе. И самое главное – впечатления. Когда потом начинаешь говорить о каком-то городе, всегда возникает ощущение, атмосфера, зритель. Это важно и полезно для артиста – впечатления, эмоции. Очень помогает в работе.
Автор:Ксения Раздобреева
Источник: "Культура Забайкалья" №5 (31 мая 2017 г.)
На отреставрированной исторической сцене Малого театра состоялась первая премьера — трагедия Уильяма Шекспира «Король Лир». Постановка Антона Яковлева трагична, поучительна и, главное, выдержана в академических традициях прославленного коллектива.
В Малом уже ставили эту великую пьесу. Почти 40 лет назад постановку осуществил Леонид Хейфец. До сей поры у многих в памяти фильм Григория Козинцева с Юри Ярветом в главной роли — хрупкий старик с вздорным характером. Яковлев пригласил на главную роль народного артиста России Бориса Невзорова. Его Лир — мощный, брутальный, самодовольный интриган. От образа главного героя и отталкивается вся история.
Художник-постановщик Мария Рыбасова оформила спектакль в классическом стиле. Мрачные декорации, больше похожие на атрибуты недавней войны. Помост, который может быть и сценой, и эшафотом. А еще — плаха, кандалы и колодки. И трон короля, повернутый к залу обратной стороной. Верный служака Шут разворачивает Лира лицом к народу. И становится понятно, кому позволено вертеть королем.
Про Шута в шекспировской трагедии написано много исследований, едва ли не больше, чем о Лире. Некоторые считает его чуть ли не главным героем произведения. Есть мнения, что он сын Лира или его alter ego, как представляет зрителю своего героя актер Глеб Подгородинский.
Лир доверяет своему Шуту настолько, что с легкостью уступает ему трон, водружает на его голову корону. Сам же взамен получает шутовской колпак и падает ниц перед новым королем. Шут знает своего хозяина как облупленного. Но, возможно, и не догадывается, что эта сцена — лишь начало страшного спектакля, который замыслил правитель. Корону и трон Лир отдает ненадолго.
Тревожные мелодии, исполняемые на волынке и барабанах, с первых же минут нагнетают обстановку. Под аутентичную музыку на сцене появляется свита короля и три его дочери. В красных одеждах, будто предчувствуя, что в недалеком будущем их ждет море крови.
Костюмы Оксаны Ярмольник подробны и детальны, выполнены из кожи, сукна, льна. Никакого золота. Преобладают черный, коричневый, кирпично-красный и серый. Короля художница одела в свитер и вязаную мантию. Бальные платья дочерей с легкостью трансформируются в костюм для состязаний. А драться есть за что.
Отец на старости лет то ли сошел с ума, то ли устал и делит вотчину. Чтобы понять, кому сколько отдать, решил узнать, как сильно любят дочери отца. Старшая Гонерилья (Инна Иванова) и средняя Регана (Ирина Леонова) виртуозно льстят, льют елей. Младшая Корделия (Ольга Плешкова) отказываться заискивать и льстить. Королевство достается красноречивым. «Вот вам корона, делите», — небрежно кидает венец не дочерям, а себе на ногу Лир. Он до сих пор думает, что затеял игру, которую в любой момент в силах остановить.
Шекспир расправился со всеми, кто хоть сколько-нибудь был близок к Лиру. Нет ни верных слуг, ни друзей, ни дочерей. Наблюдая за происходящим, низвергнутый изрекает: «О том мы плачем, что пришли на сцену всемирного театра дураков...». Из некогда шумного и самодовольного правителя король Бориса Невзорова превращается в больного, немощного, тихого старика, который на пороге смерти со слезами на глазах утверждает: «Я король. Не забывайте, господа»...
Зоя Игумнова, "Известия", 20 апреля 2017 года
Когда плохое - чего б не написать? А когда хорошее - вроде как скучно. Сенсация - обязательно про гадость. А про радость - что? Только ленивый не поиронизировал по поводу ремонта Большого театра, где, вроде, и то - не так, и се - не эдак.
Капитальный ремонт Малого театра - это радость, про которую почему-то не говорят. Я ходил по театру, и у меня было ощущение, будто я вернулся в свое детство и юность - ах! - когда был фанатом Малого, где на сцене блистали Ильинский, Царев, Константинов, Любезнов, Гоголева, Подгорный, Кенигсон, Корниенко, всех не перечислить, конечно... В фойе и зале все такое же, как тогда - мощное, красивое, имперское и... новое.
Малый театр не устраивал из своего открытия шоу. Как и положено театру-работяге, он открылся спектаклем. Юрий Мефодьевич Соломин решил, что открывать историческую сцену должен "Король Лир" Шекспира с Борисом Невзоровым в заглавной роли. Ставить спектакль он пригласил Антона Яковлева. И не ошибся.
Что происходит с миром, когда в нем страсть есть, а нежности нет. Что такое страсть без нежности? Во что она превращает человека?
В любом хорошем спектакле - а "Король Лир", безусловно, спектакль хороший - должна быть тайна. Для меня тайна "Короля Лира" в том, что, с одной стороны, это абсолютно спектакль Малого театра - яркий, классический, подробный, внятный. А с другой - совершенно современная история.
Над постановкой работали два, не побоюсь этого слова, выдающихся художника: сценограф Мария Рыбасова и художник по костюмам Оксана Ярмольник. Они создали мир средневековый, но не архаичный. Во-первых, это красиво. Насколько это исторически достоверно - не так уж и важно. В конце концов не в музей же пришли. Мир Рыбасовой мрачный, величественный и очень подвижный. И в этом мире существуют, страдают, негодуют удивительно красиво одетые люди.
Если коротко говорить, о чем поставил спектакль Яковлев, то он рассказал о том, что бывает в мире, когда в нем нет любви. В этом спектакле никто никого не любит. Даже Корделия относится к своему отцу с жалостью, но без нежности. На самом деле это, быть может, один из самых главных вопросов сегодня: что происходит с миром, когда в нем страсть есть, а нежности нет. Что такое страсть без нежности? Во что она превращает человека?
В начале спектакле шут и король совершают странный обмен: король надевает шутовской колпак, а шут - корону. Завязка истории, когда король делит свое государство между дочерьми, отдана шуту. Это как бы такая игра, за которой наблюдает король в шутовском колпаке. Все словно не всерьез, не по-настоящему. Не так ли и мы подчас совершаем какие-то нелепые поступки, не думая о последствиях, а оканчивается все печально?
Глеб Подгородинский (Шут) и Борис Невзоров (Лир) играют двух уставших людей, которые пытаются как-то проживать жизнь. Слово "как-то" - ключевое. Яковлев поставил трагедию уставших людей, тем самым приблизив Шекспира к нам - уставшим жителям XXI века.
Обе актерские работы очень мощные и абсолютно своеобразные. Шут Подгородинского не ерник, как мы привыкли, а мудрец. Он почему-то знает все про эту жизнь и понимает последствия всего, что произойдет. Шут и король - это ведь искусство и власть. В спектакле Малого театра они прекрасно сосуществуют, нуждаются даже друг в друге. Одна беда: король относится к шуту несерьезно - шут, что с него взять? Ну, разве не современная тема?
Мы привыкли, что Лир - не просто трагический персонаж, но эталон трагического персонажа. Играешь Лира - играй трагедию. Борис Невзоров тоже это делает. Один раз. В прекрасно поставленной, мощной, красивой сцене бури. Невзоров словно говорит зрителю: хотите шекспировский трагический накал? Пожалуйста. Могу.
Однако все остальное время на сцене существует никакой не трагический образ несчастного отца, а живой, печальный, уставший человек. Когда Корделия не хочет говорить ему хорошие слова - это игра, подлинная трагедия и ужас начинаются, когда Лир понимает, что дочери его не любят. Когда постепенно, не сразу он начинает осознавать свое абсолютное - абсолютное! - одиночество. И умирает этот красивый человек не от болезни, не от старости, а от бессмысленности жизни. Зачем жить, если жить некуда?
Как и во всех трагедиях Шекспира, в "Лире" много смертей. Яковлев делает их не привычно красиво-трагическими, а обыденными. Сел человек, накрыли его дерюгой - умер. Уютно устроился Лир около своего трона, закрыл глаза - нет человека.
"Король Лир" - трагедия рока, как, впрочем, и все трагедии Шекспира. Но в Малом театре этот рок, эти невыносимые для жизни обстоятельства создают сами люди. Не на кого пенять, если выбросил из жизни любовь и нежность. Не на кого пенять, если в людях перестал видеть людей. Такой мир обречен.
Не на кого пенять, если выбросил из жизни любовь и нежность. Не на кого пенять, если в людях перестал видеть людей
Играть трагедию, не играя ее, - задача сложная. На мой взгляд, с ней справляются не все, иногда впадая в излишнюю трагичность, иногда - в лишний бытовизм. Но в любом случае работа с такой литературой в такой режиссуре - это очень серьезная школа для артистов. Выбор Юрием Соломиным и пьесы, и постановщика абсолютно оправдался.
Открытие исторической сцены Малого - само по себе событие. Событием, без сомнения, стал и первый спектакль новой старой сцены. И это уже наше дело: замечать его или высокомерно проходить мимо, как, увы, нередко делает наша театральная общественность. Малый театр живет вне моды, общественность наша театральная на моду молится. Такое вот противоречие получается.
Зрители на премьеру просили лишний билетик. Критика молчит. Театр живет.
Андрей Максимов, «Российская газета» №7229
Малый театр выпустил первую премьеру после реконструкции
Малый театр после реконструкции открылся для зрителей еще до нового года. Однако первую премьеру на Исторической сцене сыграли только с наступлением весны. По решению Юрия Соломина ею стал «Король Лир» Шекспира с Борисом Невзоровым в главной роли.
Последний раз трагедия Шекспира звучала на главной драматической сцене страны в постановке Леонида Хейфеца в конце 70-х. Теперь за нее взялся режиссер Антон Яковлев. Фамилия и знание театральной культуры, ощутимые в спектакле, не случайность, а знак семьи знаменитого актера Юрия Яковлева. На другой стороне Театральной площади в постановке этого режиссера идет добротный спектакль в Молодежном театре по современной пьесе. А в Малом несколько лет назад Антон Яковлев ставил Жана Кокто. Так что можно было ожидать, что «Король Лир» будет не таким уж академичным.
И правда, начало дано оригинально. На сцене, «обшитой» рваными, выжженными лохмотьями, по обе стороны от королевского трона расположились запыленные помосты. Пронзительно звучит волынка. С одной стороны – театральная повозка, с другой – передвижная камера пыток (художник Мария Рыбасова). В этой оппозиции и выстроена главная линия трагедии: право на лицедейство и душевное самоистязание достанется каждому. На площадную сцену взберутся по очереди дочери Лира – разодетые по случаю торжественного собрания в кроваво-красные платья елизаветинской эпохи со стальным корсажем. Их ведьминские парики дополняют вызывающий образ. Весь этот маскарад снимут сразу после разыгравшегося скандала, как котурны, с высоты которых лицемерно играли перед старым отцом.
Регана Ирины Леоновой и Гонерилья Инны Ивановой куда многоопытнее и искушеннее Корделии (Ольга Плешкова). То же будет справедливо сказать и об актрисах: Корделия на фоне маститых партнерш в спектакле просто теряется. Эта троица повязана привычкой добиваться желанных целей своей соблазняющей природой. Регана составит эротический дуэт с Корнуоллом (Василий Зотов) – его окровавленную голову после убийства в финале она будет носить под оголенным плечиком; понятнее станут притязания Гонерильи на сладострастного изменника Эдмунда (Михаил Мартьянов). Его первое появление на сцене – показательный акт садомазохизма: он нещадно избивает себя плетьми. И даже Корделия, прося супруга дать свидеться с отцом, уже познавшим плоды дочерней нелюбви, откидывается на супружеское ложе со словами: «Готова все отдать», что, видимо, символизирует родство ее естества со старшими сестрами – дьяволицами. Так, аллегорически, обнародованы их моральные пороки. Расплаты не удается избежать даже прожженным интриганам – атмосфера запутанных политических интриг выходит в «Короле Лире» Малого на первый план.
Еще одно вольное решение режиссера: сделать единым «телом» шекспировского карнавала короля и шута – «горького дурака» и «горького шута». Лир надевает настоящий и носит незримый миру шутовской колпак. Шут – зеркало короля, его совесть, ангел-хранитель, наоборот, терпит фиаско из-за непростительной человеческой недальновидности. Шут Глеба Подгородинского с горящими глазами, пышущий энергией, дерзновением – украшение спектакля, его отдушина. Расшевеливает он всех и на сцене, и в зале: робкие смешки зрителей вызваны его остротами. Он неустанно следует за Лиром с мандолиной под мышкой, поет, пляшет, лезет в глаза, наступает на пятки, вызывая усталость даже на лице симпатизирующего короля. Неуемные советы, бестактные комментарии, издевательство над поступками «дяденьки» – особый эпатаж им придает изобретательный язык перевода. Спектакль играют по шекспировскому тексту в хлестком, непривычно прозаическом переложении Осии Сороки. Оттого слово – незамыленное, грубое, дерзкое – составляет воздух постановки. И уже само по себе является смелым шагом. «О том мы плачем, что пришли на сцену Всемирного театра дураков» – эти слова Лира рождаются будто впервые.
Но ярко вступив, к середине трехчасового действия спектакль начинает буксовать. Статичность и однообразность декораций; мешанина исторических костюмов, призванная, очевидно, подчеркнуть надвременной характер трагедии, выливается в итоге в сомнительные трактовки (последний акт Корделия играет в облике, достойном Жанны д’Арк); декларативные мизансцены, особенно беспомощные в пиковые моменты.
Самое неожиданное, что Лир Бориса Невзорова куда менее интересен для пристального наблюдения, чем его партнеры, которые берут харизмой. Олег Щигорец в роли Короля Французского – невероятно похожий на Николая Черкасова в «Иване Грозном» Эйзенштейна, благородный Глостер Сергея Вещева, слюнтяй Освальд Алексея Дубровского, рыцарь Олбани Василия Дахненко.
Невзоров, создающий Лира скупо, будто экономя энергию, захватывает за две минуты до конца, когда, обезумев, Лир гладит умершую Корделию и задыхается у ее ног на ступеньках собственного трона. Образ раскаявшегося, любящего отца – ближе его устойчиво положительной, далекой от надлома актерской природе.
Елизавета Авдошина, «Независимая газета», 15 марта 2017 года
Шекспировский «Король Лир» стал первой премьерой на обновленной исторической сцене Малого театра – она открылась совсем недавно после длительной реконструкции. Пытаясь отойти от легендарной постановки Леонида Хейфеца 1979 года, молодой режиссер Антон Яковлев рискнул показать Лира грубым и вызывающим. Роль короля доверил Борису Невзорову. Язык спектакля далёк от классического перевода Пастернака, предпочтение отдали версии Осии Сороки, более близкой к стилистике шекспировского оригинала. Репортаж Ирины Разумовской.
Первая премьера на отреставрированной исторической сцене Малого театра задумана очень масштабной. В спектакле «Король Лир» задействована вся глубина сцены и кулис, и играют здесь около 30 человек.
Многие ведущие артисты театра и студенты Щепкинского училища, которые здесь представляют армию Лира, оказываются в пространстве скорее притчевом, вневременном. Аутентичная музыка волынки и шаманского бубна, есть даже звуковые театральные старинные машины – они издают звуки грома, молнии и дождя.
«Весь смысл – это тлеющие островки войны, так можно назвать декорации. Когда-то башни, которые использовались для осады, орудия – сейчас приспособлены для немного сумасшедшего быта Лира, театра Лира, который он устраивает. Но этот быт в любой момент может снова стать войной, она как будто дремлет здесь», – поясняет режиссер Антон Яковлев.
В центре этой трагедии безысходности – Король Лир в исполнении Бориса Невзорова. Народного артиста на эту роль предложил сам Юрий Соломин. Лир Невзорова – необычный: энергичный, темпераментный и мощный.
«Когда я смотрю в его глаза, когда у нас двойная сцена, я вижу эту боль, я заряжаюсь от него, мне становится его жалко, себя жалко, всех», – признаётся актриса Ольга Плешкова.
Ещё один яркий образ в спектакле – шут в исполнении Глеба Подгородинского. Утрируя и иронизируя над всем происходящим в этом мире, он тем самым подчеркивает его саморазрушающую энергию.
«Про шута известно очень многое – есть тонны литературы на эту тему и диссертаций о взаимоотношении короля и шута, и мы, конечно, всё это изучали, смотрели и искали. Спектакль должен показать, что такое шут и шут для короля», – отмечает заслуженный артист России Глеб Подгородинский.
Одежды кожаные и меховые, из плотного и томного сукна. Старая Англия здесь показана совсем не доброй. Доминирует лишь цвет крови – стильно сочетаясь с алым занавесом и убранством обновленной исторической сцены Малого.
"Россия - Культура", 2 марта 2017 года