Новости
ЕКАТЕРИНА ПОРУБЕЛЬ: «Я ОСОЗНАЛА: ВСЛЕД ЗА БОЛЬШИМИ ПОТЕРЯМИ, ЗА ОТЧАЯНИЕМ НЕПРЕМЕННО ПРИХОДИТ ЧТО-ТО ОЧЕНЬ ХОРОШЕЕ»
ЕКАТЕРИНА ПОРУБЕЛЬ: «Я ОСОЗНАЛА: ВСЛЕД ЗА БОЛЬШИМИ ПОТЕРЯМИ, ЗА ОТЧАЯНИЕМ НЕПРЕМЕННО ПРИХОДИТ ЧТО-ТО ОЧЕНЬ ХОРОШЕЕ»
ЕКАТЕРИНА ПОРУБЕЛЬ: «Я ОСОЗНАЛА: ВСЛЕД ЗА БОЛЬШИМИ ПОТЕРЯМИ, ЗА ОТЧАЯНИЕМ НЕПРЕМЕННО ПРИХОДИТ ЧТО-ТО ОЧЕНЬ ХОРОШЕЕ»
Татьяна Зайцева, «Теленеделя», 27.03.2014
— Катя, среди бесчисленного множества других сериал «Серафима прекрасная» занял какую-то особенную нишу — его смотрели все, рейтинги зашкаливали. То есть вы, прежде никому не известная артистка, вдруг — прямо-таки по классическому определению — проснулись знаменитой. Какие впечатления?
— Я довольно иронично отношусь к тому, что называют звездностью. На самом деле от всего этого мне просто очень весело. Забавно было наблюдать, как у людей при виде меня вдруг удивленно-радостно-восторженно округляются глаза. А до чего прикольно слышать, как за спиной начинают громко обсуждать: «Смотри-ка, это она? — Да, точно! — Или нет?» (Смеясь.) Дикость какая-то! Другие подходят: «А можно спросить?» Я сразу говорю: «Отвечаю на ваш вопрос: да!» Но, честно говоря, когда приходит известность, словно бы получаешь некий новый статус — самоощущение немножко меняется, появляется уверенность в себе.
— А что, были проблемы?
— Мне очень не хватало раскрепощенности. Играть хотелось, но, в отличие от многих артисток, считающих себя гениальными, я абсолютно не была уверена в себе. Терзалась по этому поводу сомнениями, переживала. А вот благодаря «Серафиме…» поняла, что могу играть. Ведь в этой роли раскрываются разные черты характера, происходит целая череда страстей и событий — потери, приобретения, взлеты, падения, то есть то, что нужно именно сыграть. И для меня эта работа стала гигантской школой и, как результат, пониманием того, что я могу.
— Почему же при такой повышенной скромности вы пошли в артистки?
— Я ходила в школьную студию театрального искусства. И все педагоги говорили: «Ты талант, тебе надо быть артисткой». А поскольку я совсем не понимала, чем мне заниматься в жизни, решила прислушаться к их мнению и попробовать поступить в театральный вуз. Не знаю уж, как отважилась. Ходила на прослушивания без всякой уверенности в успехе. В Театральном училище имени Щепкина во мне что-то разглядел Виктор Иванович Коршунов и принял на свой курс. За что ему низкий поклон. И, между прочим, я училась там на отлично… А ведь никто из моих близких не ожидал, что сумею поступить, да еще в такой институт — при Малом театре! А потом еще, сразу после окончания, буду зачислена в его прославленную труппу.
— Катя, а у вас не было комплекса в связи с вашим, так сказать, несовременным обликом?
— В школе сильно комплексовала, все думала: «Ну почему я такая толстая, некрасивая?!» Но в училище эти комплексы ушли. Все четыре года мне говорили: «У тебя есть индивидуальность, и это прекрасно». А когда что-то повторяют ежедневно, хочешь ты этого или не хочешь — поверишь. К тому же, покрутившись на занятиях по танцу, по сцендвижению, бегая целыми днями, не успевая поесть, я за несколько месяцев похудела килограммов на десять. То есть пришла в довольно-таки хорошую физическую форму и очень сильно себя по этому поводу полюбила. (Смеется.) Я поняла, что у меня в профессии просто будет своя ниша, которая на сегодняшний день еще, в общем, никем не занята. Так что худеть я не собираюсь. Правда, стараюсь и не толстеть… К слову, перед съемками «Серафимы…» режиссер Каринэ Фолиянц специально просила меня поправиться на пять кило. Да еще костюмы и освещение подбирали так, чтобы я казалась толще.
— Вы сыграли простую деревенскую женщину, конезаводчицу, из тех, про кого говорят «бой-баба», которая и «коня на скаку…», и в «избу горящую…». А сами, оказывается, барышня столичная.
— Да, до съемок я и в деревне-то ни разу не была. Знание деревенской жизни как-то изнутри пришло. Может, из книжек что-то почерпнула, из фильмов, а может, от дальних предков передалось. Если с маминой стороны мои прадеды были московским извозчиком и портным, то с папиной — донские казаки, из станицы. Наверное, и внешность моя, и чувство деревенской жизни идет от тех далеких корней… Родители мои по образованию — учителя физики, но по специальности им особо работать не пришлось. Папа пару лет проработал в вечерней школе, но, поняв, что от педагогики далек, перешел в НИИ — писал там какие-то труды. А мама вела математический кружок в Доме пионеров. В 1990-е же крутились, как все. Чем только не занимались: бизнесы затевали, магазин открывали — то секонд-хенд продавали, то кондитерские изделия… А потом мама серьезно заболела и работать уже не могла. (После долгой паузы.) Ужасный диагноз — «рассеянный склероз». Данность, изменить которую невозможно. Мы боролись за мамину жизнь всеми силами, но вместе с тем понимали всю безысходность ситуации… Трудно мне говорить на эту тему, слишком она личная, больная… Мы с мамой были очень близки, прямо как одно целое… Ее не стало в 2006 году, в 47 лет. Мне было 25. Все во мне тогда перевернулось.
(После долгой паузы.) Детство у меня было замечательное. У нас часто собирались гости — друзья родителей, бабушки с дедушками, мы весело общались. В доме была изумительная атмосфера. До сих пор не понимаю, как могут родные люди ругаться, кричать друг на друга. Мои родители никогда не ссорились, между ними были очень теплые отношения. Мама вообще невероятно позитивная, наверное, мне тоже это передалось. Я на нее похожа. И по взглядам на жизнь, и по отношению к тем или иным событиям, мировоззрению, во вкусах…
Строгостей в нашей семье никогда не было, и я всегда ощущала себя под родительским крылышком. Но у родителей был принцип: дети должны расти самостоятельными, чтобы потом не пропасть в жизни. Когда мы с сестрой — она младше меня на два года — ссорились и даже дрались, мама с папой не вмешивались, говорили: «Сами разбирайтесь». И мы действительно абсолютно все делали сами. Причем если я пребывала в некоем зажиме, то сестра моя была, наоборот, вполне раскрепощенной. Боевая девушка. И если мне нужно было кого-то о чем-то попросить, позвонить куда-то, выяснить какой-то вопрос в школе или в поликлинике, я все это доверяла сестре, и она отлично справлялась. Но вот ведь как странно устроена жизнь — в итоге я при всей своей зажатости стала актрисой, а Саша — мастером маникюра, сменив к своим 28 годам неописуемое количество профессий и работ. С такой энергией она в вечном поиске.
— Насколько же близок вашей природе характер Серафимы, которая неистово борется за мужчину, которого любит?
— Я абсолютно другой человек, прямо противоположный — в другой плоскости, на другом полюсе. Я скорее такая парящая, уходящая в мягкость, романтику. Оптимистка. Мне реально становится грустно, когда вижу вокруг расстроенные или перекошенные от злости лица. Мне вообще не свойственна жесткость. Режиссер «Серафимы…» изначально говорила: «Характер героини должен быть твердый, прямо совсем как камень». А мне все равно хотелось добавить в него какой-то мягкости, сердца, человечности. Надеюсь, что в некоторых сценах такое соединение все-таки получилось… Знаете, если говорить о характере, то мне намного ближе моя Надя из «Редкой группы крови». Простая сельская девушка — добросердечная, всем помогающая, жертвующая своими желаниями ради других людей. Толстушка, комплексующая по этому поводу, со своей мелодраматической историей любви — никак не складываются у нее взаимоотношения с мужским полом, но в итоге, пережив множество событий, она все-таки находит свое женское счастье.
— А вы свое, кажется, нашли не сразу? Вряд ли можно оспаривать тот факт, что истинное счастье женщины — в детях, рожденных в счастливом браке. Вы же родили первого ребенка, не будучи замужем. Заведомо шли на то, чтобы стать матерью-одиночкой. Говоря откровенно, не самый комфортный статус. Не страшно было?
— Вот об этом я почему-то совсем не думала. По-моему, никогда ничего не надо бояться, Господь обязательно поможет. Правильно говорят: Бог дал детей, даст и на детей. Я стопроцентно против абортов. Считаю их грехом, вообще этого не понимаю. Никогда в жизни не смогла бы задаться вопросом: убить или не убить своего ребенка? Как можно даже подумать о таком?! Ребенок — самое важное и дорогое, что есть у женщины. В жизни все течет: работа может поменяться, мужчина исчезнуть, люди вокруг приходить и уходить, только дети навсегда остаются твоими детьми. Убеждена: женщинам проще переносить любые неудачи и неурядицы, когда у них есть дети. Потому что все мысли направлены только на них.
— Многие актрисы боятся рожать из-за того, что могут потерять работу, форму, вылететь из обоймы.
— Мне кажется, так раньше было, а сейчас, наоборот, артистки, даже много играющие, рожают весьма продуктивно. Хотя, знаю, еще совсем недавно в некоторых театрах администрация, узнав о том, что актриса забеременела, сразу же велела ей писать заявление об уходе. Иди, мол, девочка, на все четыре стороны. С моей подругой именно так и поступили. Но в Малом абсолютно не так, тут к детям относятся очень положительно. У нас был период, когда в декрет отправились сразу семь артисток. Кстати, мой первый декрет пришелся как раз на это время…
Первую неделю после рождения Саввы у меня была безумная паника — вообще не понимала, что делать с этим маленьким комочком. Жила я тогда у подруги, и мы вместе пытались разобраться, как правильно вести себя с ребенком.
Помню, на второй день, как положено, пришла медсестра — распеленывает малыша, а у него на ручках роддомовские бирки. Как она смеялась! А нам даже в голову не пришло его раздеть. Да что там, мы даже не купали его, только попку мыли — так было страшно… Но скоро все страхи прошли, осталось только ощущение невероятного счастья: у меня есть сын, и, кроме него, мне больше абсолютно никто не нужен! В театр после родов я вышла быстро, так что засидеться дома и погрязнуть в бытовухе не пришлось. А с Саввой в мое отсутствие по очереди оставались мои родные и друзья… Так что у меня ни на секунду не было ощущения покинутости, заброшенности, ненужности и никчемности. И уж тем более обиды или отчаяния. Абсолютно. Говорю же, по сути своей я психологически всегда настроена на позитив.
— А к мужскому предательству как относитесь?
— Мой случай не из разряда предательства, просто так сложилось… И, знаете, с рождением Саввы в моей жизни все начало меняться в лучшую сторону. Как по волшебству. В августе 2009 года сыну исполнился год, а в начале сентября меня пригласили на пробы «Серафимы…». Во время съемок у меня и муж нарисовался. (Улыбается.) Снимали в Крыму, в Феодосии. В тот день, когда туда приехали, у меня как по заказу закончилось молоко, так что никаких проблем со сцеживанием во время работы не возникало. И оставить Савву было на кого — со мной поехала сестра со своей четырехлетней дочкой Лизой, которой как раз был рекомендован крымский климат. И мы всей компанией дружно поселились в прекрасной квартире, которую для нас сняли. Так что все сложилось очень органично.
— Так как же «нарисовался» муж?
— На съемочной площадке между всеми были отличные отношения, а это особенно важно, когда работать приходится изо дня в день. Я вообще всегда со всеми дружу: с гримерами, костюмерами, операторами, видеоинженерами — все друзья. А Толик — он работал осветителем — меня сразу как-то особенно привлек. Интересный молодой человек — приветливый, доброжелательный, умный, с потрясающим чувством юмора. Обаяния — море. Приходя на площадку, будто озарял светом все пространство вокруг себя. И если вдруг возникали какие-то рабочие конфликтные ситуации, все сразу к нему: «Толя, пойди разберись…» И он тут же — на защиту обиженного. Вскоре он начал оказывать мне какие-то незначительные знаки внимания — чашку кофе, допустим, принесет, но, что интересно, всегда в нужный момент. Заботился, одним словом. И это было очень трогательно. Так потихонечку у нас начали складываться свои, отдельные от всех, отношения. Изначально просто почувствовали какую-то симпатию, но чем больше общались, тем больше открывали друг в друге что-то новое. Стало ясно: энергетически мы близки. В какой-то момент я ощутила, что, общаясь с ним, прямо таю. Очень было романтично. Ну а дальше все как-то само собой произошло. Даже не знаю, кто был большим инициатором… Предложение руки и сердца Толя сделал мне уже после съемок, в мой день рождения. По этому случаю был подарен огромный букет из 27 роз — по числу прожитых мною лет — и колечко с бриллиантиком… А потом мы вместе с Толей работали на картине «Редкая группа крови».
Конечно же, самым важным для меня было то, как Анатолий будет относиться к Савве и как сын воспримет его. А тот сразу же беспрекословно признал Толин авторитет и потянулся к нему, как к родному. Толик оказался просто потрясающим, идеальным папой. И сейчас, когда у нас уже двое детей, если мне нужно куда-то уйти, уехать, пусть даже надолго, я совершенно спокойно оставляю сыновей с мужем. Толя легко и ловко со всем справляется, делает абсолютно все, что нужно, и по хозяйству, и по воспитанию: и поругает мальчишек, когда надо, и похвалит, коль заслужили. Как говорится, строгий, но справедливый. И для меня важно, что воспитывает он сыновей правильно, по-мужски. Одна я так не смогла бы.
С Толей у меня появилось ощущение защищенности. Сейчас живу с таким чувством, что если бы его не было, я пропала бы. Хотя умудрялась же раньше самостоятельно решать все проблемы. Но теперь нет — все на Толике. Я могу напридумывать себе массу всяких идей, планов, в голове круговорот. А Толя к любому вопросу относится разумно. Его решения всегда очень адекватны, и они иногда не совпадают с моими, из-за чего я порой расстраиваюсь и обижаюсь, но все равно понимаю, что, как ни крути, прав он. То есть в нашей паре я эмоциональная сторона, а он — взвешенная. А еще у меня по жизни все из рук валится — рушится, крушится, падает, ломается, теряется, и бедному Толе приходится все это находить, чинить, исправлять. (Смеется.) Мне кажется, в глубине души его это немножко раздражает, но он не ропщет и исправно все делает. (Задумчиво.) В общем, на своем опыте я убедилась: женское желание спрятаться за мужчину, за его мнение, короче, переложить на него решение проблем — не выдумка. Есть такое дело.
— Второй ребенок был запланирован?
— Да, мы оба мечтали о маленьком, и нам очень хотелось, чтобы у детей была небольшая разница в возрасте. В итоге получилось почти четыре года.
— У обоих ваших сыновей интересные имена — Савва и Лукьян. Ваш выбор?
— Имя Савва нашла я. Помню, сидела в Интернете, читала, какие бывают имена. Сначала выбрала Тимофея, а потом вдруг наткнулась на Савву, и мне понравилось еще больше. Мужское такое имя, основательное. Да еще столько хорошего про него написано. А Лука (полное имя сына — Лукьян) — это было уже Толино предложение. Я, правда, сопротивлялась, мне имя казалось каким-то странным, но муж очень хотел, потому что так звали его прадедушку. И я согласилась. А теперь мне самой нравится.
— То есть можно резюмировать: сейчас вы счастливы. Или все-таки для полного счастья чего-то не хватает?
— По сути, конечно, я счастливая. Все у меня нормально, все о’кей. Но… Немножко страшновато так конкретизировать. Вот сказала и сразу начала думать: сейчас-то все хорошо, а вдруг что-нибудь нехорошее произойдет… Может же? Все ведь меняется, гарантировать ничего нельзя. Поэтому я стараюсь, как бы это правильнее выразиться, сдерживаться в оценках. Может, даже сознательно убеждаю себя: то, что сейчас, — не предел, чего-то все-таки не хватает. Да и на самом деле, есть ведь и какие-то проблемы, которые надо решать. Например, первое время сложности были с тем, что мы живем в разных городах. Толя — одессит, основное его место работы в Одессе — все тамошние директора картин его очень хорошо знают и зовут на свои проекты. Сейчас, правда, у него картина в Москве, но все равно у нас в основном кочевой образ жизни — мотаемся туда-сюда: то съемки, то Толиных родителей надо навестить. Но ничего, приспособились как-то.
— Вы задумывались о том, что жизнь на самом деле каким-то удивительным образом складывается из черно-белых полос?
— Да, и ко мне пришло четкое осознание: ничего не бывает просто так. Все происходит в нужном месте в нужное время. И встречи, и события. Ну например: нет работы. Совсем. Раньше я воспринимала это как трагедию, чуть ли не головой о стенку билась, думала: «Что ж это такое, почему со мной так?!» Подумывала о том, чтобы совсем крест поставить на профессии. А теперь знаю: это просто был период, один из моментов жизни. Потому что потом вдруг, ни с того ни с сего, наоборот, предложения работы начали поступать со всех сторон. Отбоя не было, оставалось только ломать голову, как разрулить, на что согласиться. И от этого тоже тяжело — тут уже хочется, чтобы работы было меньше. Также и с замужеством: я была уверена в том, что замуж не выйду, ан нет — вон как получилось. И с деньгами такая же история: то они исчезают, то прибывают невесть откуда. И во всем так в жизни: то густо, то пусто. Все переплетено, и все находится в некой гармонии. Потому что все происходящее — по воле Божией, а Ему виднее, когда, что и кому послать — как хорошее, так и плохое… Уяснив это, я научилась спокойно принимать любую свою жизненную ситуацию — без сетований, истерик и стрессов. Из собственного опыта вывела: вслед за большими потерями, за отчаянием непременно приходит что-то очень хорошее. За падением следует взлет. И в этом заключается закон жизни.
Екатерина Порубель
Родилась: 8 июня 1983 года в Москве
Семья: муж — Анатолий Левенец, мастер по свету; дети — Савва (5 лет) и Лукьян (1 год)
Образование: окончила актерский факультет Высшего театрального училища им. Щепкина
Карьера: служит в Малом театре (занята в спектаклях «Усилия любви», «Трудовой хлеб», «Снежная королева», «Касатка», «Бедность не порок»). Снималась в фильмах и телесериалах: «Агитбригада «Бей врага!», «Своя чужая сестра», «Прощайте, доктор Чехов!», «Серафима прекрасная», «Редкая группа крови» и др.
Татьяна Зайцева, «Теленеделя», 27.03.2014
— Катя, среди бесчисленного множества других сериал «Серафима прекрасная» занял какую-то особенную нишу — его смотрели все, рейтинги зашкаливали. То есть вы, прежде никому не известная артистка, вдруг — прямо-таки по классическому определению — проснулись знаменитой. Какие впечатления?
— Я довольно иронично отношусь к тому, что называют звездностью. На самом деле от всего этого мне просто очень весело. Забавно было наблюдать, как у людей при виде меня вдруг удивленно-радостно-восторженно округляются глаза. А до чего прикольно слышать, как за спиной начинают громко обсуждать: «Смотри-ка, это она? — Да, точно! — Или нет?» (Смеясь.) Дикость какая-то! Другие подходят: «А можно спросить?» Я сразу говорю: «Отвечаю на ваш вопрос: да!» Но, честно говоря, когда приходит известность, словно бы получаешь некий новый статус — самоощущение немножко меняется, появляется уверенность в себе.
— А что, были проблемы?
— Мне очень не хватало раскрепощенности. Играть хотелось, но, в отличие от многих артисток, считающих себя гениальными, я абсолютно не была уверена в себе. Терзалась по этому поводу сомнениями, переживала. А вот благодаря «Серафиме…» поняла, что могу играть. Ведь в этой роли раскрываются разные черты характера, происходит целая череда страстей и событий — потери, приобретения, взлеты, падения, то есть то, что нужно именно сыграть. И для меня эта работа стала гигантской школой и, как результат, пониманием того, что я могу.
— Почему же при такой повышенной скромности вы пошли в артистки?
— Я ходила в школьную студию театрального искусства. И все педагоги говорили: «Ты талант, тебе надо быть артисткой». А поскольку я совсем не понимала, чем мне заниматься в жизни, решила прислушаться к их мнению и попробовать поступить в театральный вуз. Не знаю уж, как отважилась. Ходила на прослушивания без всякой уверенности в успехе. В Театральном училище имени Щепкина во мне что-то разглядел Виктор Иванович Коршунов и принял на свой курс. За что ему низкий поклон. И, между прочим, я училась там на отлично… А ведь никто из моих близких не ожидал, что сумею поступить, да еще в такой институт — при Малом театре! А потом еще, сразу после окончания, буду зачислена в его прославленную труппу.
— Катя, а у вас не было комплекса в связи с вашим, так сказать, несовременным обликом?
— В школе сильно комплексовала, все думала: «Ну почему я такая толстая, некрасивая?!» Но в училище эти комплексы ушли. Все четыре года мне говорили: «У тебя есть индивидуальность, и это прекрасно». А когда что-то повторяют ежедневно, хочешь ты этого или не хочешь — поверишь. К тому же, покрутившись на занятиях по танцу, по сцендвижению, бегая целыми днями, не успевая поесть, я за несколько месяцев похудела килограммов на десять. То есть пришла в довольно-таки хорошую физическую форму и очень сильно себя по этому поводу полюбила. (Смеется.) Я поняла, что у меня в профессии просто будет своя ниша, которая на сегодняшний день еще, в общем, никем не занята. Так что худеть я не собираюсь. Правда, стараюсь и не толстеть… К слову, перед съемками «Серафимы…» режиссер Каринэ Фолиянц специально просила меня поправиться на пять кило. Да еще костюмы и освещение подбирали так, чтобы я казалась толще.
— Вы сыграли простую деревенскую женщину, конезаводчицу, из тех, про кого говорят «бой-баба», которая и «коня на скаку…», и в «избу горящую…». А сами, оказывается, барышня столичная.
— Да, до съемок я и в деревне-то ни разу не была. Знание деревенской жизни как-то изнутри пришло. Может, из книжек что-то почерпнула, из фильмов, а может, от дальних предков передалось. Если с маминой стороны мои прадеды были московским извозчиком и портным, то с папиной — донские казаки, из станицы. Наверное, и внешность моя, и чувство деревенской жизни идет от тех далеких корней… Родители мои по образованию — учителя физики, но по специальности им особо работать не пришлось. Папа пару лет проработал в вечерней школе, но, поняв, что от педагогики далек, перешел в НИИ — писал там какие-то труды. А мама вела математический кружок в Доме пионеров. В 1990-е же крутились, как все. Чем только не занимались: бизнесы затевали, магазин открывали — то секонд-хенд продавали, то кондитерские изделия… А потом мама серьезно заболела и работать уже не могла. (После долгой паузы.) Ужасный диагноз — «рассеянный склероз». Данность, изменить которую невозможно. Мы боролись за мамину жизнь всеми силами, но вместе с тем понимали всю безысходность ситуации… Трудно мне говорить на эту тему, слишком она личная, больная… Мы с мамой были очень близки, прямо как одно целое… Ее не стало в 2006 году, в 47 лет. Мне было 25. Все во мне тогда перевернулось.
(После долгой паузы.) Детство у меня было замечательное. У нас часто собирались гости — друзья родителей, бабушки с дедушками, мы весело общались. В доме была изумительная атмосфера. До сих пор не понимаю, как могут родные люди ругаться, кричать друг на друга. Мои родители никогда не ссорились, между ними были очень теплые отношения. Мама вообще невероятно позитивная, наверное, мне тоже это передалось. Я на нее похожа. И по взглядам на жизнь, и по отношению к тем или иным событиям, мировоззрению, во вкусах…
Строгостей в нашей семье никогда не было, и я всегда ощущала себя под родительским крылышком. Но у родителей был принцип: дети должны расти самостоятельными, чтобы потом не пропасть в жизни. Когда мы с сестрой — она младше меня на два года — ссорились и даже дрались, мама с папой не вмешивались, говорили: «Сами разбирайтесь». И мы действительно абсолютно все делали сами. Причем если я пребывала в некоем зажиме, то сестра моя была, наоборот, вполне раскрепощенной. Боевая девушка. И если мне нужно было кого-то о чем-то попросить, позвонить куда-то, выяснить какой-то вопрос в школе или в поликлинике, я все это доверяла сестре, и она отлично справлялась. Но вот ведь как странно устроена жизнь — в итоге я при всей своей зажатости стала актрисой, а Саша — мастером маникюра, сменив к своим 28 годам неописуемое количество профессий и работ. С такой энергией она в вечном поиске.
— Насколько же близок вашей природе характер Серафимы, которая неистово борется за мужчину, которого любит?
— Я абсолютно другой человек, прямо противоположный — в другой плоскости, на другом полюсе. Я скорее такая парящая, уходящая в мягкость, романтику. Оптимистка. Мне реально становится грустно, когда вижу вокруг расстроенные или перекошенные от злости лица. Мне вообще не свойственна жесткость. Режиссер «Серафимы…» изначально говорила: «Характер героини должен быть твердый, прямо совсем как камень». А мне все равно хотелось добавить в него какой-то мягкости, сердца, человечности. Надеюсь, что в некоторых сценах такое соединение все-таки получилось… Знаете, если говорить о характере, то мне намного ближе моя Надя из «Редкой группы крови». Простая сельская девушка — добросердечная, всем помогающая, жертвующая своими желаниями ради других людей. Толстушка, комплексующая по этому поводу, со своей мелодраматической историей любви — никак не складываются у нее взаимоотношения с мужским полом, но в итоге, пережив множество событий, она все-таки находит свое женское счастье.
— А вы свое, кажется, нашли не сразу? Вряд ли можно оспаривать тот факт, что истинное счастье женщины — в детях, рожденных в счастливом браке. Вы же родили первого ребенка, не будучи замужем. Заведомо шли на то, чтобы стать матерью-одиночкой. Говоря откровенно, не самый комфортный статус. Не страшно было?
— Вот об этом я почему-то совсем не думала. По-моему, никогда ничего не надо бояться, Господь обязательно поможет. Правильно говорят: Бог дал детей, даст и на детей. Я стопроцентно против абортов. Считаю их грехом, вообще этого не понимаю. Никогда в жизни не смогла бы задаться вопросом: убить или не убить своего ребенка? Как можно даже подумать о таком?! Ребенок — самое важное и дорогое, что есть у женщины. В жизни все течет: работа может поменяться, мужчина исчезнуть, люди вокруг приходить и уходить, только дети навсегда остаются твоими детьми. Убеждена: женщинам проще переносить любые неудачи и неурядицы, когда у них есть дети. Потому что все мысли направлены только на них.
— Многие актрисы боятся рожать из-за того, что могут потерять работу, форму, вылететь из обоймы.
— Мне кажется, так раньше было, а сейчас, наоборот, артистки, даже много играющие, рожают весьма продуктивно. Хотя, знаю, еще совсем недавно в некоторых театрах администрация, узнав о том, что актриса забеременела, сразу же велела ей писать заявление об уходе. Иди, мол, девочка, на все четыре стороны. С моей подругой именно так и поступили. Но в Малом абсолютно не так, тут к детям относятся очень положительно. У нас был период, когда в декрет отправились сразу семь артисток. Кстати, мой первый декрет пришелся как раз на это время…
Первую неделю после рождения Саввы у меня была безумная паника — вообще не понимала, что делать с этим маленьким комочком. Жила я тогда у подруги, и мы вместе пытались разобраться, как правильно вести себя с ребенком.
Помню, на второй день, как положено, пришла медсестра — распеленывает малыша, а у него на ручках роддомовские бирки. Как она смеялась! А нам даже в голову не пришло его раздеть. Да что там, мы даже не купали его, только попку мыли — так было страшно… Но скоро все страхи прошли, осталось только ощущение невероятного счастья: у меня есть сын, и, кроме него, мне больше абсолютно никто не нужен! В театр после родов я вышла быстро, так что засидеться дома и погрязнуть в бытовухе не пришлось. А с Саввой в мое отсутствие по очереди оставались мои родные и друзья… Так что у меня ни на секунду не было ощущения покинутости, заброшенности, ненужности и никчемности. И уж тем более обиды или отчаяния. Абсолютно. Говорю же, по сути своей я психологически всегда настроена на позитив.
— А к мужскому предательству как относитесь?
— Мой случай не из разряда предательства, просто так сложилось… И, знаете, с рождением Саввы в моей жизни все начало меняться в лучшую сторону. Как по волшебству. В августе 2009 года сыну исполнился год, а в начале сентября меня пригласили на пробы «Серафимы…». Во время съемок у меня и муж нарисовался. (Улыбается.) Снимали в Крыму, в Феодосии. В тот день, когда туда приехали, у меня как по заказу закончилось молоко, так что никаких проблем со сцеживанием во время работы не возникало. И оставить Савву было на кого — со мной поехала сестра со своей четырехлетней дочкой Лизой, которой как раз был рекомендован крымский климат. И мы всей компанией дружно поселились в прекрасной квартире, которую для нас сняли. Так что все сложилось очень органично.
— Так как же «нарисовался» муж?
— На съемочной площадке между всеми были отличные отношения, а это особенно важно, когда работать приходится изо дня в день. Я вообще всегда со всеми дружу: с гримерами, костюмерами, операторами, видеоинженерами — все друзья. А Толик — он работал осветителем — меня сразу как-то особенно привлек. Интересный молодой человек — приветливый, доброжелательный, умный, с потрясающим чувством юмора. Обаяния — море. Приходя на площадку, будто озарял светом все пространство вокруг себя. И если вдруг возникали какие-то рабочие конфликтные ситуации, все сразу к нему: «Толя, пойди разберись…» И он тут же — на защиту обиженного. Вскоре он начал оказывать мне какие-то незначительные знаки внимания — чашку кофе, допустим, принесет, но, что интересно, всегда в нужный момент. Заботился, одним словом. И это было очень трогательно. Так потихонечку у нас начали складываться свои, отдельные от всех, отношения. Изначально просто почувствовали какую-то симпатию, но чем больше общались, тем больше открывали друг в друге что-то новое. Стало ясно: энергетически мы близки. В какой-то момент я ощутила, что, общаясь с ним, прямо таю. Очень было романтично. Ну а дальше все как-то само собой произошло. Даже не знаю, кто был большим инициатором… Предложение руки и сердца Толя сделал мне уже после съемок, в мой день рождения. По этому случаю был подарен огромный букет из 27 роз — по числу прожитых мною лет — и колечко с бриллиантиком… А потом мы вместе с Толей работали на картине «Редкая группа крови».
Конечно же, самым важным для меня было то, как Анатолий будет относиться к Савве и как сын воспримет его. А тот сразу же беспрекословно признал Толин авторитет и потянулся к нему, как к родному. Толик оказался просто потрясающим, идеальным папой. И сейчас, когда у нас уже двое детей, если мне нужно куда-то уйти, уехать, пусть даже надолго, я совершенно спокойно оставляю сыновей с мужем. Толя легко и ловко со всем справляется, делает абсолютно все, что нужно, и по хозяйству, и по воспитанию: и поругает мальчишек, когда надо, и похвалит, коль заслужили. Как говорится, строгий, но справедливый. И для меня важно, что воспитывает он сыновей правильно, по-мужски. Одна я так не смогла бы.
С Толей у меня появилось ощущение защищенности. Сейчас живу с таким чувством, что если бы его не было, я пропала бы. Хотя умудрялась же раньше самостоятельно решать все проблемы. Но теперь нет — все на Толике. Я могу напридумывать себе массу всяких идей, планов, в голове круговорот. А Толя к любому вопросу относится разумно. Его решения всегда очень адекватны, и они иногда не совпадают с моими, из-за чего я порой расстраиваюсь и обижаюсь, но все равно понимаю, что, как ни крути, прав он. То есть в нашей паре я эмоциональная сторона, а он — взвешенная. А еще у меня по жизни все из рук валится — рушится, крушится, падает, ломается, теряется, и бедному Толе приходится все это находить, чинить, исправлять. (Смеется.) Мне кажется, в глубине души его это немножко раздражает, но он не ропщет и исправно все делает. (Задумчиво.) В общем, на своем опыте я убедилась: женское желание спрятаться за мужчину, за его мнение, короче, переложить на него решение проблем — не выдумка. Есть такое дело.
— Второй ребенок был запланирован?
— Да, мы оба мечтали о маленьком, и нам очень хотелось, чтобы у детей была небольшая разница в возрасте. В итоге получилось почти четыре года.
— У обоих ваших сыновей интересные имена — Савва и Лукьян. Ваш выбор?
— Имя Савва нашла я. Помню, сидела в Интернете, читала, какие бывают имена. Сначала выбрала Тимофея, а потом вдруг наткнулась на Савву, и мне понравилось еще больше. Мужское такое имя, основательное. Да еще столько хорошего про него написано. А Лука (полное имя сына — Лукьян) — это было уже Толино предложение. Я, правда, сопротивлялась, мне имя казалось каким-то странным, но муж очень хотел, потому что так звали его прадедушку. И я согласилась. А теперь мне самой нравится.
— То есть можно резюмировать: сейчас вы счастливы. Или все-таки для полного счастья чего-то не хватает?
— По сути, конечно, я счастливая. Все у меня нормально, все о’кей. Но… Немножко страшновато так конкретизировать. Вот сказала и сразу начала думать: сейчас-то все хорошо, а вдруг что-нибудь нехорошее произойдет… Может же? Все ведь меняется, гарантировать ничего нельзя. Поэтому я стараюсь, как бы это правильнее выразиться, сдерживаться в оценках. Может, даже сознательно убеждаю себя: то, что сейчас, — не предел, чего-то все-таки не хватает. Да и на самом деле, есть ведь и какие-то проблемы, которые надо решать. Например, первое время сложности были с тем, что мы живем в разных городах. Толя — одессит, основное его место работы в Одессе — все тамошние директора картин его очень хорошо знают и зовут на свои проекты. Сейчас, правда, у него картина в Москве, но все равно у нас в основном кочевой образ жизни — мотаемся туда-сюда: то съемки, то Толиных родителей надо навестить. Но ничего, приспособились как-то.
— Вы задумывались о том, что жизнь на самом деле каким-то удивительным образом складывается из черно-белых полос?
— Да, и ко мне пришло четкое осознание: ничего не бывает просто так. Все происходит в нужном месте в нужное время. И встречи, и события. Ну например: нет работы. Совсем. Раньше я воспринимала это как трагедию, чуть ли не головой о стенку билась, думала: «Что ж это такое, почему со мной так?!» Подумывала о том, чтобы совсем крест поставить на профессии. А теперь знаю: это просто был период, один из моментов жизни. Потому что потом вдруг, ни с того ни с сего, наоборот, предложения работы начали поступать со всех сторон. Отбоя не было, оставалось только ломать голову, как разрулить, на что согласиться. И от этого тоже тяжело — тут уже хочется, чтобы работы было меньше. Также и с замужеством: я была уверена в том, что замуж не выйду, ан нет — вон как получилось. И с деньгами такая же история: то они исчезают, то прибывают невесть откуда. И во всем так в жизни: то густо, то пусто. Все переплетено, и все находится в некой гармонии. Потому что все происходящее — по воле Божией, а Ему виднее, когда, что и кому послать — как хорошее, так и плохое… Уяснив это, я научилась спокойно принимать любую свою жизненную ситуацию — без сетований, истерик и стрессов. Из собственного опыта вывела: вслед за большими потерями, за отчаянием непременно приходит что-то очень хорошее. За падением следует взлет. И в этом заключается закон жизни.
Екатерина Порубель
Родилась: 8 июня 1983 года в Москве
Семья: муж — Анатолий Левенец, мастер по свету; дети — Савва (5 лет) и Лукьян (1 год)
Образование: окончила актерский факультет Высшего театрального училища им. Щепкина
Карьера: служит в Малом театре (занята в спектаклях «Усилия любви», «Трудовой хлеб», «Снежная королева», «Касатка», «Бедность не порок»). Снималась в фильмах и телесериалах: «Агитбригада «Бей врага!», «Своя чужая сестра», «Прощайте, доктор Чехов!», «Серафима прекрасная», «Редкая группа крови» и др.
Дата публикации: 15.04.2014
ЕКАТЕРИНА ПОРУБЕЛЬ: «Я ОСОЗНАЛА: ВСЛЕД ЗА БОЛЬШИМИ ПОТЕРЯМИ, ЗА ОТЧАЯНИЕМ НЕПРЕМЕННО ПРИХОДИТ ЧТО-ТО ОЧЕНЬ ХОРОШЕЕ»
Татьяна Зайцева, «Теленеделя», 27.03.2014
— Катя, среди бесчисленного множества других сериал «Серафима прекрасная» занял какую-то особенную нишу — его смотрели все, рейтинги зашкаливали. То есть вы, прежде никому не известная артистка, вдруг — прямо-таки по классическому определению — проснулись знаменитой. Какие впечатления?
— Я довольно иронично отношусь к тому, что называют звездностью. На самом деле от всего этого мне просто очень весело. Забавно было наблюдать, как у людей при виде меня вдруг удивленно-радостно-восторженно округляются глаза. А до чего прикольно слышать, как за спиной начинают громко обсуждать: «Смотри-ка, это она? — Да, точно! — Или нет?» (Смеясь.) Дикость какая-то! Другие подходят: «А можно спросить?» Я сразу говорю: «Отвечаю на ваш вопрос: да!» Но, честно говоря, когда приходит известность, словно бы получаешь некий новый статус — самоощущение немножко меняется, появляется уверенность в себе.
— А что, были проблемы?
— Мне очень не хватало раскрепощенности. Играть хотелось, но, в отличие от многих артисток, считающих себя гениальными, я абсолютно не была уверена в себе. Терзалась по этому поводу сомнениями, переживала. А вот благодаря «Серафиме…» поняла, что могу играть. Ведь в этой роли раскрываются разные черты характера, происходит целая череда страстей и событий — потери, приобретения, взлеты, падения, то есть то, что нужно именно сыграть. И для меня эта работа стала гигантской школой и, как результат, пониманием того, что я могу.
— Почему же при такой повышенной скромности вы пошли в артистки?
— Я ходила в школьную студию театрального искусства. И все педагоги говорили: «Ты талант, тебе надо быть артисткой». А поскольку я совсем не понимала, чем мне заниматься в жизни, решила прислушаться к их мнению и попробовать поступить в театральный вуз. Не знаю уж, как отважилась. Ходила на прослушивания без всякой уверенности в успехе. В Театральном училище имени Щепкина во мне что-то разглядел Виктор Иванович Коршунов и принял на свой курс. За что ему низкий поклон. И, между прочим, я училась там на отлично… А ведь никто из моих близких не ожидал, что сумею поступить, да еще в такой институт — при Малом театре! А потом еще, сразу после окончания, буду зачислена в его прославленную труппу.
— Катя, а у вас не было комплекса в связи с вашим, так сказать, несовременным обликом?
— В школе сильно комплексовала, все думала: «Ну почему я такая толстая, некрасивая?!» Но в училище эти комплексы ушли. Все четыре года мне говорили: «У тебя есть индивидуальность, и это прекрасно». А когда что-то повторяют ежедневно, хочешь ты этого или не хочешь — поверишь. К тому же, покрутившись на занятиях по танцу, по сцендвижению, бегая целыми днями, не успевая поесть, я за несколько месяцев похудела килограммов на десять. То есть пришла в довольно-таки хорошую физическую форму и очень сильно себя по этому поводу полюбила. (Смеется.) Я поняла, что у меня в профессии просто будет своя ниша, которая на сегодняшний день еще, в общем, никем не занята. Так что худеть я не собираюсь. Правда, стараюсь и не толстеть… К слову, перед съемками «Серафимы…» режиссер Каринэ Фолиянц специально просила меня поправиться на пять кило. Да еще костюмы и освещение подбирали так, чтобы я казалась толще.
— Вы сыграли простую деревенскую женщину, конезаводчицу, из тех, про кого говорят «бой-баба», которая и «коня на скаку…», и в «избу горящую…». А сами, оказывается, барышня столичная.
— Да, до съемок я и в деревне-то ни разу не была. Знание деревенской жизни как-то изнутри пришло. Может, из книжек что-то почерпнула, из фильмов, а может, от дальних предков передалось. Если с маминой стороны мои прадеды были московским извозчиком и портным, то с папиной — донские казаки, из станицы. Наверное, и внешность моя, и чувство деревенской жизни идет от тех далеких корней… Родители мои по образованию — учителя физики, но по специальности им особо работать не пришлось. Папа пару лет проработал в вечерней школе, но, поняв, что от педагогики далек, перешел в НИИ — писал там какие-то труды. А мама вела математический кружок в Доме пионеров. В 1990-е же крутились, как все. Чем только не занимались: бизнесы затевали, магазин открывали — то секонд-хенд продавали, то кондитерские изделия… А потом мама серьезно заболела и работать уже не могла. (После долгой паузы.) Ужасный диагноз — «рассеянный склероз». Данность, изменить которую невозможно. Мы боролись за мамину жизнь всеми силами, но вместе с тем понимали всю безысходность ситуации… Трудно мне говорить на эту тему, слишком она личная, больная… Мы с мамой были очень близки, прямо как одно целое… Ее не стало в 2006 году, в 47 лет. Мне было 25. Все во мне тогда перевернулось.
(После долгой паузы.) Детство у меня было замечательное. У нас часто собирались гости — друзья родителей, бабушки с дедушками, мы весело общались. В доме была изумительная атмосфера. До сих пор не понимаю, как могут родные люди ругаться, кричать друг на друга. Мои родители никогда не ссорились, между ними были очень теплые отношения. Мама вообще невероятно позитивная, наверное, мне тоже это передалось. Я на нее похожа. И по взглядам на жизнь, и по отношению к тем или иным событиям, мировоззрению, во вкусах…
Строгостей в нашей семье никогда не было, и я всегда ощущала себя под родительским крылышком. Но у родителей был принцип: дети должны расти самостоятельными, чтобы потом не пропасть в жизни. Когда мы с сестрой — она младше меня на два года — ссорились и даже дрались, мама с папой не вмешивались, говорили: «Сами разбирайтесь». И мы действительно абсолютно все делали сами. Причем если я пребывала в некоем зажиме, то сестра моя была, наоборот, вполне раскрепощенной. Боевая девушка. И если мне нужно было кого-то о чем-то попросить, позвонить куда-то, выяснить какой-то вопрос в школе или в поликлинике, я все это доверяла сестре, и она отлично справлялась. Но вот ведь как странно устроена жизнь — в итоге я при всей своей зажатости стала актрисой, а Саша — мастером маникюра, сменив к своим 28 годам неописуемое количество профессий и работ. С такой энергией она в вечном поиске.
— Насколько же близок вашей природе характер Серафимы, которая неистово борется за мужчину, которого любит?
— Я абсолютно другой человек, прямо противоположный — в другой плоскости, на другом полюсе. Я скорее такая парящая, уходящая в мягкость, романтику. Оптимистка. Мне реально становится грустно, когда вижу вокруг расстроенные или перекошенные от злости лица. Мне вообще не свойственна жесткость. Режиссер «Серафимы…» изначально говорила: «Характер героини должен быть твердый, прямо совсем как камень». А мне все равно хотелось добавить в него какой-то мягкости, сердца, человечности. Надеюсь, что в некоторых сценах такое соединение все-таки получилось… Знаете, если говорить о характере, то мне намного ближе моя Надя из «Редкой группы крови». Простая сельская девушка — добросердечная, всем помогающая, жертвующая своими желаниями ради других людей. Толстушка, комплексующая по этому поводу, со своей мелодраматической историей любви — никак не складываются у нее взаимоотношения с мужским полом, но в итоге, пережив множество событий, она все-таки находит свое женское счастье.
— А вы свое, кажется, нашли не сразу? Вряд ли можно оспаривать тот факт, что истинное счастье женщины — в детях, рожденных в счастливом браке. Вы же родили первого ребенка, не будучи замужем. Заведомо шли на то, чтобы стать матерью-одиночкой. Говоря откровенно, не самый комфортный статус. Не страшно было?
— Вот об этом я почему-то совсем не думала. По-моему, никогда ничего не надо бояться, Господь обязательно поможет. Правильно говорят: Бог дал детей, даст и на детей. Я стопроцентно против абортов. Считаю их грехом, вообще этого не понимаю. Никогда в жизни не смогла бы задаться вопросом: убить или не убить своего ребенка? Как можно даже подумать о таком?! Ребенок — самое важное и дорогое, что есть у женщины. В жизни все течет: работа может поменяться, мужчина исчезнуть, люди вокруг приходить и уходить, только дети навсегда остаются твоими детьми. Убеждена: женщинам проще переносить любые неудачи и неурядицы, когда у них есть дети. Потому что все мысли направлены только на них.
— Многие актрисы боятся рожать из-за того, что могут потерять работу, форму, вылететь из обоймы.
— Мне кажется, так раньше было, а сейчас, наоборот, артистки, даже много играющие, рожают весьма продуктивно. Хотя, знаю, еще совсем недавно в некоторых театрах администрация, узнав о том, что актриса забеременела, сразу же велела ей писать заявление об уходе. Иди, мол, девочка, на все четыре стороны. С моей подругой именно так и поступили. Но в Малом абсолютно не так, тут к детям относятся очень положительно. У нас был период, когда в декрет отправились сразу семь артисток. Кстати, мой первый декрет пришелся как раз на это время…
Первую неделю после рождения Саввы у меня была безумная паника — вообще не понимала, что делать с этим маленьким комочком. Жила я тогда у подруги, и мы вместе пытались разобраться, как правильно вести себя с ребенком.
Помню, на второй день, как положено, пришла медсестра — распеленывает малыша, а у него на ручках роддомовские бирки. Как она смеялась! А нам даже в голову не пришло его раздеть. Да что там, мы даже не купали его, только попку мыли — так было страшно… Но скоро все страхи прошли, осталось только ощущение невероятного счастья: у меня есть сын, и, кроме него, мне больше абсолютно никто не нужен! В театр после родов я вышла быстро, так что засидеться дома и погрязнуть в бытовухе не пришлось. А с Саввой в мое отсутствие по очереди оставались мои родные и друзья… Так что у меня ни на секунду не было ощущения покинутости, заброшенности, ненужности и никчемности. И уж тем более обиды или отчаяния. Абсолютно. Говорю же, по сути своей я психологически всегда настроена на позитив.
— А к мужскому предательству как относитесь?
— Мой случай не из разряда предательства, просто так сложилось… И, знаете, с рождением Саввы в моей жизни все начало меняться в лучшую сторону. Как по волшебству. В августе 2009 года сыну исполнился год, а в начале сентября меня пригласили на пробы «Серафимы…». Во время съемок у меня и муж нарисовался. (Улыбается.) Снимали в Крыму, в Феодосии. В тот день, когда туда приехали, у меня как по заказу закончилось молоко, так что никаких проблем со сцеживанием во время работы не возникало. И оставить Савву было на кого — со мной поехала сестра со своей четырехлетней дочкой Лизой, которой как раз был рекомендован крымский климат. И мы всей компанией дружно поселились в прекрасной квартире, которую для нас сняли. Так что все сложилось очень органично.
— Так как же «нарисовался» муж?
— На съемочной площадке между всеми были отличные отношения, а это особенно важно, когда работать приходится изо дня в день. Я вообще всегда со всеми дружу: с гримерами, костюмерами, операторами, видеоинженерами — все друзья. А Толик — он работал осветителем — меня сразу как-то особенно привлек. Интересный молодой человек — приветливый, доброжелательный, умный, с потрясающим чувством юмора. Обаяния — море. Приходя на площадку, будто озарял светом все пространство вокруг себя. И если вдруг возникали какие-то рабочие конфликтные ситуации, все сразу к нему: «Толя, пойди разберись…» И он тут же — на защиту обиженного. Вскоре он начал оказывать мне какие-то незначительные знаки внимания — чашку кофе, допустим, принесет, но, что интересно, всегда в нужный момент. Заботился, одним словом. И это было очень трогательно. Так потихонечку у нас начали складываться свои, отдельные от всех, отношения. Изначально просто почувствовали какую-то симпатию, но чем больше общались, тем больше открывали друг в друге что-то новое. Стало ясно: энергетически мы близки. В какой-то момент я ощутила, что, общаясь с ним, прямо таю. Очень было романтично. Ну а дальше все как-то само собой произошло. Даже не знаю, кто был большим инициатором… Предложение руки и сердца Толя сделал мне уже после съемок, в мой день рождения. По этому случаю был подарен огромный букет из 27 роз — по числу прожитых мною лет — и колечко с бриллиантиком… А потом мы вместе с Толей работали на картине «Редкая группа крови».
Конечно же, самым важным для меня было то, как Анатолий будет относиться к Савве и как сын воспримет его. А тот сразу же беспрекословно признал Толин авторитет и потянулся к нему, как к родному. Толик оказался просто потрясающим, идеальным папой. И сейчас, когда у нас уже двое детей, если мне нужно куда-то уйти, уехать, пусть даже надолго, я совершенно спокойно оставляю сыновей с мужем. Толя легко и ловко со всем справляется, делает абсолютно все, что нужно, и по хозяйству, и по воспитанию: и поругает мальчишек, когда надо, и похвалит, коль заслужили. Как говорится, строгий, но справедливый. И для меня важно, что воспитывает он сыновей правильно, по-мужски. Одна я так не смогла бы.
С Толей у меня появилось ощущение защищенности. Сейчас живу с таким чувством, что если бы его не было, я пропала бы. Хотя умудрялась же раньше самостоятельно решать все проблемы. Но теперь нет — все на Толике. Я могу напридумывать себе массу всяких идей, планов, в голове круговорот. А Толя к любому вопросу относится разумно. Его решения всегда очень адекватны, и они иногда не совпадают с моими, из-за чего я порой расстраиваюсь и обижаюсь, но все равно понимаю, что, как ни крути, прав он. То есть в нашей паре я эмоциональная сторона, а он — взвешенная. А еще у меня по жизни все из рук валится — рушится, крушится, падает, ломается, теряется, и бедному Толе приходится все это находить, чинить, исправлять. (Смеется.) Мне кажется, в глубине души его это немножко раздражает, но он не ропщет и исправно все делает. (Задумчиво.) В общем, на своем опыте я убедилась: женское желание спрятаться за мужчину, за его мнение, короче, переложить на него решение проблем — не выдумка. Есть такое дело.
— Второй ребенок был запланирован?
— Да, мы оба мечтали о маленьком, и нам очень хотелось, чтобы у детей была небольшая разница в возрасте. В итоге получилось почти четыре года.
— У обоих ваших сыновей интересные имена — Савва и Лукьян. Ваш выбор?
— Имя Савва нашла я. Помню, сидела в Интернете, читала, какие бывают имена. Сначала выбрала Тимофея, а потом вдруг наткнулась на Савву, и мне понравилось еще больше. Мужское такое имя, основательное. Да еще столько хорошего про него написано. А Лука (полное имя сына — Лукьян) — это было уже Толино предложение. Я, правда, сопротивлялась, мне имя казалось каким-то странным, но муж очень хотел, потому что так звали его прадедушку. И я согласилась. А теперь мне самой нравится.
— То есть можно резюмировать: сейчас вы счастливы. Или все-таки для полного счастья чего-то не хватает?
— По сути, конечно, я счастливая. Все у меня нормально, все о’кей. Но… Немножко страшновато так конкретизировать. Вот сказала и сразу начала думать: сейчас-то все хорошо, а вдруг что-нибудь нехорошее произойдет… Может же? Все ведь меняется, гарантировать ничего нельзя. Поэтому я стараюсь, как бы это правильнее выразиться, сдерживаться в оценках. Может, даже сознательно убеждаю себя: то, что сейчас, — не предел, чего-то все-таки не хватает. Да и на самом деле, есть ведь и какие-то проблемы, которые надо решать. Например, первое время сложности были с тем, что мы живем в разных городах. Толя — одессит, основное его место работы в Одессе — все тамошние директора картин его очень хорошо знают и зовут на свои проекты. Сейчас, правда, у него картина в Москве, но все равно у нас в основном кочевой образ жизни — мотаемся туда-сюда: то съемки, то Толиных родителей надо навестить. Но ничего, приспособились как-то.
— Вы задумывались о том, что жизнь на самом деле каким-то удивительным образом складывается из черно-белых полос?
— Да, и ко мне пришло четкое осознание: ничего не бывает просто так. Все происходит в нужном месте в нужное время. И встречи, и события. Ну например: нет работы. Совсем. Раньше я воспринимала это как трагедию, чуть ли не головой о стенку билась, думала: «Что ж это такое, почему со мной так?!» Подумывала о том, чтобы совсем крест поставить на профессии. А теперь знаю: это просто был период, один из моментов жизни. Потому что потом вдруг, ни с того ни с сего, наоборот, предложения работы начали поступать со всех сторон. Отбоя не было, оставалось только ломать голову, как разрулить, на что согласиться. И от этого тоже тяжело — тут уже хочется, чтобы работы было меньше. Также и с замужеством: я была уверена в том, что замуж не выйду, ан нет — вон как получилось. И с деньгами такая же история: то они исчезают, то прибывают невесть откуда. И во всем так в жизни: то густо, то пусто. Все переплетено, и все находится в некой гармонии. Потому что все происходящее — по воле Божией, а Ему виднее, когда, что и кому послать — как хорошее, так и плохое… Уяснив это, я научилась спокойно принимать любую свою жизненную ситуацию — без сетований, истерик и стрессов. Из собственного опыта вывела: вслед за большими потерями, за отчаянием непременно приходит что-то очень хорошее. За падением следует взлет. И в этом заключается закон жизни.
Екатерина Порубель
Родилась: 8 июня 1983 года в Москве
Семья: муж — Анатолий Левенец, мастер по свету; дети — Савва (5 лет) и Лукьян (1 год)
Образование: окончила актерский факультет Высшего театрального училища им. Щепкина
Карьера: служит в Малом театре (занята в спектаклях «Усилия любви», «Трудовой хлеб», «Снежная королева», «Касатка», «Бедность не порок»). Снималась в фильмах и телесериалах: «Агитбригада «Бей врага!», «Своя чужая сестра», «Прощайте, доктор Чехов!», «Серафима прекрасная», «Редкая группа крови» и др.
Татьяна Зайцева, «Теленеделя», 27.03.2014
— Катя, среди бесчисленного множества других сериал «Серафима прекрасная» занял какую-то особенную нишу — его смотрели все, рейтинги зашкаливали. То есть вы, прежде никому не известная артистка, вдруг — прямо-таки по классическому определению — проснулись знаменитой. Какие впечатления?
— Я довольно иронично отношусь к тому, что называют звездностью. На самом деле от всего этого мне просто очень весело. Забавно было наблюдать, как у людей при виде меня вдруг удивленно-радостно-восторженно округляются глаза. А до чего прикольно слышать, как за спиной начинают громко обсуждать: «Смотри-ка, это она? — Да, точно! — Или нет?» (Смеясь.) Дикость какая-то! Другие подходят: «А можно спросить?» Я сразу говорю: «Отвечаю на ваш вопрос: да!» Но, честно говоря, когда приходит известность, словно бы получаешь некий новый статус — самоощущение немножко меняется, появляется уверенность в себе.
— А что, были проблемы?
— Мне очень не хватало раскрепощенности. Играть хотелось, но, в отличие от многих артисток, считающих себя гениальными, я абсолютно не была уверена в себе. Терзалась по этому поводу сомнениями, переживала. А вот благодаря «Серафиме…» поняла, что могу играть. Ведь в этой роли раскрываются разные черты характера, происходит целая череда страстей и событий — потери, приобретения, взлеты, падения, то есть то, что нужно именно сыграть. И для меня эта работа стала гигантской школой и, как результат, пониманием того, что я могу.
— Почему же при такой повышенной скромности вы пошли в артистки?
— Я ходила в школьную студию театрального искусства. И все педагоги говорили: «Ты талант, тебе надо быть артисткой». А поскольку я совсем не понимала, чем мне заниматься в жизни, решила прислушаться к их мнению и попробовать поступить в театральный вуз. Не знаю уж, как отважилась. Ходила на прослушивания без всякой уверенности в успехе. В Театральном училище имени Щепкина во мне что-то разглядел Виктор Иванович Коршунов и принял на свой курс. За что ему низкий поклон. И, между прочим, я училась там на отлично… А ведь никто из моих близких не ожидал, что сумею поступить, да еще в такой институт — при Малом театре! А потом еще, сразу после окончания, буду зачислена в его прославленную труппу.
— Катя, а у вас не было комплекса в связи с вашим, так сказать, несовременным обликом?
— В школе сильно комплексовала, все думала: «Ну почему я такая толстая, некрасивая?!» Но в училище эти комплексы ушли. Все четыре года мне говорили: «У тебя есть индивидуальность, и это прекрасно». А когда что-то повторяют ежедневно, хочешь ты этого или не хочешь — поверишь. К тому же, покрутившись на занятиях по танцу, по сцендвижению, бегая целыми днями, не успевая поесть, я за несколько месяцев похудела килограммов на десять. То есть пришла в довольно-таки хорошую физическую форму и очень сильно себя по этому поводу полюбила. (Смеется.) Я поняла, что у меня в профессии просто будет своя ниша, которая на сегодняшний день еще, в общем, никем не занята. Так что худеть я не собираюсь. Правда, стараюсь и не толстеть… К слову, перед съемками «Серафимы…» режиссер Каринэ Фолиянц специально просила меня поправиться на пять кило. Да еще костюмы и освещение подбирали так, чтобы я казалась толще.
— Вы сыграли простую деревенскую женщину, конезаводчицу, из тех, про кого говорят «бой-баба», которая и «коня на скаку…», и в «избу горящую…». А сами, оказывается, барышня столичная.
— Да, до съемок я и в деревне-то ни разу не была. Знание деревенской жизни как-то изнутри пришло. Может, из книжек что-то почерпнула, из фильмов, а может, от дальних предков передалось. Если с маминой стороны мои прадеды были московским извозчиком и портным, то с папиной — донские казаки, из станицы. Наверное, и внешность моя, и чувство деревенской жизни идет от тех далеких корней… Родители мои по образованию — учителя физики, но по специальности им особо работать не пришлось. Папа пару лет проработал в вечерней школе, но, поняв, что от педагогики далек, перешел в НИИ — писал там какие-то труды. А мама вела математический кружок в Доме пионеров. В 1990-е же крутились, как все. Чем только не занимались: бизнесы затевали, магазин открывали — то секонд-хенд продавали, то кондитерские изделия… А потом мама серьезно заболела и работать уже не могла. (После долгой паузы.) Ужасный диагноз — «рассеянный склероз». Данность, изменить которую невозможно. Мы боролись за мамину жизнь всеми силами, но вместе с тем понимали всю безысходность ситуации… Трудно мне говорить на эту тему, слишком она личная, больная… Мы с мамой были очень близки, прямо как одно целое… Ее не стало в 2006 году, в 47 лет. Мне было 25. Все во мне тогда перевернулось.
(После долгой паузы.) Детство у меня было замечательное. У нас часто собирались гости — друзья родителей, бабушки с дедушками, мы весело общались. В доме была изумительная атмосфера. До сих пор не понимаю, как могут родные люди ругаться, кричать друг на друга. Мои родители никогда не ссорились, между ними были очень теплые отношения. Мама вообще невероятно позитивная, наверное, мне тоже это передалось. Я на нее похожа. И по взглядам на жизнь, и по отношению к тем или иным событиям, мировоззрению, во вкусах…
Строгостей в нашей семье никогда не было, и я всегда ощущала себя под родительским крылышком. Но у родителей был принцип: дети должны расти самостоятельными, чтобы потом не пропасть в жизни. Когда мы с сестрой — она младше меня на два года — ссорились и даже дрались, мама с папой не вмешивались, говорили: «Сами разбирайтесь». И мы действительно абсолютно все делали сами. Причем если я пребывала в некоем зажиме, то сестра моя была, наоборот, вполне раскрепощенной. Боевая девушка. И если мне нужно было кого-то о чем-то попросить, позвонить куда-то, выяснить какой-то вопрос в школе или в поликлинике, я все это доверяла сестре, и она отлично справлялась. Но вот ведь как странно устроена жизнь — в итоге я при всей своей зажатости стала актрисой, а Саша — мастером маникюра, сменив к своим 28 годам неописуемое количество профессий и работ. С такой энергией она в вечном поиске.
— Насколько же близок вашей природе характер Серафимы, которая неистово борется за мужчину, которого любит?
— Я абсолютно другой человек, прямо противоположный — в другой плоскости, на другом полюсе. Я скорее такая парящая, уходящая в мягкость, романтику. Оптимистка. Мне реально становится грустно, когда вижу вокруг расстроенные или перекошенные от злости лица. Мне вообще не свойственна жесткость. Режиссер «Серафимы…» изначально говорила: «Характер героини должен быть твердый, прямо совсем как камень». А мне все равно хотелось добавить в него какой-то мягкости, сердца, человечности. Надеюсь, что в некоторых сценах такое соединение все-таки получилось… Знаете, если говорить о характере, то мне намного ближе моя Надя из «Редкой группы крови». Простая сельская девушка — добросердечная, всем помогающая, жертвующая своими желаниями ради других людей. Толстушка, комплексующая по этому поводу, со своей мелодраматической историей любви — никак не складываются у нее взаимоотношения с мужским полом, но в итоге, пережив множество событий, она все-таки находит свое женское счастье.
— А вы свое, кажется, нашли не сразу? Вряд ли можно оспаривать тот факт, что истинное счастье женщины — в детях, рожденных в счастливом браке. Вы же родили первого ребенка, не будучи замужем. Заведомо шли на то, чтобы стать матерью-одиночкой. Говоря откровенно, не самый комфортный статус. Не страшно было?
— Вот об этом я почему-то совсем не думала. По-моему, никогда ничего не надо бояться, Господь обязательно поможет. Правильно говорят: Бог дал детей, даст и на детей. Я стопроцентно против абортов. Считаю их грехом, вообще этого не понимаю. Никогда в жизни не смогла бы задаться вопросом: убить или не убить своего ребенка? Как можно даже подумать о таком?! Ребенок — самое важное и дорогое, что есть у женщины. В жизни все течет: работа может поменяться, мужчина исчезнуть, люди вокруг приходить и уходить, только дети навсегда остаются твоими детьми. Убеждена: женщинам проще переносить любые неудачи и неурядицы, когда у них есть дети. Потому что все мысли направлены только на них.
— Многие актрисы боятся рожать из-за того, что могут потерять работу, форму, вылететь из обоймы.
— Мне кажется, так раньше было, а сейчас, наоборот, артистки, даже много играющие, рожают весьма продуктивно. Хотя, знаю, еще совсем недавно в некоторых театрах администрация, узнав о том, что актриса забеременела, сразу же велела ей писать заявление об уходе. Иди, мол, девочка, на все четыре стороны. С моей подругой именно так и поступили. Но в Малом абсолютно не так, тут к детям относятся очень положительно. У нас был период, когда в декрет отправились сразу семь артисток. Кстати, мой первый декрет пришелся как раз на это время…
Первую неделю после рождения Саввы у меня была безумная паника — вообще не понимала, что делать с этим маленьким комочком. Жила я тогда у подруги, и мы вместе пытались разобраться, как правильно вести себя с ребенком.
Помню, на второй день, как положено, пришла медсестра — распеленывает малыша, а у него на ручках роддомовские бирки. Как она смеялась! А нам даже в голову не пришло его раздеть. Да что там, мы даже не купали его, только попку мыли — так было страшно… Но скоро все страхи прошли, осталось только ощущение невероятного счастья: у меня есть сын, и, кроме него, мне больше абсолютно никто не нужен! В театр после родов я вышла быстро, так что засидеться дома и погрязнуть в бытовухе не пришлось. А с Саввой в мое отсутствие по очереди оставались мои родные и друзья… Так что у меня ни на секунду не было ощущения покинутости, заброшенности, ненужности и никчемности. И уж тем более обиды или отчаяния. Абсолютно. Говорю же, по сути своей я психологически всегда настроена на позитив.
— А к мужскому предательству как относитесь?
— Мой случай не из разряда предательства, просто так сложилось… И, знаете, с рождением Саввы в моей жизни все начало меняться в лучшую сторону. Как по волшебству. В августе 2009 года сыну исполнился год, а в начале сентября меня пригласили на пробы «Серафимы…». Во время съемок у меня и муж нарисовался. (Улыбается.) Снимали в Крыму, в Феодосии. В тот день, когда туда приехали, у меня как по заказу закончилось молоко, так что никаких проблем со сцеживанием во время работы не возникало. И оставить Савву было на кого — со мной поехала сестра со своей четырехлетней дочкой Лизой, которой как раз был рекомендован крымский климат. И мы всей компанией дружно поселились в прекрасной квартире, которую для нас сняли. Так что все сложилось очень органично.
— Так как же «нарисовался» муж?
— На съемочной площадке между всеми были отличные отношения, а это особенно важно, когда работать приходится изо дня в день. Я вообще всегда со всеми дружу: с гримерами, костюмерами, операторами, видеоинженерами — все друзья. А Толик — он работал осветителем — меня сразу как-то особенно привлек. Интересный молодой человек — приветливый, доброжелательный, умный, с потрясающим чувством юмора. Обаяния — море. Приходя на площадку, будто озарял светом все пространство вокруг себя. И если вдруг возникали какие-то рабочие конфликтные ситуации, все сразу к нему: «Толя, пойди разберись…» И он тут же — на защиту обиженного. Вскоре он начал оказывать мне какие-то незначительные знаки внимания — чашку кофе, допустим, принесет, но, что интересно, всегда в нужный момент. Заботился, одним словом. И это было очень трогательно. Так потихонечку у нас начали складываться свои, отдельные от всех, отношения. Изначально просто почувствовали какую-то симпатию, но чем больше общались, тем больше открывали друг в друге что-то новое. Стало ясно: энергетически мы близки. В какой-то момент я ощутила, что, общаясь с ним, прямо таю. Очень было романтично. Ну а дальше все как-то само собой произошло. Даже не знаю, кто был большим инициатором… Предложение руки и сердца Толя сделал мне уже после съемок, в мой день рождения. По этому случаю был подарен огромный букет из 27 роз — по числу прожитых мною лет — и колечко с бриллиантиком… А потом мы вместе с Толей работали на картине «Редкая группа крови».
Конечно же, самым важным для меня было то, как Анатолий будет относиться к Савве и как сын воспримет его. А тот сразу же беспрекословно признал Толин авторитет и потянулся к нему, как к родному. Толик оказался просто потрясающим, идеальным папой. И сейчас, когда у нас уже двое детей, если мне нужно куда-то уйти, уехать, пусть даже надолго, я совершенно спокойно оставляю сыновей с мужем. Толя легко и ловко со всем справляется, делает абсолютно все, что нужно, и по хозяйству, и по воспитанию: и поругает мальчишек, когда надо, и похвалит, коль заслужили. Как говорится, строгий, но справедливый. И для меня важно, что воспитывает он сыновей правильно, по-мужски. Одна я так не смогла бы.
С Толей у меня появилось ощущение защищенности. Сейчас живу с таким чувством, что если бы его не было, я пропала бы. Хотя умудрялась же раньше самостоятельно решать все проблемы. Но теперь нет — все на Толике. Я могу напридумывать себе массу всяких идей, планов, в голове круговорот. А Толя к любому вопросу относится разумно. Его решения всегда очень адекватны, и они иногда не совпадают с моими, из-за чего я порой расстраиваюсь и обижаюсь, но все равно понимаю, что, как ни крути, прав он. То есть в нашей паре я эмоциональная сторона, а он — взвешенная. А еще у меня по жизни все из рук валится — рушится, крушится, падает, ломается, теряется, и бедному Толе приходится все это находить, чинить, исправлять. (Смеется.) Мне кажется, в глубине души его это немножко раздражает, но он не ропщет и исправно все делает. (Задумчиво.) В общем, на своем опыте я убедилась: женское желание спрятаться за мужчину, за его мнение, короче, переложить на него решение проблем — не выдумка. Есть такое дело.
— Второй ребенок был запланирован?
— Да, мы оба мечтали о маленьком, и нам очень хотелось, чтобы у детей была небольшая разница в возрасте. В итоге получилось почти четыре года.
— У обоих ваших сыновей интересные имена — Савва и Лукьян. Ваш выбор?
— Имя Савва нашла я. Помню, сидела в Интернете, читала, какие бывают имена. Сначала выбрала Тимофея, а потом вдруг наткнулась на Савву, и мне понравилось еще больше. Мужское такое имя, основательное. Да еще столько хорошего про него написано. А Лука (полное имя сына — Лукьян) — это было уже Толино предложение. Я, правда, сопротивлялась, мне имя казалось каким-то странным, но муж очень хотел, потому что так звали его прадедушку. И я согласилась. А теперь мне самой нравится.
— То есть можно резюмировать: сейчас вы счастливы. Или все-таки для полного счастья чего-то не хватает?
— По сути, конечно, я счастливая. Все у меня нормально, все о’кей. Но… Немножко страшновато так конкретизировать. Вот сказала и сразу начала думать: сейчас-то все хорошо, а вдруг что-нибудь нехорошее произойдет… Может же? Все ведь меняется, гарантировать ничего нельзя. Поэтому я стараюсь, как бы это правильнее выразиться, сдерживаться в оценках. Может, даже сознательно убеждаю себя: то, что сейчас, — не предел, чего-то все-таки не хватает. Да и на самом деле, есть ведь и какие-то проблемы, которые надо решать. Например, первое время сложности были с тем, что мы живем в разных городах. Толя — одессит, основное его место работы в Одессе — все тамошние директора картин его очень хорошо знают и зовут на свои проекты. Сейчас, правда, у него картина в Москве, но все равно у нас в основном кочевой образ жизни — мотаемся туда-сюда: то съемки, то Толиных родителей надо навестить. Но ничего, приспособились как-то.
— Вы задумывались о том, что жизнь на самом деле каким-то удивительным образом складывается из черно-белых полос?
— Да, и ко мне пришло четкое осознание: ничего не бывает просто так. Все происходит в нужном месте в нужное время. И встречи, и события. Ну например: нет работы. Совсем. Раньше я воспринимала это как трагедию, чуть ли не головой о стенку билась, думала: «Что ж это такое, почему со мной так?!» Подумывала о том, чтобы совсем крест поставить на профессии. А теперь знаю: это просто был период, один из моментов жизни. Потому что потом вдруг, ни с того ни с сего, наоборот, предложения работы начали поступать со всех сторон. Отбоя не было, оставалось только ломать голову, как разрулить, на что согласиться. И от этого тоже тяжело — тут уже хочется, чтобы работы было меньше. Также и с замужеством: я была уверена в том, что замуж не выйду, ан нет — вон как получилось. И с деньгами такая же история: то они исчезают, то прибывают невесть откуда. И во всем так в жизни: то густо, то пусто. Все переплетено, и все находится в некой гармонии. Потому что все происходящее — по воле Божией, а Ему виднее, когда, что и кому послать — как хорошее, так и плохое… Уяснив это, я научилась спокойно принимать любую свою жизненную ситуацию — без сетований, истерик и стрессов. Из собственного опыта вывела: вслед за большими потерями, за отчаянием непременно приходит что-то очень хорошее. За падением следует взлет. И в этом заключается закон жизни.
Екатерина Порубель
Родилась: 8 июня 1983 года в Москве
Семья: муж — Анатолий Левенец, мастер по свету; дети — Савва (5 лет) и Лукьян (1 год)
Образование: окончила актерский факультет Высшего театрального училища им. Щепкина
Карьера: служит в Малом театре (занята в спектаклях «Усилия любви», «Трудовой хлеб», «Снежная королева», «Касатка», «Бедность не порок»). Снималась в фильмах и телесериалах: «Агитбригада «Бей врага!», «Своя чужая сестра», «Прощайте, доктор Чехов!», «Серафима прекрасная», «Редкая группа крови» и др.
Дата публикации: 15.04.2014
Художественный руководитель Малого театра —
народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Партнеры
Информационная поддержка
Оценка качества услуг учреждений культуры
