Новости

«ВЛАСТЬ ТЬМЫ»: ДВА МНЕНИЯ

«ВЛАСТЬ ТЬМЫ»: ДВА МНЕНИЯ

Свой взгляд на новую постановку Малого театра высказывают на страницах журнала «Станиславский» артист Валерий Золотухин и критик Ольга Галахова

Валерий Золотухин, народный артист России

«Я очень люблю Малый театр. Если где-то что-то сохранилось, то в Малом при всех революциях. Когда я пришел на «Власть тьмы», то надо мной висело, что ставит этот спектакль Юрий Мефодьевич Соломин для Японии. Я вырос на русской печке. Печка — символ крепости и жизни. Она греет, кормит и людей, и скотину. За ней мычит теленок, под ней шныряют и квохчут куры. Не могу представить крепость шевелящейся, тем более ходуном ходящей, когда на нее залезают, тем более когда на ней лежат и говорят текст.
Когда немцы в войну бомбили и сжигали наши деревни и села, оставалось поле, а в поле — голые русские печки. Японцы, подозреваю, не знают, что такое русская печь. Что она значит для русского человека. У них всей земли — с нашу добрую русскую печь. И потому шевелится она или нет на сцене — для них, подозреваю, мало будет иметь значения. А я не могу.
Для меня это хуже, чем вся прыгающая деревня, нарисованная на фоне, когда фон задевают нерадивые пробегающие актеры. Сорок с лишним лет я слышу от Любимова: «Не трогайте кулисы, обормоты! Будьте аккуратны с декорацией при самых невероятных страстях и половецких плясках».
Но вот какой фокус! Я не помню, чтобы печка шевелилась под Михаилом Жаровым и Клавдией Блохиной. Печка наверняка шевелилась под актерами и в том варианте спектакля. Только я этого не помню. Значит, мне было не до печки. Вот так я все для себя сформулировал. Но вечером, не дам себе соврать, когда торговал своими книгами, ко мне подошла наша зрительница и сказала, что посмотрела у Петра Фоменко «Бесприданницу» и спектакль, по ее мнению, никакой, а вот «Власть тьмы» в Малом — замечательная работа театра. Мы видели спектакль один и тот же, но в разные дни.
Еще во мне живет впечатление от «Власти тьмы» с Игорем Ильинским. Хотя Алексей Куди-нович, который играет Акима, по ремеслу мне понравился. Но вот вычеркнуть тот спектакль, который как раз накануне показали по ТВ, никак не мог. Как же память мою всколыхнуло!
«Власть тьмы» — это пробуждение зверя в человеке. Ведь Толстой написал почти документальную драму! Взял факт из судебной хроники — именно сцена покаяния из жизни: русский человек вышел на площадь и покаялся. Но, чтобы показать «власть тьмы», не надо бояться показать животное чувство зверя в человеке, как не боялись этого Толстой и Достоевский. Мне показалось, Юрий Мефодьевич Соломин и актеры нас щадят. А чего нас щадить? Мы такое смотрим в жизни! Страсть, похоть не сыграна, так, шаловливое валяние на соломе. Опять же вспоминаю, как играл Виталий Доронин Никиту, как он лениво потягивался на печи. Но в этом потягивании чувствовался сидящий внутри зверь. Но сейчас идут премьерные спектакли. Может быть, оценку еще рано давать. Малый все равно остается непоколебимым театром, который я люблю и поздравляю с новой работой.»


Ольга Галахова
Несторонний наблюдатель

Восхитил Алексей Кудинович в Малом театре, сыгравший Акима в спектакле «Власть тьмы» по пьесе Льва Толстого (режиссер — Юрий Соломин).
Прямо скажем, актеру выходить в той же роли, на ту же сцену после Игоря Ильинского непросто. Уберечься от сравнений утех, кто помнит легендарный спектакль Равенских, почти невозможно. В Малом Аким без возраста — ему может быть пятьдесят, а может и все восемьдесят. Аким Кудиновича неприметен. Чтобы сыграть эту неприметную приметность, надо обладать какими-то особыми качествами: прежде всего мужеством не премьерствовать.
Судя по биографии актера, в театре он довольно долго был в статусе «космонавта номер два», то на замену Виктору Павлову, то на замену Валерию Носику. Играл то, что давали, и создавал маленькие шедевры, как Ферапонт в «Трех сестрах». Возможно, этот долгий опыт достойного существования на вторых планах и сообщил актеру нечто существенно важное. Кудинович исподволь забирает зал своей игрой. Даже трудно уловить момент кульминации. То он просто стоит в стороне, качает головой, глядя на своего непутевого сына. То через свое заветное словечко «таё», каковое у Акима выражает самые разные смыслы, передает буквально все, что происходит и с героями пьесы, и с ним самим. За слова, за выигрышные монологи в такой роли не зацепишься. Тут надо играть нутром и при этом держать процесс. Кудинович мастерски с этим справляется.
Его Аким не исключительная личность из народа. Актер, если можно так сказать, подчеркивает в своем герое обыкновенность, даже заурядность. Только один-единственный раз он позволит себе выйти в центр сцены, а чаще все бочком, то у печки посидит, покалякает, то помолчит в сторонке, когда сын Никита перед миром будет каяться. Бабы метнутся — заткнись, молодой дурак, но Аким не позволит. Всего один жест старика, но актер вкладывает в него столько мощи, что кажется, чуть ли не сам Лев Толстой вышел на сцену. Тут уже, «таё», никому будет не позволено, «таё», остановить покаяние, «таё». Тут сухощавый старикашка вдруг преображается в духовного старца, но без дидактики, пафоса и морализаторства. Актер благородно проводит эту ключевую сцену. Он возьмет внимание на себя буквально на несколько секунд, чтобы передать пас партнеру, и опять отойдет в сторону, но уже не как подкаблучник при ловкой жене Матрене, а как хозяин ситуации, который уже не позволит изменить правильный ход вещей.


«Станиславский», февраль 2008

Дата публикации: 18.02.2008
«ВЛАСТЬ ТЬМЫ»: ДВА МНЕНИЯ

Свой взгляд на новую постановку Малого театра высказывают на страницах журнала «Станиславский» артист Валерий Золотухин и критик Ольга Галахова

Валерий Золотухин, народный артист России

«Я очень люблю Малый театр. Если где-то что-то сохранилось, то в Малом при всех революциях. Когда я пришел на «Власть тьмы», то надо мной висело, что ставит этот спектакль Юрий Мефодьевич Соломин для Японии. Я вырос на русской печке. Печка — символ крепости и жизни. Она греет, кормит и людей, и скотину. За ней мычит теленок, под ней шныряют и квохчут куры. Не могу представить крепость шевелящейся, тем более ходуном ходящей, когда на нее залезают, тем более когда на ней лежат и говорят текст.
Когда немцы в войну бомбили и сжигали наши деревни и села, оставалось поле, а в поле — голые русские печки. Японцы, подозреваю, не знают, что такое русская печь. Что она значит для русского человека. У них всей земли — с нашу добрую русскую печь. И потому шевелится она или нет на сцене — для них, подозреваю, мало будет иметь значения. А я не могу.
Для меня это хуже, чем вся прыгающая деревня, нарисованная на фоне, когда фон задевают нерадивые пробегающие актеры. Сорок с лишним лет я слышу от Любимова: «Не трогайте кулисы, обормоты! Будьте аккуратны с декорацией при самых невероятных страстях и половецких плясках».
Но вот какой фокус! Я не помню, чтобы печка шевелилась под Михаилом Жаровым и Клавдией Блохиной. Печка наверняка шевелилась под актерами и в том варианте спектакля. Только я этого не помню. Значит, мне было не до печки. Вот так я все для себя сформулировал. Но вечером, не дам себе соврать, когда торговал своими книгами, ко мне подошла наша зрительница и сказала, что посмотрела у Петра Фоменко «Бесприданницу» и спектакль, по ее мнению, никакой, а вот «Власть тьмы» в Малом — замечательная работа театра. Мы видели спектакль один и тот же, но в разные дни.
Еще во мне живет впечатление от «Власти тьмы» с Игорем Ильинским. Хотя Алексей Куди-нович, который играет Акима, по ремеслу мне понравился. Но вот вычеркнуть тот спектакль, который как раз накануне показали по ТВ, никак не мог. Как же память мою всколыхнуло!
«Власть тьмы» — это пробуждение зверя в человеке. Ведь Толстой написал почти документальную драму! Взял факт из судебной хроники — именно сцена покаяния из жизни: русский человек вышел на площадь и покаялся. Но, чтобы показать «власть тьмы», не надо бояться показать животное чувство зверя в человеке, как не боялись этого Толстой и Достоевский. Мне показалось, Юрий Мефодьевич Соломин и актеры нас щадят. А чего нас щадить? Мы такое смотрим в жизни! Страсть, похоть не сыграна, так, шаловливое валяние на соломе. Опять же вспоминаю, как играл Виталий Доронин Никиту, как он лениво потягивался на печи. Но в этом потягивании чувствовался сидящий внутри зверь. Но сейчас идут премьерные спектакли. Может быть, оценку еще рано давать. Малый все равно остается непоколебимым театром, который я люблю и поздравляю с новой работой.»


Ольга Галахова
Несторонний наблюдатель

Восхитил Алексей Кудинович в Малом театре, сыгравший Акима в спектакле «Власть тьмы» по пьесе Льва Толстого (режиссер — Юрий Соломин).
Прямо скажем, актеру выходить в той же роли, на ту же сцену после Игоря Ильинского непросто. Уберечься от сравнений утех, кто помнит легендарный спектакль Равенских, почти невозможно. В Малом Аким без возраста — ему может быть пятьдесят, а может и все восемьдесят. Аким Кудиновича неприметен. Чтобы сыграть эту неприметную приметность, надо обладать какими-то особыми качествами: прежде всего мужеством не премьерствовать.
Судя по биографии актера, в театре он довольно долго был в статусе «космонавта номер два», то на замену Виктору Павлову, то на замену Валерию Носику. Играл то, что давали, и создавал маленькие шедевры, как Ферапонт в «Трех сестрах». Возможно, этот долгий опыт достойного существования на вторых планах и сообщил актеру нечто существенно важное. Кудинович исподволь забирает зал своей игрой. Даже трудно уловить момент кульминации. То он просто стоит в стороне, качает головой, глядя на своего непутевого сына. То через свое заветное словечко «таё», каковое у Акима выражает самые разные смыслы, передает буквально все, что происходит и с героями пьесы, и с ним самим. За слова, за выигрышные монологи в такой роли не зацепишься. Тут надо играть нутром и при этом держать процесс. Кудинович мастерски с этим справляется.
Его Аким не исключительная личность из народа. Актер, если можно так сказать, подчеркивает в своем герое обыкновенность, даже заурядность. Только один-единственный раз он позволит себе выйти в центр сцены, а чаще все бочком, то у печки посидит, покалякает, то помолчит в сторонке, когда сын Никита перед миром будет каяться. Бабы метнутся — заткнись, молодой дурак, но Аким не позволит. Всего один жест старика, но актер вкладывает в него столько мощи, что кажется, чуть ли не сам Лев Толстой вышел на сцену. Тут уже, «таё», никому будет не позволено, «таё», остановить покаяние, «таё». Тут сухощавый старикашка вдруг преображается в духовного старца, но без дидактики, пафоса и морализаторства. Актер благородно проводит эту ключевую сцену. Он возьмет внимание на себя буквально на несколько секунд, чтобы передать пас партнеру, и опять отойдет в сторону, но уже не как подкаблучник при ловкой жене Матрене, а как хозяин ситуации, который уже не позволит изменить правильный ход вещей.


«Станиславский», февраль 2008

Дата публикации: 18.02.2008