Новости

«К 105-летию со дня рождения Елены Николаевны Гоголевой»

Е.Н. ГОГОЛЕВА

«НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ» СТАЯ СЛАВНЫХ. СТЕПАН КУЗНЕЦОВ

Я говорила в начале книги о своих впечатлениях от искусства и человеческого общения со старыми мастерами Малого театра, составлявшими его славу и гордость в конце XIX—начале XX века. Сейчас я хочу рассказать о замечательной плеяде артистов, игравших на сцене театра в мое время, составивших новую «стаю славных». Об одних из них писали больше, о других меньше. Я буду рассказывать, что помню и что может пополнить их характеристику.

Начну со Степана Кузнецова.

Степан Кузнецов пришел в Малый театр в 1925 году, имея за спиной большой жизненный опыт. В молодости он был мальчиком на посылках в книжном магазине. Став актером, гремел в провинции, был любимцем театрального Киева.

Степан Кузнецов входил в нашу труппу в то время, когда каждое новое лицо принималось очень настороженно — подходит или нет к творческому профилю театра. Некоторым старым актерам не нравилась его провинциальная развязность, амикошонство, что у нас совсем не было принято.

Но вскоре он завоевал признание и симпатии и занял в труппе достойное место. Прежде всего он имел успех в. роли Хлестакова. В то время Хлестакова играли два актера — Остужев и Яковлев. Остужеву эта роль мало подходила, он был в ней какой-то искусственный и натянутый. Яковлев был для нее уже стар.

Степан Кузнецов играл Хлестакова ярко и смело, правда, несколько плакатно и на публику. Успех был большой, но окончательно Степан Кузнецов завоевал признание театра и зрителей в роли Шванди в «Любови Яровой». В Малом театре имелся свой признанный комик — Васенин, но, конечно, он был актером неизмеримо меньшего масштаба, чем Кузнецов.

Швандя Кузнецова был новый на сцене Малого театра и совершенно живой и современный образ. Помню, как мы репетировали с ним «Любовь Яровую». Я не чувствовала в нем ни премьерства, ни зазнайства. Во время репетиций он добивался естественной правды положений и яркой комедийности.

Я всегда восхищалась паузами, которые делал Швандя—Кузнецов, рассказывая о том, как он видел Маркса. Искренность, простодушие и наивность Шванди сочетались у него с верой в революцию, с чутьем человека из народа, умеющего отделить настоящих людей от фальшивых и подлых.

Замечательно играл он в спектакле «Огненный мост» белогвардейца Геннадия. Кузнецов придал ему внешнюю характерность—Геннадий заикался. Это был страшный человек, враг, но в нем чувствовался дворянин, проступал оттенок благородства и вместе с тем что-то жалкое и ничтожное.

Наконец, незабываем в исполнении Кузнецова Людовик XI в «Соборе Парижской богоматери». Людовик действовал только в одной из двенадцати картин. На эту картину специально съезжались любители театра, презрев, увы, старания других актеров, и в том числе мои в роли Эсмеральды.

Людовик—Кузнецов—страшный по облику человек: скользкий, жестокий, трусливый, но вместе с тем это был именно король, человек, привыкший повелевать другими.

В спектаклях по понедельникам в филиале Большого театра, о которых я говорила, Степан Кузнецов буквально ошеломлял публику своей «Теткой Чарлея». Очаровательная женщина, с чудесными, нежными обнаженными плечами, изящная, грациозная. С удивительным мастерством играл Кузнецов эту роль.

Иногда мы с ним выступали в концертах в маленьких, как тогда говорили, «скетчах». Столько искрящегося комизма, юмора было в его исполнении, что я, его партнерша, едва могла сдерживать свой, совсем не по роли, смех.

Заразителен он был и своим неповторимым обаянием, а главное, виртуозным искусством перевоплощения—блестяще играя Хлестакова, находил нужные краски и для городничего.

Я часто и по-хорошему грущу об этом слишком рано ушедшем из жизни актере. Как много мог он еще создать чудесных образов, как нужен был Малому театру. Слишком рано, слишком! Его любили в театре. Любили за талант, за товарищеское отношение, за юмор, за любовь к театру, именно к театру, а не к себе в театре. А это прекрасно!